Дорога

Как оказался дома – я не помню, Но всю ночь напролет глушил вино, Пустые бил графины с громким звоном, Стрелял в картину – а попал в окно… Под утро голова раскалывалась страшно, Я, растянувшись на полу, немного задремал, И было наплевать с высокой башни, Что здешний комендант меня к обеду звал. Глаза продрал насилу я под вечер И, наступая на осколки хрусталя, Зажег оставшиеся с прошлой ночи свечи, Решив, что больше напиваться так нельзя. Я до зари чертил причудливые планы При робком свете догорающей свечи, И сердце билось в предвкушенье странном: Наплачутся пусть графа палачи. А лишь забрезжило небесное светило, Собрал я подчиненных на совет, В детали плана быстро посвятил их: Наступит час расплаты наконец. Подручные ушли – я ждал их возвращенья; Пусть сына твари этой мне приволокут, И папочка попросит о прощенье, Когда ребенка по утру распнут. Я снова пил вино, глотая слезы И проклиная пересмешницу-судьбу, Ведь все мои жестокие угрозы Из небытья мне графа не вернут. В мозгу измученном в тумане все смешалось, Плыла перед глазами пелена, И снова голова на части разрывалась, И бил я стекла и графины допоздна. С утра явились ЭТИ.. Слуги в общем, Мальчишку выкрасть им не удалось. Я чуть не расстрелял их всех со злости, Но – слава Богу! – как-то обошлось. Остаток дня валялся в лихорадке, В угаре пьяном что-то бормоча; Пытаясь бешенства сдержать припадки, И то священника просил, то палача. Капля за каплей… Падает, Остывая, с рук моих алая кровь. Сонный серп над оградою радует За душою пришедших воров. Медленно, очень медленно Вынимаю стилет из его груди… Блики на стенах… Светлые… Жутко танцуют во мраке ночИ… Кажется, в адском пламени Каждую ночь сгораю я. За моего хозяина Свершится пусть месть моя.