***
Когда Дину становится лучше, и он начинает самостоятельно ходить на костылях, Кастиэль всё чаще оставляет его в квартире одного. Дин предполагает, что тот фотографирует репетиции и выступления, и от этого ему становится грустно. Он скучает по танцам. Он не разрешает себе думать об этом, но в глубине души он знает – с переломом бедренной кости для него всё закончилось. Когда он поправится, он, конечно, сможет снова танцевать, но недостаточно хорошо для того, чтобы выступать на большой сцене. Дин думает, что он должен был быть готов к этому. Ему тридцать пять, и даже если бы он урвал ещё одно десятилетие выступлений, после них ему бы всё равно пришлось уйти в отставку. И он понятия не имеет, чем ему заниматься весь остаток своей жизни. Эти мысли расстраивают его, как и все остальные, касающиеся его больной ноги. Он устал от костылей и физической терапии, и от того, что вынужден проводить всё своё время, слоняясь между диваном и кроватью. Он устал от жирной еды на вынос, которой он питается круглыми неделями, он устал от спортивных штанов, устал от таблеток, и он очень устал от одиночества. Как ни странно, он не устал от Кастиэля. Дин понимает, что скучает по Кастиэлю, когда тот уходит. Он понимает, что боится того дня, когда Кастиэль вернётся в свою собственную квартиру. И этот день стремительно приближался. Прошло уже шесть недель: Дину пора снимать гипс и полностью переходить на костыли. Однажды, возвращаясь домой, Кастиэль попадает под ливень. Его волосы прилипают ко лбу, одежда прилипает к телу, а стекающая с него вода заливает пол гостиной Дина. – Ого, ты похож на крысу. Кастиэль вытирает воду с глаз и поднимает взгляд на Дина. Дин усмехается. Всего несколько литров воды понадобилось для того, чтобы пугающий бог секса стал выглядеть так доступно. Кастиэль заглядывает в свой чемодан с одеждой, принесённый из дома, и вздыхает, обнаружив, что тот пуст. – Давно не посещал прачечную? – Ты о той, что в подвале на два лестничных пролёта ниже? Ага, давно. Кастиэль стряхивает свой насквозь промокший плащ и вешает его у двери. Он выскальзывает из своих ботинок, снимает носки, и некоторое время стоит босиком, продолжая заливать пол водой. Он выглядит несчастным. – Кас, просто возьми что-нибудь из моей одежды. Ты знаешь, где она лежит. Стоя прямо посреди гостиной Дина, Кастиэль кивает и снимает с себя мокрую футболку. Глаза Дина расширяются при виде оголённого торса Кастиэля и его рук – более мускулистых, чем он мог себе представить: всё же Кастиэль сумел поднять его вверх по лестнице, Дин должен был догадаться. Ещё больше его дразнит узкая талия Кастиэля и его угловатые бёдра; капли дождя стекают вниз по спине, и Дин был бы не против слизать их своим языком… Руки Кастиэля опускаются к пуговице джинсов, и во рту Дина внезапно становится сухо. – Эй, – Дин тормозит его. – Я сказал тебе надеть мою одежду, а не мучить меня видом своих идеальных голых бёдер. У меня шесть недель никого не было, ну, ты знаешь. Сжалься надо мной хоть немного. Кастиэль через плечо смотрит на него. – Я не знал, что тебе нравятся мужчины. – Чувак, я танцор балетной труппы. Большинство людей не в курсе, что мне нравятся женщины, – Дин замолкает, запоздало задумавшись над фактом, что, возможно, Кастиэля тоже привлекают мужчины. Он почти смеётся. После стольких раз, когда тот помогал ему в душе, Дин только сейчас задался этим вопросом. В свою защиту он может сказать только то, что последние недели его интеллектуальные способности находились явно не на пике своих возможностей. – Но, к счастью многих, я не привередлив. – О, – только и произносит Кастиэль. Он поднимает мокрую футболку с пола и исчезает в спальне Дина. Дин размышляет, не заставил ли он Кастиэля почувствовать себя неловко. Он собирался просто безобидно пофлиртовать. Прошли недели с тех пор, как он в последний раз флиртовал хоть с кем-нибудь. Он просто хотел убедиться, что до сих пор умеет это делать. И Кастиэль должен был знать, что Дин флиртует практически со всеми – но, видимо, раньше он считал, что Дин флиртует только с женщинами. В любом случае, его сексуальная ориентация не могла оказаться таким шокирующим откровением. Они работают в мире профессионального балета. Здесь мужчины, которым нравятся другие мужчины - совсем не редкость. Кастиэль возвращается, подсушив волосы полотенцем и надев на себя джинсы Дина и одну из его футболок. Одежда хорошо сидит на нём, хотя, возможно, немного свободна. Кастиэль садится на диван и включает телевизор. Около часа они смотрят его в полном молчании. – Я думал о том, чтобы переехать обратно в свою квартиру, – делится Кастиэль с Дином. – Хорошо, – отвечает Дин. Он хочет сказать ему «пожалуйста, не надо», но он не может просить Каса больше ни о чём подобном. Он думает о том, как тихо и одиноко теперь будет в его квартире, и о том, что он больше никогда не сможет вернуться к своей работе, и ещё об одной очень-очень большой проблеме: он по-прежнему не знает, чем ему заниматься всю оставшуюся жизнь. – Я всё так же буду приходить проведывать тебя. Так часто, как захочешь. – Да. Круто, – Дин сглатывает, когда чувствует что-то подозрительно напоминающее ком в горле. – Я должен тебе, Кас. Спасибо за это всё. – Конечно, – соглашается Кастиэль.***
Верный своему слову, Кастиэль прекращает спать на диване Дина. Он по-прежнему проводит много времени в его квартире, однако отношения между ними меняются. Никто из них не вспоминает о комментариях Дина про идеальные бёдра Кастиэля или про ужасно разочаровывающий ответ Кастиэля на этот комментарий. Однажды Кастиэль предлагает Дину прийти посмотреть репетицию «Жизель». Дин неохотно соглашается. Он хочет выбраться из дома, но не уверен, что будет себя нормально чувствовать, наблюдая за танцами других людей. К несчастью, когда он начинает одеваться, он сталкивается с проблемой. Молния на его джинсах отказывается застёгиваться. Дину было трудновато натянуть их на бёдра, но он подумал, что это из-за того, что он долгое время не надевал их. Но когда он снимает джинсы и смотрит на себя в зеркало, он обнаруживает, что месяцы малоподвижного образа жизни и нездорового питания беспощадно сказались на его ранее изящной талии. Мягкая резинка боксёров впивается в кожу. У него больше нет кубиков пресса. У него появился животик. Он тычет пальцем в новую мягкую плоть на своей талии и хмурится. Он разворачивается. Определённо, на его заднице и бёдрах тоже появился жир. Он падает на кровать. Стоять, не опираясь на костыли, до сих пор утомительно, и дело вовсе не в том, что он чертовски жалок. – Кас, – зовёт он. – Кас, я больше не хочу никуда идти. Кастиэль появляется в дверях его спальни, полностью одетый, загруженный сумками с камерой и оборудованием, и Дин слишком поздно вспоминает, что он сам сейчас сидит на кровати в одних боксёрах и носках. Не то чтобы до этого Кас не видел его раздетым, но тогда были смягчающие обстоятельства. Теперь всё по-другому. Он жалеет, что не надел на себя хотя бы футболку, а потом думает о том, что футболка бы некрасиво обтянула его живот, и радуется, что не сделал этого. – Почему? Это достаточно невинный вопрос. Дин может ответить, что не очень хорошо себя чувствует, Кас купится на это и позволит ему остаться одному. Но он не хочет оставаться в одиночестве. Он падает обратно на кровать и тут же жалеет об этом. – Что мне теперь делать? Кому нужен старый толстый неудачник, не способный больше танцевать? – Ты не неудачник. – Вижу, ты не отрицаешь всего остального. Кас вздыхает и садится на кровать. Он снимает с себя сумки с оборудованием и камерой, склоняется к ним и что-то ищет внутри. Он достаёт одну из своих фотографий, распечатанную на картонке 8х10, но Дину не видно, что на ней, пока Кас не отдаёт её ему в руки. Это Дин до несчастного случая. На мгновение ему кажется, что Кас показывает ему это фото с нарочитой жестокостью: напоминая Дину о том, каким он был раньше и чем занимался. Но затем он снова смотрит на фото. Он хорошо помнит тот момент: они целый день танцевали «Щелкунчика» для учеников начальной школы. После спектакля одна из маленьких девочек вырвалась из-под бдительного ока своего учителя и, разыскивая Дина, прокралась за кулисы. Она улыбнулась ему, словно знала, какие неприятности у неё появятся после побега. Очарованный, он поднял её за талию и закружил в воздухе. Она подняла вверх руку, сгибая одно колено, и Кастиэль поймал этот момент на камеру. Дин помнит её смех. Он помнит, как они ходили по театру в поисках её учителя, помнит ощущение её крошечной ручки в своей руке. На нём до сих пор был надет костюм принца, когда они наконец-то нашли остальную часть её класса во главе с обеспокоенным учителем; дети завизжали, ломая построенные ряды и окружая его. Учитель извинялся за них, но Дина позабавило происходящее. Он не знал, что Кас наблюдал за ним, не говоря уже о том, что он успел снять его на камеру. Дин думает о других моментах, когда Кастиэль мог сфотографировать его. Он думает о том, что его больше никогда не сфотографируют на сцене. – К чему это? – Ты любишь детей. Дети любят тебя. – Дин снова смотрит на снимок. Не только маленькая девочка выглядит счастливой. – И тридцать пять – это не старость. И кого волнует, что у тебя больше нет шести кубиков? – Не знаю, Кас. Меня и всех моих будущих сексуальных партнёров? – В таком случае, тебе нужно спать с лучшими людьми. – С кем, например, Кас? Кто захочет меня? Я хорош в единственном деле в этом мире, и я больше не могу им заниматься… – Дин замолкает, когда замечает устремлённый на него сердитый взгляд Кастиэля – или скептический, или как там ещё можно назвать взгляд, говорящий: Дин Винчестер, ты – наиочевиднейший в мире псих. – Ты? – недоверчиво спрашивает он. И садится. – Я. – Господи, Кас, почему ты ничего не сказал? Я неделями чувствовал себя виноватым, я думал, что испугал тебя или… Серьёзно, какого хрена? Кастиэль делает глубокий вдох. – Я не хотел, чтобы ты подумал, что я пытался воспользоваться ситуацией. Я добровольно решил ухаживать за тобой – я знал, что твоего брата нет в городе, а у меня было свободное время. И потому что ты мне нравился, конечно, но не… – Да, и ещё ты хотел получить что-то из этого, – говорит Дин, указывая на свою обнажённую грудь, и усмехается. – Вижу, твоя самооценка восстанавливается. – Не знаю, она снова исчезнет, если ты сейчас же меня не поцелуешь. Кас пользуется предложением и, взяв лицо Дина в руки, целует его. Раньше Дин считал, что Кастиэль очень сконцентрирован во время съёмки, но всё блекнет по сравнению с тем, как он сконцентрирован сейчас: его язык скользит в рот Дина, его руки зарываются в волосы Дина и держат его так крепко, что Дин забывает, чем они вообще только что занимались. Кастиэль снова укладывает его на кровать, и Дин позволяет ему, он позволяет Кастиэлю аккуратно опустить его и склониться над собой. Щетина Кастиэля царапает его щёки и шею, когда Кастиэль поцелуями спускается вниз по его телу, посасывая кожу достаточно сильно для того, чтобы на шее и ключицах остались маленькие красные пятнышки. Кастиэль много внимания уделяет его соскам, и Дин дрожит от удовольствия. К нему давно никто так не прикасался. Он стискивает в кулаках футболку Кастиэля, мечтая, чтобы они оба сейчас оказались без одежды. И когда Кастиэль спускается ещё ниже, туда, где раньше был рельефный пресс, а теперь остался только пикантный животик, Дин зарывается рукой в его волосы. – Кас. Кастиэль, не отрывая своих губ от тела Дина, поднимает на него синие, полные ярости глаза. Дин чувствует, как краснеет. – Ох… Он хотел попросить Каса остановиться. Откинуть в сторону шутки о своей восстановленной самооценке, потому что ему не хотелось, чтобы Кас уделял столько внимания той части его тела, из-за которой он комплексовал. Но, возможно, всё в порядке. Возможно, ему нравится. У Дина не получается закончить своё предложение, и Кастиэль продолжает целовать его, лизать и посасывать, спускаясь ниже к пупку Дина. Один раз он даже кусает Дина, прежде чем тот удивлённо оттягивает его за волосы. Кастиэль смеётся, а потом зарывается носом в его живот, заставляя Дина извиваться на кровати. Кастиэль сползает на пол, становится на колени между его бёдер и стягивает с них боксёры. Он смотрит на Дина, и Дин понимает, что тот спрашивает разрешения. – Боже, Кас, – вздыхает Дин, и его голова падает обратно на матрас, – делай, что хочешь. Судя по всему, Кастиэль хочет взять член Дина в свой кулак и пройтись по нему языком. Дин вздрагивает от удовольствия. Кастиэль заглатывает его, принимает член Дина в свой горячий влажный рот, пока тот не начинает упираться ему в горло, и в этот момент Дин прекращает думать о чём-либо вообще. Логично, что с занятым ртом Кас не мог издавать всех тех звуков, что разносятся сейчас по квартире, но Дин не может узнать своего собственного голоса. Он никогда раньше не разговаривал в постели. – Чёрт, Кас, господи… Да, вот так, о мой бог… Кас… Кас! Он кончает невероятно сильно, невероятно быстро. Но затем над ним склоняется Кас, расстёгивая ширинку на своих брюках, он дрочит на живот Дина, и Дин уверен, что никогда прежде не видел ничего более горячего. Кас падает на него, прижимаясь к нему всем телом, его футболка пропитывается спермой, оставшейся на животе Дина, но его это совершенно не волнует. Кас целует местечко между шеей Дина и его плечом и поднимает свой взгляд вверх. – Тебе не больно? Ноги Дина немного протестуют после получаса, проведённого в согнутом состоянии. – Ага, возможно, нам следует сменить положение, – говорит он. Кас скатывается с него, и, распрямляя свои ноги, Дин растягивается на кровати. – Тебе не нужно идти на съёмки репетиции? Кастиэль смотрит на часы. – Я уже опоздал. Смогу застать их и завтра. – Хорошо, – отвечает Дин. – У тебя тут небольшое пятно, – он указывает на липкую влажность, которая вовсе не небольшая, – на футболке. Кастиэль смотрит вниз и поджимает губы в подобии улыбки. Он стягивает с себя футболку и вытирает ею остатки спермы с кожи Дина. Потом он бросает её на пол, а сам, полуголый, падает обратно на кровать. – Значит, ты снова собираешься дразнить меня своим плоским животом и идеальными бёдрами. Кастиэль закатывает глаза. – Неужели ты не понял сути того, что только что произошло? Тебе ещё раз нужно продемонстрировать, каким невообразимо привлекательным я тебя считаю? – Ага, – отвечает Дин. – Совершенно уверен, что нужно.