Бывшая жизнь

- Это называется «копытки», - сказал Пашка. – Месяц ребёночку. Вы праздновать-то будете? Завтра уже. Лиля спала на руках у своего крёстного – Мальцев был в гостях у лучшего друга и его семейства, в их загородном доме. Расположившись на свежем воздухе, на мощёной камнем площадке у веранды, Ян и Пашкин кавалер, Сергей Данилович Михайлов, степенно распивали чай с молоком в эдаком английском духе, как раз и время было подходящее – начало шестого, файф-о-клок в лучшем виде. К чаю имелись домашние кексы и пирожки с картошкой, грибами и поджаренным луком – произведение всё того же Пашки. Витька зарылся где-то на участке, судя по шуму листвы и изредка доносящемуся до веранды воркующему его голосу, он собирал сливы – и разговаривал с ними же, эта манера общаться со своими растениями неизменно умиляла и его мужа, и лучшего друга. Два ведра с жёлтыми ренклодами уже стояли у крыльца, и Мальцев, человек от сельского хозяйства далёкий, любовался на урожай – как он выражался, с точки зрения кулинара. На большом столе возлежали другие дары природы – кабачки, баклажаны, сладкий перец, громадный кочан капусты… Пашка, покачивая сонную девочку, мурлыкал: - Вот, Лили, смотри, какой у тебя папочка трудолюбивый. Вон, сколько всего вырастил. Спит… Красивая такая… - Да она маленькая ещё совсем, - с блаженной улыбкой произнёс Ян. Счастливый отец больше, чем о дочери, мог говорить только о муже. - Ну и что? – важно возразил маленький омега. – Дети – будущие взрослые, не надо сюсюкаться. - Прав, прав, - засмеялся Шульман. – Пусть растёт серьёзной леди. Ей ещё предстоит быть старшей сестрой, надеюсь, что совсем скоро. - Витька уже согласился? - Пока я его не особенно гружу этим вопросом, пусть маленькая подрастёт. Но думаю, что как только Лиле исполнится год, уже можно начинать приставать к её папе. Милый, ты как думаешь? – Альфа повысил голос, стараясь, чтобы он достиг самых дальних зарослей слив и вишен. Из-за кустов пионов, что почти полностью закрыли дорожку между фруктовыми деревьями, высунулся Витька – довольный, с застрявшим в волосах золотым листиком: - Что? - Я говорю – иди чай пить. - И кормить пора, - встрял маленький омега. – Лиля проснулась уже, вон, глазки открыла. - Иду. Пока Витя мыл руки и устраивался за столом, Пашка уже успел в пяти фразах коснуться десятка разных тем, и закончил тем же, чем и начал: - Вы будете «копытки» отмечать? - А что это такое? – поднял брови второй омега. - Ну-у, - протянул Пашка одновременно возмущённо и растерянно. – Тоже мне, молодой папа. Это когда ребёнку исполняется месяц. - Да всегда можно гостей позвать, - согласился Витя. – Дочка всё равно спать будет. Маленький омега передал девочку папе – Витька уже устроился в плетёном кресле и расстегнул рубашку. Кресло это Ян заказывал в мастерской за месяц до родов супруга, специально для того, чтобы ему было удобно сидеть во время кормления малышки. Несколько смущённый Михайлов отошёл к цветнику, а Ян и Пашка, забыв про всё на свете, наблюдали, как сосредоточенно и деловито насыщается Лиля, по-хозяйски обхватив пухлыми губками твёрдый, похожий на карандашный ластик сосок омеги. Витька, осторожно держа совсем ещё легонькую девочку одной рукой, второй поглаживал её темноволосую головку: - Брунетка, - довольно констатировал он. – В папу. - И такая же красотка будет, при таком папе, - не сводя с семейства гордого и нежного взгляда, сказал Ян. – Но она может ещё посветлеть, кажется, у детей меняются волосы. - Да, где-то в три месяца, - омега чуть поправил рубашку и аккуратно помог малышке найти сосок, который она было выпустила. – Хорошо ест, молодец. Я думаю, она останется тёмненькой, Янни. Постараемся, значит, вторую родить блондинку, и дадим ей немецкое имя. Ирма, или Эльза. Мне идея нравится. Шульман, явно довольный такими рассуждениями, счастливо смеялся, как мальчишка. Пашка Мальцев хлюпнул носом: - Вот же блин, я так детей начну хотеть, Иванов, надо же тебе было родить такую прелесть, совсем меня сбил с панталыку… - Ну так давай, - негромко, чтобы не слышал Сергей Данилович, сказал Витька. – Ты меня на полтора года старше, вполне уже можно. Мы с тобой оба хотели иметь семьи… А Сергей Данилович, кажется, хороший мужик. - Хороший, - согласился Пашка. – И мне с ним хорошо. И ему со мной. Его муж бывший – актёр… Ну, этот, балетный. Ну, сам понимаешь, там чего только не было. И никаких детей. Он уехал, во Францию, кажется. - Скандалили? – сочувственно спросил Витька. - Не… Сергей Данилович, он вроде тебя… Неконфликтный. Он говорит – просто в один прекрасный момент поняли, что они совершенно чужие люди. Совершенно, говорит, незачем вместе жить. И всё. Расстались, разъехались. Нормально разошлись. У каждого теперь своя жизнь. - Это хорошо, когда так, - вздохнул молодой папа. Из Вишневских он виделся только с Валентином – тот, судя по всему, и сам бы с удовольствием не вспоминал о своём брате. Максим Петрович навестил бывшего зятя пару раз, здесь же в загородном доме, но лишь светски беседовал, выпил чаю – и откланялся. Выглядел он не в пример лучше, чем во время суда над зятем – он поправился немного, взгляд перестал быть таким тоскливым. Посещение какого-то хорошего салона тоже сделало своё дело – седина исчезла, морщинки подобрались. В одном из разговоров Максим Петрович сообщил, что собирается осенью съездить за границу. - Возьму необременительный пляжный тур в какую-нибудь тихую Болгарию, - сказал он. – Прихвачу с собой Егора, пусть погреется на песочке, придёт в норму. О том, что Егор всё же не смог доносить, Витька уже знал – это произошло через несколько дней после того, как их с дочерью выписали из клиники. После преждевременных родов Егор в истерике потребовал показать ему ребёнка. Врачи, вынужденные подчиниться, выполнили его просьбу… Увидев своего мертворождённого сына, омега, до этого рыдавший в голос и швырявшийся всем, что попадалось под руку, мгновенно утих, хватая ртом воздух. Когда его откачали после приступа не то астмы, не то эпилепсии, он забился в угол кровати и молчал почти сутки, разговорить его удалось лишь Максиму Петровичу. По словам старшего омеги, вид уродливого плода так подействовал на мальчишку, что тот едва не сошёл с ума. Теперь ему уже получше, и он немного успокоился. Увещевания тестя на тему – ты ещё пятерых родишь, - возымели эффект. По крайней мере, так хотелось думать Максиму Петровичу. Егор согласился поехать на отдых, и в этом старший омега тоже видел добрый знак. О Владе, главном виновнике драматических событий последнего времени, они не говорили – о делах бывшего мужа Витька узнавал в основном от не страдающей излишней деликатностью Альбины. Бета откровенно говорила, что Вишневский спивается. Не найдя сил справиться с ситуацией сам и отвергая поддержку близких, бросив на произвол судьбы Егора, потерявшего ребёнка, альфа предпочитал уходить от действительности с помощью бутылки. Вполне естественное для такого типа поведение – констатировал Шульман, но хоть вредит он этим только самому себе. Буквально неделю назад Альбина, принёсшая в подарок Лиле несколько игрушек, вырезанных из дерева лично Федей, сообщила, что Влада наконец уволили с работы, и с тех пор он не протрезвел ни на минуту. Деньги у него стремительно заканчиваются, поскольку пьёт он исключительно дорогой коньяк, и за их с мужем новую двухкомнатную квартиру за этот месяц платил уже Максим Петрович. Он же покупает продукты и следит за питанием больного Егора. - Вот же человек какой, - горько сказал Витька, укачивая похныкивающую дочку. – И сам не живёт, и всем кругом жизнь портит… - Как набухается в очередной раз, так у него из одной крайности в другую, - махнула рукой Алька. – То ругается, что ты ему жизнь поломал, бросил его, несчастного, то вдруг ныть начинает, что ему просто не повезло, и что если бы ты не валял дурака и вернулся, то всё было бы нормально. Про то, как он тебе нервы мотал, как он с тобой дрался, как сделал тебя глухим на одно ухо, он и не думает вспоминать, зато слезливо рассуждает о том, что вы, в общем-то, отлично жили. И по-моему, чем дальше, тем больше он этой бывшей жизнью живёт. Не нравится ему настоящая. - Ну и сам дурак, - спокойно заметил омега. – Лучше бы он уж теперь с новым мужем как-то пытался ужиться, сколько можно дяде Максу всё это счастье на себе волочь. Раньше я волок, да Владик плевал на это… А сам вот – не сдюжил. Настоящую жизнь строить надо, кто б тебе её готовую дал. Это такое дело. У людей чувства, отношения… Нельзя только со своей колокольни на всё смотреть. - Ну, - подвёла итог Алька. – Некоторым до седых мудей не хватает умишка это понять. Ты сам видишь. …Когда Лиля наелась и принялась возиться в папиных руках, Пашка потребовал дать ему крестницу подержать. Альфы снова завели разговор на какую-то политическую тему, Мальцев, тоже не чуждый, как ни странно, политики, в беседе участвовал, успевая при этом играть с девочкой, а Витька собрался было снова пойти собирать фрукты. Был тихий сентябрьский вечер, солнце, собираясь на покой, играло в паутинках, запах осенних цветов и свежей травы стоял в воздухе, как туман. Кто-то постучал молоточком в калитку – омега, держа в руках наполовину полное слив ведро, пошёл по брусчатке открывать. Ведро цеплялось за растущие вдоль дорожки пряные травы – мелиссу, розмарин, душицу и эстрагон, - и их аромат растекался плотными, как дым, слоями. Он бодрил, поднимал настроение, и омега подумал, что рад будет любому гостю. За калиткой оказался Егор. Он был всё так же болезненно худ, но выглядел, тем не менее, получше – очевидно, сказывалась забота тестя. Кожа его стала чище, одежда была опрятной. Витька, отметив всё это, больше всего заботился о том, чтобы не показаться гостю слишком удивлённым или недовольным. - Э-э… Привет, - произнёс он растерянно, но вежливо. – Ты… Ко мне или… Ну да, к кому же. Ну, проходи. - Спасибо, - тихо, почти шёпотом отозвался Егор. – Я понимаю, что не являюсь самым желанным гостем в твоей семье. Но я помню тебя как доброжелательного парня, мы общались, когда ты ещё был мужем Влада… И Максим Петрович говорил, что ты не злопамятный. - Да вроде, - осторожно согласился Витька. – Для хороших-то вещей в башке места не так много, на кой ещё плохие запоминать. Зря душу травить только. Всё хорошо, что хорошо заканчивается, да? - Согласен, - слабо улыбнулся гость. – Мы с тобой вроде как родственники по мужу… Я был не в себе, когда стрелял в тебя, и очень рад, что ты не держишь зла. Я, собственно, и пришёл за этим – принести свои извинения. Мне очень хочется начать всё с чистого листа. Витька засмеялся: - Да я знаю, что это Влад был, а не ты, чего тебе-то извиняться. Но ты не дрейфь – я и на него не злюсь. Что он тот ещё субчик, я об этом не вчера узнал. Конечно, лучше вам с начала всё начать. Будем надеяться, он кое-чему научится, когда протрезвеет… Ты это… Извини, но про пьянку я тоже в курсе. - С ним всё будет в порядке, - сухо сказал Егор, но тут же снова смягчил голос. – Я постараюсь создать для него условия… Буду заботиться о нём… Больше всё равно не о ком. Ребёнок наш… Он умер. Но я думаю, что ты и об этом тоже знаешь. – Витька немного виновато кивнул. – Сложно отделаться от прошлого, правда? Ничего, всё от нас зависит. - Тут я с тобой согласен. Может, пройдёшь?.. Мы чай только что пили, пироги остались. Подогреть не проблема. Я фруктов насобирал, помидоров, свежее всё, вон только с дерева, с грядки. Егор отказался, вежливо и тихо. Втянул носом благоухающий пряными травами воздух: - Очень хороший дом. Богатый. И сад прекрасный. Я очень хочу, чтобы у нас всё это тоже было с Владом… - Владик не любит дачу. И сад-огород тоже. - Не знаю, кто тебе сказал такое… Он очень часто говорил о твоём этом доме и о саде. Очень часто. Я не садовод ни разу, но, если надо, научусь… Омега улыбнулся странной, тусклой улыбкой, пробормотал «Ну ладно, мне пора…». Повернулся и пошёл, не оглядываясь, по проулку к автобусной остановке. Витька смотрел какое-то время ему в спину, пока не услышал у себя за спиной шагов – по мощёной брусчаткой дорожке шуршал тапочками Мальцев. - Чего это? – спросил он друга, передавая ему на руки агукающую девочку. – Я подгузничек поменял ей. - Спасибо, Паш, - кивнул молодой папа. – Ты наш крёстный добрый фей. А знаешь, кто приходил? Егор. - Какой?.. А-а, тот Егор. Ну, и чего ему надо было? - Извиниться. Представляешь? С чистого листа, говорит, хочу всё начать. Ну, я ему сказал, что не держу зла на них. - Не держишь? Правда? - Ну да. А с хрена бы? Им сейчас куда как хуже, чем мне. У меня всё нормально, чего о Владике не скажешь, уж молчу про Егора… - Кто ж им виноват. За что боролись, на то и напоролись, причём оба. - Ну, я им желаю, чтоб всё образовалось наконец. Хватит уж, сколько можно. Лиля, малыш, ну чего ты хнычешь, ты же только что ела… Пока Витя возился с дочкой, Пашка, подозрительно сдвинув светлые брови к переносице, подобрался к калитке – и громким возгласом привлёк внимание лучшего друга. - Ты чего агакаешь?.. – Витька озадаченно глянул на маленького омегу – тот, разогнувшись, с победоносным видом держал в руке лист лопуха. – Улитку нашёл, что ли? - Глянь-ка. Лист лопуха в пальцах Пашки содержал в себе любопытный предмет – клок не то шерсти, не то волос, пронзённый несколькими швейными ржавыми иглами. Высокий омега уставился на непонятную штуковину: - Это ещё что за хрень? - Это, Витюш, порча. - Чего-о? - Порча. Колдунство такое. - Что за бред. - Ну, - резонерским тоном заметил Мальцев. – Для кого бред, а для кого и не бред. Только я тебе так скажу – Егорка однозначно не мириться приходил. Его работа. Я ещё из кустов видел, как он что-то тут всунул под брус, пока ты на сад оглядывался. - Да ну, Паш, чушь это всё. Средневековье какое-то тёмное. Кто б на полном серьёзе такой ерундой занимался? - Во-первых, как я тебе сказал, некоторые в это верят, представь себе. Тем более как Петрович говорил – он того, башкой малость повредился. А во-вторых, это вопрос отношения. Не собирается эта семейка тебя в покое оставлять. Чуешь? - Мало мне Владика, - нахмурился Витька. – Теперь ещё и Егор туда же? Да что ж такое… - Два сапога пара. - Да блин пасхальный, когда ж они своей, собственной жизнью жить начнут, а? Чего они ко мне лезут? Трогаю я их, что ли? Да сдались они мне! Ничего, я поговорю с Максимом Петровичем. Пусть приглядит за Егоркой. - Лучше пусть запрёт его в дурку. Для верности. Вы-то с Яном за себя постоите, а Лиля? Кто ж дурака знает – сегодня волосы с иголками, а завтра?.. Витя прижал к груди дочку. И неожиданно для себя самого отчётливо подумал, что Пашка, пожалуй, прав – теперь не до куртуазностей. Если этот дурацкий клок с иголками и в самом деле работа Егора, то парню место в психушке. В порчу Витька не верит, Шульман – тем более, но кто знает, остановится ли этот больной на своих «магических» штучках, или для верности тоже ружьё схватит? Да и Влада, всё больше скатывающегося в алкоголизм, в таком свете тоже со счетов сбрасывать не стоило. Одно дело, когда рядом любящий муж, а другое - когда одержимый местью за свои несчастья душевнобольной… Проблемы бывшей жизни никак не желали решаться миром. И первый раз за всю жизнь омега понял, что готов решать их войной – если понадобится. Ci vis pacem para bellum, тут римляне были куда как правы. - Вот и ладно, - сказал он, поудобнее устраивая на руках свою девочку. – Вот и договорились. Петрович там один в своём уме остался, так что я ему так и скажу. Если кого ещё из этой парочки тут увижу, поблизости от моих, пусть уж не обижается. Добро добром, а мальчиком для битья ни у кого я не был и не буду. А Яна и Лильку пусть только тронут. Меня ведь тоже можно разозлить, забыл, видно, Владик, как я ему о башку вазы бил. Ничего-ничего, я, если что, напомню. Конец первой части