Я никогда не буду твоим!

Саундтрек к главе: The String Quartet Tribute To The White Stripes - Seven Nation Army Посвящение: моей замечательной подруге и бете Angry Beaver. Алый двухэтажный автобус, лавируя в сияющем потоке автомобилей, въехал на автостраду моста Ватерлоо, во мраке напоминающего рождественскую гирлянду над бездной Темзы. По обе стороны её чёрной ленты раскинулись асфальтовые берега с люминесцентными венами Сити, пульсирующими электричеством и ядовитым неоном. Лондон. Город, где надменная чопорность и хрустящий белоснежными манжетами аристократизм сочетается с порочностью и необузданной страстью к наслаждениям. Матёрая барменша Великобритания за столетия приготовила уникальный коктейль изощрённого богемного порока, приправленный ультрасовременной дымкой. Ночной Лондон – воистину проявление этой смеси в полном цвете, не прикрытое туманной дневной завесой приличий. Именно ночной Лондон страстно любил один уже немолодой, но сохранивший привлекательность, с печатью войны на обветренном лице, светловолосый армейский хирург в отставке. Цепляясь за поручень среди плотно утрамбованных тел, Джон Ватсон покачивался в пропахшем потом и бензином душном салоне алого автобуса. Унылый день с изматывающей сменой в больнице подошёл к концу, и мужчина от души радовался тому, что в очередной раз проведёт его окончание в увлекательном месте, на этот раз среди сдержанной роскоши и утончённого стиля Королевского Национального Театра. Отставной капитан не являлся ярым поклонником театрального искусства, и по большому счёту ему было плевать, на какую пьесу они идут, но перспектива провести вечер, не тупо уставившись в очередное бездумное шоу или телефильм, чрезвычайно его прельщала. Тем более что дело Эммануэля Вернье, ведущего актёра Национального театра, придавало вечеру дополнительный драматический штрих. Собственно, оно и было причиной поездки. Два дня назад Вернье обратился к консультирующему детективу Шерлоку Холмсу, отчаянно прося помощи и защиты от безумного фаната, достающего театральную звезду письмами с угрозами. Детектив обещал ему вычислить и прижать фаната. Именно Шерлоку Холмсу Джон Ватсон был обязан тремя месяцами яркой «забористой» жизни и проживанием в уютной квартире вместо одинокого существования в утлой каморке, где иссушённое афганской войной сердце подыхало от безделья. Мелодичный женский голос объявил остановку «South Bank», и Джон обернулся к Холмсу, собираясь продвигаться к выходу. В первую секунду Ватсона передёрнуло от неожиданности, будто в грудь ему ударило пламя горящего абсента. Впервые он увидел тот взгляд. Шерлок смотрел на его торс в упор, и это был не тот обычный Шерлок, бесстрастный и замкнутый, с которым Ватсон соседствовал последние три месяца. Джон ощутил на себе голодный откровенный взгляд из самых глубин тёмной души, подёрнутый блестящей поволокой. Наклонив голову, Холмс из-под бровей тягуче проследовал по груди и шее Джона, но едва он встретился с ним лицом к лицу, голодное абсентовое пламя потухло, сменившись непроницаемой сталью. – Наша остановка. Прогоняя наваждение, Джон тряхнул головой и стал протискиваться сквозь толпу вслед за соседом. Какого чёрта сейчас было? Однако густая прохлада улицы мигом выветрила у доктора все мысли о необычном взгляде. Благополучно решив, что ему всё померещилось, Ватсон вдохнул полной грудью в предвкушении увлекательного вечера. Дорогу освещали чугунные фонари с матово-белыми круглыми головами и фиолетовые отблески от гирлянд из лампочек, обвивавших лысеющие деревья на набережной. Справа, за каменным бордюром, плескались раскрашенные акварелью огней лилово-жёлто-зелёные воды Темзы, а впереди колоссальных размеров надпись «National Theatre» на фоне цвета фуксии манила к себе любителей театральных феерий.* Королевский Национальный театр представлял собой многоярусное сооружение оригинальной составной формы, оснащённое гигантским жидкокристаллическим экраном на крыше, с бетонными балконами и застеклёнными террасами по всему периметру, благодаря чему внутреннее устройство театра оказывалось как на ладони. Мужчины миновали пластиковые столы уличного кафе, пестреющего красными и лимонными зонтами, словно пляжные коктейли, и поднялись на широкое каменное крыльцо под нависающей террасой второго этажа. Втягивая аромат горячей пиццы и терпкого эспрессо, Джон с завистью оглянулся на людей за столиками, памятуя собственный скудный ужин. Однако Шерлок с безразличным лицом проигнорировал явный интерес друга к незамысловатым угощениям театрального кафе и уверенно толкнул серебристую вертикальную ручку стеклянной двери. Предъявив билеты в партер суровой усталой билетёрше, Холмс и Ватсон, ступая по бордовому ковровому покрытию, проследовали в фойе. Интерьер театра был элегантен в своей лаконичности и чёткости углов и линий: мягкая светло-серая гамма, разбавленная отдельными яркими росчерками, создавала атмосферу дружелюбия и стиля, которая, впрочем, была присуща всему Южному Берегу. Внутреннее устройство театрального комплекса включало три зрительных зала, по сути, являющихся самостоятельными театрами. Самый маленький из них, Котслоу, конструкцией напоминающий старинный шекспировский театр, был временно закрыт на переоборудование. По левую руку от входа находились двери в партер Литтлтона, а также лестница в амфитеатр. Он представлял собой традиционный зал среднего размера с прямоугольной рамкой сцены. И, наконец, справа, неподалёку от ниши с кожаными диванами и Эспрессо-бара, располагался лифт, ведущий к театру Оливье, самому крупному и самому шикарному залу более чем на 1000 мест, где возможна быстрая смена декораций, компьютерная графика и спецэффекты. Каких только действий не разворачивалось на этих подмостках: от древнегреческой трагедии до современного фарса. Поистине, детище сэра Дэниса Ласдана* было достойно противоречивой британской столицы: весь спектр мировой истории, заключённый в элегантной модной оболочке. После третьего звонка друзья переместились в зрительный зал Оливье. Оказалось, что сегодня на подмостках Национального ставили мюзикл «Легковесная принцесса »*, представляющий собой историю любви принца и принцессы из двух воюющих между собой государств. У обоих в прошлом погибли матери, и это наложило отпечаток на дальнейшую судьбу молодых людей. Принцесса Алтея, околдованная ещё в младенчестве, потеряла вес и стала легче пёрышка, так что даже еле ощутимый порыв ветра мог унести её. К тому же, подобная лёгкость была свойственна и характеру девушки: беспрестанные взрывы заливистого, но слегка странного смеха оглашали весь дворец, а невесомое сердце, не обременённое никакими заботами, было просто не способно чувствовать печаль или злость. Поэтому, неспособная плакать, Алтея от горя вознеслась прочь от мира. Сердце же принца Дигби стало холодным и чёрствым, вследствие чего он перестал улыбаться, что сделало его идеальным воином. Место, где героям суждено было встретиться, оказалось лесным озером неподалёку от дворца. Это было единственное место, где принцесса обретала вес и становилась нормальной, кристальные воды которого необъяснимым образом меняли душу и тело девушки, и она влюбилась в это озеро, приносящее ей подлинное счастье. Сама идея о заклятиях, принцах и войнах была стара как мир, и Джон уже начал клевать носом, глядя на бесконечные распри между королевствами, перемежающиеся занудными ариями. Однако когда соблазнительного вида рыжеволосая Алтея, вопреки запрету отца, спустилась из своего укрытия к озеру на спорной территории, где расположился суровый принц, и «они начали заниматься страстным и незаконным делом», как было обещано в программке, доктор заметно оживился, мгновенно меняя своё мнение о спектакле. Роль Дигби исполнял Эммануэль Вернье, которого коллеги звали просто Мануэл или Ман. Высокий блондин, француз по происхождению, с певучими руками и исходящим энергией телом. Ещё на Бейкер-стрит при встрече с клиентом Ватсону не понравилась его излишняя манерность. За несомненный талант артист в повседневной жизни расплачивался изнеженной, словно натянутая струна, душой, лёгкой возбудимостью и болезненным художественным воображением. – Шерлок, тебе не кажется, что Вернье преувеличивает? – памятуя первое впечатление, засомневался Ватсон. – Что если он делает из мухи слона, и мы зря сюда притащились? – Посмотрим. Других дел у меня всё равно нет. Кроме того, я не против насладиться ариями «Легковесной принцессы» за счёт Вернье, – ухмыльнувшись, ответил Холмс. – Не замечал за тобой раньше корыстных интересов, – доктор глумливо толкнул друга локтем. – Значит, ночных погонь с потрёпанным воякой за компанию тебе уже недостаточно для наслаждения? Шерлок задумчиво обвел языком нижнюю губу, и, не сводя с Джона внезапно зажегшегося тёмным огнём взгляда, вымолвил: – С тобой я всегда не прочь насладиться. Ватсон тупо моргнул, гадая, не ослышался ли он, но с мысли его сбила престарелая разодетая дама с опаловым колье на заплывшей жиром шее, которая раздражённо обернулась к ним и шикнула. Холмс тем временем уже вернул всё своё внимание на сцену. В конце первого акта друзья вышли в фойе проветриться. Не успели они отойти от входа в зрительный зал, как на мобильный Шерлока пришла смс от Вернье: «Третий коридор возле лож. Дверь напротив пятой от входа колонны». – Похоже, Вернье собрался устроить нам экскурсию за кулисы, – пробормотал Холмс, глядя на экран мобильного. – По-моему, Вернье просто насмотрелся фильмов про шпионов, – пробурчал доктор. – Для чего нам отправляться туда? – Кончай брюзжать и пошли. Друзья как можно незаметнее скользнули в указанную дверь, которую Вернье предусмотрительно оставил для них незапертой, и оказались в узком плохо освещённом коридорчике, оклеенном бумажными обоями. – Почему Вернье назначил нам встречу в рабочем помещении? Неужели он решил, что чокнутый фанат заявится прямо сюда? – Джон, не мог бы ты уже за… Оглушительным эхом прокатившийся по коридору грохот выстрела и душераздирающий женский крик заглушили остаток фразы. – Вот дерьмо! Напарники бросились за угол. Впереди неслись двое мужчин, дальше по коридору за дверью чёрного хода скрывался ещё один. Слева располагались двери гримёрок артистов, справа - глухая стена. Над головами в несколько ярусов тянулось оснащение для смены сценических декораций. В один миг Джон Ватсон преобразился. Выброс адреналина. Учащение сердечного ритма. Зигзауэр P226 , калибр 9 мм, выхваченный из-за пазухи. Ватсон снова был в родной стихии. Промчавшись мимо открытой двери гримёрки, доктор увидел распластавшегося на полу громилу, смахивающего на гангстера, с кровавым пятном на брюхе, и безвольно прикорнувшего у стены Мануэля с пулевым отверстием в черепе. На миг горло Джона сдавила горечь и стыд – он понятия не имел, что происходит, но осознал, как жестоко ошибся, насмехаясь над страхами артиста. Тем временем последний из беглецов скрылся за металлической дверью, и парой секунд спустя раздался выстрел. Первым на тускло освещенный пятачок посреди мусорных баков и мешков со сценическим барахлом выскочил Холмс. Следом за ним сквозь металлический проём вылетел Джон, едва не столкнувшись с детективом. Тот резко метнулся вбок, подобрал что-то с пола, и, скрываясь за поворотом, прорычал: – Я направо, ты вперёд! Проклиная Шерлока за безбашенность, Джон рванулся вперёд и на повороте замер, прижимаясь спиной к облупившейся стене, рвано дыша от волнения, затем быстрым движением заглянул за угол, обежал взглядом пространство и отдернул голову. За углом на очередном пятачке спиной к Джону стоял мужчина в пиджаке, один из тех, что убегал от них по коридору. Осторожно выглянув ещё раз, отставной капитан увидел, что тип держал в вытянутой руке пистолет и будто озирался по сторонам. Затем он замер, и Джон проследил взглядом, куда было направлено дуло. Сердце Ватсона оборвалось. Прямо за мусорными баками маячил силуэт кудрявой головы. Мишенью был Шерлок. Двух с половиной секунд хватило, чтобы оценить ситуацию и принять решение: в руку целиться нельзя – ошибка равносильна смертельной - значит, надо стрелять на поражение. Однажды Ватсон уже принял подобное решение и теперь, более не колеблясь, выбросил руку и спустил курок, отправляя порцию свинца в спину вероятному убийце театральной звезды. Грянул выстрел, и мужчина рухнул ничком на брезентовые мешки. Джон кинулся к тому месту, где прятался Шерлок. Подскочив к мусорным бакам, он уставился на то, что он принял за шевелюру сыщика – это оказался лишь чёрный кудрявый парик. Вначале на доктора нахлынуло облегчение, но затем внутри ледяными щупальцами закопошился ужас. Он медленно подошёл к убитому мужчине – из его рта вытекала струйка крови, светло русые волосы облепили рябую щёку с серповидным шрамом. Однако долго мучиться угрызениями совести Джону не пришлось, услыхав шум заводящегося поблизости автомобиля, отставной капитан вновь припустил по лабиринту театральных задворок. Выскочив, наконец, на тротуар, Ватсон заметил, как какой-то толстяк, смахивающий на caporegime* из фильмов о мафии 70-х годов, забирался в салон чёрного фольксвагена, припаркованного у обочины. – Стоять! – крикнул Джон, целясь в здоровяка. Тип застыл, наполовину сев в машину. Другим глазом Джон поглядывал на перепуганного шофёра – дерганного белёсого паренька в кепке и синей толстовке. Судя по бескровной физиономии и глазам, едва не вываливающимся из орбит от страха, он был первый раз на деле. – За что убили Вернье? – отчеканил Ватсон, не сводя дула с толстяка. – Какого хрена? Ты кто такой, б*? И где Вик? Гангстер потянулся к пиджаку, но Джон угрожающе рыкнул: – Руки вверх! Дернешься – пристрелю к чертям! За что убили Вернье? Вопреки частым заявлениям детектива Джон идиотом не был, и то, что происходящее не было делом рук какого-то фаната, догадался. – Что за хрень? – Гангстер явно туго соображал. – Отвечай, не то башку снесу! – Мы пришли взять с этого засранца Мана долг, – прорезался, наконец, толстяк, – а тут, откуда ни возьмись, появились те двое ублюдков и застрелили Гарри! – Что за чушь? – Доктор уже совершенного ничего не понимал в происходящем. В следующий миг произошло сразу несколько событий. Парень за рулём громко чихнул. Джон рефлекторно отвлёкся. Толстяк метнул руку под пиджак и тут же отлетел назад в кабину с расплывающимся пятном крови на груди. Шофер окончательно психанул и нажал на газ – машина сорвалась с места. Джон резко обернулся и увидел стоящего позади себя Шерлока с пистолетом в руках. Но почему не было слышно самого выстрела? Напарники ошарашенно посмотрели друг на друга. Мимо пронёсся фольксваген, и Джон успел заметить перекошенное ужасом лицо шофера, который не отрывал от них с сыщиком взгляда. Вдалеке завыли полицейские сирены, и друзья пустились прочь к ближайшей станции метро. Ватсон не помнил, как они добрались домой, и очнулся лишь в прихожей на Бейкер-стрит, когда вместе с другом, судорожно дыша, привалился к перилам. – Шерлок, объясни, какого лешего сейчас произошло? – Похоже, что у чёртова актёра были проблемы покрупнее свихнувшегося поклонника, – выдавил Холмс. Доктор горько усмехнулся в ответ: – И похоже, что мы крупно влипли. Я убил одного из тех типов, со шрамом на лице, а ты застрелил толстяка. Кстати, где ты, чёрт возьми, раздобыл пистолет с глушителем? – За поворотом, куда я помчался, скрылось двое. Один из них выронил оружие, вероятно из-за второго выстрела, что мы услышали за дверью. – Ты их догнал? – Нет, им удалось исчезнуть. Дьявол, они как сквозь землю провалились! Потом я услышал твой голос и помчался к дороге. Когда тот толстяк потянулся за оружием, я выстрелил и… Холмс прервался и вдруг, запрокинув голову, начал смеяться, пока его хохот не перешёл в истерический. – Шерлок, твою мать, что здесь смешного?! – взорвался доктор. – Джон, – так же резко оборвал смех Холмс, - я бросил пистолет там. Со своими отпечатками. Второй раз за вечер сердце Ватсона оборвалось.