Грим

But there's a side to you That I never knew, never knew All the things you'd say They were never true, never true And the games you'd play You would always win, always win But I set fire to the rain Watched it pour as I touched your face Let it burn while I cry 'Cause I heard it screaming out your name Но в тебе есть черта, О которой я никогда не знала: Всё, что ты говорил, Было неправдой, было неправдой, И в каких бы играх ты ни участвовал, Ты всегда выходил победителем. Но я подожгла потоки дождя, Касаясь твоего лица, смотрела, как он льётся, Пусть дождь горит, пока я плачу, Потому что я слышу твоё имя в нём. Adele — Set Fire to the Rain Шумное дыхание... Стон.... Каждое прикосновение обжигает кожу. Его губы блуждают по ее телу. Она выгибается навстречу сладостным ласкам. С губ срывается полустон-полукрик. Серые глаза становятся черными от страсти, делая его похожим на зверя. Зверя, прирученного ею. Гермиона, задыхаясь, открыла глаза. Сердце испуганной птицей билось о грудную клетку. «Сон, это опять тот сон», — заверила себя Гермиона. Собственный голос в голове показался неубедительным. Воспоминания о ночи в объятиях Драко Малфоя восстанавливались по крупицам, складывались в памяти, как пазл, яркими порочными картинками из снов. Они преследовали по ночам, не позволяя забыться, напоминая о собственной слабости. Страх этих снов заставлял Гермиону допоздна засиживаться за чтением книг, сократив и без того краткие часы отдыха. От жажды неудовлетворенного желания хотелось выть, кричать, разбить пару ваз о стену. Глупое тело желало Малфоя. Гермиона закрыла лицо ладонями, сдерживая слезы, безысходность и злость душили, заставляли задыхаться от собственной беспомощности. Тихая боль поднялась с глубин души и затопила сознание. Гермиона вскочила с кровати, босиком спустилась по лестнице, не слыша шепот волшебников на картинах и визгливого ворчания портрета Вальбурги Блэк, зашла в одну из комнат особняка и остановилась перед гобеленом с родословным деревом древнейшего семейства Блэк. Старая ткань выцвела, местами ее прогрызли докси. Но имена волшебников, бесследно почивших в веках и забытых своими потомками, оставались нетронутыми беспощадным временем. Золотая нить, образующая родословное древо, слабо мерцала, как и девиз «Чистота крови на век» в нижней части полотна. От имени Нарциссы Блэк тянулась вертикальная тонкая линия с именем единственного сына. Гермиона провела рукой по золотистым витиеватым буквам, подушечками пальцев ощущая каждый штрих, крючок, петлю заглавной буквы имени. Душа Гермионы рвалась на части: она ненавидела и любила его. Или любила и только потом ненавидела? Она не знала ответ. Золотистая нить сгорела быстро, оставив черное выжженное пятно на месте его имени. — Что ты делаешь? — Гермиона обернулась и увидела позади себя потрясенного Гарри. Он посмотрел на выжженную надпись, потом на дрожащую Гермиону, и тихо выругался. В его руке возник стакан и флакон с успокоительным зельем. — Выпей! И будь добра, объясни свое поведение. Гермиона яростно швырнула стакан в стену и выкрикнула в лицо Гарри: — Я люблю его, понимаешь? Люблю чертового Малфоя! Она высказала вслух то, что подтачивало внутреннюю силу каждый день. Вместо ожидаемого облегчения появилась опустошающая гнетущая слабость. Ноги подкосились, и Гермиона упала на пол, успев подставить руки в последний момент. Гарри присел рядом, заменил флакон с зельем на бутылку с плескавшимся на дне огневиски. — Нет, не понимаю и боюсь понимать, если то имя я услышал верно. Объясни мне снова. Но Гермиона захлебывалась слезами и не могла говорить. Тогда Гарри заставил ее сделать несколько глотков из бутылки с огневиски. Горькая жидкость обожгла горло и прояснила помутившийся рассудок. — Я не знала, что это он. Прошу, поверь мне, — сбивчиво объясняла Гермиона, — если бы знала, подозревала на одну бесконечную малую вероятность, никогда бы не позволила себе влюбиться. Не ждала, не мечтала, не доверяла. Я люблю и ненавижу его. И это разрывает меня на части. Медленно, больно. И я начинаю принимать это как наказание за собственную ошибку, слепоту, не знаю... Хотя какое наказание? Глупые высокопарные слова отчаявшегося человека. Не надо, не перебивай, — жестом руки остановила попытку Гарри вставить свое слово. — Еще и сны заставляют медленно сходить с ума. Я говорила себе, быть может, целую сотню раз. Малфой — кошмар моих школьных лет. Первый человек, который заставил меня почувствовать себя недочеловеком рядом с ним — волшебником по праву рождения, рода, крови. Были и другие, не отрицаю, но он запомнился лучше всего. Он оскорблял меня, нас, и я научилась не замечать, не слышать пустых угроз и злых слов. Но часть из них проникала сквозь мое равнодушие, ранила сердце. Особенно последние полгода он как будто вознамерился добить меня, наглядно показать самые отвратительные свои стороны, — Гермиона умолкла, одной рукой вытирая слезы, другой пытаясь натянуть на колени подол ночной рубашки. — Знаю, Гарри, не говори. Он не только противный злой мальчишка из моего детства, а Пожиратель смерти. И у него, как любого преступника, есть свой круг жертв. Но он столько раз спас мою жизнь! Не один и не два. Ведь невозможно так правдоподобно притворяться: быть великодушным, мужественным, заботливым, настоящим... С ним я чувствовала себя защищенной. Стоило ему появиться, и мой страх исчезал. Веришь? Я сама не верю... В моей голове до сих пор не укладывается, что это он. Я говорю себе: «Гермиона, ты ненавидишь его». И верю в то, что говорю. Но каждое утро, беря в руки свежий выпуск газет, мое сердце замирает. Только не увидеть бы некролог с его именем. Тогда я обращаюсь к себе со словами: «Ты дура, Гермиона Грейнджер!» Но чувствую чертово облегчение. Гермиона замолчала, и Гарри мысленно спросил себя, глядя на бутылку огневиски, не крепкий напиток ли стал причиной этого сбивчивого нереального и от того слишком правдивого монолога. — Ты просишь понять меня, поверить. Но я не могу сделать ни первого, ни второго. Как из всех парней мира ты выбрала его? Ты убеждаешь, что не знала, кто он, но не объясняешь, как он смог обмануть тебя. — Гарри снял очки и закрыл глаза. — Ты утаиваешь часть рассказа, без которой я не смогу понять твои чувства. Я знаю тебя, Гермиона Грейнджер. Ты бы не влюбилась в него оттого, что он вдруг повел себя с тобой вежливо, сказал комплимент, от его прикосновения не вспыхнула б искра большой страстной любви, как пишут в романах, которые читает Джинни. Но что он к тебе чувствует? — На празднике, когда мы виделись в последний раз, он сказал, что любит меня, — тихо ответила Гермиона и положила голову на плечо Гарри. — Я не верю ему. — Но он пытался объяснить тебе свое поведение? Мерлин, я не знаю, каким словом это назвать. — Я не стала слушать новую ложь. Мне было так больно и хотелось лишь одного — отгородиться от него, забыть. Я почему-то решила, что, если разом порвать связующие нас нити, боль утихнет, и жизнь станет прежней — понятной, простой. — Но это не твоя жизнь, я угадал? — горько спросил Гарри и неловко обнял ее. — Эх, если бы сейчас нас видели журналисты — завтра все первые полосы газет кричали бы о нашем романе. Гермиона нервно рассмеялась. — Но нет вездесущих писак, и не спасти им меня от неловких слов и ошибочных советов, — грустно произнес Гарри. — Видит Мерлин, я бы никогда не отдал тебя в руки Малфоя. Но я посоветую объясниться с ним. Забудь о боли и обиде или наоборот выплесни их на него. Только не громи мой дом, — с улыбкой добавил он. — Если было бы легко забыть. — Мы ведь люди, и это уже нелегко. Они проговорили всю оставшуюся ночь и часть утра.

* * *

Часы внизу пробили пять раз и своим торжественным звоном заставили Гермиону проснуться. Накинув теплый халат, она вышла из бывшей комнаты матери Сириуса, которую теперь занимала. Желудок заурчал, напоминая о себе. — Мисс Грейнджер проснулась? Гермиона резко обернулась и увидела в дверях кухни Кикимера. — Ох, Кикимер, ты напугал меня. — Прошу прощения. Кикимер думал, вы еще спите. Молодая мисс желает что-нибудь? — Не откажусь от чая, — произнесла Гермиона и присела на один из стульев под внимательным взглядом Кикимера, суетившегося возле плиты. Поставив греть чайник, эльф на мгновенье растворился в воздухе и спустя пять секунд появился с подносом, закрытым клетчатым полотенцем. Гермиона заглянула под полотенце и увидела еще пышущий жаром пирог c патокой. Кикимер погрозил ей пальцем, но девушка разглядела на лице старого эльфа лукавую улыбку, редко озарявшую морщинистое лицо. — Мисс слишком любопытна. Гермиона невольно улыбнулась. — Кикимер, ты же позволишь мне взять кусочек? Потому что если пирог увидит Гарри, то через пару минут от него останутся лишь крошки. — За пирог можете не беспокоиться — я испек еще два, — заговорщически добавил эльф. Гермиона расхохоталась. — А где Гарри? — Хозяина срочно вызвали в Министерство, — недовольно пробурчал Кикимер. — Что-то творится в мире, Кикимер и остальные эльфы чувствуют. Они говорят, что такое происходило несколько сотен лет назад, когда наши земли и земли негодников-гоблинов постигло несчастье. Тогда эльфам пришлось просить помощи у волшебников. «Флоренц сказал бы сейчас, что Марс очень ярок», — мысленно усмехнулась Гермиона. — И что же происходит сейчас? — Мисс слишком любопытна, — снова повторил Кикимер. Чайник засвистел, эльф, взяв в руки смешную тряпку, сшитую в форме большого гриба, поднял его своими тонкими ручками. Гермиона подавила желание помочь Кикимеру, зная, что обидит его. — Ты составишь мне компанию? — поинтересовалась Гермиона. — Хорошему домовому эльфу не пристало есть за одним столом с хозяевами или их гостями. — Тогда, может, я составлю? — послышался приятный мужской голос. — Нет, пожиратель пирогов! — с притворной яростью произнесла Гермиона и звонко рассмеялась. Она хотела показаться веселой и беззаботной, но напряжение внутри росло. Ночная истерика прошла, и теперь Гермиона не знала, как смотреть в глаза Гарри. Гарри сел на соседний стул, Кикимер поставил перед ним и Гермионой две большие кружки с чаем. И, повинуясь приказу хозяина, растворился в воздухе. — О чем ты так мило беседовала с Кикимером? — спросил Гарри. Похоже, он не стремился продолжать ночной разговор. — Он рассказывал мне, что эльфы чувствуют неясную опасность. Такую же ощущали его предки перед тем, как потеряли свои земли и были вынуждены просить помощи у магов, которые воспользовались их беспомощностью и сделали вечными рабами. — Знаешь, Гермиона, я не эльф, но тоже чувствую, что наш хрупкий мир трещит по швам. Я думал, что прошлогодний Новый год был для меня самым ужасным, но этот поколебал мою уверенность. Слава Мерлину, мракоборцам удалось быстро нейтрализовать преступников. — Это с Кингсли ты сегодня встречался? — Гарри кивнул. — Тех, кто исчез после соприкосновения с огненным лассо, не нашли? — К сожалению, нет. Бармены, пускавшие лассо, находились под действием мощнейшего Империуса. Их воспоминания за предшествующие два дня словно вытерли тряпочкой — работал профессионал. Подобных специалистов крайне мало даже среди мастистых мракоборцев. Продолжается расследование взрыва в твоем доме. Было выяснено, что около десяти вечера неизвестная группа лиц взломала охранные заклинания и установила в комнате на втором этаже магловскую бомбу с таймером. — В моей комнате, — тихо повторила Гермиона. — И это не случайность. — Таймер был выставлен на полночь. Они не могли знать, что ты покинешь праздник раньше полуночи. Взрыв был произведен с целью устрашения, чтобы, вернувшись, ты застала одно пепелище. — Но они не учли, что у меня самый мудрый кот в мире. — Напомни мне, чтобы я чаще гладил его, — серьезно произнес Гарри. — А нашли того, кто ранил Малфоя? Гарри внимательно посмотрел на Гермиону сквозь круглые линзы очков и быстро отвел взгляд. — Тоже нет. Мракоборцы уже раз десять допрашивали Рэя Добсона. Ведь сначала он и другой целитель объявили, что Малфой умер, а потом, что выжил. Рэй повторяет то же, что говорил прежде. Малфой умер, он сам провел диагностику тела, а сомневаться в компетенции Добсона нет смысла. Он молодой ученый, лучший хирург во всей стране. Во время господства Волдеморта жил в Мунго и спас сотни жизней. Не знаю, что от него добиваются мракоборцы, но главный целитель Мунго пожаловался Кингсли, что его лучший врач вместо того, чтобы оперировать, вынужден просиживать часы на бесполезных допросах. — Еще одна тайна в нашем мире окажется неразгаданной. Ее прервал требовательный стук в окно. Маленькая серая сова, похожая на Сычика, впорхнула в открытую форточку. — Кто пишет? — заинтересованно спросил Гарри, наливая воду в блюдце для уставшей птицы. — Один друг хочет увидеться, — произнесла Гермиона, хмуро перечитывая строчки. — Придется тебе допивать чай в одиночку. Гарри пожал плечами и углубился в чтение «Ежедневного пророка», принесенного Кикимером на серебряном подносе. Он уже давно смирился с аристократичными замашками своего домашнего эльфа. Прошло около получаса, за которые Гарри съел большую часть пирога и прочел статьи о расследованиях новогодних беспорядков, краже в музее древних искусств, беспорядках в Отделе Тайн и скандальном замужестве наследницы древнего состоятельного рода и врача-магла. — Что-нибудь интересное? — В Отделе Тайн неразбериха, — ответил Гарри, украдкой разглядывая Гермиону. «Юбка коротковата для дружеских встреч. Свидание?» — подумал он. — Ты надолго? — Своим вопросом и прищуренным взглядом ты напоминаешь моего отца. — Будь осторожна, — проигнорировал ее насмешливый укор Гарри. — Держи палочку не в сумочке, а там, где ее удобно будет вытащить в случае опасности. — Кому ты это рассказываешь? — с легкой улыбкой спросила Гермиона. — Я сплю с волшебной палочкой, позволяю себе оставить ее, лишь уходя в душ. То есть позволяла до одного случая. Поэтому не беспокойся за меня, — Гермиона легко чмокнула его в щечку и растворилась в воздухе. В окнах многочисленных уютных кафе, респектабельных ресторанов, шумных трактиров горел свет, виднелись силуэты посетителей: компаний молодых волшебников, влюбленных парочек и тех, кто только ждал свою вторую половинку. Возле «Дырявого котла» Гермиона разглядела знакомую фигуру, а вблизи от нее — стайку хихикающих девушек. — Кристиан! — Здравствуй, Гермиона! — Кристиан элегантно поцеловал ее руку, вызвав у толпы девушек протяжный вздох. — Прошу следовать за мной в одно уютное местечко. Как поживаешь? — Сложный вопрос, — Гермиона пожала плечами. — Никаких тревожных событий, незнакомцев на заднем крыльце? — Взорванный дом, два дня в палате Мунго, вызовы и допросы в Министерстве. Кристиан выругался — и в ближайшем магазине задребезжали окна. — Мне жаль, я надеялся, они не успели добраться до тебя, — в его голосе чувствовалось искреннее сожаление. — Кто они? — Позже, — произнес Кристиан, открывая перед ней двери кафе. Внутри помещения играла приятная музыка, на каждом столике горели свечи, создавая в помещении атмосферу романтики. В воздухе витал дразнящий вкусный запах магловской пиццы. — Не удивляйся, это единственный волшебный бар в Лондоне, где готовят настоящую итальянскую пиццу. — Ты прочитал мои мысли? — улыбаясь, спросила Гермиона. — Нет, твои эмоции, — скромно ответил Кристиан и сделал короткий жест официанту. — Ах, да, ты ведь эмпат, я и забыла, — вспомнила Гермиона. — С наступлением нового года мои силы усилились во много раз, что стало для меня настоящим кошмаром, особенно после трех месяцев, проведенных без магии. Трудно сдерживать силу, как излучаемую, так и поглощаемую, поэтому стекла не только дрожат, когда я злюсь, но и взрываются осколками на мою несчастную голову. Знаешь, я не ел пиццу с тех пор, как оказался в Тарбете, — грустно улыбнувшись, признался Кристиан, — думал, никогда больше и не попробую магловскую стряпню. Но Мерлин миловал. Пока Кристиан делал заказ, Гермиона внимательно рассматривала его, сравнивая с оставшимся в памяти образом уставшего от жизни, изможденного и морально, и физически человека. Короткая стрижка шла ему намного больше, чем грязная масса длинных неопрятных волос. Дорогая темно-фиолетовая рубашка, черные брюки, элегантное кашемировое пальто и шарф в тон рубашке придавали лоск. Сейчас перед Гермионой сидел уверенный в себе неотразимый мужчина, удивительно напоминающий Малфоя. — Как ты узнал мое настоящее имя и адрес? — спросила Гермиона. — Просмотрел газеты за те месяцы, что отсутствовал. Героиня войны! — ощутив ее эмоции, Кристиан примирительно поднял руки. — Не возмущайся. Я понял, как сильно тебе надоела шумиха вокруг твоей персоны. Адрес мне дал один знакомый из Отдела правопорядка. Иметь связи в правительстве — весьма дорогостоящая вещь, но полезная. Как поживает Джон? Не удивлюсь, если ты скажешь мне, что под капюшоном скрывал свое лицо Гарри Поттер. — Гарри здесь не причем, — рассмеялась Гермиона. — Я не общаюсь с Джоном. Кристиан молчал, пока официант раскладывал на столе приборы и распространяющую изумительный аромат большую пиццу. — Не буду спрашивать, что между вами произошло, — вдыхая аромат, заметил Кристиан, — но мне необходимо с ним встретиться. Мое дело касается вас обоих. — Мы отдали тебе трубку и дневник — единственное, что связало нас с Орденом. Связь распалась. — Я тоже так думал. Но наступил новый год, и выяснилась одна досадная вещь для племянницы Анабель, ставшей в наши ряды. Анабель рассказывала вам о ключе? — Да. Орден отправил его в небытие сроком на шестьдесят лет в тысяча девятьсот тридцать девятом. — С наступлением первого января тысяча девятьсот девяносто девятого года по времени нулевого меридиана ключ появился в нашем мире. Джоэли, наша прорицательница, должна была увидеть его пришествие. Магия чаши не только усиливает ее природную цыганскую магию, но и связывает своего обладателя с ключом, позволяет следить за местонахождением, состоянием, всплесками силы. Но Джоэли ничего не ощущает, что означает: связь с ключом передалась одному из временных обладателей чаши. Лично я предполагаю, сила передалась тебе, так как ты особа женского пола, но Джон владел чашей дольше, что также нельзя сбрасывать со счетов. У тебя не было каких-нибудь странных снов, необычных видений, связанных с будущим? Гермиона вспомнила о преследующих ее во сне порочных воспоминаниях и отрицательно покачала головой. Они не были обычными, но относились лишь к последствиям влияния ящика Пандоры. — А в новогоднюю ночь? — Не помню, Кристиан. Около полуночи взорвали родительский дом, я находилась в нескольких ярдах и попала под взрывную волну. Приехавшая скорая помощь увезла меня в магловскую больницу с сотрясением мозга и ожогами, кто-то из врачей говорил мне, что в бессознательном состоянии я шептала странные вещи про свет. Но это не означает, что я унаследовала связь с ключом. — А может, и означает. В любом случае, мне срочно нужен Джон. Сам Магистр просил меня. — Как же ваш кодекс, гласящий встречаться лишь в случае войны? — А она уже началась. Армий пока не видно, но солдат учат убивать, — Кристиан горько улыбнулся. — Я давно хотел встретиться с тобой и совсем не хотел говорить об Ордене и требовать что-либо. Но мне необходимо, чтобы до конца недели вы с Джоном связались со мной. — Джон пропал, возможно, был похищен. Кристиан откинулся на спинку стула и прикрыл веки. — Твой дом взорвали, Джона похитили. А ты не веришь, что война началась. — Я верю в то, что она не кончалась, — Гермиона подняла бокал и с грустной улыбкой добавила: — За то, чтобы война когда-нибудь закончилась.

* * *

Ад не отпускал. Щупальца чудовищ впивались в тело, окутывали каждый сантиметр кожи и увлекали обратно в нижние круги преисподней. Драко перестал различать, болезненно-воспаленные видения перед ним или явь, ужасающая больше, чем образы, возникающие в голове. Он не знал, жив или мертв, не помнил имени, данного при рождении. Сознание иногда вспыхивало тусклым светом озарения и растворялось под гнетом потусторонних существ. Он открыл глаза, еще видя пред собой жутких тварей, сделал глубокий вдох. Вдыхаемый воздух показался ледяным, и Драко захлебнулся кашлем. Из носа потекла кровь, тонкой струйкой капая на белоснежные простыни. — Пациент очнулся! — Рэй подошел к кровати Малфоя, на ходу вливая в стакан с водой золотисто-прозрачные капли. — Пей, и даже не смей морщить нос. Целитель говорил нарочито бодрым голосом, но лицо было бледным, осунувшимся от беспокойства. Зелье, данное Рэем, подействовало мгновенно — кровотечение остановилось. Драко с трудом произнес: — Что со мной случилось? — Как ты себя чувствуешь? — игнорируя вопрос, спросил Рэй. — Жарко, голова, словно в огне. Сложно говорить, — отрывисто закончил Драко. Голос Рэя становился тише, пока совсем не затих. Солнечный свет, льющий из окон, исчез, на Малфоя обрушилась темнота. Драко увидел незнакомый перекресток четырех проселочных дорог, вдохнул ночной воздух, пропитанный дневным жаром, ароматом полевых трав и уличной пылью. В центре перекрестка, скрестив руки на животе, стоял светловолосый мужчина в черном плаще. Воздух вокруг вибрировал, накаляясь от заунывной песни, которую шептали его посиневшие губы. Из его носа и ушей текла кровь, а с каждым новым словом на теле появлялся кровоточащий порез. Кровь пропитала плащ, сделав блестящей темную ткань. Песнь завершилась — и взметнулось сердитое жаркое пламя. Мужчина оказался в центре огненной пентаграммы, и с ним заговорила сама Смерть, коснувшись ледяным дыханием его лица. Малфой закричал и проснулся, ощущая могильный холод на своей щеке. Попытался сесть на постели, но руки противно задрожали, и он рухнул на подушки. — Драко, тебе не следует вставать! — Рэй, это ты? — сипло прошептал Малфой, пытаясь восстановить дыхание. — Где я? — В моей новой загородной вилле. Твой отец подарил за то, что я вытащил тебя с того света. Он боялся, чтобы в больнице тебя снова не попытались убить, поэтому, как только твое состояние стало удовлетворительным, мы переместили тебя сюда. Правда, незаконно, и все газетчики, а вместе с ними и население нашей великой Родины, полагают, что тебя похитили, — быстро, но четко произносил Рэй, проводя беглый осмотр состояния пациента. — Люциус обещал уладить «похищение» с мракоборцами. Но если меня уволят с работы и лишат лицензии целителя, тебе придется до скончания жизни слушать мои горестные стенания. Вилла защищена заклинанием Доверия, поэтому можешь не беспокоиться. Твое состояние улучшается, вскоре я заставлю твое тело функционировать как прежде. Ты съедешь из лучшей комнаты, и я смогу приглашать сюда красивых манекенщиц. Драко рассмеялся. — Спасибо, что в очередной раз спас меня. Я в вечном долгу перед тобой. Рэй нахмурился и наколдовал возле постели Малфоя большое белое кресло. — В этот раз не уверен, что в этом виноват я. Черт меня возьми, если я хоть что-то понимаю! — Рэй задумчиво почесал затылок. — Ты умер в ночь с тридцать первого декабря на первое января. Все признаки указывали на мгновенную смерть. В тот момент я еще не располагал данными о смертельном яде на клинке и предполагал, что ты скончался от ранения, а не от индийской отравы, действующей в течение двух-трех минут. Знаю, что и сейчас твое сердце не бьется, хоть ты смотришь на меня, говоришь и даже дышишь. Но вернемся в новогоднюю ночь, когда твой труп лежал передо мной на операционном столе. Остановка кровообращения, дыхания. Спустя пять-шесть минут начались необратимые изменения организма. Через два часа твое тело стало холодным, были уплотнены жевательные и мимические мышцы. И прочие признаки указывали на трупное окоченение. Я не успел спасти тебя. Мне оставалось принимать остальных раненых во время праздника и горевать, что такая задница, как ты, покинула наш бренный мир. Но что я вижу, возвращаясь в морг через два часа, чтобы проститься с твоим телом и оформить документы для безутешных родственников? Ты дышишь! Тяжело, с хрипами, как отъявленный курильщик, но дышишь! Сначала я решил, что сошел с ума, но, позвав медсестру, понял, что и она лишилась разума. Тем не менее, мои руки работали отдельно от помутившегося рассудка. Я прооперировал тебя, ввел противоядие и, убедившись, что твое тело реагирует на внешние раздражители (сердце ведь все еще не билось!), отправился к твоему отцу с известием, что ты жив. Слава Мерлину, я успел раньше мракоборцев. При ином раскладе, предполагаю, известие о твоей смерти подтолкнуло бы Люциуса к окончательному безумию. Не смотри на меня так. Ты не можешь отрицать, что после смерти Нарциссы он не в себе. Из воздуха появился домовой эльф с подносом в руках. — Кристи накормит тебя горячим бульоном. — Я не хочу, Рэй. Мне надо увидеться с отцом, — с усилием выговорил Малфой, но позволил эльфу усадить себя в постели. — Ты съешь все до последней ложки, Драко! Не веди себя как ребенок, — фыркнул Рэй. — И не заставляй меня применять силу. Чем быстрее восстановишь силы, тем скорее встретишься с отцом. — Почему его нет здесь? С ним все в порядке? — Я говорил, что мы вывезли тебя из Мунго незаконно, то есть похитили из палаты. Тебя пытался убить весьма влиятельный человек, раз смог пробраться на закрытую правительственную вечеринку. У тебя враги в самых верхах Министерства, поэтому Люциус не доверил защиту единственного сына мракоборцам. Сейчас твой отец должен быть на допросе в Министерстве, и пока он не может навестить тебя, так как за ним следят. — Когда в последний раз ты связывался с ним? — Два дня назад я получил его письмо вместе с раненой совой. И мне, дипломированному целителю, пришлось лечить птицу. — Не горячись. Лучше отнесись как к необычному опыту, — примирительно попросил Драко, с удовольствием поглощая горячий луковый суп. Только сейчас он осознал, насколько был голоден. — А как же твоя работа? — Чтобы не вызывать подозрений, я все пять дней, что ты пролежал здесь без сознания, работал в больнице. Каждые полчаса трансгрессировал из Мунго, проверял твое состояние и возвращался обратно. Несколько раз Кристи вызывала меня, когда тебе становилось совсем плохо. На допросы ходил почти так же часто, как по нужде. Ох, и намучился я с тобой, Малфой. Рэй действительно выглядел уставшим. Лицо покрывала трехдневная щетина, глаза покраснели, халат был сильно измят, и на манжете правого рукава виднелись засохшие пятна от горчицы. — Сейчас я дам тебе лекарство. Ты уснешь, а когда проснешься, то сможешь объяснить другие волнующие меня вопросы. — Но я устал спать, Рэй, — запротестовал Драко. — Ты хочешь быстрее выздороветь? Если да, то слушайся своего врача и не смей ему перечить, — серьезно пояснил целитель. Он вытащил из кармана маленькую бутылочку, поболтал ее и протянул Малфою. Жидкость на вкус была чуть солоноватой. «Как слезы», — промелькнула неожиданная мысль, но Малфой уже не помнил, откуда знает вкус слез. Нестерпимо хотелось закрыть глаза, спастись от света, режущего глаза. Последним, что разглядел Драко, была сгорбившаяся фигура Рэя возле окна. Ночной кошмар продолжился с момента, на котором завершился в последний раз. Перед глазами Драко возник перекресток, мужчина, закутанный в окровавленный плащ. Языки пламени взметнулись снопом искр в бархатно-черное небо и погасли при ее появлении. — Зачем ты вызвал меня, Грим Камбан? Твое время еще не настало, я не забираю раньше назначенного срока. — Не забирай душу моего брата. — Ты, ничтожный человечишка, пытаешься отдавать приказы мне? — от ее хриплого смеха земля покрылась инеем. — Мое заклинание сковало тебя, и ты не сможешь выйти за пределы пентаграммы. — Глупец, ни одно заклинание не в силах сдержать меня на долгое время. Мое возмездие будет страшным, Грим. — Я исполню все, стану верным слугой, нет, рабом. Лишь оставь его в живых. Моя мать и Халлотта не вынесут его смерти. — Ах, Халлотта — твоя возлюбленная и жена старшего брата. От ее слез и слез матери кровоточит глупое сердце Грима Камбана. Любовь — могучая сила, но опасная, иногда жестокая. Даже я не всегда властна над ней. Твой брат — жестокий убийца, вор. И ты любишь его? Или счастье Халлотты дороже жизней тех, кто умер из-за его жажды власти и трусости? Его расколотая душа не представляет ценности, а ты хочешь, чтобы она продолжала гнить в мире живых. — Я хочу, чтобы он жил. — На что же ты готов ради старшего брата? Грим Камбан молчал. — Боишься — не говори, но если сказал — не бойся. — На все. Взметнулся хладный ветер и пригнул Грима к земле, как хилое деревце во время бури. — Отныне и до конца твоих дней ты будешь верно служить мне. Я наделю тебя силой, способностью проникать в потусторонние миры. Эта мантия впитала твою кровь. Отныне она будет скрывать истинный лик моего слуги, — взметнувшийся порыв ветра опустил капюшон, скрыв бледное лицо Грима Камбана. — Ты будешь убивать таких, как твой старший брат, всю свою долгую, уж об этом я позабочусь, жизнь. Ибо не сможешь существовать рядом с ними, дышать одним воздухом, а увидев однажды, не найдешь покоя, не упокоив их. А если попытаешься укротить себе век, то я буду возвращать тебя в мир живых, прогнав по всем кругам ада. Но прежде чем я приду забрать твою душу, ты передашь дар следующему. Тому, в ком тьма не погасила света, а свет не рассеял тьму. Отрекись от семьи, от себя, оставь лишь имя, которое ты передашь последователям. Грим. Грим. Грим. Звук имени нарастал, многократно отражаясь от содрогнувшейся земли и задымленного воздуха. Имя еще звучало в ушах, когда Драко открыл глаза. Открывшееся знание тяжким бременем легло на душу. Вечный слуга смерти получил проклятие из-за любви. Проклятие, которое ныне нес на своих плечах Малфой. Он закрыл глаза и злобно прошептал: — Проклятая любовь! — Что-что? Повтори, я не услышал, — в дверном проеме появился Рэй. — Сегодня ты позволишь мне встать или снова опоишь снотворным? — Позволю составить мне компанию за ужином, но не встать. Ужин оказался для Драко не очень приятным, так как его еда оказалось типично безвкусной, как в любой больнице. Рэй же нахваливал кулинарные способности своего домовика. После целитель устроился в мягком белом кресле с бокалом белого вина. — Ты хочешь заморить меня, — недовольно пробурчал Драко, глядя на свой стакан с молоком. — После того, как я всю неделю боролся за твою жизнь? Я похож на сумасшедшего? — притворно возмутился Рэй и сделал глоток. — Прекрасное вино. Между прочим, подарок одного из пациентов. — Между прочим, мой отец тебе виллу подарил, — подражая его голосу, напомнил Малфой. — Ты связывался с ним? — Нет, тот раз был последним, — покачал головой Рэй. — Твое состояние я оцениваю как удовлетворительное, поэтому решусь задать мучающий меня вопрос, — он запнулся и долго молчал, прежде чем продолжить. За окном скрипнула ветка, испуганно заухала сова. — Твое сердце не бьется. Тебя убили, я зафиксировал смерть: налицо все стандартные признаки. Я видел твой труп, понимаешь? Но сейчас ты сидишь передо мной, пьешь молоко, которое терпеть не можешь. Что ты с собой сделал, Драко? Продал душу дьяволу? — последнее предположение Рэй попытался произнести в шутливой форме, но все равно получилось серьезно. Драко мелкими глотками осушил стакан с молоком, ощутив на краткий миг слабую нить эмоций своего друга. Любопытство и страх. Или подозрение? А может, презрение, грусть? Чем старательнее Драко пытался определить эмоцию, тем сильнее болела голова. Боль стала невыносимой, и он оставил болезненные попытки. Не только слабое тело, но и силы, на которые он привык опираться, подвели его. — Почти. Я не умру до определенного момента, — осторожно произнес Малфой. — Ты опять связался с темной магией! Сколько раз я буду вытаскивать тебя из дерьма? — в сердцах воскликнул Рэй. — Дерьмо — это моя жизнь, — поморщившись, произнес Драко, — и вытащить меня тебе не удастся. Сколько раз я жалел о заключенной сделке. Она дала мне очень многое, но забрала самое ценное. А я поздно понял, как значимо оно было. Представляешь, Рэй, я влюбился. Однажды отец говорил мне, что спать можно со многими женщинами, а любить — одну-единственную. Теперь я верю, хотя мне всего восемнадцать. Перед смертью особо остро ощущаешь жизнь, и я не сомневаюсь, что действительно люблю. Но ирония в том, что она любит не меня, а мою вторую страшную сущность. Любит его — таинственного, сильного, ироничного, не меня — циничного, противного, оскорбляющего и получающего от этого удовольствие. Она не видит во мне тех других качеств, не видит во мне души. — А ты пытался показать ей их? — нахмурившись, спросил Рэй. — Сейчас ты закатишь глаза и назовешь меня глупцом. Нет, я не хотел, чтобы она узнала меня. Приводил глупые доводы и до определенного времени не сомневался в их правильности. Она семь лет раздражала меня своей внешностью, происхождением, вечным стремлением жертвовать собой ради других. Да и сейчас мне становится плохо от мысли, что она в любой момент готова отдать жизнь за двух идиотов. Как они могут позволять ей? Убить бы ее, чтобы вот здесь, — Драко приложил руку к груди, — не болело. Но ведь болеть не перестанет, да? — Ты сам ответил на свой вопрос, — сказал Рэй, беспомощно разведя руки. — Ты ведь говоришь про ту девушку, которую я лечил. Мне тогда пришла в голову подспудная мысль, что тебе она небезразлична. Такая трогательная забота, признаться, не ожидал подобного от тебя. И да, ты глупец. Зачем все усложнять? Почему не признаться и не показать, что ты бываешь нормальным человеком? — Она швырнула мое признание мне в лицо. А у меня нет времени бесконечно предлагать свою любовь. — Но она-то любит тебя или того (я уже совсем запутался) другого тебя?! — нетерпеливо воскликнул Рэй. — Ненавидит меня обоих, — с грустью произнес Драко. — Хватит бесполезных рассуждений. Жалость к себе отравляет. А меня и без того ранили отравленным клинком. — Мне никогда не удавалось понять, почему ты делаешь все, чтобы было плохо не только окружающим тебе людям, но и тебе самому? — Если бы я знал. — Ты действительно идиот, Малфой. Теперь я беспокоюсь за тебя еще больше. Куда уж больше? — Не стоит, мой друг, — ответил Драко и, сонно моргнув, закрыл глаза. Он уснул мгновенно, не слыша сетований Рэя и не чувствуя привычной тяжести на душе. На следующее утро его навестил отец и настоял, чтобы на время расследования Малфой скрылся за пределами Англии. Заранее не принимая никаких возражений, Люциус приказал домовикам собирать вещи сына. Драко и не собирался сопротивляться. Он чувствовал искреннюю заботу и настоящую отцовскую любовь, в которой до конца своей жизни ни разу не усомнился.

* * *

Секретарь окинула взглядом знаменитую гостью. Магловские джинсы, светлая блузка, темное невзрачное пальто на сгибе локтя. Героиня войны вопреки громким заявлениям и шокирующим статьям в газетах выглядела обычной девушкой. Тяжело вздохнув, секретарь приоткрыла дверь и робко доложила: — Целитель Добсон, к вам... — Я просил меня не беспокоить! Или я не ясно дал указания? — сердито отозвался Рэй, выглядывая из-за высокой кипы бумаг нас столе. — Это Гермиона Грейнджер, сэр. — Мисс Грейнджер? Так почему ты заставила ее ждать в приемной? Не ожидал, проходите. — Благодарю, Рэй, я ведь могу вас по-прежнему так называть? — спросила Гермиона, войдя в кабинет. — Естественно. Вы на какое-то время спасли меня от горы отчетов, которые необходимо прочитать и подписать. — Рэй указал рукой на кресло, предлагая присесть. — Признаться, ненавижу бумажную волокиту. Так что стало причиной визита? Вам нужна профессиональная консультация? — Я знаю, что вы друг Малфоя. Хотя в наличии у него друзей я до последнего сомневаюсь. — Не могу ручаться за него, но я считаю себя его другом, — неожиданно жестко произнес Рэй. — Несмотря на все противоречивые слухи о его смерти и воскрешении, пока нет официального некролога. Я знаю, что умереть он не мог. У него сердце не бьется, — Гермиона закусила губу и на одном дыхании выпалила: — Вы могли бы посодействовать нашей встрече? — В мои обязанности входит врачевание тела, а врачевание души способствует быстрейшему выздоровлению, — сказал Рэй, его глаза лукаво поблескивали. — Как его состояние? — Стабильное. Он слаб, подорваны не только физические силы, но и магические, что сложнее поддается лечению. Магию не вернуть зельями, — Рэй посмотрел на часы. — Сейчас Драко ждет меня в кафе, напишу тебе название на бумаге. Мой испанский оставляет желать лучшего, поэтому могу ошибиться в букве. Языки мне никогда не давались. Портал активизируется через сорок семь секунд. Попрошу вас передать Драко зелья, — Рэй всучил растерявшейся Гермионе звякнувший пакет со смешным снеговиком на упаковке, — и напомнить, что зелье в фиолетовом флаконе принимать трижды в день после приема пищи, а в белом — при крайней необходимости, если вследствие перенапряжения снова будет предобморочное состояние. Все, портал загорелся. — Рэй, я не могу вот так сразу! — Зачем откладывать? Я знаю точно, в глубине своей заблудшей души он ждет тебя. Пальто оставьте, в нем вы будете выглядеть неуместно, как и в зимней обуви. Эх, я остаюсь без великолепного кофе... Рэй подтолкнул Гермиону к магловскому градуснику на столе, и она, растерянно сжимая ручки нелепого пакета, коснулась портала. Прохладный, несколько сухой воздух кабинета сменился теплым влажным напоенным ароматом цветов; негромкий, лукавый, как и его обладатель, голос Рэя Добсона — гулом проезжающих машин, голосами уличных торговцев. Гермиона вышла из темного переулка, в который ее перемести портал, на бульвар, мощенный светло-бежевой плиткой. Кафе, рестораны, магазины начинали открываться. Продавцы отворяли двери и окна, вывешивали яркие вывески, переговариваясь друг с другом на красочном испанском языке; рыбаки наперебой расхваливали выложенный на прилавки товар, добавляющий в аромат улиц морскую ноту; вдалеке звенели колокола собора, вливаясь в уличный шум чистотой и возвышенностью своего звучания. Ветер трепетал листья пальм, шаловливо поднимал платья и юбки проходящих женщин. Он окутал Гермиону своими теплыми объятьями и повел к нужной вывеске. «Rio de la Plata», — значилось на вывеске маленького кафе, спрятанного в тени пальм и на листке с корявым почерком доктора Добсона. На улице стояли ряды деревянных стульев и столов, накрытых белоснежными скатертями. Посетителей ранним утром было немного, и Гермиона сразу заметила знакомую фигуру за центральным столиком. Подскочивший официант проследовал за ней до столика Малфоя. — Скажи ему, что я буду кофе, — произнесла Гермиона и села напротив растерявшегося Драко. Гамма непередаваемых чувств промелькнула на его лице и скрылась за настороженным выражением. — El cafe. Официант радостно кивнул и умчался выполнять заказ. — Малфой, неужели магловское кафе? — удивленно спросила Гермиона. — Здесь отличный кофе. — Единственное, что привлекло тебя в магловской культуре. Это достойно величайшей похвалы, — сарказм в ее голосе не был прикрыт. Гермиона пыталась задеть его словами, но одновременно боялась взглянуть на него, предпочитая осматривать окрестности. — Роль меня не идет тебе, Грейнджер, — спокойно заметил Драко. — Почему ты прибыла в Пуэрто-Анхель? Неужели соскучилась по моей скромной персоне? — Очень. Меня замучили кошмары, сегодня даже приснилась наша свадьба. Драко рассмеялся. — Во снах отражаются подсознательные желания. — И самые жуткие страхи, — в тон ему заявила Гермиона. Официант поставил перед ней чашку кофе и, покраснев, пробормотал что-то на испанском. — Он говорит, у меня очень красивая спутница. — Спроси у него, когда он освободится после работы? Я не ходила на свиданья со вчерашнего дня. — Она заметила, как Драко непроизвольно сжал руки в кулаки, и решилась посмотреть ему в лицо. Гермиону удивили его глаза, они были не теми безликими, что она помнила по школьным годам, а черными, засасывающими, как у зверя, с растворенной опасностью в глубине. Лицо Малфоя осунулось, скулы заострились, в светлых волосах виднелась седая прядь. — Я принесла посылку от Рэя, — Гермиона достала из расшитой бисером сумочки смешной пакет. — Зелье в фиолетовом флаконе принимать три раза в день, в белом — при крайней необходимости. А это от Ордена. Кристиан просил не раскрывать без тебя. — С ним была на свидании? — Здесь письмо и... маховик времени. Но он иной, чем тот, что был у меня на третьем курсе. — У тебя был маховик времени? — удивился Драко и осторожно взял цепочку. После тщательно осмотра он произнес: — Во всех справочниках написано, что подобные маховики были уничтожены в восемнадцатом веке. Видишь, вместо песочных часов — солнечные. Такой маховик позволяет перемещаться во времени не на несколько часов или дней, а на года, века! Орден, — он понизил голос, — обладает поразительной мощью. — Оглохни! — тихо произнесла Гермиона, незаметно взмахнув палочкой под столом, и начала читать письмо: — Уважаемые Джон и Джейн! С прискорбием сообщаю, что с наступлением нового года и ввиду некоторых открывшихся обстоятельств вы оказались в большей опасности, чем прежде. Будет крайне прискорбно, если вы будете убиты. Но до этого прошу отправиться в прошлое и встретиться с Анабель для выяснения обстоятельств передачи и возвращения магического дара. На маховике выставлено время прибытия — 23 июля 1956 года, Квартал Чародеев, Барселона. По моим данным, Анабель участвовала в Мавританском карнавале. Крайний срок вашего отбытия из настоящего — девятнадцатое января, девять вечера. Иначе вы не успеете вовремя. К сожалению, я немного рассеян и часто ронял маховик, вследствие чего появились ограничения в перемещениях. Искренне ваш, Магистр. — Потрясающе, он ронял бесценный маховик, — неожиданно злобно произнес Малфой и потер переносицу указательным пальцем. — Письмо не внушает мне доверия. — Мне тоже не нравится, когда меня посылают в прошлое... Она умолкла на полуслове, а потом оказалась прижатой к полу массивным телом Малфоя. Словно в воздухе лопнула веревка — взрыв сотряс основание города. Улицы осыпало дождем разбившихся стекол, завыли сирены машин, отчаянно заголосила женщина. Гермиона видела, как поднялся недавно обслуживающий их официант и упал, сраженный зеленым лучом. Град магических лучей обрушился на разрушенную площадь. Люди пытались подняться — и падали мертвыми. — Протего максима! — Репелло Инимиготум! — произнес Малфой, вытащив из кармана палочку. — Бегите! Скорее! Золотистый полупрозрачный щит накрыл площадь. Маглы бросились бежать вниз в сеть запутанных переулков, в другую сторону от града смертоносных лучей, ослабляющих силу защитного купола. — Я не могу трансгрессировать, — произнес Малфой, тяжело опускаясь на пол. — Они установили антитрансгрессионный щит. — Но ты же перемещался в Хогвартсе! — в отчаянии закричала Гермиона. — Через минуту защитный купол не выдержит натиска. — Я потратил слишком много сил на заклинание, — тихо произнес Драко, запрокинув голову. Из его носа текла кровь. — Черт, Малфой! — со злостью воскликнула Гермиона и оглядела площадь. Людей не осталось. Небеса громыхнули, и на землю упала первая капля дождя. Затем еще одна и еще, и начался ливень. — Черт! — снова произнесла Гермиона и, ненавидя себя и проклятую судьбу, накинула на шею себе и Малфою цепочку маховика времени. Треск защитного купола заглушили потоки льющегося с небес дождя. Лучи магических заклинаний столкнулись на месте, где секунду назад были два волшебника. И дождь зажегся огнем.