* * *
Драко не знал, сколько времени находился в бессознательном состоянии. Он обнаружил себя лежащим на асфальте среди картонных коробок, мешков с отвратительно воняющим мусором и горами прочего старого хлама. Малфой приподнялся на локтях, зачерпывая руками грязный желтоватый снег и размокшие сигаретные окурки. Кровь толчками шумела в ушах, перед глазами расплывались фиолетовые пятна. «Гермиона...» Малфой вскочил на ноги, преодолев приступ тошноты и головокружения. Он находился в десяти метрах от дома по Флит-стрит 18. Восточная часть здания лежала в руинах, подъезд завалило, на втором и третьем этажах полыхало пламя. Поднявшийся ветер перебросил огонь на соседние дома. Ночная улица наполнилась криками. Сонные испуганные люди в пижамах и домашних шлепанцах выбегали из домов. Несколько человек пытались самостоятельно тушить пламя. Отдаленно слышались сирены карет скорой помощи и пожарных машин. Малфой трансгрессировал на первый этаж горящего здания. На месте гостиной громоздились балки, доски, обрушившиеся железобетонные перекладины. Из-за дыма нестерпимо слезились глаза, дышать было практически невозможно — легкие больно обжигал горячий воздух. Драко закрыл глаза, пытаясь отгородиться от всех звуков. Исчезли вой сирен, крики людей, треск горящей мебели. Тишина. Но он не чувствовал Гермионы, не чувствовал ее эмоций. Грим не чувствовал ничего, кроме дыхания смерти. Мир вокруг искажался, стирались грани реальности, открывая проход в мир мертвых. Нет. Он не выдержит этого еще раз, не сможет. Боль... Где-то рядом тусклый свет ее души, готовой покинуть телесную оболочку. Рядом. Драко открыл глаза, отшвырнул в сторону тяжелые перекладины и увидел Гермиону. Ее лицо и одежда залиты кровью, ноги придавлены бетонными балками и деревянными стропилами. Она дышала, тяжело, хрипло, но дышала. «Я спасу тебя». Малфой подхватил девушку на руки и трансгрессировал прочь от горящих развалин, от дома, в котором побывала смерть. — Рэй! Мать твою, Рэй! В темной прихожей вспыхнул свет, маленький тучный волшебник, держа наперевес волшебную палочку, удивленно разглядывал высокого мужчину, держащего на руках истекающую кровью девушку. Волшебник часто заморгал и ущипнул себя, проверяя, не сон ли это. — Рэй, это я — Малфой! Спаси ее! — Малфой? — недоверчиво переспросил Рэй, пытаясь узнать в мужчине, лицо которого скрывал капюшон, своего друга. — Неси ее в комнату. Рэй прошел в комнату, быстро сбросил с дивана книги, бумаги, перья, подушки и жестом указал Малфою положить Гермиону на освободившееся место и приступил к осмотру. — Почему в Мунго не обратился? — лицо Рэя помрачнело. — Нельзя, — произнес Малфой, скидывая с себя капюшон. Рэй, больше не задавая вопросов, начал лечение. Он тихо шептал заклинания, без пауз, без передышки, словно заунывную бесконечную песню. Палочка вертелась и вспыхивала искрами в его руках. Иногда Рэй оставлял ее и проводил руками над Гермионой, тогда из его ладоней шло слабое золотистое свечение. Затем целитель снова брал волшебную палочку и продолжал шептать заклинания. Драко наблюдал, как смерть медленно, но неотвратимо отступает. И вместе с ней холод отчаяния покидал его мертвое сердце. Рэй призвал Манящими чарами сундучок, напоил Гермиону зельями, тыльной стороной ладони вытер пот со лба. — Сейчас ей нужен отдых. Остаток ночи, так и быть, можете провести у меня, а утром... — Спасибо, Рэй. — А теперь тебя надо подлатать, снимай мантию, рубашку или что там у тебя. Драко подчинился, снял с себя грязную, порванную мантию и свитер. Рэй присвистнул. — И здесь работы на полчаса. Позвоночник не задет, — бормотал Рэй. — Осколки мелкие, неглубоко вошли... Повезло тебе. «Наверное осколки зеркал или люстры», — мелькнула догадка в голове Драко. — Выпей, — Рэй протянул зелье, — это обезболивающее. После длительного молчания Рэй спросил: — Во что ты ввязался, Малфой? — Сам не знаю. — А девчонку зачем впутал? Я едва вытащил ее с того света. Значительная потеря крови, переломы ног, рук, ключицы, позвоночник треснул в нескольких местах, осколками ранило лицо. У тебя осколки в спине. Я боюсь представлять причину таких повреждений. — И не надо представлять, — мягко произнес Драко. — Хвала Мерлину, что ты сегодня не на работе. — Да уж. Две недели без выходных, не менее трех операций в сутки! Сегодня — первый выходной. Но тут появляешься ты, и накрывается мое свиданье медным тазом. — Извини, Рэй. Я твой должник — проси все, что хочешь. — Сочтемся еще, — отмахнулся от него Рэй. — Кто эта девушка? И почему ты не в Хогвартсе? — Она моя однокурсница. И мы должны находиться в школе, но мы не в ней. — Исчерпывающее объяснение. Ты как обычно предельно откровенен. Я могу бесплатно лечить тебя, закрывая глаза на то, что причины твоих травм далеки от бытовых и зачастую связаны с темной магией. Но сегодня ты превзошел сам себя. Ворвался посреди ночи в мой дом, держа на руках умирающую девушку. И что я должен, по-твоему, думать? Может, ты ее изувечил? — Я не трогал Грейнджер! — возмущенно воскликнул Малфой. — Да не дергайся ты! Я едва половину кожи на твоей спине не распорол. Грейнджер? Гермиона Грейнджер? — притихшим голосом произнес Рэй. — А я ее не узнал, конечно, так лицо изуродовано... — Рэй, умоляю тебя, не произноси при ней моего имени. И объяснять, почему, я не буду, — произнес Малфой, не давая Рэю и рта раскрыть. — Грейнджер пока поживет у меня в квартире. Могу рассчитывать, что ты еще раз осмотришь ее? — Конечно же. Я как целитель обязан следить за динамикой ее выздоровления. Хорошо бы ее отправить в Мунго, где оказывают специализированный уход за такими тяжелыми пациентами. Но раз ты настаиваешь на конфиденциальности, то будешь сам за ней ухаживать. — Мне придется вернуться в школу, а к Гермионе я приставлю домовика. — А ее отсутствие в школе как ты объяснишь? — Я, как настоящий слизеринец, очень изворотлив.* * *
К кабинету директора Хогвартса трансгрессировала молодая девушка, оглянулась по сторонам, слегка поправила длинные каштановые волосы и решительно постучала в дверь. — Войдите. Мисс Грейнджер? — удивилась МакГонагалл. — Здравствуйте, профессор, — дрожащим голосом произнесла Гермиона, вытирая тыльной стороной ладони слезы. — Что случилось? — Мой отец... мой отец попал в аварию. Он очень плох. Мама пишет, что папа, что он может... Гермиона закрыла лицо руками и, не выдержав, разрыдалась в голос. МакГонагалл наколдовала стакан с водой и протянула его своей любимой ученице. — Выпейте, — мягко произнесла директор, — и попытайтесь спокойно мне все объяснить. Гермиона дрожащими руками поднесла стакан ко рту и сделала пару глотков. — Они ехали с работы, была плохая погода, метель... Папа не справился с управлением, и они врезались в автомобель. — В автомобиль, вы хотели сказать? — Да, — всхлипнув, подтвердила она. — Мама просит, чтобы меня отпустили на какое-то время из Хогварста. Если мой отец умрет... В его последние дни я обязана быть рядом, — твердо закончила Гермиона. — Конечно, мисс Грейнджер. В исключительных ситуациях администрация школы может отпустить ученицу домой. — Спасибо! — Постойте, Гермиона. Я понимаю, что вам не терпится увидеть отца, но сначала мы обсудим условия вашего отсутствия в школе. Домашние задания вы будете получать совиной почтой в конце каждой недели. Если вы не вернетесь в школу до конца семестра, то вам придется сдавать контрольные работы и зачеты на экзамене. Я сейчас же попрошу Филча приготовить карету. За воротами Хогварста вы сможете трансгрессировать. Часа на сборы и прощание с друзьями вам хватит? — Полчаса будет достаточно, — твердо произнесла Гермиона. — Еще раз спасибо, профессор. — Не за что. Я искренне надеюсь, что ваш отец поправится. «Прощание с друзьями? Объятия Поттера и Уизли я не выдержу!» — подумал Малфой и остановился перед портретом Полной дамы, запоздало вспомнив, что не знает пароля. Он уже собрался трансгрессировать в комнату Грейнджер, как перед самым его носом распахнулся портрет, и из проема вышел какой-то высокий гриффиндорец. — Привет, Гермиона! Тебя Рон искал, всех на уши поднял. — Привет, — произнес Малфой, вымученно улыбнувшись. «Вот сейчас ко мне начнет приставать рыжий», — обреченно подумал Драко. Гостиная Гриффиндора показалась ему аляпистой, но в то же время уютной: мягкие пуфики и диванчики, большой камин, портрет Годрика Гриффиндора на стене. Драко почувствовал, что здесь ему искренне рады: несколько гриффиндорцев поприветствовали его, Лонгботтом через всю комнату крикнул: «Доброе утро, Гермиона!» Но никто из гриффиндорцев не обратил внимания на странности во внешнем виде и поведении Гермионы Грейнджер: старая мантия, которую она уже давно не носила, отсутствие тяжелой сумки, оттягивающей плечи, уверенная, мужиковатая походка, надменная улыбка в ответ на приветствие других учеников. — Гермиона! Малфой обернулся. К нему несся Рон Уизли — этакий сгусток положительных эмоций. Он, видимо, хотел обнять Гермиону, но, заметив выражение на ее лице, резко остановился. — Ты что, плакала? Кто тебя обидел? Кто-то из Слизерина? «Типичная идиотская гриффиндорская логика!» — Нет, Уи... Рон, — поправился Малфой. — Мой отец находится при смерти, мама просит, чтобы я на некоторое время покинула Хогвартс. — Мерлин! Как это произошло и когда? — Вчера вечером родители попали в аварию, — не моргнув глазом, солгал Драко. — Извини, Рон, я спешу. Мне надо успеть собрать вещи, через полчаса я уезжаю. — А если положить твоего отца в Мунго? — Не надо. Он магл, а магическая больница только добавит ко всему прочему нервный срыв. Рон, пожалуйста, не слишком распространяйся о том, что произошло. Не хочу, чтобы все обсуждали и жалели меня. — Конечно! — произнес Рон, глядя в спину удаляющейся Гермионы. Малфой быстро собрал все необходимое, применив пару заклинаний, взял в руки потяжелевший чемодан, напоследок окинул комнату беспокойным взглядом и вышел. В гостиной его ждали Гарри, Рон и Джинни. — Гермиона, мне так жаль! — Джинни кинулась обнимать подругу. — Расскажи, как все случилось. Заскрипев зубами от злости и сдерживая рвущиеся наружу ругательства, Драко заставил себя повторить историю про родителей Гермионы. — Мы решили проводить тебя, — безапелляционным тоном заявил Гарри. — И не спорь, ничего не произойдет, если мы пропустим уроки. Малфой вздохнул, покорно отдал сумку Рону и всю дорогу до выхода из школы слушал сочувствующую болтовню Поттера и двух Уизли. «И как Грейнджер их выдерживает?» Малфой в нерешительности замер, не зная, что говорит Гермиона, прощаясь со своими друзьями. Джинни обняла его, прошептав, что все будет хорошо, главное — надеяться. Затем наступила очередь Поттера. Гарри стиснул лже-Гермиону в свои медвежьи объятия, заставляя уткнуться носом ему в грудь. — Не забывай писать письма. Обещаешь? — Угу, — невнятно промычал Малфой, искренне надеясь, что его чувства не написаны на лице. Последним Драко обнял Рон и не отпускал его дольше остальных. — Я люблю тебя, — прошептал он и, наконец, отпустил лже-Гермиону. Нечеловеческим усилием Драко заставил себя не врезать Уизли, который вдруг показался ему еще омерзительнее прежнего, а помахать на прощание «друзьям» и спокойно сесть в карету. Злость душила его, и снова он толком не мог разобраться в причинах ее появления. Объятия Поттера и Уизли? Здесь скорее отвращение... Постоянно чувствуя чужие эмоции, свои собственные окончательно перестаешь понимать. Грим трансгрессировал в свою лондонскую квартиру. Его встретил эльф-домовик, принял из рук хозяина чемодан и пропищал: — Целитель Добсон ушел десять минут назад. Он осмотрел мисс, напоил зельями и сказал, что ей нужен покой. — Отлично, Твинки. Отныне ты будешь присматривать за мисс Грейнджер. Я запрещаю тебе рассказывать ей обо мне, моем прошлом, моей семье, друзьях, учебе в Хогвартсе, детстве, называть ей мое имя, фамилию, описывать внешность. Ты уяснил? — Да, господин, — Твинки поклонился. — Приготовил мои вещи? — Они в большой комнате, сэр. Выглаженные брюки и рубашка лежали на кровати. Малфой взглянул на часы. До превращения оставалось три минуты. Драко снял с себя мантию, брюки и туфли, принялся расстегивать блузку и остановился. Внимательно осмотрел себя в зеркале. «Грейнджер не дурна. Весьма недурна. Да... Пора признаться самому себе, я медленно схожу с ума». Кожу неприятно покалывало — превращение началось. И снова руку Малфоя украшала Черная метка, а спину — огромная татуировка. Он снова стал собой.* * *
«Мисс Грейнджер, примите зелье», — голос раздавался будто издалека. Она хочет ответить ему, сказать, как ей больно, но сил нет. Боль медленно отступает, и Гермиона погружается в целебный сон. Вереница цветных пятен, несвязных образов, чьих-то искаженных лиц, обрывочных непонятных мыслей. Она тонет в этом водовороте сумасшествия. Всего одна мысль: «Бежать». Бежать. Она не видит. Бежать. Она не чувствует свое тело. Не может пошевелиться. Гермиона кричит, но с губ срывается еле слышный хрип. Чей-то знакомый голос говорит что-то, она чувствует, как по горлу течет сладковатая жидкость. Голос шепчет еще какие-то слова, и она безоговорочно верит ему. А потом сознание снова отключается. Очнувшись, Гермиона обнаружила, что лежит в постели. Первой мыслью было то, что она проснулась после долгого неприятного сна, второй мыслью — она не знает, где находится. Светлые обои вместо синих, низкий белый потолок, а не высокий резной, как в ее комнате. — Где я? — спросила Гермиона, поражаясь тому, как слабо звучит ее голос. — У меня дома. Гермиона повернула голову в направление голоса. В кресле возле ее кровати сидел Грим. — Я болела? — Три дня находилась без сознания. Что ты помнишь? Гермиона наморщила лоб. — Я помню Катарину, которая оказалась совсем не Катариной. Она попыталась наслать на меня Империо, но я не так легко поддаюсь этому заклинанию. Спасибо профессору Грюму, хоть он и оказался на самом деле мерзким Пожирателем. Я обезоружила Катарину, но потом отвлеклась на ее слова и не заметила, как началось превращение. Это и было моей главной ошибкой: я потеряла контроль над ситуацией. Затем Катарина, кажется, оглушила меня. Потом появился ты. — Гермиона вцепилась руками в одеяло. — Ты едва не растерзал Катарину. Больше я ничего не помню. Грим молчал, никак не комментируя ее слова. — Что произошло дальше? — Катарина подорвала себя, устроив грандиозный взрыв. Точно сказать не могу, я почти сразу потерял сознание. Очнулся уже на улице, когда здание превратилось в руины, нашел тебя, погребенную под кучей балок, трансгрессирвал к знакомому целителю, который тебя спас, — равнодушно произнес Малфой, словно читал порядком надоевший ему отчет. — Спасибо. — Не за что. Если бы я тогда не потерял сознание, ты бы не пострадала. — Но ты вернулся за мной. Значит, мое «спасибо» остается в силе. Грим легонько сжал ее руку и тут же отпустил. — Ты сказала «я помню Катарину, которая оказалась совсем не Катариной». И что, дементор подери, означает эта фраза? — Катарина Марлок никогда не состояла в Ордене. Мы ошиблись. Но и они тоже. Они каким-то образом тоже вышли на семью Марлок и, узнав, что Катарина не та, кто им нужен, убили ее. И оставили подставную мисс Марлок, предполагая, что за ней могут прийти кто-то из членов Ордена. А пришли мы и чуть было не отдали трубку и альбом. — Ты забыла добавить, что мы довольно глупо попались на уловку. — Грим поднялся с кресла, встал возле окна, задумчиво глядя куда-то вдаль. — Я не почувствовал. Не понимаю... — Грим, а меня сильно ранило? Малфой отвлекся от своих размышлений, внимательно посмотрел на Гермиону. — Достаточно. Рэй вылечил переломы, ушибы, но твое лицо... Гермиона в ужасе прикоснулась к лицу, ощущая подушечками пальцев жесткую ткань бинтов. — Рэй сказал, что шрамы сойдут максимум в течение двух недель, если регулярно наносить мазь на лицо. И, предупреждая твой вопрос, ты две недели поживешь у меня, пока полностью не восстановишься. В Хогвартсе я все уладил. Директор и твои друзья думают, что ты вернулась домой, потому что твой отец находится при смерти, — Грим поискал что-то в кармане и протянул Гермионе пачку писем. — От твоих друзей. Домашние задания придут в конце недели. — Но как ты убедил МакГонагалл отпустить меня? — Ничего сложного. Я воспользовался оборотным зельем, что осталось в твоей комнате. Директор даже не попросила доказательств в подтверждении моих слов, сразу же поверила и отпустила. Да, и мне пришлось пережить бесконечные объятия твоих друзей, когда они якобы прощались с тобой. Ужас. Гермиона рассмеялась.* * *
Утром и днем Малфой находился в Хогвартсе, посещал уроки, обедал в Большом зале, выполнял обязанности старосты школы. А вечером запирался в своей комнате и трансгрессировал оттуда в квартиру, неизменно интересовался у эльфа о самочувствии мисс Грейнджер и лишь изредка навещал ее, когда она спала. Возможно, она обижалась, что Грим не навещал ее, ведь Драко не разрешал эльфу говорить, что он каждый день бывает здесь и справляется о ее здоровье. Почему — он и сам не знал. В одну из ночей его опять мучила бессонница. Сон не шел, промучившись до двух часов ночи, Драко встал с кровати с твердым намерением найти или украсть у кого-нибудь сонное зелье. «Интересно, как там Гермиона?» Желание увидеть её взялось из неоткуда, но уже не отпускало Грима. Набросив на себя мантию поверх пижамы, он трансгрессировал. Отчаяние. Когда глаза привыкли к темноте, Драко разглядел на полу неподвижную фигуру. «Люмос». Магический огонек, вырвавшись из его ладоней, осветил лежащую на полу девушку. — И чего мы здесь разлеглись, Грейнджер? — зло произнес Грим. — Захотелось, — огрызнулась Гермиона. Радость. Облегчение. «Сумасшедшая Грейнджер». — Мне было душно, — отрывисто произнесла Гермиона. — Я хотела открыть окно. Грим только сейчас почувствовал холод, царящий в квартире. — Упала. А сил подняться нет. — А где Твинки? «Убью идиота!» — Я его отпустила. Он плохо себя чувствовал вроде бы из-за последствий какого-то темного заклятия. А вызвать обратно не смогла, я ведь не являюсь его хозяйкой. Ты бьешь своего эльфа? — Нет, конечно. Он сам себя бьет. Все они мазохисты. А почему не воспользовалась магией? Забыла, что ты волшебница? — процедил Малфой. — Моя палочка осталась в том доме. Не думаю, что после взрыва она уцелела. Черт. Он совсем забыл про палочку. — А кристалл? Почему ты не вызвала меня? — Не хотела тебя беспокоить. — Какое благородство! — яростно произнес Драко. Открытое окно, подчиняясь его невербальному приказу, с шумом захлопнулось. Стекла задрожали. — Лежишь на полу под сквозняком, дрожишь от холода и плевать тебе, что я каждый день справляюсь у Твинки о твоем самочувствии... — Правда? — спросила Гермиона. Удивление. — Нет, — ответил Грим, поднял девушку на руки, удивившись про себя, какая она легкая. Малфой осторожно положил ее на кровать, но Гермиона вцепилась в его руку, не желая отпускать. — Не уходи. И он не может сопротивляться. Черт. И когда она обрела над ним такую власть? Малфой осторожно лег рядом с Гермионой. Она доверчиво положила голову на его плечо, прижалась к нему всем телом в попытке согреться. — Мне так спокойно, когда ты рядом, — прошептала она ему на ухо и мгновенно заснула. Драко медленно вдохнул ее аромат и не заметил, как сам погрузился в сон. Первый раз за долгие месяцы на его душе было спокойно.* * *
Крики, рыдания, звон бьющегося стекла. Малфой резко распахнул дверь ванной комнаты. Спиной к нему стояла Гермиона, обхватив себя дрожащими руками. — Гермиона. — Уйди, — еле слышно произнесла она. — Гермиона, — мягко повторил Грим, разворачивая ее к себе. Гермиона испуганно прижала окровавленные ладони к лицу. — Не смотри на меня, пожалуйста. Не надо. Драко осторожно отнял ладони от ее лица и едва сдержал возглас удивления. Верхняя губа рассечена надвое, лицо покрывают отвратительные рубцы: оплывшие, багровые, яркие. — Уродина, да? — сквозь слезы спросила Гермиона, пытаясь вырвать ладони из рук Грима. В горле образовался тугой комок. Драко не знал, что сказать. Все в порядке, Гермиона. Шрамы пройдут, потерпи. Ничего страшного. Она не поверит его словам, ведь он тоже в них не верит. Драко нежно коснулся пальцами ее щеки. Гермиона, широко раскрыв глаза, смотрела на него. Они оба молчали, боясь оборвать ту невидимую связь, что установилась между ними. — Извини меня. На самом деле, я не истеричка. — Я вижу, — его губы тронула слабая улыбка. — Просто все так навалилось. Год выдался тяжелый. Война, постоянное напряжение, ожидание опасности, поиски крестражей. Я так устала думать, бежать куда-то, скрываться от всех, существовать... Гарри победил Волдеморта, а моя жизнь так и не стала легче. Появление демонов в Хогсмиде, убийство Анабель, жуткое соломенное чучело, убийство Катарины Марлок, взрыв, устроенный подставной вейлой, мое обезображенное лицо. Последняя капля. Меня и так слишком часто преследуют ночные кошмары. А теперь вкупе с Малфой-менором в них постоянно появляется чучело с крюком. — Ты сказала Малфой-менор? — Тебе не обязательно знать об этом, — Гермиона присела на корточки, убирая с пола осколки. — Репаро! — раздраженно произнес Драко — и стеклянный шкафчик снова целый. — Рассказывай. Грим присел на пол рядом с Гермионой. — Меня пытали там, — наконец, сказала она. — Нас поймали егеря после того, как Гарри произнес имя Волдеморта. Столько времени успешно скрывались и попались из-за такой глупости. Нас повели в Малфой-менор, где находился штаб Пожирателей смерти. Гарри и Рона заперли в подземелье, но не меня. Я ведь грязнокровка, следовательно, обычного наказания для меня не достаточно. Вот так. По ночам мне часто снится один и тот же сон — Беллатриса пытает меня в гостиной Малфой-менора. В моих кошмарах нет сцен битвы в Хогвартсе, момента, когда я увидела «мертвого» Гарри на руках Хагрида... Только гостиная Малфой-менора, лица Беллатрисы и Малфоев, безучастно наблюдающих за моими мучениями. Как же я ненавижу то место и всех его обитателей... Безучастно? Пожалуй, так оно и было. Когда каждый день видишь чужие пытки, пытаешь кого-то или сам подвергаешься действию Круциатуса, становится абсолютно все равно. Тебя не трогает чужая боль. — Но Бог их наказал. Как бы я не ненавидела Малфоя, смерти матери никогда б ему не пожелала. Да и вообще никому не пожелала. Грим какое-то время молчал. — Я устала, Грим, — первой нарушила молчание Гермиона. — Я больше не могу так жить. Мне нужен отдых от всего плохого, потустороннего, от смертей вокруг меня. Я хочу жить, я хочу наслаждаться жизнью, а не проживать отпущенное мне время в страхе. — Хорошо, — безразлично ответил Малфой. — Ты ведь еще вернешься? Грим, не ответив, трансгрессировал. Гермиона встала к зеркалу, взяла с полки мазь, оставленную ей целителем Добсоном, и только тогда заметила, что на ее руках не осталось царапин.* * *
С того дня Малфой навещал Гермиону каждый вечер. Они разговаривали, обсуждали разные темы, часто и с азартом спорили и почти всегда оставались при своем мнении. А иногда просто молчали. В их молчании не было натянутости, неприязни и желания как можно быстрее уйти. Им хорошо и спокойно в обществе друг друга. В один из таких вечеров Драко по уже сложившейся привычке трансгрессировал в свою квартиру. Он обнаружил Гермиону на кухне. Она отвечала на письма своих друзей. — О чем пишут твои ненаглядные друзья? — Привет, — Гермиона радостно улыбнулась. — Гарри и Рон описывают в письмах квиддичный матч против Слизерина, сетуют, что я не видела игру и не присутствовала на вечеринке в честь их победы. Они там такое устроили — наш декан был в бешенстве. Мальчишки! От нежности в ее голосе Малфоя передернуло. — Джинни пишет о последних сплетнях в Хогварсте, кто с кем встречается и тому подобное. — Ты любишь сплетни? — Нет. Но они бывают интересны, — Гермиона рассмеялась. — А мне приходится врать им про моего отца... — Ничего лучше я не придумал, — немного раздраженно произнес Драко. — Ты все отлично придумал! — искренне заверила его Гермиона. — Принял мой облик, разобрался во всех переходах Хогвартса, отпросился у директора, собрал мои вещи, попрощался за меня с друзьями. Я в восхищении, Грим. — Ох, не просто же добиться вашего восхищения, мисс Грейнджер, — шутливым тоном произнес Драко и прибавил уже серьезно: — У меня для тебя подарок. Малфой вытащил из кармана мантии узкую длинную коробочку, протянул ее Гермионе. В коробочке оказалась волшебная палочка. — Попробуй выполнить заклинание. Гермиона дрожащей рукой прикоснулась к волшебной палочке, ощущая теплое гладкое дерево. — Акцио, чашка! Чашка послушно прилетела в ее руки. — Грим, я не... — Если откажешься, я уйду, — угрожающе заявил Малфой. — Палочка принадлежала моей матери, я не сразу решился отдать ее тебе. — Спасибо, — произнесла Гермиона. — А то я не знала, как мне снова объяснять Оливандеру потерю волшебной палочки. Хм, надо попробовать более сложное заклинание. Гермиона сосредоточилась и уверенно произнесла: — Экспекто патронум! Из ее палочки вырвалась серебристая выдра, сделала несколько кругов по кухне и испарилась. — Кто тебя научил? — Гарри. Он гений в Защите от Темных Искусств. Овладел Патронусом в тринадцать лет, такое не многим под силу. А мне Патронус всегда дается с трудом, в отличие от всех остальных заклинаний. Не знаю, почему. А какой у тебя Патронус? — Я не умею вызывать Патронус, — горько произнес Грим. — В моей жизни не хватает счастливых воспоминаний. Жалость и капля недоверия. Так предсказуемо.* * *
— Где ты постоянно пропадаешь? — У меня важные дела, Блез. — Раньше у тебя было время для друзей. Я вижу тебя только на уроках и в Большом зале. А потом ты загадочным образом пропадаешь или запираешься в своей комнате и не отвечаешь. — Я учусь играть на скрипке, поэтому ставлю заглушающее заклинание, дабы не ранить ваш нежный слух моей неумелой игрой. Такой ответ тебя удовлетворит? — Драко отвернулся от Забини, намереваясь покинуть общую гостиную. Он и так уже опаздывал на важную встречу. — Не паясничай, Малфой, — угрюмо произнес Блез. — Твое поведение напоминает всем нам времена шестого курса... — Всем нам? Злость. Своя собственная. Драко резко развернулся. Забини испуганно попятился и налетел на стоящий позади него стол. Послышался грохот падающих книг, звук разливающейся жидкости, несколько недовольных восклицаний. — Твои глаза... — Следи за тем, что говоришь, Блез. Внезапно гостиная погрузилась в темноту — погасли факелы, огонь в камине. По комнате прокатился недовольный гул слизеринцев. Когда свет зажегся, Малфоя в гостиной уже не было. Блез так и остался стоять, растерянно оглядываясь по сторонам.* * *
Ветер свистел в ушах, далеко внизу мерцали огни Лондона, но в этот раз Малфой не получал привычного удовольствия от полета. В голове вертелись слова Блеза. Его друзья думают, что он опять замыслил что-то связанное с Пожирателями. Как неприятно, как больно, черт возьми. Да, Малфой отдалился от своих друзей, что скрывать, он полноценно не общался с ними со дня возвращения в Хогвартс. Но на это были причины. Как объяснить им свое поведение? Может, сказать правду? «Я — оживший труп. Я — грязный убийца. Куда я постоянно пропадаю? Рыщу по миру в поисках зла и уничтожаю его, потому что не могу не убивать. Это сильнее меня. Пэнс, дорогая, я свел с ума твоего дядю. Прости. Блез, тот маньяк в Министерстве тоже я. Не извиняюсь. Никто из убитых ведь не был твоим родственником. Да, и... Я не жалею. Что бы еще добавить? Я знаю, когда вы мне лжете. Ваши эмоции для меня — открытая книга, часто довольно посредственная. Для меня ваши проблемы: снятые баллы, невыполненное домашнее задание, отказ девчонки, тупые гриффиндорцы — пустой звук, ничто. Не обижайтесь. Хотите, расскажу вам о своей проблеме? Она у меня всего одна. Хотя даже не проблема — это судьба, неотвратимая, неизбежная, фатальная. Я умираю... Каждый день жизнь по крупицам покидает меня, насколько это вообще возможно у трупа». Что же ответят его друзья на подобное заявление? Малфой расхохотался, но из-за ревущего ветра не услышал своего смеха. Драко мог бы сейчас вернуться в Хогвартс, провести время с друзьями, обсуждая с ними какие-нибудь темы, проигранный ими матч с Гриффиндором. Но он не станет тратить время на бессмысленнее разговоры. Не так он хочет проживать жизнь. Внизу куранты Биг Бена пробили полночь. «Минус еще один день от моей жизни», — подумал Драко и трансгрессировал. Он всегда хорошо видел в темноте. Но с недавних пор лучше любого человека. Зрение, обоняние и слух заметно улучшились с появлением способностей Грима. Он увидел Гермиону сразу. Она сидела на широком подоконнике, задумчиво глядя в окно, и, кажется, не заметила появления Драко. В ее руке была чашка. Малфой принюхался. Кофе. — Здравствуй, Грим. Заметила. — Не спится. — Как видишь. Сегодня первый раз за неделю не идет снег, и на небе видны звезды. — Ты прямо-таки юный звездочет, — с сарказмом произнес Грим. — Нет. Я всего лишь восхищаюсь красотой мира, в котором живу. Кофе будешь? — без перехода спросила Гермиона. — Из твоих личных запасов. — Буду, — ответил Драко и присел рядом с ней. Гермиона взмахнула волшебной палочкой — в его руках появилась чашка. Драко зашипел от боли, фарфор обжег ему руку. — Извини... — Сам виноват, — отмахнулся от нее Грим. — И зачем ты восхищаешься красотой мира? — Зачем? Странный вопрос, — протянула Гермиона и сделала глоток кофе. — Просто наслаждаюсь, а вдруг завтра мне не представится такого шанса. Никто из нас не вечен. Кто знает, доживу ли я до утра? — Доживешь. Они пили кофе молча. Малфой смотрел на звезды, размышляя о словах Грейнджер. Восхищаться красотой мира вполне в ее духе. И в его. Наслаждаться каждым мигом своего существования, пытаться запомнить этот мир. Память — единственное, что у него останется там. Хотя он не знает этого, но надеется. Его время летит слишком быстро. И он все чаще проводит его в обществе Грейнджер. Есть ли здесь скрытая причина? Да какая к черту разница? Ему все равно. Нет времени думать, анализировать, понимать что-то. Только жить. — Грим, я почти две недели сижу взаперти и не выхожу на улицу, как рекомендовал мистер Добсон. Я так скоро с ума сойду. Мои легкие требуют чистый свежий воздух. — Гермиона замерла, не решаясь продолжить. — Может, прогуляемся? Драко беззвучно рассмеялся. Храброй гриффиндорке понадобилось немало усилий, чтобы решиться пригласить «страшного и ужасного» Грима на прогулку. Он чувствовал исходящие от нее волны смущения и неуверенности. — Возьми мантию. Он не видел, но скорее почувствовал, что Гермиона улыбается. Она быстро схватила мантию со стула, надела ее и с готовностью протянула Гриму руку. Драко крепко сжал ее ладонь и трансгрессировал. Они оказались на крыше одного из небоскребов. — Отсюда открывается отличный вид на ночной Лондон. Ночной город раскинулся внизу подобно огромному живому существу, сотканному из тысячи разноцветных огоньков. Ярко освещенный Тауэрский мост, ровная блестящая гладь Темзы, темно-золотистые росчерки магистралей, бесчисленные огоньки освещенных квартир, офисов, магазинов и ночных клубов. Гермиона молчала, не в силах оторвать взгляда от великолепной картины. Восхищение. То же чувство охватило Драко, когда он впервые побывал здесь. Это было так давно, когда проигранный матч казался самой страшной вещью в мире. Начался снег. Белые хлопья кружились в воздухе и медленно оседали на крышу. Драко поднял лицо к небу. Снег ложился на его лицо, оставляя на щеках влажные полоски. Внезапно возникшая мысль пронзила Драко. Захотелось кричать громко, неистово, с надрывом, лишь бы выплеснуть скопившуюся боль. — О чем ты думаешь, Грим? — Как же хочется жить... Гермиона с тревогой и недоумением посмотрела на него. — Но ты ведь и так живой, твое сердце бьется. Она положила ладонь на его грудь, затем переместила руку к шее и спустя несколько секунд резко отдернула ее. — Не понимаю. — Я мертвый. Всего лишь труп, — на лице Малфоя появилась злая, искаженная болью улыбка. Ее Непонимание и страх... Его отчаяние и боль... Гермиона порывисто обняла Грима, уткнулась лицом в его грудь, глотая подступающие к горлу слезы.* * *
Гермиона застегнула молнию на сумке и устало опустилась в кресло. Вещи, наконец, были собраны. Сегодня она возвращалась в Хогвартс. Гарри и Рон в письмах заверили, что встретят ее в Хогсмиде, так как им просто не терпится увидеть подругу. И лишние полчаса, за которые карета доедет до ворот школы, они просто не выдержат. Милые мальчишки... Как же она любила их, и как ей не хотелось лгать им. Гермиона закрыла глаза и тяжело вздохнула. Шрамы исчезли с ее лица, она полностью выздоровела, прекрасно себя чувствовала, возвращалась к друзьям, по которым сильно соскучилась. Тогда откуда непонятная грусть в душе и нежелание покидать маленькую уютную квартиру, на две недели ставшую ее домом? Я мертвый. Всего лишь труп. Слова Грима назойливо вертелись в голове, не давали покоя, откровенно пугали. Его сердце не билось. Как такое вообще может быть? Существуют же какие-то законы физиологии, биологии... Существуют. Но в случае с Гримом не действуют никакие законы: ни человеческой жизни, ни магии. — Здравствуй, Грим, — произнесла Гермиона, не открывая глаза. Она знала, что он здесь. Просто чувствовала. Дуновение ветра, шорох мантии, приветствие Грима — так привычно за две недели. — Собралась? — Угу, — Гермиона открыла глаза. Грим сидел в кресле напротив нее, сжимая зеленую папку в руке. — Что это? — Информация о семье Марлок. — Нашел что-нибудь полезное? — Мне не давали покоя слова лже-Катарины, о которых ты мне рассказала. Настоящая Катарина не состояла в Ордене. Значит, ее мать передала свои знания кому-то другому. Раскрыть тайну она могла лишь члену своей семьи, сестре, тете, племяннице, но обязательно вейле. Но в соответствии со сведениями, полученными мною из надежных источников, семья отвернулась от Анжелины сразу после того, как Катарину посадили в Нурменгард. Отвернулись все кроме родного сына — брата-близнеца опозорившей весь род Катарины. Он, как бы выразиться, вейл. Специально уточнил у специалистов, если у него родится дочь, она будет вейлой. То есть, по сути Анжелина все сделала верно. Я уверен, что Кристиан Марлок числится членом Ордена. — И ты собираешься встретиться с ним? — уточнила Гермиона. — Собираюсь. Но дело в том, что Кристиан пропал три месяца назад. Он работал журналистом в газете «Мистерия» и проводил исследования в области проклятых магловских городов для очередного выпуска. Вместе с друзьями он отправился в один из таких городов на Оркнейских островах. — Их искали? — Поисковая группа также пропала. Но я собираюсь найти Кристиана Марлока, потому что других зацепок об Ордене у меня нет и вряд ли появятся. Я думал рассказать тебе об этом раньше, но ты захотела «пожить спокойно», и я молчал. Хотя твоя помощь и знания магловского мира мне бы пригодились, — как бы между прочим добавил Грим. Гермиона внимательно посмотрела на него. Если она сейчас откажется, в ее жизни больше никогда не будет демонов, загадочных смертей, погоней за мифическим Орденом, взрывов полубезумных вейл, Грима. Он уйдет, приняв ее желание, и никогда не вернется. Жизнь без ночных встреч на Астрономической башне, философских разговоров, удивительных прогулок по всему миру. Без Грима. Раньше Гермиона бы не задумываясь согласилась. Но не сейчас. Сейчас она не представляла жизни без него. Глупо, нерационально, неправильно и, наверное, не взаимно. Но по-другому она уже не могла.