Take Away My Pain

Шинья проснулся от сигнала будильника. Заткнув вопящее издевательство над спящим человеком, Терачи потёр лицо ладонями и в очередной раз отметил, что руки совсем его не слушаются. Подъём стоил невероятных усилий, и Шинья отчаянно пытался уцепиться ничего не чувствующими пальцами за тумбочку, чтобы оторвать своё тело от кровати. Голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота, и он хотел только одного – чтобы это закончилось. На дрожащих ногах Шинья кое-как поковылял к выходу из спальни. Дальше идти стало легче, потому что можно было хвататься за стены, чтобы удержать равновесие. Надо было разогреть себе завтрак, но у него ни черта не вышло – он не смог даже взять в руки тарелку. Пальцы отекали на глазах, и Шинья, наплевав на все предосторожности и запреты, проглотил все таблетки разом, кое-как запив их водой из предусмотрительно оставленного с вечера на кухонном столе стакана. Желудок тут же отозвался ноющей болью. Посидев немного на кухне, Шинья с трудом поднялся и побрёл на поиски Дайске. Он заглянул в гостиную и тут же поморщился. В комнате благоухало, как в третьесортном баре, а Дайске спал на диване в жутко неудобной позе, обхватив себя руками – видимо, замёрз ночью. Терачи вздохнул и пошёл в спальню за подушкой и одеялом. Подложив подушку Даю под голову и укрыв его одеялом, Шинья распахнул окно, впуская в комнату свежий воздух, и немного постоял, опираясь на подоконник, пытаясь привести в норму дыхание. Его пошатывало, словно он не одеяло с подушкой принёс, а мешок с песком. Было плохо. Очень плохо. И ещё эта ненавистная крупная дрожь, которая накатывала неожиданно, и с которой справиться было невозможно. Шинья обхватил себя руками за плечи, пытаясь хоть как-то унять эту отвратительную лихорадку, но это не помогло. Он развернулся, сильно качнувшись от накатившего приступа головокружения, и, сдерживая подкатившую к горлу тошноту, медленно поковылял к выходу из гостиной. Ноги тряслись, совершенно мешая ходить, а перед глазами плыли мутные пятна. Шинья тщетно пытался ухватиться за воздух трясущимися руками – головокружение усиливалось, а пространство комнаты стало непреодолимой преградой. Кое-как добравшись до двери, он вцепился в спасительную стену так, что под ногтями проступили белые полумесяцы. Прикрыв дверь, он остановился, чтобы отдышаться – малейшая нагрузка вызывала сильную одышку. Сделать с этим ничего было нельзя, поэтому оставалось только одно – терпеть. Терпеть и приспосабливаться. Звонок в дверь стал для Шиньи полнейшей неожиданностью – он понятия не имел, кто мог прийти к Даю в такую рань. С трудом добравшись до входной двери, Терачи распахнул её и замер в недоумении. Вот этого невысокого мужчину в строгом чёрном пальто и шляпе он точно не знал. Мужчина вежливо приподнял шляпу и склонил голову: - Доброе утро, Терачи-сан. Могу я видеть Дайске? - А… - начал Шинья, забыв о приличиях и глупо таращась на гостя. - Ниимура Тоору, - пухлые губы мужчины тронула едва заметная улыбка. - Простите, Ниимура-сан, - спохватился Терачи и даже поклонился, но тут же пошатнулся и наверняка бы упал, если бы Ниимура не подхватил его. - Осторожнее, Терачи-сан, осторожнее… Шинья прислонился спиной к стене прихожей и прикрыл глаза. Ками-сама, как же это унизительно – вот так выставить себя перед приятелем Дая… Что он теперь о нём подумает? А что скажет Даю? Убедит отказаться от беспомощного и жалкого инвалида, который даже на ногах самостоятельно устоять не может? - Прошу прощения, что повторяюсь, Терачи-сан, - прозвучал совсем рядом голос Ниимуры, - но могу я увидеть Дайске? - Можете, - тихо ответил Шинья, открывая глаза. – Но вряд ли Вам понравится это зрелище. - Не переживайте, у меня извращённый вкус, - успокоил его Тоору. – Поэтому переформулирую вопрос: где тело? - Там, - Шинья слабо махнул рукой в сторону гостиной. Ниимура кивнул и ушёл в комнату. Терачи медленно последовал за ним, стараясь идти как можно более уверенно и хотя бы не шататься. Остановившись на пороге комнаты, он наблюдал, как Ниимура со скорбным выражением лица стоит возле дивана и внимательно разглядывает лежащего на нём Дая. - Однаааако… - негромко протянул Тоору. Андо зашевелился. - Да, Мию-чан, я скотина, а ты – заноза, - пробормотал он и натянул одеяло повыше, закрывая лицо. Шинья зажал рот ладонью, чтобы не засмеяться, и отступил в коридор. Следом за ним из гостиной вышел и Ниимура. Они стояли в коридоре и молчали. Тоору рассматривал Шинью, а Шинья боялся сделать или сказать что-то не так – ему казалось, что он уже достаточно опозорился перед гостем. Неловкое молчание нарушила выскочившая из спальни Мию, которая юлой завертелась у ног Ниимуры, радуясь его приходу. - Мию-чан, душа моя, я тоже рад тебя видеть! Рассказывай, как твои дела, - Ниимура подхватил собаку на руки, и та, радостно взвизгнув, принялась облизывать его лицо. Шинья ошалело пялился на эту парочку и пытался понять поведение своей собаки. Обычно она не лезла на руки к чужим людям. Значит ли это, что она была знакома с Ниимурой? Но каким образом? - Забыл… - вдруг выдохнул Шинья. – Тебя же выгулять надо… - Не беспокойтесь, Терачи-сан, мы с Мию-чан отлично с этим справимся, - улыбнулся Ниимура и, опустив чихуахуа на пол, принялся обуваться. Шинья находился в растерянности. Он никак не мог взять в толк, с чего бы приятелю Дайске быть таким заботливым и обходительным. Исходя из рассказов Дая о Ниимуре, никак нельзя было предположить в Тоору такие положительные качества. Пока Шинья размышлял над этим, Ниимура с Мию покинули квартиру. Терачи ещё немного постоял в коридоре, а потом махнул рукой на все вопросы и пошаркал в ванную. После душа Шинья чувствовал себя немного лучше, только руки никак не хотели слушаться, поэтому в ванной он методично ронял всё: зубную щётку, тюбик с зубной пастой, мыло, которое постоянно выскальзывало из рук. Посмотрев на себя в зеркало и отметив, что надо бы побриться, Терачи потянулся за станком, но в последний момент передумал – уверенности в том, что обойдётся без жертв, не было. Он вздохнул, убрал станок на место и вышел из ванной. В кухне он застал Тоору, который по-хозяйски расположился на диванчике за накрытым к завтраку столом. Рядом с ним лежала сытая и довольная Мию и дремала, положив морду на колени Ниимуры. Заметив отразившееся на лице Терачи недоумение, Ниимура поспешил объясниться: - Просто подумал, что Вы ещё не завтракали, а я мог бы составить Вам компанию. И заодно Вы могли бы мне рассказать, какому событию посвящён этот очень удачный косплей вьетнамского пчеловода в исполнении Дайске. Что отмечали? - Ничего не отмечали… - замялся Шинья, не решаясь взглянуть на Ниимуру. – Скорее, наоборот… - Поссорились? – Тоору цепко взглянул на собеседника и отметил проступивший на щеках Терачи румянец смущения. – По какому поводу? - Я на работу выйти хочу, а Дайске против, - едва слышно проговорил Шинья и прерывисто вздохнул. К завтраку он так и не притронулся, хотя желудок уже скручивался от боли. Ниимура поднялся из-за стола, достал ложку и положил её перед Терачи. Тот благодарно улыбнулся и неуверенно взял ложку в руки. Потревоженная манёвром Ниимуры Мию недовольно заворчала. Кё ласково погладил собаку, и та успокоилась и закрыла глаза. Тоору внимательно наблюдал за Шиньей. Этот парень ему нравился. Пожалуй, надо прочистить Даю мозг, когда он придёт в адекватное состояние, чтоб не обижал парня. Ишь ты, самец-собственник выискался… - Терачи-сан, а Вы объяснили Даю своё решение? Чем Вы его мотивировали? Шинья залился краской, вспомнив своё «объяснение». Ему было нестерпимо стыдно за вчерашнюю истерику, но изменить он уже ничего не мог. И признаться Ниимуре в собственной глупости – тоже. - Хорошо, а Вы можете мне объяснить своё желание выйти на работу, не закончив лечение? – спросил Ниимура и отложил хаси в сторону. Шинья чувствовал себя рядом с Тоору нерадивым школьником, который не выучил урок. Но что-то ему подсказывало, что Ниимура просто так от него не отстанет. - Мне деньги нужны, - прошептал Шинья. – Медицинская страховка покрывает не все расходы на моё лечение, а лекарства очень дорогие. Ниикура-сенсей, конечно, святой человек, но он не может платить за меня из своего кармана… Почему Вы смеётесь? Тоору смахнул выступившие в уголках глаз слёзы. - Простите меня, но после всего, что я слышал о Ниикуре и от Ниикуры, я не могу представить его святым человеком, - признался Ниимура. – Но это только моё мнение. Извините. Продолжайте, Терачи-сан. - А ещё мне надо оплачивать аренду жилья в следующем месяце, а денег у меня уже практически не осталось, - Шинья совсем поник. – А у Дайске я просить не буду ни в коем случае. Он и так меня, можно сказать, содержит. Я в ужасном положении, Ниимура-сан, понимаете? Я должен работать, чтобы иметь средства к существованию, а не быть приживалкой у Дайске. Это унизительно. - Я понимаю Вас, Терачи-сан, - Ниимура отпил кофе из чашки и облизал губы. – Сам был в таком положении в своё время, пока не встретил Сугихару. А почему бы Вам не отказаться от квартиры и не переехать к Дайске? - Я не могу, - Шинья закусил губу. Это было слишком личное, чтобы делиться с Ниимурой. - Не доверяете ему? – понимающе усмехнулся Тоору. Терачи удивлённо взглянул на него – откуда он знает? – Тогда… Ваше решение о выходе на работу выглядит единственно правильным. Не беспокойтесь, я поговорю с Дайске. А Вы просто работайте и не думайте о том, что Андо Вас выгонит в любой момент. Этого не случится – он слишком крепко на Вас запал. Кстати, когда Вам на работу? - Через 40 минут… - машинально ответил Шинья, но мысли полностью сосредоточились на словах Ниимуры. Дайске на него запал… То есть, он ему нравится? И он не просто так о нём заботится и старается помочь? И в ту ночь он отдался ему не просто так? Но… он же совсем беспомощный и больной – какие чувства может к нему испытывать здоровый и красивый Андо? Жалость и сострадание – максимум, на что он может рассчитывать. Почему же Дайске выбрал именно его? Что двигало им, когда он приезжал каждый день в больницу и ухаживал за ним? Что? Из размышлений Шинью вырвал голос Ниимуры: - Собирайтесь, Терачи-сан, а я пока здесь уберу. Я подвезу Вас до библиотеки. Шинья тряхнул головой, отгоняя вопросы и сомнения, уже даже не удивляясь осведомлённости Тоору, и поднялся. - Спасибо, Ниимура-сан, я сейчас переоденусь и буду готов, - поблагодарил он и ушёл в спальню. Мию подняла голову с колен Ниимуры и с обожанием уставилась на него. - Да, дорогая, - обратился к ней Кё, - я заслуженный подпольный купидон всея Японии. Только никому об этом, договорились? Чихуахуа согласно тявкнула и лизнула руку Ниимуры. - Я оставлю на столе таблетки и бутылку с водой для этого страдающего похмельем гамадрила. Ты проследи, чтобы он всё выпил и поел, хорошо? Мию приняла сидячее положение и вытянулась в струнку, как солдат на плацу. Кё удовлетворённо кивнул: - Я всегда знал, Мию-чан, что на тебя можно положиться даже в самых сложных жизненных вопросах.

* * * * *

Ниикура Каору стоял на крыльце служебного входа и курил, близоруко щурясь и разглядывая одинокую фигуру в белом халате, сидящую в беседке. Убедившись в том, что это именно тот человек, который ему нужен, Ниикура уверенным шагом направился в сторону беседки. - Кё-сама, приветствую, - склонился он в поклоне, едва войдя в беседку. Человек грустно улыбнулся. - Привет, Као-кун, заходи. - Не помешаю? – Ниикура присел на лавку рядом с мужчиной. - Ты мне никогда не мешаешь, Каору, - мужчина достал из кармана халата сигареты и зажигалку. - О чём грустите, Кё-сама? – Каору щёлкнул зажигалкой. – Или о ком? Призраки прошлого мешают двигаться дальше? - К сожалению… - А Вы отпустите Хидэ на свободу. И Вы, и Ичиро. Ему покоя нет, пока вы прикрываетесь им, как щитом от ваших чувств, - Ниикура внимательно смотрел на мужчину, сидящего рядом – так близко, что были видны и проступившие морщинки на бледной коже, и следы усталости вокруг вечно печальных глаз. Он всегда восхищался анестезиологом – Исоно был отличным специалистом и просто замечательным человеком, а бурная молодость и безбашенные выходки на пару с тогдашним заведующим реанимацией Мацумото Хидэто придавали ему героический ореол в глазах молоденького ординатора Ниикуры Каору. Время прошло, молоденький ординатор повзрослел и стал заведующим неврологией и заместителем главного врача по лечебной работе, а восхищение и преклонение перед Исоно Хироши остались неизменными. И щемящее чувство жалости к нему, который всю жизнь любил одного-единственного человека – Такигаву Ичиро. Исоно всегда был рядом с Ичиро – как друг. На большее он даже не смел надеяться. Трагическая смерть Хидэто ничего не изменила в их отношениях, не сблизила их так, как хотелось бы Хироши. И он продолжал ждать и любить. И работать бок о бок. И вытягивать из ежегодных майских депрессий – на протяжении почти четырнадцати лет с тех пор, как не стало Хидэ… - Ичиро не может… - вздохнул Исоно, задумчиво глядя на тлеющую в пальцах сигарету. – А ты почему не отпустишь свои страхи, Каору-кун? - Я работаю над этим, - признался Ниикура и взглянул на собеседника. Хироши едва заметно улыбнулся. - А ты напиши для Тошимасы песню – вот такую, в которой будут только ваши общие воспоминания и твои желания. Только на дерево не лезь, а то эффект смажется. Посмеялись, вспоминая этот пикантный момент биографии Исоно. - Я стихи писать не умею, - признался Ниикура и выбросил окурок в урну. - А ты зайди ко мне как-нибудь – я помогу, - подмигнул Исоно. Каким-то непостижимым образом Ниикуре всегда удавалось поднять ему настроение. И когда становилось откровенно паршиво, Хироши звонил неврологу, чтобы вместе выпить или просто посидеть и поговорить обо всём на свете. Пожалуй, именно ему Исоно доверял больше всех, потому что знал – Ниикура не предаст и не подставит. Они посидели ещё немного, думая каждый о своём и слушая тихий шум моросящего дождя. К вечеру холодало, и первым со скамейки поднялся Исоно. – Ну что, перекур закончен? Пойдём работать.