Назови мое имя

После телевизионной съемки мэр Миллс, как и собиралась, поехала в офис. Хотя почти сразу пожалела о столь необдуманном решении: организм все еще не восстановился после болезни, и неуверенность в возможностях собственного тела очень злила женщину. Голова временами кружилась, приступы кашля, хоть и не столь частые как раньше, лишь подчеркивали ее слабость. Лучшим вариантом сейчас была любимая кровать, теплое одеяло и горячий чай. Но сделать его было некому: Свон даже близко не появится на пороге ее дома после того, что произошло; не станет заботливо укрывать; не будет заставлять мерить температуру; и уж точно не стоит вспоминать о чудодейственной мази, которую девушка так нежно втирала. Лежать в одиночестве, вспоминая о нежных прикосновениях, не хотелось. А работа, накопившаяся за время отсутствия брюнетки, требовала пристального внимания к себе, и, к сожалению, много времени. Регина открыла дверь кабинета, в котором не была три дня, и медленно обвела взглядом помещение, ища в нем разрушительные следы пребывания блондинки. Женщина боялась увидеть роскошные портьеры сорванными и сброшенными где-нибудь в углу в аккуратную кучу, изысканную мебель сломанной и разбитой чуть ли не до щепок, а стены и потолок потемневшими от сажи и копоти. Однако, к собственному изумлению, ничего подобного не обнаружила, что было весьма странно. Но потом она вспомнила, что блондинка здесь, наверное, почти не появлялась из-за того, что каждую свободную минуту проводила у ее кровати. Миллс с удовольствием уселась в удобное кресло, и принялась для начала разбирать почту, большая стопка которой занимала чуть ли не четверть стола. Эмма же тем временем неспешно брела по улице, полностью погрузившись в противоречивые думы. Она уже корила себя за столь жестокое поведение с женщиной, упрекала в том, что не смогла сдержать нахлынувших на нее гнева и обиды. Ведь она сама виновата в том, что ее выставили полной идиоткой в прямом эфире. Она могла просмотреть отчеты, изучить графики, узнать о насущных проблемах города, и подумать над способами их решения. Но девушка решила, что достаточно будет проникновенной речи – как это было на выборах шерифа, - и не стала забивать себе голову подобной ерундой. Теперь Свон видела, какой большой объем работы лежит на плечах мэра, понимала, насколько высок профессионализм Миллс, и мысленно восхищалась брюнеткой. Ей, с немногочисленными кошками, пьяным Лероем, а теперь и периодически возникающими суицидальными порывами доктора Хоппера, даже и не снился такой размах и масштаб. Да кого она обманывает! Ей это просто не под силу! Разыскивать людей, и оберегать покой жителей мирного Сторибрука – совсем не то, что управлять городом, пусть и затерянным в густых лесах Массачусетса, пусть и не существующего. Возникло острое желание снять свою кандидатуру, но Эмма знала, что теперь мэр не допустит этого – женщине не нужна такая победа, она хочет выиграть в борьбе, убедившись, что жители все еще не решаются идти против нее. Блондинка вспомнила, как вскрикнула Миллс, когда она слишком сильно потянула ее волосы на себя. В памяти всплыли крепко сжатые запястья брюнетки, и собственные, побелевшие от усилия, пальцы. Теперь девушка поняла, что действительно причинила боль. И кому? Регине! Она хотела сломить ее сопротивление, но ведь не так! «Черт, Свон, что ты творишь, - ругая свою резкость, подумала шериф, - силой от нее ты ничего не добьешься. Тут нужен другой подход» И Эмма тут же решила пойти и извиниться: зачем ждать назначенного времени суток – нужно действовать сейчас, кто знает, что может произойти до вечера. По дороге девушка зашла в закусочную «У бабушки», и купила пару сэндвичей с тунцом – желудок недовольно ворчал, напоминая хозяйке, что неплохо бы подкрепиться. Она собиралась съесть их по дороге, чтобы не терять время, но встретила обеспокоенную Мать-Настоятельницу, которая заявила, что вчера вечером Лерой поломал несколько секций в ограждении возле монастыря. Шериф пообещала разобраться с этим, и совершенно забыла про бутерброды, которые несла, завернутые, в бумажном пакете. Уже идя по широкому коридору мэрии, блондинка увидела, что дверь главного кабинета в этом здании открыта настежь, и непроизвольно замедлила шаг. Она боялась этой встречи, боялась увидеть в направленных на нее карих глазах презрение и равнодушие – Эмма знала, что последнее медленно поглотит ее душу, каждый день превращая малую ее частичку в пепел. Но все-таки шериф вошла в кабинет, и скользнула взглядом по склонившейся над бумагами женщине. Ее поза выдавала напряжение – неестественно ровная, вытянутая, словно по струнке, спина, чуть нахмуренные брови, еле заметная складка, которая пролегла посередине лба. Брюнетка услышала шаги, и вскинула голову. Она уже открыла рот, чтобы отчитать посетителя, который посмел зайти без стука, но, увидев, что это шериф снова опустила глаза в документы. - Регина, я хочу извиниться, - начала Эмма. – Я не хотела обидеть тебя. Понимаешь, на меня что-то нашло, твои слова, словно оборвали внутри какую-то нить, и на минуту я перестала себя контролировать. Пожалуйста, прости меня. Девушка подошла ближе: теперь она стояла прямо напротив мэра, а между ними преградой громоздился стол. Королева смотрела на блондинку, откинувшись на спинку кресла, изучая ее нахмуренное лицо. Женщина поняла, что Спаситель действительно сожалеет о своем поступке, но не собиралась прощать ее так легко – пусть помучается, совесть подскажет ей дорожки, которые заведут на самый край, и тогда нахалка будет ползать у нее в ногах, моля о снисхождении. - Мисс Свон, завтра же вы переедете в другой офис – я не желаю больше терпеть вашу компанию. Отчеты будете передавать через курьера. Наши контакты весьма нежелательны, и я собираюсь сократить их до минимума. И больше никогда, слышите, шериф, никогда не смейте появляться в моем доме, - Миллс видела, как меняется лицо блондинки, и наслаждалась стремительным переходом от сосредоточенности к ужасу. - Регина, пожалуйста, - прошептала Эмма, ослабевшим голосом. Девушка не ожидала такой острой реакции, таких стремительных действий со стороны мэра. - Я не желаю…, - Королева хотела продолжить, но неприятный запах, дошедший до нее от стоящего на столе пакета с сэндвичами, заставил поднести руку к лицу, зажимая нос. – Чем это так воняет? Немедленно уберите с моего стола? – нервно возмутилась женщина, указывая на пакет. Эмма недоуменно подняла брови: - Это всего лишь бутерброды с тунцом. Не знала, что его запах вам так неприятен. - Тунцом? – переспросила побелевшая Регина, теперь зажимая рукой рот. – Простите, - она выбежала из кабинета, не обращая внимания, что из-за ее порыва несколько бумаг упали на пол. Свон недоуменно посмотрела вслед брюнетке, удивляясь ее необычному поведению. Собрав бумаги, она решила дождаться мэра – выяснить, как та себя чувствует. Женщина вернулась минут через десять, и, игнорируя блондинку, сидящую на диване, села в свое кресло. - Как вы себя чувствуете, мадам мэр? – поинтересовалась девушка. - Вас это не касается. Я, кажется, ясно выразилась о своем нежелании видеть вас здесь. Убирайтесь, - процедила Миллс, пронзая Спасителя колючим взглядом. - Я так понимаю, вас тошнит? – Эмма уже сделала некоторые выводы, и спешила поделиться ими с мэром, несмотря на нежелание Регины их слушать. – И на запахи вы реагируете слишком остро. Вы случайно не беременны? - Свон, что ты несешь! Как я, по-твоему, могу быть беременной! - рассердилась женщина. - Я могла бы объяснить как, но, думаю, вы и сами знаете, мадам мэр, - спокойно ответила девушка. – Когда у вас в последний раз были…? Ну, вы поняли. - Я не собираюсь обсуждать это с тобой, Свон. Ты…- внезапно она замолчала, подсчитывая что-то в уме. – Только не это, - брюнетка устало спрятала лицо в ладонях. Эмма же следила за ее метаниями, и когда Миллс практически подтвердила догадку, пришедшую ей в голову, нестерпимая волна боли и ревности поднялась внутри, разрушая на своем пути тонкие стенки сосудов, и разрывая сердце. - Полагаю, стоит передать поздравления доктору Вейлу? – с ноткой язвительности заметила Эмма. – Или есть еще кандидат на роль счастливого папаши? Она не соображала, что говорит, не понимала, что ее тон терзает душу и оставляет царапины на измученном сердце Королевы. Хотелось уколоть, используя самые жестокие и ранящие слова. - Кого еще вы затащили на свое ложе? Ведь никто в городе не смеет и слова сказать! Боятся так, словно одним лишь взглядом вы способны испепелить их слабые тела. Стоит только щелкнуть пальцами, и подле вас окажется любой, кого вы выберете, верно, мадам мэр? Так кто еще, кроме этого поганого доктора был допущен в спальню? Кому еще выпала честь доставить удовольствие Королеве? Девушка распалялась все больше, почти не контролируя себя – она просто говорила то, что подсказывало безумно ревнующее сердце. Она не видела, что лицо брюнетки приобрело сероватый оттенок, и застыло, скрывая все эмоции за каменной маской. - Вон, - ледяной тон, и единственное слово, сорвавшееся с обескровленных губ мэра после того, как блондинка, наконец, замолчала. Свон поднялась и молча покинула офис, захлопывая за собой дверь с такой силой, что стекла на окнах задрожали. Эмма поехала домой. Она не знала, что делать, руки дрожали, а сердце бешено колотилось. В голове больше не было ни одной мысли – только пустота и темнота. Девушка чувствовала себя бесплотной оболочкой, не имеющей ни целей, ни задач – просто вела машину, не разбирая дороги, и то, что приехала она все-таки домой, было лишь следствием выработавшейся привычки. Если бы ее спросили, что она делала в эти несколько часов, пока на Сторибрук не опустился вечер, блондинка не смогла бы ответить. Она не понимала своих действий, не осознавала их – любое движение было чисто механическим, неосмысленным. Час, когда на улице зажглись фонари, стал, словно сигналом к действию. Шериф подскочила, схватила ключи, и опрометью бросилась вниз по лестнице. Особняк встретил Эмму темными глазницами окон, даже дорожка, ведущая к двери, не была освещена. Но шерифа это не остановило: она знала, что Регина дома. Гостей женщина, конечно, не ждала, но это не волновало блондинку – она хотела увидеть Миллс, и никакая сила в мире не смогла бы остановить ее сейчас. Открыв дверь запасным ключом, Свон зашла в холл. Неясные очертания мебели не стали преградой – Спаситель прекрасно знала дорогу. Легко взбежала по лестнице на второй этаж, и остановилась у прикрытой двери, прислушиваясь к тому, что происходит за ней. Вначале девушка подумала, что брюнетка спит, но потом до нее донеслись слабые всхлипы. Королева тихо плакала, и теперь она была причиной этих слез. Скрипнула дверь, пропуская гостью, и Эмма, приподняв одеяло, шмыгнула под него. Она крепко обняла вздрогнувшую брюнетку, буквально сдавливая ее тело в объятьях. Регина пыталась оттолкнуть, отбиться, освободиться от цепкого захвата блондинки. Свон предвидела эти попытки, поэтому стиснула ее еще сильней, придавливая ноги бедром, сжимая содрогавшееся тело. И ждала, пока мэр затихнет и перестанет вырываться. Вскоре женщина успокоилась, и Спаситель ослабила тиски, не отпуская совсем – ей хотелось просто прижиматься к брюнетке, просто быть рядом, не позволяя кому-либо еще прикасаться к ней. Эмма легонько поцеловала женщину в затылок и прошептала: - Прости. Пожалуйста, прости, Регина.