Дыхание севера

Вскоре наступило лето. Солнце светило с ярко-синего, как дорогой византийский шёлк, неба, птицы заливались щебетом и свистом, пахло липами и луговыми травами. В лавке у Ингольва почти всегда было людно: нескончаемой вереницей тянулись покупатели, как псковичи, так и чужеземные купцы. Те, что с севера, часто обнимали Ингольва по-братски, до хруста сжимая могучие объятия, задерживались рассказать, что да как у свеев и данов. Южные торговцы – темноволосые, бойкие – торговались до хрипа, клялись, что в жизни не видали таких плешивых мехов, а после сделки белозубо улыбались и, как ни в чём не бывало, хвалили товар и хозяина. Почти каждое утро Тилей упражнялся во владении оружием: бился с Ингольвом или его приятелями на мечах и копьях, метал сулицы, учился управляться со щитом. Ко времени, когда было пора открывать лавку, с него сходило семь потов, но ощущение растущей силы поднимало настроение и наполняло сердце Тилея спокойной радостью. Незадолго до середины лета умер псковский князь. Погиб на охоте, весть о том быстро облетела весь город с окрестностями, и тут уж слухи и домыслы расцвели пышным цветом. Кто говорил, что лошадь понесла и сбросила князя под копыта, кто поминал диких вепрей, находились даже такие, кто шёпотом доверительно говорил на ухо, будто бы стрелой убили князя, и не обошлось это дело без воли княжича. Однако не волновали бы те разговоры Тилея, не появись в один из летних дней в лавке люди княжича, один поважнее да побогаче, а с ним гридни из княжьей дружины. Молодой князь ещё только сел на престол, и его люди по такому случаю ходили шибко важные, нос задирали и посматривали свысока. Вот и этот, войдя в лавку, осмотрелся по-хозяйски, не глянув даже на Тилея, словно тот был пустым местом. – Эй, раб, где хозяин? Сбегай-ка за ним, дело есть, – пояснил один из сопровождающих повелительный жест главного, который, видимо, не желал даже заговаривать с рабом. Тилей оставил шкуры и вышел во двор, хмурясь. – Чего хотят-то? – недовольно спросил Ингольв по пути. – Да кто их знает. С виду важные, только видно, что ещё на днях рот открыть боялись лишний раз. – Новая метла по-новому метет, – кивнул хозяин, входя в помещение лавки. – Что за дело ко мне у людей князя? Главный смерил Ингольва таким взглядом, что у Тилея невольно сжались кулаки. – Князь псковский заботится о достатке народа. Варяжская наёмная дружина уже давно без дела сидит, только даром проедает свой кусок. Новый князь не нуждается в наёмниках с Севера, так что всем приказано сниматься с мест и отправляться восвояси. – Погоди-ка, не гони без огляду, – чуть даже улыбнулся Ингольв, – я же вроде как не дружинник и не наёмник, а уже почитай много лет как вольный житель Пскова и уважаемый торговец! – Про то не знаю, а воля князя такова: всем северянам сказано покинуть город, – высокомерно сказал собеседник. – Да что же это за указ такой, выходит, пол-Пскова сейчас уехать должно! Не поняли вы, видимо, князя. – Мы-то всё поняли, это ты, чужак, не поймёшь никак. Не нужны нам тут варяги во Пскове. Сами справимся! – подал голос один из сопровождающих, молодой дружинник со сломанным носом. – А ты бы язык попридержал, а то, гляжу, болтается он у тебя безо всякого удержу. Я в походы хаживал, когда тебя на свете ещё не было, – нахмурился Ингольв. – Ты бы поостерегся с дружиною княжеской браниться, северянин. За нами сам князь, а ты живёшь здесь один, без родичей, да и нога у тебя больная — гляди, споткнёшься... Тилей почувствовал, как напрягся Ингольв. Его могучие руки стиснули столешницу так, что пальцы побелели. Уж Тилей-то отлично знал, на что способен его хозяин, так что в случае свары гридням – даже молодым и свежим – непросто будет его заломать. – Уж больно ты наглый, дружинничек. Небось, вчера только навоз месил, а теперь выслужиться хочешь? Так то у тебя не выйдет — из базарных баб хороших воев никогда не получалось, – как можно спокойнее сказал Ингольв, глядя прямо в глаза обидчику. – Ах ты старый пень! - кривоносый аж задохнулся от возмущения. - Ты говори да не заговаривайся! Будет мне тут всякая свейская шваль о воинском деле рассказывать! Не хочешь по-хорошему – будет иначе! В бою один на один, небось, и трёх ударов не продержишься, чужак? Одобрительный гул дружинников подтвердил, что они считают своего говорливого товарища хорошим воякой и не сомневаются в его победе. Ингольв процедил сквозь зубы: – Ты ли, мал годами И речист как девка, В поле меня станешь Посрамлять уменьем? – А и стану! Что скажешь, если предложу утром на княжьем дворе сойтись, чтобы люди видели? - вскинул голову смельчак. – Пусть будет посему. Тилей с беспокойством наблюдал за перепалкой и чувствовал, как поднимается внутри него тревога. Кто знает, чем может обернуться для них эта ссора? Когда княжьи посланники ушли, Ингольв тяжело сел на скамью и выдохнул. Тилей кинулся к нему с вопросом: - Ингольв, зачем ты купился на вызов этого щенка? Пропадёшь же! - Видишь ли, - медленно начал северянин. - В жизни бывают случаи, когда надо решиться на поступок, к чему бы ни привело твоё решение. И ты либо совершаешь этот поступок, пусть даже он ведёт к смерти, либо нет, и жалеешь потом всю оставшуюся жизнь. Этот случай как раз из таких. Тем паче, мне в Пскове теперь всё одно житья не дадут, а так хоть с достоинством уйду. На Север ли, в Вальхаллу — неважно. Тилей расстроено кивнул: было ясно, что спорить не о чем — доведись Ингольву снова пережить нападки дерзкого гридня, дело бы кончилось тем же. Ингольв решительно встал, опершись на стол: - Так, хватит горе горевать, не о чем пока. Сбегай, приведи Рогдая, дело есть срочное. Тилей обернулся быстро, почти бегом. Его гнала тревога, тянущее странное чувство в груди, нечто от неизбежности и предчувствия скорой трагедии. Что будет делать Ингольв теперь? Скандинав был сильным и владел оружием хорошо, но старая рана может подвести его ой как не вовремя. К счастью, Рогдай хорошо знал Ингольва и смекнул, что по пустякам тот беспокоить бы его не стал, потому лишних вопросов не задавал и сразу поспешил с Тилеем. Ингольв был в доме, придирчиво рассматривал на свет кольчугу, ворчал что-то на родном наречии. Кольчуга водопадом блестящей чешуи сверкала в его руках — видать, не запускал своё воинское снаряжение скандинав, исправно чистил и смазывал. На длинной скамье сидели Потвора с мужем, кряжистым бондарем. – Что случилось, Ингольв? – вместо приветствия сказал Рогдай, переводя дух. – Да вот, молодость вспомнил, – хмыкнул тот, кивая другу. – Вышло так, что утром у меня бой с парнем из князевой дружины, а до того неплохо бы дела свои в порядок привести. Первым делом… Тилей, с тебя начну. Парень ты хороший, и я, по правде сказать, давно должен был это сделать. При честных и свободных горожанах Пскова объявляю свою волю: отпускаю тебя, Тилей, на все четыре стороны. Был ты раб, но честной службой выкупил себе свободу, будь отныне вольным человеком! Тилей стоял и моргал удивленно. Он не ослышался? Так долго мечтал он о выкупе, о возвращении домой, и тут Ингольв сам отпускает его! Он и представить не мог, что это случится сегодня, да ещё и после столь безрадостного события. – Ого, повезло тебе, парень! Да и до этого вечера, я смотрю, ты как сыр в масле катался — отъелся, поздоровел! – Рогдай хлопнул Тилея по плечу. Тот неуверенно улыбнулся — он всё никак не мог справиться с нахлынувшими чувствами. Пока скандинав отдавал распоряжения по дому, лавке и своему имуществу, Тилей не влезал в разговор. Он слышал каждое слово и отчётливо понимал, что Ингольв готов к тому, что вряд ли завтра вернётся с княжьего двора. Это казалось таким нечестным, Тилей просто изнывал от того, что не может отплатить бывшему хозяину за всё добро, что от него видел. – Останешься ночевать? – спросил Ингольв уже вечером, когда Рогдай и соседи отправились восвояси с уговором вернуться на рассвете. – Ингольв, я что сказать хотел... - Тилей будто не услышал вопроса. – Ну? - северянин отложил точильный брусок и в упор посмотрел на парня. – Я хочу выйти на поединок вместо тебя! - выпалил Тилей и замер. Внутри него всё сжалось, он страшился ответа Ингольва и вместе с тем желал услышать его поскорее. – Не мели чепухи, – отмахнулся тот. – Отчего же чепуха? Разве нельзя вместо себя выставлять воинов из свободных? Или ты сомневаешься во мне? – Ох, бедовая твоя голова... Только свободу получил и сразу и её, и жизнь потерять хочешь? Тилей отвёл глаза и глухо начал: Помнишь, ты сегодня говорил мне о поступках, которые если не совершишь — всю жизнь себя корить будешь? Вот это оно и есть, Ингольв. Не могу я иначе. Ты столько добра мне сделал — обогрел, накормил, обучил и торговому делу, и меховым премудростям, и воинскому искусству, и... - Тилей запнулся, мотнул головой и продолжил: - Надо так, Ингольв. Ты сам знаешь, я уже вполне силён. Пусти меня вместо себя. А после — хоть бы и смерть. Иначе, если тебя не станет, моя свобода ярмом на шее повиснет и дышать не даст. Долго молчал и хмурился северянин, обдумывая его слова, и Тилей уж решил, что плохо дело, не послушает его Ингольв. Наконец тот сказал: – Не по нраву мне за спиной молодых прятаться, но в словах твоих зерно правды. Ты уже явно не последний воин в Пскове, и, ходи я до сих пор под парусом, я бы позвал тебя в хирд. Будь по-твоему, Тилей.