Take Away My Pain

Дома Дайске принял душ, смывая с себя усталость последних дней, и бодро направился в спальню, чтобы облачиться в свежую одежду. Однако его бодрость сразу увяла, как только он увидел совершенно неожиданную картину: на его кровати развалился и нагло дрых Кё. На широкой груди Ниимуры, подобно качающейся на морских волнах чайке, покоилась Мию и сладко сопела. Дайске зажмурился, мысленно досчитал до десяти и открыл глаза. Ниимура по-прежнему возлежал на кровати и даже начал похрапывать. Этого Андо вынести не мог, поэтому протопал к шкафу, как стадо боевых слонов царя Дария Гистаспа, а затем долго, вдумчиво и мстительно шуршал пакетами и одеждой. - Доброе утро! - раздался за его спиной хрипловатый после сна голос Ниимуры. Дайске обернулся. - Что ты тут делаешь? - задал он вполне резонный вопрос. - Как ты вообще сюда попал? Ты же мне ключи вчера вернул. - А ты, вероятно, запамятовал, кто сдаёт тебе эту квартиру? - усмехнулся Кё. Дайске засопел. - Да-да, твой любовник! - выпалил он и осёкся. Ниимура стёр усмешку с лица и обратился к лежащей на его груди собаке: - Мию-чан, дорогая, я вынужден Вас покинуть. Мне срочно нужно вправить мозги Вашему временному хозяину. Позвольте в качестве извинения облобызать Вашу лапку… Гнусная изменница-чихуя, как уже окрестил её Дайске, кокетливо подала Ниимуре лапку и томно вздохнула. Андо психанул и вылетел из спальни. Он был в бешенстве. Наглость Ниимуры просто не имела границ - вот так просто проникнуть в чужую квартиру и расположиться со всеми удобствами! Ну ладно, это вполне в стиле Кё, но вот Мию… Одно слово - баба. - Ну, чего ты так распсиховался? - миролюбиво поинтересовался Ниимура, зайдя в кухню. - Какого хрена?! - Дайске никак не мог успокоиться. - Я Мию выгулял, покормил, поиграл с ней… убрался даже тут у тебя немного… и еды привёз… - Где взял? - У Ютаки, где ж ещё? Мы все оттуда кормимся, - Ниимура оперативно накрыл стол к завтраку и включил кофеварку. - Да ладно тебе обижаться… Лучше расскажи, какие новости в больнице. Дайске вяло ковырялся в тарелке. Он уже решил ничему не удивляться - незачем доставлять Кё такое удовольствие. - Шинью в среду выписывают. Я просил Ниикуру повременить до пятницы, но он непреклонен. Неужели ему так трудно потерпеть два дня? - Андо вспомнил недавний разговор с Каору в машине. - За Шиньей же присмотреть нужно будет, а я работаю. Сугихара хрен мне два отгула даст… - Почему ты так считаешь? - искренне удивился Ниимура. Дайске невесело усмехнулся, но промолчал. - А насчёт потерпеть… Ты сам-то в больнице лежал когда-нибудь? - Не помню, - честно признался Дай. - Может, в детстве… - Знаешь, оттуда хочется слинять под любым предлогом уже на третий день пребывания. Больничная атмосфера давит. Поговорка такая есть - дома и стены лечат. А больница - это всё же не дом. Дайске промолчал и уткнулся в тарелку. Ниимура налил им по чашечке кофе и нарушил молчание: - А ты больше точно ничего не хочешь у меня спросить? - Какого хрена ты молчал о том, что трахаешься с Сугихарой? - Андо отодвинул от себя пустую тарелку и уставился на приятеля. - А почему я должен трепаться о своей личной жизни? - Но я же тебе о своей рассказывал! - Это была добровольная акция с твоей стороны. Я тебя не принуждал к откровенности, - пожал плечами Ниимура. Дайске закурил, чтобы немного успокоиться. - Скажи ещё, что ты место в магазине Сугихары получил через постель, - невесело усмехнулся он. - Можно сказать и так, - Ниимура пил кофе маленькими глотками. Создавалось впечатление, что он ждёт новых вопросов, и Дайске решил этим воспользоваться. - Как вы познакомились? - Как любит говорить Сугизо, наше знакомство - это милая рождественская история, которую он будет рассказывать своим внукам. Но так как ты - не его внуки, то и рассказывать тебе всю подноготную я не буду. Скажу только, что он в своё время очень мне помог в жизни. И в одной постели мы оказались только через три года после знакомства. Ещё вопросы есть? - Есть, - кивнул Дайске. - Как ты докатился до жизни такой? - С помощью Сугизо, разумеется, - Ниимура допил кофе и с сожалением разглядывал пустую чашку. - Однако не могу не признать, что меня вполне устраивает такая жизнь. По идее, она должна устраивать и тебя, ведь ты имеешь с этого некоторую выгоду. Разве нет? Дай тяжело вздохнул, затушил окурок в пепельнице и залпом допил остывший кофе. На кухню, весело цокая коготками по полу, вбежала Мию и остановилась возле стола. - Чё припёрлась, чихуйня проклятая? - буркнул Дайске. Он даже смотреть не мог на собаку. - Везёт же мне на баб - рано или поздно изменять начинают. Это точно карма. - А ты посмотри на проблему с другой стороны, - посоветовал Кё и усадил Мию к себе на колени. - Послать всех баб разом? - уточнил Дай. - Шире смотри, шире… - И чо? - мыслительный процесс Андо зашёл в тупик. Он не понимал, к чему клонит Ниимура. - И найди себе серьёзного парня, - ответил Тоору и принялся чесать Мию за ушком. Дайске от неожиданности сломал сигарету, которую в тот момент доставал из пачки. - Грёбаный пиздец, - заключил он и отшвырнул пачку в сторону. - Ну, я, пожалуй, пойду, - тактично заметил Ниимура и аккуратно пересадил собаку со своих коленей на диванчик. - Мию-чан, дорогая, не провожай меня. Чихуахуа заскулила, пытаясь спрыгнуть с диванчика, и Кё, вздохнув, помог ей спуститься. Та побежала за ним в прихожую. Дайске всё это время сидел, не поднимая головы. Сначала он пытался думать над словами Ниимуры, но ничего путного не вышло, так что Андо просто прислушивался к бормотанию Кё, прощавшемуся с Мию. Входная дверь захлопнулась. Дайске, внезапно почувствовав на себе тяжёлый взгляд, медленно повернул голову. Мию сидела на пороге кухни и смотрела на Андо с таким упрёком в глазах, что ему стало не по себе. - Вот только твоих нотаций мне и не хватало для полного счастья, - с сарказмом ответил Дай на взгляд чихуахуа и поднялся, чтобы убрать со стола. - Со всех сторон обложили, гады. Гомосячья оккупация. Педерасты-агрессоры. Вжопучленопоклонники. Да жить уже страшно в таком окружении! - неожиданно взвыл Дайске, а Мию испуганно вздрогнула и сочла за благо исчезнуть из поля зрения воинствующего натурала. Она залезла в свою корзинку, прижала к себе любимый носок и вздрагивала всякий раз, когда из кухни доносился очередной раскат матов. Андо ещё повозился на кухне, потом ушёл в спальню и затих там. Мию тяжело вздохнула и закрыла глаза.

* * * * *

Вечером, вернувшись из больницы и совершив обязательный моцион с Мию, Дайске устроился с дневником Шиньи в руках на кровати в спальне. Он долго не решался открыть тетрадь - не был уверен в том, что поступал правильно. Наконец, любопытство взяло верх, и Андо открыл первую страничку. Почерк у Шиньи был таким, словно он только-только научился держать ручку. Впрочем, по рассказам Ниикуры, всё именно так и было. Дат нигде не было - записи шли одна за другой, и Дайске погрузился в чтение. «…Пытаюсь вспомнить, как оказался здесь, но не могу. Помню, что был на работе, как обычно, а потом ничего - провал. И, как новая реальность, эта палата и вид из окна на больничный парк с беседкой. Я бы хотел посидеть там, но Ниикура-сенсей не разрешает - говорит, что я слишком слаб. Этот человек внушает страх. И в то же время - он очень заботлив. Как такое может быть в одном человеке? Он - первое моё воспоминание в этой новой жизни. Сначала я не мог запомнить его лица - у меня всё плыло перед глазами, но я запомнил запах его парфюма - такой свежий и мужественный, а ещё запах сигарет. Наверное, он много курит. Я не люблю сигаретный дым и запах табака, но если он ассоциируется с Ниикурой-сенсеем, то мне он даже нравится. Потому ли, что этот человек меня спас? Я мог безошибочно определить, что ко мне зашёл именно Ниикура, даже не открывая глаз. А ещё ко мне приходил другой врач - от него пахло туалетной водой, которая приводила меня в замешательство, потому что напоминала женскую. Но голос принадлежал мужчине. Потом, когда я смог различать лица и запоминать имена, узнал, что его зовут Хара Тошимаса, и он обладает определённой женственностью. Такое забавное сочетание… …Быстро устаю. Сейчас был обед, и Ниикура-сенсей опять кормил меня, потому что у меня никак не получается управляться хотя бы с ложкой. Я сам себе отвратителен. А со стороны я ещё и жалок. Нет, я к концу трапезы запоминаю, как нужно держать ложку в руках, но с координацией движений совсем плохо. И самое обидное, что я утром снова всё забуду. И Ниикуре-сенсею опять придётся учить меня. И я должен научиться. Но сейчас я слишком устал. …Головная боль невыносима. Сначала обостряется обоняние, и запахи начинают преследовать меня - запах лекарств, запах города, проникающий в открытое окно… Потом голоса. Я слышу их слишком отчётливо, чтобы игнорировать. А потом лавиной накатывает боль, и я больше не принадлежу себе. Я знаю, что нужно нажать на кнопку вызова врача, но не могу даже пошевелиться. Я не чувствую своего тела. Оно мне не подчиняется. Лицо неприятно покалывает, а это значит, что совсем скоро станет невозможно дышать. Я боюсь, что никто не придёт, но Ниикура, кажется, чувствует, что что-то не так, потому что меня окутывает волной его запаха, а сам он повторяет, как обычно: «Ничего-ничего, сейчас боль уйдёт в задницу, и всё будет хорошо». И я засыпаю спокойно… …Ненавижу утро. Ужасное состояние, когда просыпаешься от ощущения, что за ночь превратился в бойца сумо. Кажется, что всё тело раздулось до невероятных размеров, а дышать всё труднее и труднее. И надо пересилить себя и подняться, потому что теперь мне не вводят гормоны внутривенно - я должен принимать их в таблетированной форме. Пригоршню за два раза с интервалом в два часа. Глотать невозможно - в горле спазмы, и я давлюсь таблетками, на глазах выступают слёзы, но отступать нельзя - от этого зависит моя жизнь, как бы пафосно это ни звучало… …Весь мир сузился до размеров палаты. Кажется, что выйдешь за дверь - и потеряешься. Я боюсь. И страх этот совершенно беспричинный, но избавиться от него не получается. Голова кружится постоянно - наверное, это никогда не прекратится. Пальцы не слушаются, и процесс одевания-раздевания становится настоящей пыткой. Спать без обезболивающего не получается - боль приходит по расписанию, сковывает тело, путает мысли, превращая меня в беспомощное растение. Я никогда не был каким-то особенным, но сейчас я просто жалок… …Выходил в коридор. Сделал несколько шагов и испугался - я совершенно не помнил, как шёл и где моя палата. Я заблудился в прямом, как стрела, больничном коридоре. Потом полз вперёд, держась за стену, с трудом переставляя ничего не чувствующие ноги. Было совсем рано - за большими окнами едва начало светать. Коридор перетёк в большой холл, а там цветы, цветы, цветы - и в горшках на подоконниках, и на полу в больших кадках, и на стенах в подвесных кашпо. И среди этого буйства зелени Ниикура-сенсей с цыплячьего цвета лейкой в руках. Когнитивный диссонанс? Я не выдержал и рассмеялся. Ниикура обернулся, строго посмотрел на меня и погрозил пальцем. Я опустился на диван и смотрел, как сосредоточенно он поливает свою оранжерею. Пришлось признаться, что я заблудился, и он отвёл меня в палату. Мы немножко поговорили, и я узнал, что у Ниикуры аллергия на шерсть животных. Жаль, а вот я животных люблю. Наверное, потом заведу собаку. Приятно же, когда тебя ждут дома… …Я не думал, что Ниикура-сенсей запоминает наши разговоры. Но сегодня после обеда он принёс мне персидского котёнка и сказал, что его зовут Аой. И предупредил, что хозяева заберут его через пару часов. Котёнок оказался таким забавным - с маленьким носиком и огромными оранжевыми глазами. Он чихнул на Ниикуру, а Ниикура скривился и вылетел из палаты. Ах да, точно, у него же аллергия… Аой полез всё осматривать - совал всюду свой носик, брезгливо морщился, если ему что-то не нравилось, а потом затребовал игр. Не знаю, понравился ли я ему, но, наигравшись, он уснул на моей подушке. А потом в палату зашёл высокий симпатичный парень в хирургическом костюме, оказавшийся хозяином Аоя. Мне было жаль расставаться с котёнком, и я спросил позволения навестить его. Парень ответил, что в его отделении мне не место. Я обиделся, но когда он наклонился, чтобы забрать Аоя, я прочёл на бейджике «Такашима Койю. Патологоанатом» и понял, что в морг мне действительно рановато. Такашима-сенсей ушёл, пообещав зайти завтра вместе со своим питомцем. А я впервые за несколько дней смог уснуть без обезболивающего… …Сегодня было плохо с самого утра. Болело всё - даже кожа. Любое прикосновение причиняло боль, и я корчился на кровати в попытке устроиться поудобнее, но всё было напрасно. И слабость, словно из меня вытянули все силы. Мне казалось, что я сейчас умру. Потом пришёл Ниикура-сенсей с каким-то пупсом в белом халате и что-то говорил ему, а пупс качал головой и повторял, что Ниикура сильно рискует, не отправляя меня в реанимацию. Видимо, это был реаниматолог. Он ушёл, пожелав мне поправляться, а Ниикура сидел со мной, гладил по волосам и успокаивал. Меня лихорадило, я никак не мог успокоиться, а потом, устав от мучений, просто провалился в сон…» Дайске отложил тетрадь на тумбочку и прикрыл глаза. В голове крутилась одна-единственная мысль - как Шинья справляется со всем этим один? Как он вообще живёт с этим - каждый день? Страшно даже представить, насколько ему тяжело. Андо поднялся с кровати и ушёл в кухню. Достал из пачки сигарету и чиркнул зажигалкой. В темноте вспыхнула оранжевая звёздочка. Дай курил и смотрел на светящиеся окна дома напротив - дома, в одной из квартир которого всё это время в одиночку справлялся со своей болью Шинья. Хотел ли он, чтобы в его жизни появился человек, который смог бы помочь ему? Или разделил его боль? Или хотя бы просто был рядом? Смотрел ли он в окно на чужую жизнь? Чувствовал ли себя никому не нужным? Или, скованный своей болезнью, мог только выводит неровные иероглифы в дневнике, описывая своё состояние и даже не мечтая о чём-то большем? Дайске раздавил окурок в пепельнице и прислонился лбом к холодному стеклу. Память услужливо прокручивала перед ним кадры этой осени: хрупкая фигура, сидящая на бордюрном камне, застенчивая улыбка Шиньи, его осторожное прикосновение в машине, разговор на пустынном пляже, благодарный взгляд в больнице, когда Дайске кормил его яблоком, тепло его тела, когда Дай поддерживал Терачи во время прогулок в больничном парке… Казалось, что Шинья впитывает его заботу, как губка, словно больше такой возможности не будет, словно Дайске вот-вот исчезнет из его жизни… Но именно сейчас Андо окончательно понял, что никуда не отпустит Шинью. Ни за что.