Take Away My Pain

Воскресный вечер протекал в рамках «сухого закона» - Дайске считал неправильным пить на глазах у Шиньи, которому пока были недоступны подобные простые радости. Поэтому единственным развлечением стал телевизор, по которому транслировали очередной бейсбольный матч. Шинья интереса к нему не проявлял – сидел на диване, поджав под себя ноги, и что-то писал в тетрадке, время от времени разминая онемевшие пальцы. Он вообще был странным все эти выходные, словно его что-то беспокоило, но он никак не решался поделиться своими проблемами с Дайске. Сам Андо расспрашивать Терачи не решался – он до сих пор опасался сделать или сказать что-то не так. Шинья был слишком непредсказуемым, хотя с виду по нему сказать этого было нельзя. Мию, до этого лежащая рядом с Дайске на полу и увлечённо наблюдающая за разворачивающимся по телевизору действием, подняла голову и навострила ушки, когда Шинья с шумом захлопнул тетрадь и вздохнул, решаясь на разговор. Андо приглушил звук в телевизоре и повернулся к Терачи. Тот немного помялся, нервно покусывая нижнюю губу, и заговорил: - Я завтра на работу выхожу. Дайске резко принял сидячее положение, забыв о вопящих трибунах и истерическом голосе комментатора. - Как это – на работу? - Я и так достаточно отдохнул. Пора возвращаться к работе. - Но ты ещё курс лечения не закончил! – возмутился Дай. – Тебе нельзя пока работать! - А ты что, мой лечащий врач? – опасно прищурился Шинья. Дайске растерялся, но только на мгновение. - Я забочусь о тебе! – выпалил он и заметил, как вытянулось лицо Терачи. - А я тебя просил об этом? – вкрадчиво спросил Шинья. – Жил же я как-то без тебя… - Да… ты… я… - Дайске судорожно пытался подобрать нужные слова, но они, как назло, не желали подбираться. – Я ж хотел как лучше… - Как лучше – это чтобы я у тебя в качестве домработницы жил? – нервно хмыкнул Терачи и поднялся. Андо вскочил следом. – Я хочу вернуть свою независимость и свободу, а не жить здесь на птичьих правах и ждать, когда ты меня выставишь за дверь! - Подожди… Что это ты такое говоришь? Почему домработницей? Я не понимаю… - растерянно забормотал Дайске. - Не понимаешь? – неожиданно взвился Шинья, сжимая кулаки и тяжело дыша. – Тебя устраивает, что я сижу дома целыми днями, готовлю и чистоту поддерживаю в твоём свинарнике! Тебе ни о чём не надо думать, ты приходишь с работы на всё готовое! Что ещё ты не понимаешь? Удобный Шинья, которым можно пользоваться! Что ещё мне тебе предложить? Раздвинуть ноги по твоему желанию? Дайске ошалело пялился на Терачи. О чём он вообще говорит? Что за бред? Почему он так решил? И что это за разговоры такие – ноги раздвинуть? Хотя, подождите-ка… - А тебе напомнить, кто перед кем что раздвинул, а? Или ты скажешь, что не так всё было? – настала очередь Дая нападать. – Какого хрена ты ко мне тогда вообще полез? - А ты какого хрена не сопротивлялся? – парировал Шинья. – Ты же сильнее! - Поэтому и не сопротивлялся! Боялся тебе, блядь, больно сделать! - Очень правдоподобно! Ты сам меня целовал! - А что я должен был делать? Кусаться? – взбесился Дайске. – Набить тебе морду? Выгнать к чёртовой матери вместе с собакой? Мию возмущённо тявкнула где-то на заднем плане, но Андо не обратил на неё внимания. - Я не собираюсь и дальше заменять тебе бабу! – голос Шиньи сорвался на высокие ноты, отчего Дайске поморщился. – Я хочу и буду работать, и мне плевать, что ты думаешь по этому поводу! Это моя жизнь, а тебе там нечего делать! - Нечего делать, да? – Андо обозлился окончательно, отчего скулы проступили резче, и под кожей заходили желваки. – Да ты бы сдох тогда в парке, если бы я не пришёл! Кому ты вообще нужен, кроме своей собаки?! Валялся бы на асфальте, пока не околел от холода! И никто – слышишь, никто! – не пришёл бы на помощь. И даже твой драгоценный Ниикура ничего не смог бы сделать – только похоронить! - Откуда ты знаешь про Ниикуру? – шёпотом спросил Шинья, глядя на Дая расширившимися глазами. - Знаю! И про то, как он тебя выхаживал, и про то, как терпел твои истерики в больнице, и про то, что ты дрочил на него по ночам в больнице! – проорал Дайске, теряя остатки самообладания, и вжал Шинью в стену, уперевшись руками по обе стороны от его головы. – Так вот, возникает резонный вопрос: а нахуя тебе я при таком раскладе, а? Может, ответишь? Кажется, я имею право знать. Что ж ты молчишь, а? Нечем крыть? Терачи поспешно отвёл взгляд. Он не ожидал, что Даю известно так много о том, что самому Шинье не всегда приятно было вспоминать. Но это была их с Ниикурой тайна, и никто больше не знал об этом, так неужели Каору настолько доверился Андо, что рассказал обо всём? Зачем? Какие цели он преследовал? Дайске рассматривал напряжённое лицо Шиньи – кривящиеся в попытках сдержаться губы, нахмуренные брови, дрожащие ресницы, как неожиданно в голову пришла мысль о том, что после этой ссоры Терачи уйдёт. Окончательно. Без шансов на возвращение. Мысль эта оказалась невыносимой, но признавать, что погорячился, Андо не мог – по крайней мере, не сейчас. Поэтому он решил поставить точку в их разговоре. - Я сейчас сам уйду, а ты останешься. Но учти – если вздумаешь уйти, я за тобой бегать больше не буду. Выбор за тобой. И подумай над моими словами. Я не против твоей работы, если она не сделает хуже. Всё. Дайске развернулся и вышел из комнаты. Шинья вслушивался в звуки, доносящиеся из прихожей, и не двигался с места. Он уже и так всё испортил, поэтому сейчас самым разумным было промолчать. Мию осторожно выбралась из-за дивана, где она пряталась всю ссору, и просеменила в прихожую. Хлопнула входная дверь. Чихуахуа остановилась в дверях гостиной и осуждающе уставилась на хозяина. - Не надо, Мию-чан, - сдавленно проговорил Шинья и сполз по стене на пол, закрывая лицо руками. – Я и так знаю, что сам виноват…

* * * * *

Дайске расположился в баре неподалёку. Ему необходимо было выпить, чтобы успокоить не на шутку разбушевавшиеся нервы. Истерика Шиньи выбила его из колеи – он не ожидал от Терачи такого, хотя и читал в дневнике. Но одно дело читать, и совсем другое – видеть это воочию. Странно, что Шинья ещё ничем в него не запустил в пылу ссоры, хотя вполне мог бы. А завтра он наверняка спишет свой всплеск на гормоны. Порой складывается впечатление, что эта проклятая химия правит человеком, ведь до начала лечения Шинья таким несдержанным не был. Да что там говорить – Дайске бы никогда и не подумал, что этот тихоня способен на такие бурные эмоции. Однако все размышления прервались, едва бармен поставил перед ним стакан с выпивкой. Первую порцию Дайске опрокинул одним махом, едва поморщившись – годы упорных и, главное, регулярных возлияний делали своё дело. Протянув стакан бармену в немой просьбе повторить, Андо задумчиво окинул взглядом помещение. Разноцветные огни с танцпола и ритмичная музыка его не раздражали – наоборот, хотелось окунуться в эту вакханалию, чтобы забыть обо всех своих неприятностях. Виски согревал изнутри, и Дай, бросив на стойку несколько купюр, слез со стула и отправился танцевать. Забыть. Не думать. Забыть. Не думать. Забыть… Басы сотрясали тело в ритме этой мантры, и Дайске подчинялся им, отбрасывая в сторону сомнения, страхи, обиды – и Шинью. Нет, Шинью – в первую очередь, потому что в тот момент, когда он вжимал Терачи в стену и шипел ему в лицо гадости, вместе со злостью на него накатило возбуждение. И именно это возбуждение заставило его сорваться и уйти, чтобы не накинуться на Шинью с грубой страстью, потому что его беспомощный вид заводил до ужаса. Даже сейчас по телу ещё пробегали разряды этого возбуждения, и Андо выпутался из гущи извивающихся в такт музыке тел, чтобы вернуться к бару. Следовало выпить немедленно, пока собственное воображение не сыграло с ним злую шутку. Он цедил уже чёрт знает какую по счёту порцию и соображал всё медленнее, когда к нему подсела какая-то девица и что-то зачирикала. Дайске особо не вслушивался в щебетанье девицы, но от предложения потанцевать не отказался – даже галантно помог даме спуститься с высокого барного стула. Дальнейшее запомнилось урывками, словно разноцветные пятна прожекторов. Он танцевал, отдаваясь во власть музыки и вседозволенности, прижимал к себе девицу, и та совершенно не была против такого обращения. Потом они пили вместе какие-то коктейли, от которых у Дая совсем съехала крыша, обжимались в каком-то тёмном углу, но дальше этого дело не зашло – то ли девица вовремя успела сбежать, то ли он сам оказался не в состоянии довести дело до конца, но только пришёл в себя Дайске в туалете. Он плескал в лицо пригоршнями ледяную воду из-под крана, а из зеркала на него смотрело измученное лицо его отражения с опухшими красными глазами и нездоровой бледностью кожи. Андо ещё немного постоял, прижимая к щекам холодные от воды ладони, а потом выключил воду и побрёл к выходу. Дорогу до дома Дайске запомнил плохо. Его всё время мутило, а воздух казался слишком густым – настолько, что даже вдыхать его было тяжело. Он прилипал к нёбу, когда Андо хватал его ртом, обволакивал горло и потом лежал тяжёлым, плотным комком на дне лёгких. Сил подняться в подъезд не осталось, и Дай грузно опустился на ступени крыльца. Было мерзко и муторно, а ещё противно скреблось предчувствие того, что Шиньи дома он уже не застанет. После всего, что он ему наговорил, остаться невозможно. Больше всего сейчас Даю хотелось, чтобы его встретила Мию и всем своим видом показала, как она недовольна его поведением. Тогда он точно почувствует себя счастливым. Андо с трудом поднялся на ноги и, шатаясь и бормоча одному ему известные проклятия, зашёл в подъезд. В квартире было тихо. Дайске включил свет в прихожей и облегчённо выдохнул: в дверях гостиной сидела Мию с таким видом, какой бывает у сварливых жён, которые поджидают возвращения блудного мужа и прячут за спиной сковородку, и щурилась от яркого света. - Привееееееет, Мию-чан! – фальшивым приторным голоском пропел Андо. Чихуахуа сменила выражение морды, и Дайске умильно заулыбался: - Ты ж моя ехииииидна… Мию чихнула с отвращением и, брезгливо дёрнув задней лапкой, ушла в спальню. Андо с третьей попытки повесил куртку на вешалку, кое-как выбрался из намертво прилипших к ногам кроссовок и отправился за собакой. На пороге спальни он замер. Шинья спал на его половине кровати, обеими руками прижимая к себе его подушку – так, словно это был сам Дайске. Андо постоял немного, разглядывая беззащитно оголённую спину Терачи, а потом шумно выдохнул. Глупое желание лечь рядом, обнять, прижаться губами к острым лопаткам и выступающим позвонкам, укрыть от всего мира, чтобы вот только его и больше ничей… Отогнав от себя эту мысль, Дайске вышел, аккуратно прикрыв дверь в спальню. Он ещё немного постоял в коридоре, решая, что делать дальше, но не придумал ничего лучше, кроме как лечь спать. Опьянение уступило место пробуждающейся головной боли, но Дай решил не искать таблетки, а просто завалиться на диван и уснуть. Не было сил даже на то, чтобы раздеться – Андо скрючился на неудобном диване, подложил ладонь под щёку и провалился в мутное подобие сна.