Черничные дебри

Дом в конце улицы больше не будет пустовать. Сколько Том себя помнил, заброшенный коттедж всегда был заколочен и забыт дачниками, снимавшими дома на лето. Чуть покосившийся, с облупившейся черепицей, он одиноко и горделиво стоял на пустыре. С самого утра к нему подъезжали машины и снова скрывались за лесом, словно маленькие муравьишки, таскающие веточки к своему муравейнику. - Я слышала, что там будет жить семья с мальчиком, твоим ровесником, - радостно и торопливо объясняла Тому мама, - Сходи к ним, познакомься. Том молча кивнул. Мать его была столь же добродушна, сколь хлопотлива, и все старалась найти своему мальчику «достойную компанию». - Не сегодня. Женщина лишь печально покачала головой в ответ. *** Том бежал к лесу, своему зеленому убежищу. Он уходил все дальше и дальше вглубь, туда, где звенящие ручьи тихо несут свои прозрачные воды. Вокруг – лишь замшелые камни да сосны. Шел июнь, холодный и ясный; кое-где среди мха и травы проглядывали изумрудные кустики земляники, чуть трепещущие от ветра и предвкушения тепла. Вскоре они запестрят алыми каплями ягод, но пока лишь нежная зелень расстилается под ногами мягким ковром. Том сел на крупный валун и трясущимися руками достал сигарету. Крепкой руки, которая удерживала бы Тома от пагубных пристрастий и прочих радостей жизни, не было. Мать его пыталась хотя бы как-то обеспечить их маленькую семью, отец погиб. Он был журналистом из тех, что едут на другой конец Земли под огонь и пули, чтобы показать: смотрите, люди, знайте, люди, здесь, за тысячи миль от ваших уютных диванов погибают молодые и старые, сиротеют дети! задумайтесь, люди, задумайтесь. Он погиб при перестрелке где-то на Востоке, когда Тому было 10. *** Горечь заполняла легкие, перекрывая свежесть прохладного воздуха. Начинало темнеть. Угловатый силуэт юноши все более резко очерчивался сумрачными тенями. - Не пора ли домой? – вдруг раздался из-за кустов чей-то голос.