* * *
— Эх, ну и угораздило тебя попасть в Больничное крыло перед самим Хэллоуином, — произнес Гарри. — Да уж, — невесело признал Рон. Рон находился в Больничном крыле уже больше суток. Мадам Помфри поставила диагноз: перелом правой ноги, ушиб ребер и сотрясение мозга. Она нещадно поила Рона всякими горькими зельями, чтобы скорее срослись переломы, обмотала всего бинтами. И к тому же сказала, что провести в больнице ему придется по крайней мере неделю. Так что ни о каких вечеринках речи не могло идти. — Я смотрю, тебя тут не забывают! — присвистнул Гарри, оглядывая внушительного вида гору сладостей на тумбочке. — Тебя все наши уже навестили. — Ага. Почти, — невесело произнес Рон. — Гермиона вчера сюда приходила, — как бы невзначай сказал Гарри. — Да? — Рон тут же оживился. — Как узнала, сразу примчалась. Вся бледная, как Джинни. А потом пришла Лаванда, начала истерить, что это она твоя девушка, а не Гермиона. В общем, как обычно. Тогда Гермиона и ушла, чтобы твоя Лав-Лав успокоилась и нас всех не выгнала мадам Помфри. — Как же Лаванда меня достала! — в сердцах произнес Рон. — И ты опять не можешь с ней расстаться, — процедил Гарри. — Не хватает духу, как и на шестом курсе. — Гарри, ты понимаешь... Блин, была бы такая книга: «Как расстаться с девушкой без слез и соплей». Я бы ее за любую цену купил. — А так ты не можешь, да? — недовольным тоном спросил Гарри. — Помирился бы, наконец, с Гермионой... Она скрытная стала. Все в себе прячет. Я чувствую, как ей тяжело... А она ведь молчит, да и пропадает куда-то иногда. — Я видел, как она возвращалась откуда-то около полуночи. Может, она с кем-то встречается? — Не знаю. Если бы это был кто-то из гриффиндорцев, мы бы уже знали. Слизерин отпадает сразу, это без вариантов. Пуффендуй и Когтевран. Ну, здесь не знаю. — Вроде бы с этих факультетов вокруг нее никто не крутился, — подтвердил Рон. — Нет, надо все-таки что-то делать с Лавандой. Гриффиндорец тяжело вздохнул. — Ладно, Рон, мне пора, — произнес Гарри, глядя на часы. — Ты там подумай о том, чтобы хотя бы просто помириться с Гермионой. Я уже устал разрываться между вами.* * *
До начала праздника в честь Хэллоуина оставалось около двух часов. На вечеринку, которая длится до полуночи, допускались ученики начиная с четвертого курса. Ученики первого, второго и третьего курса праздновали День всех святых в гостиных факультетов. Следующий день был учебным, так что праздновать младшим курсам разрешалось до половины одиннадцатого вечера. Сейчас же коридоры Хогвартса были пусты. Все наряжались, гримировались, в общем, готовились к празднованию. Профессор Флитвик украшал Большой зал, в который пока никого не пускали. В этом году преподаватели посовещались и решили, что надо сделать ученикам праздник. Дети, пережившие так много, заслуживали положительных эмоций. Конечно же, ученики были полностью с ними согласны. Магазины в Хогсмиде брали приступом, все карнавальные костюмы были проданы за считанные дни. Каждый хотел выделиться, удивить всех. И все держали свои костюмы в секрете. Гермиона долго не могла придумать, что же надеть. И потому дождалась того, что все карнавальные костюмы разобрали. Сначала она и не думала идти на вечеринку, но Джинни и профессор Морисон были более чем убедительны. Выручила гриффиндорку все та же Джинни. У нее было два костюма, так как сначала она хотела одеться по-другому, но потом решила надеть костюм в одной тематике с Гарри. Ее запасным костюмом был наряд секси-медсестры в очень коротеньком белом халатике. Комплект дополняли красные чулки, пояс и колпак. Сначала Гермиона категорически отказалась надевать его, на что Джинни резонно спросила: «Пойдешь в школьной мантии? Или будешь пугать всех фирменным свитером Уизли с буквами «Г.Г.»?» Делать было нечего. Купить или найти другой костюм не представлялось возможным. Гриффиндорка его чуточку подправила. Добавила кровавых брызг и след от пули в области сердца. Так этот наряд становился подходящим по стилю для празднования Хэллоуина. Гермиона взглянула на часы. До прихода Джинни и Гарри оставалось не так много времени. А еще надо было успеть принять душ, высушить волосы и сделать кучу разных мелочей. Все это на предельной скорости. И тут девушка заметила, как на столе засветился кристалл. Свет становился ярче с каждой секундой. «Я что ему, собачка — бегать по каждому зову?» — зло подумала Гермиона, входя в душ. Она злилась на себя, на свои глупые мысли и глупые надежды. На то, что постоянно вспоминает прошлую встречу с Гримом. Злилась, что он так долго не приходил и не забирал у нее эту трубку, из-за которой у нее появился непонятный бзик. Мысли сменялись одна другой, но все они крутились вокруг Грима. На этот раз струи воды не успокаивали ее. Не уносили с собой плохие мысли, не приносили облегчения. «Интересно, он все еще ждет меня? Нет. Наверняка уже ему надоело, и он свалил куда-нибудь. Как обычно», — пронеслось в голове Гермионы. Она выключила воду и потянулась за полотенцем, пытаясь достать его из-за шторки, закрывающей душевую кабинку. На вешалке его не оказалось. — Полотенце ищешь? — произнес мужской голос. От неожиданности Гермиона рванула на себя шторку вместе с палкой, пытаясь прикрыться. — Грим! Ты больной? Что ты... что ты здесь делаешь? — воскликнула Гермиона. Мужчина рассмеялся, рассматривая мокрую девушку, закрывающуюся ужасной шторкой в мелкий цветочек. — Ну, ты ко мне не пришла. Поэтому я решил прийти к тебе. — В ванную? — Ты ведь здесь. Знаешь, больше всего опасался, что ты будешь петь в душе. Но, слава Богу, пронесло. Это радует. Гермиона поперхнулась. — Сколько же ты здесь стоишь? — Достаточное время. Мне даже жарко стало. Мантия Грима была расстегнута, только застежка на капюшоне оставалась нетронутой. Из-под мантии выглядывал черный джемпер. — ТЫ! Пошел отсюда! Извращенец! — Я уже стал извращенцем? — протянул Грим. — А я думал, ты поблагодаришь меня за то, что я принес полотенце. Ты ведь оставила его на кровати, а я как доброй души человек... — Грим, я не буду повторять! — А что ты мне сделаешь без палочки? — испуганным голосом поинтересовался он. — У-у-у, мне так страшно! Убьешь меня палкой от этой страшной шторки? Но тогда прикрываться тебе станет нечем. — ГРИМ! Он рассмеялся, положил на вешалку полотенце и вышел. Гермиона проследила за тем, чтобы дверь плотно закрылась, и только тогда позволила себе выпустить из рук шторку. «Мерлин! Это же надо было забыть полотенце, халат и шлепанцы! А все из-за этого проклятого кристалла, сбил меня с мыслей!» — негодовала девушка, пытаясь получше завернуться в полотенце. Гермиона вышла из душа с некоторой опаской и надеждой на то, что Грим уже куда-нибудь трансгрессировал. Надежды не оправдались. — Я пришел за трубкой, — произнес Грим, внимательно осматривая Грейнджер. Гермиона поежилась. По сравнению с ванной в комнате было прохладно. Тем более в одном полотенце и босиком. Она быстро пробежалась по ковру к столу, какое-то время искала в ящике маленькую коробку. Найдя ее, Гермиона повернулась и тут же оказалась лицом к лицу с Гримом. — Вот, — правой рукой протянула ему коробку, левой попыталась подтянуть сползающее полотенце. — Почему ты не пришла? — Я что, как собачка должна подчиняться тебе? Ты позвал, и я должна бежать сломя голову и нести трубку в зубах? — По-моему, это ты напрашивалась следовать со мной в тот бар, к цыганке, — заметил Грим, улыбаясь. Гермиона молчала, наблюдая, как у него от улыбки появляются ямочки на щеках. Почему-то ей это ужасно нравилось. — Лови полотенце! Гермиона тут же подтянула полотенце. Успела вовремя. — Жаль, что я это сказал, — произнес Грим разочарованно. — Интересно взглянуть на тебя без него. Ты ведь понимаешь, что я легко мог стянуть его с тебя все это время? — Что? Да ты... ты... — Гермиона никак не могла подобрать нужных слов. — Да, это я! — согласился Грим и растворился в воздухе.* * *
Рон остался в Больничном крыле один. Мадам Помфри, убедившись, что он принял все необходимые лекарства, отправилась отдыхать в свою спальню. Перед этим она рассказала Рону о потрясающем убранстве Большого зала, о самых разных костюмах учеников. Гриффиндорец все это слушал, вздыхая. Ему очень хотелось побывать на вечеринке. Это было неприятное чувство. Вся школа веселится, танцует, отмечает Хэллоуин. А ты даже не можешь встать с кровати, не то чтобы сделать танцевальное па. «Это ж надо было получить травму перед самым праздником и игрой к тому же. Хотя главное сейчас — прийти в форму до матча. У нас нет замены голкипера», — думал Рон. В разгар праздника к нему пришли Гарри и Джинни, принесли сладости и ворох новостей про остальных гриффиндорцев. Джинни в самых ярких красках описала наряды школьников и особенно Луны Лавгуд. Судя по всему, там было, на что посмотреть и чему удивиться. — У Симуса был фотоаппарат. В общем, потом принесем тебе фотографии, и ты всех увидишь! — заверил Гарри. — Нет, ну, Луну надо видеть. Меня ее костюм поверг в шок. А я уж думал, что ей больше не удастся меня удивить. — Ладно, мы пойдем. Мы к тебе тут заскочили, чтобы ты не скучал. И, конечно же, хотели показать тебе наши костюмы. Чтобы ты по достоинству оценил нас, братец! — сказала Джинни. — Не хотел бы вас встретить в темном переулке, — произнес Рон, улыбаясь. — А ведь наряд ваш уж очень с намеком. Джинни и Гарри только рассмеялись. Рон же снова остался один. Минуты текли медленно, словно кто-то заколдовал время, чтобы оно ползло еле-еле. Наверное, это такой закон жизни. Самые радостные моменты пролетают незаметно, ты даже не успеваешь запомнить всех подробностей. А так хочется сохранить их до мельчайших деталей. А неприятные моменты, как назло, длятся слишком долго. Да и врезаются в память во всех подробностях, которые почему-то очень долго не забываются. Закон времени. А может, и закон подлости. Рон не знал, сколько времени уже прошло. Минуты, часы, дни. В темноте циферблат часов на стене не разглядеть. И тут гриффиндорцу почудился какой-то шорох. Он отчетливо прозвучал в тишине лазарета. Затем все стихло. «Наверное, ветер», — мелькнуло в голове. Через какой-то промежуток времени раздался еще один шорох. Рон нашарил на тумбочке волшебную палочку. — Люмос! — произнес он. Дрожащий огонек на конце волшебной палочки осветил пол возле кровати гриффиндорца. Трое пауков поспешно убегали от света. Это их мохнатые лапки произносили тихий шорох. — Фу! Мерзость какая! — произнес Рон. Его взгляд остекленел. Огонек на волшебной палочке осветил остальную часть лазарета. Больничное крыло просто кишело пауками. Они были везде. На стенах, полу, кроватях, тумбочках, лампах и шкафах с лекарствами. Большие и маленькие, все они медленно шевелили лапками, направляясь к кровати Рона. К единственному месту, незанятому островку в паучьем море. Лицо Рона помертвело от ужаса. Он потерял дар речи. Попытался что-то произнести, но ничего кроме хрипа не вырвалось из его пересохшего горла. Больше всего на свете он боялся пауков, ненавидел их всеми фибрами души, даже один их вид в иллюстрациях переносил с трудом. После того похода в Запретный лес на втором курсе ему еще долго снились кошмары о том, что вся его комната наполняется пауками, которые лезут к нему. Сейчас же это был не сон. Рон попытался ущипнуть себя за руку. Больно. «Не сон», — отчаянно мелькнуло в голове. А реальность между тем становилась страшнее тех детских кошмаров. Откуда-то стали появляться новые пауки. Но не те малютки, что были вначале. Огромные мохнатые пауки, восьмиглазые, восьминогие — акромантулы. Их было не меньше дюжины. Они неспешно пробирались к Рону, наступая на своих меньших собратьев. Раздавался отвратительный треск, когда они раздавливали меньших пауков. — Остолбеней! — тонким голосом крикнул Рон. Луч толкнул одного акромантула в грудь. Но паук не перестал двигаться, заклинание ему ничего не сделало. — Остолбеней! Остолбеней! — кричал Рон. Заклинания осветили лазарет, попадали в пауков, сталкивались между собой, попадали в стены. Но пауки продолжали двигаться. — Инпедимента! — отчаявшись, воскликнул гриффиндорец. Луч попал приближающемуся акромантулу точно в голову. Но паук лишь отвратительно лязгнул челюстями. «Мерлин! Да что же это такое!» Огромный акромантул, наконец, достиг кровати. Рон почувствовал, как ему на ноги оседает огромная тяжесть. Мохнатые лапы придавили грудь. Паук приблизил к лицу Рона свою уродливую со жвалами голову. Челюсти громко лязгнули. Цок, цок — клацали жвалы по всему лазарету. — Хочешь жить, маг? — клацнули челюсти. Рон закивал головой. — Так хочешь? Или нет? — слова с трудом можно было различить из отвратительного лязганья. — Да! — Да, это хорошо. Тогда я не отдам тебя своим детям. Скажи, где камень? — Какой еще камень? — не понял Рон. Лязганье стало недовольным. Пауки словно негодовали, что человек их не понимает. — Камень! Камень! Маленький камень! — удалось разобрать Рону. Тяжесть акромантула не давала дышать. Новые пауки обступили кровать и пытались залезть на нее. Рон уже почти обезумел. Он ничего не мог понять. Везде были челюсти, жвалы, мохнатые лапы. Голова у Рона просто раскалывалась. «Последнее средство!» — подумал он. — Авада Кедавра! — крикнул он. Зеленый луч поразил говорящего с Роном паука в самые челюсти, из которых все еще раздавался лязг. Зеленый свет разросся до пределов всего лазарета, освещая сотни, а то и тысячи пауков. Тяжесть на груди стала нетерпимой.* * *
Рон закричал и очнулся. — А-а-а! — закричал он, размахивая руками. На груди у него никого не было. Акромантул исчез. В лазарете появился огонек. — Мистер Уизли, успокойтесь! — крикнула мадам Помфри, подбегая к нему в одном халате. — Это просто сон. Слышите? Да у вас жар. Смотрите, какой лоб горячий. И вы весь взмокли. Не переживайте, такое бывает. После ваших травм вполне может подняться температура, хотя я и давала вам зелье. Мадам Помфри снова начала причитать, пытаясь успокоить молодого человека. — Пауки, везде пауки! — бредил Рон. — Мистер Уизли, здесь нет пауков. В Больничном крыле все стерильно. Вот, выпейте, оно сладкое. Рон сделал глоток, все еще нервно озираясь по сторонам. И его тут же начало клонить в сон. Сон без сновидений — действие выпитого зелья. Последним, что слышал Рон, было звучание курантов на башне Хогвартса. Они пробили полночь.* * *
Профессор Флитвик постарался на славу. Большой зал изменился до неузнаваемости. Столы факультетов исчезли. Стены украшены паутиной, летучими мышами, черепами и костями. Пол забрызган кровью. В воздухе висели черные свечи, освещавшие все бледным голубоватым светом, тыквы, вырезанные в виде голов, так называемые «светильники Джека». Внутри таких тыкв тлел уголек, ярко вспыхивающий при приближении к нему человека. На месте преподавательского стола теперь был общий стол, заставленный самой разнообразной едой и напитками. Но и здесь эльфы-домовики постарались. Блюда были выполнены в тематике Хэллоуина. Фаршированные яблоками человеческие головы, торты из глазури в виде «светильника Джека», густой и вязкий пунш, очень напоминающий кровь, и многое другое. Гермиона с трудом пробиралась через толпу в Большом зале. А вокруг вместо учеников были ведьмы, вурдалаки, зомби, маньяки, мумии. Гарри и Джинни, шедшие вместе с ней, оделись, как они сами сказали, «трупаками». Они нарядились восставшими из мертвых женихом и невестой. Джинни в свадебном платье и фате, заляпанными кровью, с перерезанным горлом и следами разложения на руках и левой щеке. Гарри в черном официальном костюме с бабочкой и засушенной гвоздикой в петлице. Из груди у него торчал нож, рубашка и руки заляпаны кровью. Но выглядел, тем не менее, он почти счастливо. Перед Гермионой с диким криком «Драко!» пронеслась вампирша. А точнее, просто Пэнси Паркинсон. Она была в длинном сильно декольтированном красном платье, с ярким вызывающим макияжем и длиннющими вампирскими клыками. Гермиона перевела взгляд на Малфоя, в которого вцепилась Пэнс. Если бы не крик слизеринки, гриффиндорка его бы точно не узнала. Малфой, похоже, особо не старался с костюмом. Обычный черный джемпер и черные брюки, а вот лицо и голову скрывала маска — красный колпак палача. В руках палача был топор, ржавое острие которого он нежно поглаживал. А рядом что-то ворковала вампирша Пэнси. «Ощущение, что ему очень хочется пустить топор в действие», — подумала Гермиона, рассмеявшись от увиденной картины. Ее смех услышала Пэнси, недовольно поворачивающая к ней голову. — Грейнджер? — удивленно произнесла Паркисон, разглядывая старосту. Палач Малфой тоже обернулся к ней. — Что с тобой случилось, что ты смогла надеть такую короткую вещь? — ядовито спросила слизеринка. — Жизнь меняется, Паркинсон, — Гермиона снова рассмеялась и поспешила догонять далеко ушедших Гарри и Джинни. А они уже стояли в окружении смеющихся гриффиндорцев. Когда Гермиона подошла к ним, однокурсники удивленно присвистнули. — Потрясно выглядишь! — произнес Симус, одетый в мумию. — Да, Герм, слов нет — одни эмоции! — подтвердил Дин Томас. Он был маньяком с красными глазами, всклоченными волосами, на поясе вперемешку с разного вида ножами висели человеческие черепа. — Ты великолепна! — произнес кто-то. Гермиона обернулась, и ее тут же вместе с гриффиндорцами накрыла волна смеха. Невилл был одет в платье и парик девочки с двумя кривыми косичками, на ногах у него красовались белоснежные кроссовки сорок пятого размера... — Тебя превзойти мне все равно не удалось. Невилл, ты просто шикарен. Гриффиндорец скромно улыбнулся и сделал реверанс под хохот однокурсников. — Только вот ноги ты не побрил! — заметил Дин. — На такую жертву я не мог пойти! — воскликнул Невилл и поднял бокал с пуншем. — За нас, ребята! Сразу после тоста Гарри и Джинни ушли к Рону, которому все передавали большой привет. — Гермиона, ты всех прямо поразила своим нарядом, — заметила Парвати. — Не ожидала от тебя. — Я тоже, — призналась Гермиона. — Но сейчас же Хэллоуин, а тут возможно абсолютно все. Кстати, я тебя с трудом узнала в роли банши. У Парвати были длиннющие черные волосы до пола и зеленое лицо. — Да, это мы с Симусом решили одеться в свои «страхи». Помнишь тот урок на третьем курсе с боггартом? У меня боггарт превратился в мумию, у Симуса — в банши. Вот мы с ним вместе преодолеваем страхи. — Ну и как? — Не могу сказать, что меня тянет целоваться с мумией. Девушки рассмеялись. Тут Парвати замерла, глядя на кого-то за спиной старосты. Гермиона обернулась и поймала себя на том, что стоит, открыв рот. Хотя окружавшие ее люди были с такими же лицами. Все смотрели на Луну Лавгуд. Она была синей. Точнее сказать, она была в костюме индийской многорукой и многоногой богини с синей кожей. В ее многочисленных руках были всевозможные обереги, лирные корни, амулеты. — У вас такие же лица, как и у Джинни и Гарри, когда они меня увидели, — сказала Луна. — А зачем все эти обереги? — спросила Гермиона. — Сегодня день, когда активизируется вся нечисть, так что неплохо защититься. Ну, и как вам мой костюм? — У меня шок! — радостно произнес Невилл. — Луна смогла превзойти меня! Гриффиндорцы захохотали. Все они наперебой стали уверять Луну, что ее наряд самый запоминающийся. Что и было правдой.* * *
Гарри оглянулся. Он никак не мог найти Джинни в плотной толпе всякой нечисти. Вампиров, колдунов, зомби хоть отбавляй, а мертвых невест нет. «Невеста бросила жениха!» — пронеслось в его голове. Гарри устало закрыл глаза. Почему-то ему хотелось спать. Отвык он, отвык от бессонных ночей, когда дежурил возле палатки с медальоном Слизерина на шее. Гарри открыл глаза. Вокруг никого не было. Большой зал опустел. Исчезала колдовская атрибутика, свечи, тыквы, столы с яствами, люди, в конце концов. Гарри протер глаза. Никто так и не появился. «Я сплю?» — подумал гриффиндорец. Но почему же все было так реально? Гарри пробежался по коридорам Хогвартса, заглянул в гостиную факультетов, в кабинеты, на кухню. Ни учеников, ни преподавателей, ни даже эльфов-домовиков. «Мерлин! Куда я попал?» Гарри выбежал на улицу. Двор школы изменился до неузнаваемости. Не было больше скамеек, вдалеке не виднелись Черное озеро и хижина Хагрида. Исчез и сам величественный замок. Но Гарри было странно знакомо это место. Он споткнулся обо что-то. Это было надгробие из белого мрамора, слабо светящееся в темноте. Надпись на нем читалась легко: «Джеймс Поттер. 27 марта 1960 года — 31 октября 1981 года Лили Поттер. 30 января 1960 года — 31 октября 1981 года Последний же враг истребится — смерть». Гарри находился на кладбище, рядом с могилой родителей. Последний раз он был здесь чуть менее года назад. В тот день он едва не попался Волдеморту, сломал волшебную палочку, увидел, что стало с останками Батильды Бэгшот. И впервые навестил могилу Лили и Джеймса Поттеров. «Не может быть. Я не мог оказаться в Годриковой впадине! Или нет?» Он обернулся — вокруг виднелось множество надгробий. Они бесконечными рядом уходили вдаль. На глаза Гарри попалась одна из табличек надгробий: «Рональд Билиус Уизли. 1 марта 1980 года — 31 октября 1998 года Будем любить и помнить тебя всегда». Гарри подбежал к могиле, еще раз вчитываясь в буквы. «Бред! Мираж! Сон!» — подумал Гарри. Только вот ушибленное колено о надгробие могилы родителей сильно болело. Хромая, молодой человек дошел до другой могилы. «Гермиона Джин Грейнджер. 19 сентября 1979 года — 31 октября 1998 года От любящей семьи». Гарри сглотнул. Почувствовал, как начинают холодеть руки. Не могло быть такого. «Джиневра Молли Кэтлин Уизли. 11 августа 1981 года — 31 октября 1998 года». Внутри Гарри все перевернулось. Дальше шли другие надгробия с до боли знакомыми именами: Молли и Артур Уизли, Джордж, Перси, Чарли, Билл и Флер Уизли, Невилл Лонгботтом, Луна Лавгуд, Кингсли Бруствер, Минерва МакГонагалл. У всех датой смерти значилась дата 31 октября 1998 года. Больше Гарри не мог читать. Он упал куда-то на землю. Голова раскалывалась. Внутри все взрывалось от отчаяния и боли. «Что случилось? Как они погибли? Мир рухнул, а я один выжил? Господи, ты не мог допустить такого!» В душе появился страх, что все это ему не привиделось, что все это не мираж. Холод начал обволакивать его сердце и разум. Гарри открыл глаза. Над ним витали дементоры. Звезды на небе заслонили потусторонние существа в черных плащах. Холод становился сильнее. По кладбищу уже гулял ледяной ветер. На этот раз приближение дементоров не вызывало в его памяти воспоминаний о вечере, когда Волдеморт убил его родителей. Его самым большим страхом была смерть его близких. И этот страх стал реальностью. Реальностью, в которой сейчас находился Гарри Поттер. Кладбищем, на котором похоронены все дорогие и близкие ему люди. Он чувствовал приближение дементоров с каким-то глухим безразличием. Чувствовал, как холод подкрадывается к сердцу, заключает душу в глыбу льда. — Хочешь вернуть их? — прошипел голос из-под капюшона дементора. — Хочу. — Тогда доверь мне свою память, Гарри... Гарри открыл глаза. Лицо дементора, скрытое капюшоном, было так близко. Лицо существа, забирающего у человека душу, существа, убивающего одним свои дыханием. — Нет! — крикнул Гарри. Не собирался он следовать за дементором, подчиняться ему. — Прочь! Серебряный олень выскользнул из его палочки. Серебряный свет заслонил все вокруг.* * *
— Гарри! Ну, проснись, соня! Уже полночь, все расходятся... — Джинни? Ты жива? — крикнул Гарри, сваливаясь со скамьи. — Конечно, жива, — произнесла Джинни, помогая ему встать. — Что там тебе такое снилось? Я никак не могла тебя разбудить, ты шептал что-то непонятное и отмахивался от меня. Гарри удивленно посмотрел на нее. — ДА? Так это был сон... Слава Богу. Ты не представляешь, что мне приснилось. Джинни подозрительно взглянула на своего парня. — Ты прям как ребенок. Насмотрелся на всякую «нечисть», и уже кошмары снятся. — Да, наверное, ты права, — улыбнулся Гарри и поцеловал Джинни. Все оказалось простым кошмаром.* * *
Гермиона почувствовала, что кто-то теребит ее за руку. Девушка обернулась и увидела маленького мальчика. Гриффиндорца. — Вы же староста? — испуганно спросил мальчик. — Да. Малыш, что ты тут делаешь так поздно? Ты должен быть в гостиной. — Да, первокурсники должны спать, но... Джек и Марк поспорили, что Джек нырнет сейчас в Черное озеро. Они сначала чуть не подрались, а потом Марк начал кричать, что Джек слабак, а тот начал говорить на него. В общем, Джек поспорил, что он настоящий гриффиндорец и переплывет Черное озеро, не боясь кальмара! Они пошли к пирсу. Вот! — на одном духу выпалил маленький гриффиндорец. — Мерлин! Когда они ушли из гостиной? — Не знаю. Минут пятнадцать, может. Я сразу побежал к старостам! — Молодец. Возвращайся в спальню, а я пойду за твоими друзьями. «Мерлин! Глупые дети! Нужно им доказывать, что они истинные гриффиндорцы! Убиться ведь могут». Искать других старост в толпе могло бы занять много времени, поэтому Гермиона решила уладить это дело одна. Можно было, конечно, взять с собой Гарри, но они вместе с Джинни куда-то запропастились. Тут Гермиона обо что-то споткнулась. Но ей не дали упасть. — Осторожнее, — улыбаясь, произнес чертенок, в котором гриффиндорка узнала Блеза Забини. — Спасибо! — на автомате улыбнувшись, ответила староста и побежала дальше. Успешно миновав все остальные препятствия, девушка выскочила на улицу. Холод тут же пробрал ее до самых костей. Последний день октября был по-зимнему холоден. Но бежать за мантией не было времени. Иначе завтра придется отчитываться за ночные купания гриффиндорцев в озере. Небо заволокло тучами. Разглядеть хоть что-то в кромешной тьме было невозможно. Огонек от Люмоса на конце волшебной палочки едва рассеивал тьму на пару метров от себя. Казалось, окружающий мир погрузился во мрак. Запретный лес, хижина Хагрида, даже огромная громада Хогвартса — все исчезло из поля зрения. На деревянном пирсе никого не было. Лишь доски едва слышно поскрипывали от ветра. Гермиона подошла к самому краю пирса. Матовая поверхность озера была пуста. Никаких тонущих мальчиков в мантиях с эмблемой льва, ни даже признаков их пребывания. Покой обитателей водных глубин сегодня никто не нарушал. «Или мальчики все-таки не пошли на озеро, или тот гриффиндорец меня обманул. Непонятно. Да и как двое первокурсников могли выбраться из замка, минуя Большой зал? Там даже в ближайших коридорах куча учеников, преподавателей. Они бы уж точно заметили. Тем более сейчас, когда праздник кончается и всех разгоняют по гостиным. И почему мне это сразу не пришло в голову? Побежала сломя голову спасать кого-то. Чисто гриффиндорский героизм без плана и наобум». Гермиона почувствовала удар в спину. Ничком упала на пирс, но палочку не выронила. Голова закружилась. Девушка перевернулась на спину и приподнялась на локтях. Свет волшебной палочки осветил нападавшего. Гермиона в страхе замерла. Перед ней стояло чучело. На длинном шесте находилась голова в старой залатанной шляпе, из-под выцветавшего камзола торчали пучки соломы, в левой руке с крючковатыми пальцами находился ржавый металлический крюк, вместо правой руки висел угловатый обрубок. — Трубку! — страшно проревело чучело. — Вспыхни! — мгновенно реагируя, произнесла гриффиндорка. Но, минуя все законы волшебства, логики и магловской физики, солома не вспыхнула. Чучело направлялось к девушке, прыгая к ней на своей палке. В этом стуке во тьме о дощатый пирс звучала какая-то обреченность. Гермиона выкрикивала заклинания, ставшие вдруг совершенно бесполезными. Она перепробовала режущее, останавливающее, замораживающее заклинания. Результата не было. Или волшебство перестало быть волшебством, либо чучело имело очень сильную защиту. Чучело приблизилось к Гермионе вплотную. — Трубку! — выговорило оно. И только тут девушка поняла, чем являлась голова чучела. Не кочаном, не кочерыжкой, не мешком с опилками. Это была мертвая человеческая голова с ужасной исковерканной гримасой на лице. Посиневшие губы с трудом открывались и выговаривали слова. Отрубленная рука едва удерживала крюк. — У меня нет! — крикнула Гермиона, чувствуя, как волна ужаса накрывает ее, не дает даже пошевелиться. Она не могла оторвать безумного взгляда от этой головы. — Вызови! — страшно проревело чучело, приближаясь. Ужасное посиневшее лицо становилось все ближе. — Я не могу, не могу... — еле слышно произнесла гриффиндорка. Узловатые руки сделали неуловимое движение. Лезвие крюка вошло девушке в ногу. Из глубокого пореза начала красным ручейком идти кровь. Халат медсестры окропился уже настоящей кровью. На крюке же не осталось ни одного пятнышка, металл впитал кровь так же легко, как губка впитывает воду. Крюк преобразился, ржавчина исчезла. От боли в глазах начали появляться красные пятна. Девушка лежала на пирсе, зажимая рукой рану. По лицу текли слезы. — Трубку! — на этот раз слово почти нельзя было разобрать. — Я отдала ее, — прошептала Гермиона. Чучело снова занесло над своей страшной головой крюк. Теперь его острие целилось прямо в голову гриффиндорке. На мертвом лице не было эмоций. Лишь руки дрожали в нетерпении. Гермиона в каком-то оцепенении смотрела на острие крюка. Так не могло все кончиться. Просто не могло. И не кончится. Осталось единственное средство. Из волшебной палочки вырвались огромные языки пламени. Солома вспыхнула мгновенно. Чучело не кричало. Оно сгорело мгновенно в языках адского огня. Крюк с громким всплеском упал в воду. Вода заглотнула его с неохотой, словно не хотело держать в своих глубинах подобную вещь. Но только в ее силах было навсегда упокоить это страшное оружие, покрыть его такой ржавчиной, которую не смоет ни одна кровь во всем свете. Последним усилием Гермиона овладела пламенем и заставила его исчезнуть. Адское пламя — заклятый огонь, уничтожающий любую защиту, далось ей нелегко. Она не использовала его против крестражей, так как обуздать заклинание чудовищно сложно. Но сейчас Гермиона не побоялась и смогла это сделать. Теперь она лежала на пирсе без сил, глядя, как в воздухе кружатся первые в этом году снежинки.* * *
Пэнси и Блез снова ругались. Ярость, злость и раздражение волнами окутывала их. Малфой это видел точно. — Что опять? — флегматично поинтересовался он. — Пэнс дуется на меня, что я сделал комплимент грязнокровке. — Грейнджер? — Да! — заявила Пэнси. — Не дал этой дуре грохнуться и разбить нос. А потом еще крикнул, что не прочь поближе познакомиться с такой медсестричкой. Но, похоже, подружка Поттера этого уже не услышала! — ядовито закончила слизеринка. Блез весь скривился, глядя на Паркинсон. От их кислых физиономий Малфою тоже захотелось скривиться. — А кто знал, что у нее такие ноги? — прямо в пику Пэнс произнес Забини. «Я видел. Сегодня в ее комнате», — мысленно усмехнулся Малфой. — Что?! — воскликнула Пэнси. — Ты меня уже достала! Отвали, наконец, со своими глупыми придирками... Драко не собирался снова слушать ругань. Он прекрасно знал, что Пэнс ревнует. Она ведь отлично осведомлена, что нравится Блезу. А тут ее неудавшийся поклонник делает в ее же присутствии комплимент другой. Тем более ненавистной старосте. Тут уж Пэнс не выдерживает. А сама ведь не любит его. Забини для нее всего лишь игрушка. Старая ненужная верная игрушка, в которую она и не играет давно. И вспоминает о ней редко, для своей выгоды или когда больше некому поплакаться в жилетку. И не нужен Забини Пэнси. Но и другой она его не отдаст. Что хочешь сделает, но не отдаст. Блез — ее приватная собственность. Блез не должен никем восхищаться, кроме нее. И себе плохо делает, и ему. Собака на сене. Ни себе, но и не людям. Только вот ни Пэнс, ни Блез не понимают этого. Им бы увидеть себя со стороны. Впрочем, это никому не помешает. Праздник заканчивался, время неукротимо приближалось к полуночи. Но Малфой не собирался идти спать. Он незаметно вышел из школы, снял свою маску палача, подставляя лицо ветру. Мантия Грима лежала в кармане, ожидая, когда ее наденут. Драко некоторое время с удовольствием вдыхал холодный вечерний воздух. Думал о том, куда отправиться. Опять в Сан-Франциско? Или куда-нибудь в теплое местечко, на Гавайи, например? Ужас. Боль. Грим почувствовал далекие отголоски эмоций. Попытался понять, откуда они исходят. Не из школы точно. Но расстояние все равно было слишком далекое, чтобы разобрать. Эмоции становились сильнее. Ужас перекрыл остальные чувства. В стороне Черного озера мелькнула ослепительно яркая вспышка, прорывая тьму. Мигнула и тут же исчезла. Малфой трансгрессировал туда. В темноте трудно было, что-то увидеть. Но Драко тут же почувствовал, что источник таких сильных эмоций рядом. В конце пирса, около самой воды кто-то лежал. Гермиона Грейнджер. В окровавленных руках волшебная палочка. — Гермиона! — удивленно произнес Драко. Она открыла глаза. — Холодно. — Сейчас, — тихо сказал Грим. Малфой легко взял ее на руки и трансгрессировал в комнату старосты. Положил девушку на кровать. — Тебе надо в лазарет. — Нет. Рана не опасная, — прерывисто сказала Гермиона. — Ты только помоги мне. Грим кивнул, вызывая заклинанием аптечку. Девушка вытащила из нее бутыль бадьяна, трясущимися руками открыла пузырек. Одна капля упала на одеяло, там тут же образовалась дырка, словно одеяло прожгли сигаретой. — Давай я, — твердо произнес Драко, взяв у нее пузырек. Уронил три капли на кровоточащую рану. Кровь сразу же перестала идти. А сама рана выглядела так, что уже заживала, по крайней мере, несколько дней. — Чучело. Оно напало на меня, — произнесла Гермиона, чувствуя, как по лицу бегут слезы. Каждое слово давалось девушке с трудом. — Чучело? — недоуменно спросил Малфой. — Чучело сделано из мертвой человеческой головы и рук. Такое страшное. Оно требовало трубку. Порезало меня. А потом, не найдя трубки... Занесло крюк. Заклинания не действовали. — Как это не действовали? — Не знаю. У него защита, как у крест... Я использовала адское пламя. От него чучело не спаслось. «Крэбб тоже», — подумал Драко. Грим осторожно взял девушку за подбородок, поворачивая к себе. На левом виске была кровоточащая ссадина. Тут уж можно была обойтись без бадьяна. Несколько пасов руками и часто используемое заклинание для заживления царапин. Ссадина и кровоподтек исчезли. — Так страшно, — прошептала Гермиона. Она больше не плакала, но ее трясло от страха или от холода. — Я никогда не могла смотреть на мертвых. Не могла... Драко внимательно взглянул на Гермиону, понимая, что без успокаивающего зелья здесь не обойтись. Он нашел его в аптечке, пузырек был нетронут. И заставил Грейнджер его выпить. — Сейчас ты уснешь. И все будет нормально, — произнес Драко. — Угу. Малфой присел на кровать рядом с Грейнджер, ожидая, когда она заснет. Девушка перестала дрожать. Успокаивающее зелье начало действовать. «Трубка. Кто-то узнал, что она была у Грейнджер. Не у меня, а именно у нее. Мракоборцы вряд ли, они не видели наши лица. Возможно, кто-то видел ее в переулке. И знал, как подобраться к Грейнджер в Хогвартсе. Но то, что я успел забрать трубку, этот кто-то не знал». Драко посмотрел на девушку. Она лежала с закрытыми глазами, бледным, каким-то помертвевшим лицом. Гриму было жаль ее. Слишком много на нее сегодня свалилось. Да кому угодно станет не по себе после встречи с таким чудовищем. Драко хотел было уже встать и трансгрессировать из комнаты старосты, но почувствовал, как Гермиона сжала его руку. Девушка не спала. В огромных раскрытых глазах был ужас. — Ты мне нужен. Не уходи. Прошу тебя, Грим. Драко посмотрел на Гермиону. Мольба. Ужас. Ужас оттого, что он уходит. Малфой молча залез под одеяло, бережно обнял девушку, чтобы согреть ее. Гермиона доверчиво прижала к его груди голову. — Все хорошо. Я с тобой, — тихо произнес Грим.