Чародейка

- Я не допущу этого! - Сожалею, но нет выбора. - Выбор есть всегда! - палочка Нарциссы врезалась через черную мантию в твердую напряженную грудь Северуса Снегга. - Я не могу, понимаешь? Не могу это принять. Я мать, Северус! Мое сердце обливается кровью, когда я просто думаю об этом. Северус сделал шаг назад, отклоняясь от назойливо уставившейся прямо в него палочки. Миссис Малфой требовательно вонзила в него взгляд, выражающий полный ужас от услышанного только что. Ее сердце колотилось так сильно, что отдавало очередным потоком рушащей что-то внутри боли. Она сильно зажмурилась, опускаясь на мгновение в темноту. Где раньше ей было спокойно. Но не сейчас. Сейчас она видела перед собой мальчишку. Ему одиннадцать лет. Светлые волосы прилизаны и это придавало ему еще большую схожесть с отцом. Такие же бездонные серые глаза, как и у Люциуса, такая же ухмылка, тот же нос. Маленькая копия ее мужа. Любимого мужа. Те же привычки. Те же манеры. Сын перенимал все у отца. Старший Малфой был для него всем: отцом, учителем, наставником. Он внимал каждому слову, с самого детства впитывая в себя все, что бы ни говорил Люциус. Его мысли складывались из того, чему мистер Малфой обучал сына. Может, Драко не повезло в этой жизни? Может, ему следовало бы родиться в другой семье, чтобы не переживать того, что упало на его маленькие детские плечи за все эти годы? Может, тогда он был бы счастлив? Камин спокойно трещит, нарушая тишину, что появилась, когда небольшой белый сычик влетает в огромную залу в Малфой-мэноре. Пролетает вдоль потолка, ощутив удовольствие от огромного пространства, и, на секунду расправив лапку, выпускает письмо прямо перед стоящим Люциусом, Драко и Нарциссой. Светловолосый мальчик поднимает упавшее письмо и ведет глазами место пребывания, как старший Малфой резко выхватывает конверт из рук сына и открывает конверт. Его взгляд смотрит на строчки и он презрительно поднимает брови вверх, когда глаза натыкаются на печать профессора Дамблдора. Они только получили письмо из Хогвартса, где написано поздравление с поступлением в Школу Чародейства и Волшебства. - Я не удивлен, - говорит Люциус, держа в руках письмо и бросая беглый взгляд на Драко. - Значит, я наконец-то могу пользоваться магией, да? - светловолосый мальчишка пытается забрать письмо, но высокий Люциус не позволяет ему сделать это. - Не так сразу, Драко, за территорией Хогвартса нельзя пользоваться магией, - медленно выговорил Малфой-старший. - Я, кажется, повторил это миллион раз. - Да, но.. - Тогда почему ты задаешь такие вопросы? - глаза в глаза. Маленький и большой. Драко лишь нахмурил брови. Не выдержав зрительную войну, опустил взгляд. И сделал маленький полушаг назад. Отец всегда хладнокровен. Его взгляд презрительно-смиренный, опускающий тебя на самое дно, если не ниже. Уничтожающий. Тушит внутренний огонек, маленькое пламя, превращая его в обычную серую горстку пепла. Без чувств. Бесчувственно. Заставляя стать таким же. Нарцисса видела, как превращается ее сын в копию Люциуса. Даже когда сын отчаянно боролся, чтобы не стать, чтобы не опуститься, как отец, во тьму, что-то все равно вышвыривало его туда, поглубже. И чем старше он становился, тем более они становились схожи. Ему пятнадцать. Высокий, статный, морщит нос. Прям как отец. - Мне тошно учится в этой Школе вместе с грязнокровками. Я был бы только "за", если б Дамблдора сняли с поста директора вместе с его дурацкими законами, - Драко сидит в кресле в гостиной Малфой-мэнора, положив нога на ногу. - Тебе придется доучиться, - говорит Нарцисса и смотрит в его серые глаза. - Школа Хогвартс всегда считалась лучшей среди остальных школ Чародейства и Волшебства в мире. Она отпивает стакан холодной воды, и даже она не кажется такой ледяной, как взгляд сына, направленный на нее. Изучающий. Совсем как у Люциуса. Дождь. Именно с ним ассоциировался ее сын Драко. Он был тем, по ком она плакала. Он был единственным, кто достоин ее слез. Холодный ветер в сердце матери. Пронизывающий и даривший ей спокойствие лишь когда находился рядом. Измученный и озлобленный уже в свои малые годы, Драко пытался стать лучшим для Люциуса. И Нарцисса понимала это. В какой-то мере она сама была такой же. Магглы вызывали у нее лишь презрение, но у Люциуса - неимоверную жестокость. Он ненавидел их. Жаждал полного уничтожения их существа в магическом мире и беспрекословного подчинения. И все ради того, чтобы сохранить чистую кровь его династии. Известно, что чистокровные волшебники так или иначе связаны друг с другом кровными узами. Семья, что соединились с магглами Люциус вычеркивал, считая тех предателями. Темный Лорд обещал ему силу, богатство и чистоту крови, когда он придет к власти. Люциус стал бы его правой рукой. Лучшим приспешником. Главным Пожирателем Смерти. И это было бы возможным. Малфой-старший верно служил своему Лорду, беспрекословно выполняя все приказы, даже те, что подвергали его собственную жизнь опасности. Нарцисса медленно вдохнула воздух. - Северус, - выдохнула она. - Ты знаешь, что это обрекает Драко на смерть. Темный Лорд хочет отомстить. Он хочет избавиться от моего сына. Мужчина в черной мантии сжал ее дрожащие руки в своих ладонях и подвел к дивану. Женщина села, беспомощно глядя на Снегга снизу-вверх. Тот смотрел куда-то в стену, не опуская глаз. Задумавшись. Он казался застывшим, будто статуя. Бледное лицо, обрамленное смоляными волосами казалось еще бледнее обычного. И лишь огонек от камина отражался в его черных глазах. Полных.. отчаяния? - Ты знаешь, что отказаться, значит, умереть в ту же секунду, Нарцисса, - выговорили его губы. - Когда Драко сделает это, мы продлим его жизнь. А, возможно, даже сохраним. Мы не знаем точно, чего добивается Темный Лорд. - Нет! - голос сорвался на крик так, что эхом прошлось по пустынным коридорам Малфой-мэнора. - Нет! Ты знаешь, чего он хочет! ты знаешь, как он поступил с ним! Знаешь, что Люциус не был виновен! Он никогда не был предателем! - Это лишь твои предположения, Нарцисса, - и его спокойный. Смертельно-тихий. - Я чувствую.. Ты не понимаешь. И не поймешь, - проговорила она. - Я чувствую, что Люциус не делал этого.. Он не мог. Он.. Я.. Он любил меня, понимаешь? - Я верю тебе, Нарцисса. - Тогда почему? - голос вздрогнул. Она будто услышала саму себя со стороны, и это еще больше напрягло горло. Надавило удушливым потоком. - Почему ты говоришь так, будто он был способен на такое? Северус молчал. Нарцисса ощутила нарастающую боль в сердце. Громкую, такую, что хотелось закричать. Вырвать ее из сердца. Сжечь адовым пламенем, лишь бы никогда не испытывать. Так плакала ее душа уже когда-то давно.. Когда однажды она зашла в гостиную. Люциус собирается на очередную встречу со своим Повелителем Темных сил, получив от того какое-то письмо. Глаза полные страха смотрят на Нарциссу, и она навсегда запоминает тот вечер. Никогда еще тишина не казалась такой громкой. Она стояла напротив мужа и запоминала. Его глаза, близкие и отчужденные, серые, как ноябрьское небо. Его волосы,светлые, достающие до плеч, платиновые и, кажется, совсем мягкие. такие, что хотелось дотронуться, провести рукой и ощутить эту нежность у себя в ладонях. Нежность, которую они давно не проявляли друг у другу. Забыли. Завязли в рутине. Взгляд скользит по его мужественному носу к напряженным губам. Она не смеет коснуться к нему. Не может. Хоть и жаждет. Почему-то сейчас это казалось единственным, что придало бы им обоим сил жить дальше. Он прикрывает глаза, и Нарцисса замечает небольшие морщинки возле его век. Люциус глотает воздух через тонкие ноздри. Его губы чуть приоткрываются, и женщина снова подавляет желание коснуться его. Вспомнить его. И забыть себя навсегда. Лишь бы только он снова стал ее дыханием. Воздухом. Землей. Жизнью. Всем тем, ради чего она отказалась, выйдя за него замуж. От безысходности, ощутив почти физическую боль, она отворачивается, быстро моргая, чтобы убрать с глаз накатившую волну тоски. Но слишком сильно, слишком отчаянно бьется ее сердце, будто кто-то лезвием выдавливает из нее последние минуты жизни. Рука медленно скользит по ее талии, приобнимая сзади и Нарцисса прикрывает глаза, подаваясь телом назад, ощущая спиной его вздымающуюся нервно грудь. Она сильней прижимается к нему, чтобы навсегда запомнить ощущение от прикосновения к его телу, сильному, так давно любимому. И уже почти забытому. Его рука сильней сжимает ее, и она чувствует теплое дыхание на своей макушке. Тонкими пальцами Нарцисса касается его напряженной руки и чувствует, как вторая ладонь мужа накрывает ее пальцы, отчего горячий сгусток обдал грудь. - Ты же обещала мне, - слышит она горячий шепот в ухо и замирает, когда кончик его носа легонько трется о ее щеку. Нарцисса слегка поворачивает голову в его сторону и сильно жмурится от того, что чувствует его аромат. Божественный. Забытый. Так хочется чувствовать теплоту его сердца. Господи, как хочется, чтобы это не прекращалось. Она держит его за руку и просит мысленно, чтобы это никогда не останавливалось. Пусть он всегда будет греть душу своим дыханием. Редкие моменты нежности она готова впечатать в свою жизнь. Пришить крепкими нитями к себе навсегда это чувство, лишь бы он просто так обнимал. - Только одно может утешить мое сердце, Люциус. Поможет облегчить мои душевные муки, - шепчет она и чувствует легкое прикосновение его губ к шее. Вдыхает. Тяжело. Глубоко. Поворачивается, не выпуская его пальцы из своих, сжимая их крепче. Лишь бы он не убрал их. Лишь бы не отпустил. Смотрит в его серые глаза, в которых соединяется и душа и сердце ее. - Пожалуйста.. Пожалуйста, скажи мне, что ты передумал. Скажи мне, что ты не поедешь туда. - Всю свою жизнь я старался получить этот статус, - сбивчиво и тихо говорит Люциус. Проводит ладонью по нежной коже щек жены, вытирая мокрые соленые дорожки. - И, если мне ничего не удалось добиться, зато у меня есть ты. Разве этого мало? - Люциус, чего стою я? - лепечут ее губы. И душа рвется куда-то в темноту, затаскивая и ее туда. Она чувствует позвоночником эту боль. Глаза становятся мокрыми, но она терпит, что есть сил. - Всего лишь пылинка на земле. Ты много достиг. Разве ты не понимаешь? И сейчас я, твой сын, наш дом, все просит тебя остаться. Не уходить. А ты не слышишь... Ты не хочешь прислушаться. Прислушаться. Потрескавшиеся губы накрыли ее рот и она ощутила привкус огневиски. Глаза закрылись и она подалась вперед навстречу его поцелую, который она ждала вечность. Желание быть нужной. Сейчас. Ему. Только ему. Нарцисса нервно дышала, запоминая вкус его губ. Ощущение его губ на своих. Боже, как это ей невыносимо нужно. Нежные. Горячие. Влажные. Люциус, это.. - Люциус.. - Ничего не случиться, Цисси. Я вернусь. К тебе, к Драко. Все будет хорошо, - говорит он, отрываясь от жены и всматриваясь в каждый миллиметр ее прекрасного лица. - Не нужно думать о плохом. Еще не время. Это наша последняя ночь. - Что ты говоришь, Люциус? - перебивает она. Пожалуйста, раскрой глаза, и ты заметишь, как ты важен мне. Как дорога мне твоя жизнь. Пожалуйста. Не говори это мне. - Последняя до моего ухода, - шепчет он ей жаром в лицо. - Поверь мне,ничего не случится. Его губы снова касаются ее рта. Нарциссина рука скользит на его затылок, привлекая его ближе к себе. Сжимая в ладонях мягкие платиновые волосы. Растворяясь в его руках снова. Снова. Снова. Прижимаясь к нему. Желая стать с ним единой. Быть его кожей. Не отпускать. Только он. И больше никого. - Обещай мне, - ее шепот сквозь поцелуй. Почти не слышный. Сбитый. - Пожалуйста, обещай мне, что вернешься. Он молчит. Лишь сильнее сжимает ее волосы на затылке и целует щеки. Отчего внутри дергается напряженной стрункой ноющее сердце. - Люциус, пожалуйста.. Напряженные губы снова впились в нее: - Обещаю. - Он не мог сделать этого.. Глаза распахнулись, и Нарцисса наткнулась на черную мантию перед собой. - Я верю тебе, Нарцисса, - Северус Снегг сел, склонив перед ней голову, затем его глаза поднялись на нее. - Но тебе придется написать Драко. Предупредить его. Он должен знать, что его ждет. Мне очень жаль. *** Оставшуюся половину дня до вечернего Рождественского бала Гермиона не имела ни секунды спокойствия, и не смогла даже на мгновение остановиться, чтобы подумать, что же предстоит ей испытать на этой вечеринке. Она лежала на своей кровати в комнате для девочек в башне Гриффиндор и изучала потолок. Почему-то Гермиона чувствовала себя совершенно уставшей и изможденной. Девчонки крутились и бегали туда-сюда из гостиной и обратно, а она лишь бросала на них утомленный взгляд, изредка бросая реплики, чтобы никто не решил, что Гермионы Грейнджер нет в комнате. Весь день прошел ни к черту. И если утро начиналось вполне себе хорошо, и даже отлично, то оставшийся день был так себе. И дело было даже не в Малфое. Да и с какой, извините, стати этого его вообще как-то касалось? Она совершенно о нем не думала. Совершенно. Долгожданное примирение с Джинни и Гарри позволило ей наконец-таки почувствовать себя свободной. Собой. Легкое чувство эйфории не покидало ее сердце с Заклинаний и даже до конца репетиции Рождественского бала. Они спокойно разговаривали друг с другом, преодолевая ту стену, что построили вокруг себя секретами, отстранившись так далеко, как это вообще было возможно. И вот, все это время они делились жизненными историями, в которых она не участвовала, и Гермиона даже пару раз искренне смеялась. Впервые за столь продолжительное время. Она уже и забыла это приятное ощущение в желудке, когда чувствуешь себя капельку счастливой. Ни Гарри, ни Джинни, ни Рон - никто из них не поменялся. Почти. Разве что чувствовался небольшой холодок. Но никак иначе. Все же память не стереть. И каждый помнил о промахах другого. Даже она сама чувствовала раздражающее жжение под кожей, когда Джинни теребила волосы Гарри, или легонько целовала его в щеку. Или запрыгивала на него сзади, будто предъявляя все права на это. Вообще-то так и было. Она - его девушка. С этой мыслью Гермиона смирилась. Ей пришлось. Но все равно неприятное чувство не оставляло в покое и дергало ее, заставляя отвернуться от милой парочки. Раздражая что-то внутри. Мысленно сжимая кулаки она пыталась прийти в себя, задавая самой себе вопрос: "А почему, собственно, ее это вообще волнует? Почему бы не повернуться и не продолжить беседу? Что такого в том, что парень держит девушку за руку? Может, то, что это бывший парень и лучшая подруга?" Может, хватит? Хватит уже терзать себя, Гермиона. Тем более, когда все уже давно в прошлом. Если постоянно возвращаться к нему, можно упустить что-то важное в настоящем и потерять себя. А этого Гермиона Грейнджер никогда бы не допустила. Она перевернулась на бок и обнаружила Парвати Патил, Лаванду Браун и Кэти Белл, рьяно что-то обсуждающих. Парвати крутилась на носочках, примеряя платье слоновой кости, что-то поправляя и возмущаясь. - Нет, ну вы только взгляните, - печальным голосом произнесла она, поднимая голову на Кэти. - Падма сведет меня с ума. Здесь какая-то дырка. Размером со Вселенную. - Не придумывай, - подала голос Лаванда, потянув пяльцы к тканевому бежевому ремешку на талии Патил. - Малюсенькая. Парвати закатила глаза. - Почему ты свое не наденешь? - Потому что Падма испортила мое. Я одолжила ей его на одно свидание с Симусом, а тот придурок оказался неаккуратным и в.. этом порыве разорвал его своей коленкой, - Патил обреченно выдохнула. - Даже собственной сестре не довериться. Мое платье теперь просто тряпка, даже Репаро не помогло. И вот теперь мне придется мучиться в этом. Парвати тяжело рухнула на близ стоящую кровать и подперла голову. Две смуглые ладошки обрамляли ее худое лицо с двух сторон. Она сидела и мрачно смотрела на девочек снизу-вверх. Ее огромные карие глаза блуждали по комнате, уголки губ недовольно опустились. - Но это уж получше твоего, разорванного, - сказала Лаванда, раскинув руки по боками и тут же встретившись с нахмуренным взглядом Парвати. - Да, учитывая, что мое было шелковым, а это вообще старье Падмы, - сердито рявкнула она. - Тебе придется смириться с этим, иначе вообще никуда не пойдешь, - переминаясь с ноги на ногу сказала Кэти, заправляя темные волосы за уши и бросив грустный взгляд по подолу платья подруги. - Что-то, да придумаем. Может, можно как-то подшить. Или Репаро попробуй. Оно должно помочь. - Ты думаешь, я не пробовала?! - гневно взревела Парвати, рывком поднимаясь с кровати и прокружившись еще раз вокруг себя, отмечая еще какие-то едва заметные недостатки и хмуря тонкие черные брови. - Дин разозлиться, если я опоздаю. - Дин? - Гермиона приподняла голову с кровати и удивленно уставилась на черноволосую гриффиндорку. Ей совершенно надоело лежать и молча слушать, как девчонки постепенно сходят с ума, обсуждая какие-то порванные платья, а зацепиться за Дина - значит, перевести разговор в другое русло. Обсуждать платья ей совершенно не хотелось, потому что.. Потому что не хотелось, и все. - Да. Сегодня бросил нечто вроде, "ну, это, давай вместе пойдем что ли?" - перекривляла она, заплетая длинные смоляные волосы в косу. - Во время репетиции. Эх, а были времена, когда я танцевала с Гарри Поттером вступительный танец. Парвати подняла глаза на потолок, видимо вспоминая тот год, когда Гарри пригласил ее, потому что больше было некого. Гермиона скользнула взглядом по ее талии, отыскивая ту вселенскую дырку, о которой они раньше говорили. Ничего не обнаружила. Она раздраженно дернула плечами. - Так пары - это совсем не обязательное условие. Парвати фыркнула, пожимая плечами: - Но прийти без пары совсем хреново, - сказала она, распуская только что завязанную косу, расправляя пальцами черные волосы, - Начнутся вопросы, типа "А почему?", "А с кем же ты поцелуешься в полночь?" - Парвати неопределенно покрутила ладонью в воздухе, растягивая губы в неком подобие улыбки. Кэти задумчиво опустила уголки губ. - Разве обязательно целовать того, кто тебя пригласил? - Да целуй, кого хочешь, Кэт! Не обязательно, совсем не обязательно, - пролепетала она, опустив взгляд, и, кажется, ее щеки слегка побагровели. - Говорят, с кем поцелуешься, с тем и будешь, - затем она надменно приподняла бровь. - Не ошибись с выбором, а то придется мучиться весь год. Кэти несколько раз моргнула, засматриваясь в лицо подруги, будто отыскивала там какой-то ответ на мучивший ее вопрос, но, видимо, так и не обнаружив для себя что-то важное, отвернула от нее голову, целомудренно помотав. - Да уж, не думала, что ты захочешь Дина целовать, - буркнула она себе под нос и перевела взгляд на Гермиону. - Ну, а ты с кем пойдешь? - С Роном, - промямлила девушка и на секунду отвела глаза от пристального взгляда Кэти Белл. Вот уж что делать она не будет, так это оправдываться. Да и какое кому дело с кем она пойдет? - О, - губы Лаванды Браун округлились. Она несколько раз осмотрела Грейнджер изучающим взглядом и ухмыльнулась. - А я уже думала, с Малфоем. - С чего это вдруг? - услышала Гермиона как дрогнул ее голос. Она с тяжестью проглотила слюну, ощутив, как колени становятся ватными за половину секунды. - Вы так мило беседовали во время танца на репетиции, - удовлетворенно вздернула подбородок Лаванда, и поправила рукой свои длинные светлые волосы. -Да уж, если поливание друг друга желчью теперь считается милым, - буркнула Гермиона себе под нос, передернув костлявыми плечами, будто завидела противного жука. Ее щеки постепенно возгорались, отчего она поспешно отвернула лицо от подруг. Закрыла глаза. И почему-то в голову снова пролезла сумасшедшая мысль о том, как здорово, наверное, было бы все-таки поцеловать Малфоя в Рождество. И тогда они были бы вместе если не всю жизнь, то очень долго. Но.. Это дурацкое жестокое "но" сузилось до размеров "невозможно" и "никогда". Просто потому, что им обоим казалось быть вместе неприемлемым. Или только ему? Гермиона знала, видела в его глазах страх. Драко Малфой боялся. Вот только чего? Быть с ней? Или быть без нее? И зачем только профессора придумали эту смену партнеров. Без этого Гермиона на репетиции спокойно бы танцевала с Рональдом, или с Дином, и ей не пришлось бы.. Его светлые волосы сразу бросились в глаза. Удар сердца - и ноги сразу подкашиваются. Мерлин, что же он делает с ней? Почему всего один мимолетный взгляд в его сторону заставляет дрожать колени? Дин уже давно освободил ее талию из своих горячих рук и кружился в танце с какой-то шестекурсницей. Малфой уже без пары. Он стоит напротив и смотрит на Гермиону. Смотрит так, что сердце забилось чаще и чаще. Гриффиндорка замешкалась, осмотрев весь зал, чтобы отступить с этого поля битвы и уйти в танце с кем-то другим. Вот только никто не обращает внимания, или она не видит. Все слилось в какой-то хаос за белой пеленой. Он делает шаг к ней медленно. Или ей это только кажется? Потому что тело одолевает судорожный жар, и ладони быстро потеют, отчего она тут же проводит ими по прохладной ткани своей мантии. Сердце бьется все чаще. Душевное пламя возгорается, и, кажется, вот вот выберется наружу из груди и сожжет все вокруг. Он подходит ближе. Шаг. Еще шаг. Несколько шагов, но ей хочется сбежать куда-нибудь далеко. Подальше. Назад. К выходу. Нет. Ей страшно, безумно страшно, но она идет ему навстречу. Стесняется? Почему она стесняется? Щеки горят. Она красная? Стоп. Она не подаст виду, ни за что. Мысли перевернулись. Все смешалось в кучу. Она забыла все. Где она? С кем? Кто вокруг? Лишь щекочущее волнительное чувство в груди. От того ли, что его дыхание она чувствует сердцем? Соберись с мыслями. Просто перестань так дрожать. Успокойся. Ее пальцы нервно сжимают краешки мантии, так она пытается успокоить себя. Не выходит. Старается думать о другом. О Роне, о Гарри, о книгах. Не получается. Не найти подходящих слов. Ощущает его пристальный взгляд на своих губах. Не получается не думать. Невозможно. Глаза смотрят в мраморный пол. Она боится поднять их и увидеть его самодовольную ухмылку. Ощущает стыд. И улыбку. Ее губы улыбаются. Она улыбается. Гермиона, прекрати, что с тобой, черт возьми? Ты же терпеть его не можешь. Эта дурацкая улыбка, Господи! Что ей делать?! Она. Вся. Сгорает. А он все ближе. Как же хочет она провалиться сквозь землю прямо сейчас! Трансгрессировать? Убежать? Господи, что она может? Слишком поздно. Что он скажет ей? О чем говорить? Она боится. Язык не сможет повернуться. Она онемела. Упадет в обморок прямо сейчас. Тело лихорадит. Господи, ну как сильно волнение! Что ей делать с этим? Что говорить? Она теряет дар речи. И он никогда не узнает о том, что вызывает такие чувства. Да и какие чувства у нее? Что творится с ней, с ее головой, с ее телом? Оно несется навстречу ему неосознанно. И он продолжает идти к ней, пристально заглядывая в ее глаза. И его взгляд.. Какой он? Что, если он чувствует что-то подобное? Или нет? Скорее, нет.. Но уже все равно... Все равно... Ты, верно, сошла с ума, если у тебя есть чувства... Никого не замечая. Никого просто нет. Она к нему. Тянется. И вот он уже совсем близко. Так близко, что невозможно глотнуть кислорода, потому что его просто нет. Так же, как и всего вокруг. Есть только он. Он ее кислород? Когда он стал таким необходимым? Прошло много тысяч лет, пока они шли друг к другу. Он стоит напротив и смотрит на ее лицо, проскальзывая взглядом от глаз по щекам к губам. Напряженный. А она.. Она не может поднять на него и взгляда. Не может смотреть в его глаза.. Холодно-прекрасные... Всматривается в его темные брюки, поднимаясь глазами выше и останавливаясь на идеально отглаженной рубашке. И вот его шея... Жилки пульсируют быстро.. Как и его сердце? Что-то внутри дернулось, и глаза замерли на его прикрытых веках. Взволнованно облизывает губы, и делает маленький шажок навстречу ему, преодолевая последние сантиметры между ними. Ощущает, как его рука берет за талию.. И от его прикосновений тело становится тягучим, как расплавленное масло. И секунды замерли... Словно на вечность... Что же делать? Что делать? Молчать? Сбежать? Съязвить? - Значит, - его голос раздается над ухом. Она чувствует его горячий вдох. Смотрит куда-то вперед себя поверх его плеча, но ничего не замечает. Прислушивается к ощущениям, которые испытывает ее душа. Легонько сжимает его теплые пальцы и едва дергает рукой, когда он отвечает тем же. - Ты все-таки идешь с Уизли? Она вдыхает воздух глубже вместо ответа. Она даже не слышит, что он говорит. Просто смотрит и вперед... И... Попадает в рай... В свою сказку... Вот только со счастливым ли концом? Ей надо сосредоточиться, иначе он снова назовет ее глупой Грейнджер. Ей надо ответить. Ей надо посмотреть в его глаза. Хотя бы на секунду... На мгновение. - Да, - отвечает она и с вызовом поднимает взгляд на него и встречается с серыми, словно дождливое небо, глазами. И ее сердце останавливается. Потому что его взгляд...Не такой. - Ты ведь не набрался храбрости, чтобы пригласить меня. И замыкает губы. Что это было, Гермиона? Она будто со стороны услышала свой голос. И в нем отражалась такая обида... Которую она не была в состоянии скрыть. А он поджимает губы и морщит лоб. Как будто ему самому больно от того, что она только что произнесла. - И как ты себе представляешь это, Грейнджер? - его голос тоже изменился. Нет яда, нет язвительных речей. Она чувствует, как он уверено ведет в танце, и как его тело прижимается к ее груди, но был ли он столь уверенным на самом деле, каким старался казаться? - Малфой и Грейнджер идут за руку по Большому залу. Малфой и Грейнджер беззаботно смеются и улыбаются друг другу. Малфой и Грейнджер вместе ходят в Хогсмид. Это не про нас, ты же знаешь. - Не обязательно так.. - Гермиона смотрит прямо ему в глаза. Она и не помнит, смотрел ли Малфой когда-то на нее так. Грустно? С сожалением? Что это за чувство? Что его гложет? - Можно быть самими собой. - Ты не будешь по-настоящему счастлива со мной, и ты знаешь это, - говорит он и на мгновение его веки прикрываются. Он облизывает губы. Между бровями прорезается еле видная морщинка, как будто за закрытыми глазами он видит то, что причиняет ему боль. - С ними тебе намного лучше. Со мной ты никогда так не улыбалась, как с.. - Они мои друзья, и все, - перебивает Гермиона, и понимает, что ему это не приятно. Что он, возможно... Возможно.. Он... Ревнует. Ей хочется оправдаться. Переубедить его. Неужели у него есть чувства? - В чем ты идешь? - шепчут еле видно для всех его губы. Только для нее. Только она может слышать его голос так близко. Так одурманивающе близко, что невозможно. Дышать. Ноги ватные. Как она до сих пор не упала в его объятия? - У меня не было времени думать об этом, - шепчет она ему в плечо и ощущает, как малфоевские пальцы на ее талии сжимают ткань рубашки. И тело тут же отдает теплом. - Для тебя книги важнее платьев, - ухмыляется он. - Ты такая занудная, Грейнджер. - А ты не можешь и пяти минут продержаться без своих ядовитых речей, - фыркает она в ответ, и понимает, что он не всерьез. - Я не сказал, что мне это не нравится, - он вглядывается в ее губы, и гермионин рот против воли открывается. Он тяжело глотает. Прикрывает глаза, и снова смотрит от нее. - Как ты выносишь этих двоих? Неприятная парочка. - Ты про Гарри и Джинни? - она не понимает, почему Малфой так резко переключается с темы на тему. - Да, я видел, как ты поежилась, когда Уизли забралась чертову Поттеру на плечи. - Я вовсе не ежилась.. - Я видел твое лицо. Ты можешь мне не лгать. Признай, что тебе это неприятно, - его лицо накрывает гримаса. - Ладно. Мне было неприятно. Доволен? - Абсолютно, - его ноздри дергаются. - Ты все еще любишь этого придурка-Поттера? - Нет. Просто неприятное чувство. - Значит, у тебя есть еще чувства к этому очкарику? - Малфой, - ее ладонь легонько сжимает его пальцы. - Прекрати. - Что? - он давится комком в горле. - Называть Гарри очкариком и придурком. - Я забыл, что Поттер у нас неприкосновенный, - он отводит взгляд. Гермионе почему-то становится смешно. Неужели Драко Малфой ревнует? По-настоящему? Сейчас он с ней кажется открытым. Впервые, наверное, за шесть с половиной лет, и за те несколько месяцев, что они провели вместе. "Меняемся", - где-то на фоне проносится голос МакГонагалл, вот только Гермионе совсем не хочется этого делать. Ей кажется, что если она сейчас отпустит его руку, то все будет потеряно. Они никогда больше не заговорят так обычно, нормально, будто они никогда не были врагами вселенского масштаба. Что он забудет этот разговор, словно его никогда не было. Что просто они никогда не увидятся. Глупо как-то. - Грейнджер, - его губы где-то в районе ее лба обдают теплым воздухом кожу. Обжигают. - Пожалуйста, забудь Поттера. Пожалуйста, не оставляй меня. Его руки отпускают ее и он уходит. А она стоит посреди танцующих, и не может понять, что происходит. Все оборачиваются, а она стоит и смотрит ему, удаляющемуся в спину. Грейнджер... Пожалуйста, не оставляй меня... Ну, почему ты такой, Драко Малфой? Почему ты уходишь так, что невозможно о тебе потом не думать? Почему ты так издеваешься надо мной? Поток вопросов в голове прекратился, когда Гермиона распахнула глаза и поняла, что находится в комнате девочек в гриффиндорской башне, и Кэти с Лавандой успели починить платье Парвати Патил. Та теперь радостно трепетала вокруг зеркала. В дверь комнаты громко постучали. На мгновение девушки притихли. Кэти Белл приказным тоном сказала войти. На пороге появился Дин Томас, взволнованный и немного взлохмаченный. Его щеки горели красным пламенем. Он потоптался на месте, разглядывая Парвати, стоявшую возле зеркала и совершенно не обращавшую на него внимания. - Гермиона, - наконец произнес он. - Тут тебе кое-что пришло. - Мне? - Гермиона удивленно вскинула плечами. Она поднялась с кровати и уставилась на Дина. - Что пришло? - Посылка. Точнее.. - Дин повернулся к ним спиной, а затем развернулся обратно с симпатичной серебряной коробкой среднего размера в руках. - Вот. Девушка подошла ближе, не замечая, как подруги уже подпрыгнули рядом с ней, с интересом разглядывая, что же Дин держит в руках. - От кого? - поинтересовалась Грейнджер, когда Дин переложил коробку в ее ладони. - Я не знаю, - недоуменно посмотрел он. - Она лежала возле Полной Дамы. Тут еще вот, записка. На ней написано "Г. Г.". Думаю, ты единственная "Г. Г." в Гриффиндоре. - Да, думаю, это действительно для меня, - сказала она, косясь на парня, все еще краснеющего в дверях. - Ну же, что там, открывай, - встрепенулась Лаванда, которой, видимо уже не терпелось самой выхватить коробку из рук Гермионы и распрощаться с упаковкой. - Ну, ладно.. Это.. - бормотал негромко Дин, - Я тогда пошел. Кстати, Парвати, ты классно выглядишь. - Спасибо, - отозвалась Парвати смущенно. Если бы ее кожа была светлой, наверняка, она бы покраснела. Но она была смуглой девушкой. Румянец редко украшал ее темные щеки. Когда Дин Томас закрыл за собой дверь, все внимание подруг переключилось на Гермиону. А она стояла и думала, от кого может быть эта посылка? Явно не от родителей, потому что.. Потому что они не присылали ей таких коробок. Да и зачем? Подарок на Рождество? Тогда они прикрепили хотя бы письмо. Быть может, это Рон, Гарри и Джинни? Тогда они бы сами подарили ей, не скрывая своего участия. И все... больше ей не от кого получать такие подарки. - Ну и? - голос Лаванды прозвенел в голове. - Что? - Ты будешь открывать или мы постоим и еще пол вечера потаращимся на эту коробку? "Постоишь и потаращишься", - хотела фыркнуть Гермиона, но заставила себя промолчать. Ей и самой не терпелось узнать, что же может находиться внутри. Вот только было одновременно и страшно. Мало ли, какой сюрприз ее ждет за этой красивой серебристой упаковкой. Прикрыв один глаз, она освободила небольшую картонную коробку из подарочной бумаги, открыла ее, и… Господи… Сердце забилось как бешеное. Она осторожно потянулась тонкими пальцами к открытой коробке. Все, что она видела, - изумрудная шелковая ткань, до которой против воли хотелось дотронуться. - Боже.. это.. Можно сойти с ума от счастья, или от удивления. Пальцы сами сжали ткань и вытащили из упаковки. Гермиона тут же приложила изумрудную ткань к себе и открыла рот от неожиданно нахлынувшего волнения. Это просто невозможно. Это прекрасно настолько, что невозможно. - Это просто потрясающе, - продублировала ее мысли Парвати и тут же провела рукой по шелковым тканям. - От кого это? - Я понятия не имею, - произнесла Гермиона, и прикрыла глаза. - В чем ты идешь? - У меня не было времени думать об этом. Сердце заколотилось. *** Наверное, так волнительно, когда идешь на бал со своей девушкой. Еще более волнительно, когда тот, кто тебе нравится, идет с другим. И что за чувство, которое оседает внутри тебя? Что это, ответь? Что сжигает твою душу, превращая в серый пепел? Возрождается ли потом из пепла обратно твое сердце? Способно ли оно снова чувствовать, как раньше? Что это, то, что съедает тебя, скажешь? Ревность ли? Какая к черту ревность? Зависимость ли? Какая нахер зависимость? Привязанность ли? Черта с два! Просто нежелание делить что-то свое с кем-то другим. Только.. Какого хера он вообще так думает об этой дуре, которая все равно ничегошеньки не понимает?! Она просто бесит его своими дурацкими поступками! Господи, ну почему она такая идиотка? "...- Ты все еще любишь этого придурка-Поттера? - Нет. Просто неприятное чувство. - Значит, у тебя есть еще чувства к этому очкарику? - Малфой, прекрати. - Что? - Называть Гарри очкариком и придурком." Где нахрен твоя никчемная гордость? Прекратить, блять, называть сраного Поттера очкариком и придурком. Почему ты так говоришь, дура? Почему не сказала, чтобы я прекратил думать о том, что у тебя есть хренова любовь к этому дебилу? Почему ты заставляешь меня думать, будто она есть? А она есть. Ты смотришь на него с упоением. Заглядываешь ему в уродский рот, когда тот ржет. Фу, блин. Малфой фыркнул громко. Стоя перед зеркалом он заправлял белоснежную отглаженную рубашку в черные брюки и всматривался в свое отражение. Только он не видел себя. Перед глазами стояла Грейнджер, которая ежится от одного лишь вида счастливой улыбки Поттера и рыжей Уизли. И почему-то захотелось ударить по этому отражению, чтобы оно разбилось и исчезло. Ну, почему, Господи, это произошло с ним? Он поправил изумрудные манжеты. Костюмы ему шли. Это было совсем не удивительно. В них он чувствовал себя вполне уверенно. С самого детства он привык носить такие парадно-выходные брюки и рубашки, потому что их семья часто выбиралась на светские мероприятия волшебников. Сколько Драко помнил себя, он всегда был одет во что-то подобное. Поэтому такой наряд был вполне естественным и даже привычным. Он накинул на плечи пиджак и еще раз поправил невидимые на рубашке складки. Все же, он правда выглядел прилично. Настолько прилично, что, выходя из комнаты мальчиков подземельев Слизерина в общую гостиную, некоторые слизеринки буквально пускали слюни. Это только прибавляло горделивости. Он важно шагал мимо них, не бросая и мимолетного взгляда. Он знал, что каждая сейчас мечтает быть рядом с ним. Поняла, дура Грейнджер? Каждая мечтает быть с ним. Каждая хочет его. От накатившей злости он сжал челюсти. Такая же злость привела его сегодня после репетиции в Хогсмид. Он просто решил уйти от мыслей о ней. Забыться на время. Только все это было тщетно. Покрытые белоснежным снегом дороги напоминали ее прекрасную теплую улыбку. Детский смех первокурсников возродил в памяти ее смех тогда, когда она о чем-то болтала с бесценным Поттером. Девушка, медленно идущая впереди, вообще заставила екнуть что-то в груди, когда на миг ему почудилось, что это Грейнджер. Он шел и боялся встретить ее, даже случайно. Особенно после того танца, который им пришлось вместе отрепетировать, когда он ощущал ее бешеный пульс и от этого само его сердце выпрыгивало из груди. Проходя мимо какой-то забегаловки Драко почудилось, что он видел Золотое Трио, весело поедающее какие-то пончики с шоколадными лягушками и чаем. Рыжий парнишка все время стукал девчонку по коленке, а та весело заливалась громким и непрерывистым смехом. Малфой искоса поглядывал и бесился. А потом девчонка встала и поцеловала рыжего увальня прямо в губы. Это заставило слизеринца резко повернуть голову и ощутить резкую боль в шее. Он спутал. Просто спутал. Это не было Трио. Это вообще были совершенно другие люди. Вот только сам Малфой, похоже, окончательно свихнулся. Когда он проходил мимо какого-то женского магазинчика с одеждой, что-то заставило его остановиться. Худенькая девушка-манекен смотрела на него карими глазами и манила своей изящностью и великолепием. Ее лицо было обрамлено шоколадными волнами. Пластмассовое тело накрывала изумрудная ткань в пол. Так сексуально, что хотелось снять эту вещь и.. Боже.. Манекен напомнил ему о ней. Практически не раздумывая, Драко открыл стеклянные двери в магазинчик, и сразу ощутил теплый воздух, дунувший ему прямо в щеки. Приятная обстановка напомнила ему о тех магазинах, которые они когда-то посещали с Люциусом вместе, подбирая что-то в подарок для матери. Дорогая мебель, дорогие красивые манекены, красивые и словно живые. Кафельный, начищенный до блеска пол. Экзотичная зелень там, где нужно. Приятная для глаз расцветка: бежевые диванчики, видимо для тех, кто ожидал своих жен, пока те выбирают свои наряды в примерочной,небольшие журнальные столики, на которых располагались вазы среднего размера с причудливыми цветами, будто ожившими из картин про английскую аристократию семнадцатого века, светлые коврики, и множество манекенов в дорогой одежде. Полупустая атмосфера, царившая в магазине, говорила о том, что на улице чертовски холодно. Нормальный человек не стал бы гулять в такую погоду. Вот только если речь не идет о мальчике, на плечи которого за несколько длинных месяцев свалилось то, что не пережил бы никто. Да и как ему самому с этим справиться? Ничто отныне не способно сломить его, как думал он тогда, тем злосчастным летом, когда они с отцом ходили за подарком матери. А потом Люциус отдал свою жизнь Темному Лорду. И это надломило его. Но он старался снова подняться. Ради Нарциссы. Ему не хотелось причинять ей еще большие страдания. Он обязался заботиться о ней. Он обязался защитить, чего бы ему это не стоило. А потом просьба матери не ввязываться в это и огромный океан боли в ее глазах. Это снова надломило его. Он пообещал то, в чем сам не был уверен. И первые месяцы учебы с занудой.. с Грейнджер. Какого черта ему так повезло? Каждый раз, находясь с ней рядом, он ощущал неприятную злость, которая охватывало все его бытие. Его так раздражало ее существование на этой земле, в этом мире, где жил он сам. Бесило то, что она грязная. Вся грязная, с какой бы стороны на нее не взглянуть. Грязная от макушки до кончиков пальцев. Драко выводила из себя ее вечная манера разговаривать с ним не так, как хотелось бы ему. Раздражало то, что она позволяла ему делать с ней. Черт. Его разъяряло в ней все. Он доводился до белого каления лишь при взгляде в ее глаза. И сколь сильно он ненавидел ее, столь глубоко он тонул в ее карем омуте. Погружался в небытие рядом с ней. Чувствовал себя. Он стал понимать себя. Только его это совсем не радовало. Наоборот, это заставляло лишь отчаянней ненавидеть себя за мысли о ней. За то, что с ней и с ним происходит - невозможно. Нельзя. Неправильно. Когда это Малфои создавали семью с магглами? Драко сжал кулак. Что бы сказал отец, узнав все это? Пора остановить? Пока не поздно? Он стоял перед манекеном в изумрудном платье и кусал нижнюю губу. Оно подошло бы ей? - Отличный выбор, приятель, - коренастый мужчина с черными усами и в шляпе подошел к Малфою и тут же провел плотными пальцами по подбородку. - Да, неплохо, - согласился Малфой. - Твоей возлюбленной повезло, - подмигнул мужчина. - Это не для моей возлюбленной, - взбудоражился Драко и чуть не подпрыгнул на месте. Что-то в груди екнуло. - Для кого же тогда? - Ни для кого. - Над подарками для "никого" не раздумывают столько времени, дитя, - губы мужчины расплылись в вялой улыбке. - Я прикидывал, - Драко почесал нос. Человек застал его врасплох. Однозначно. Что еще за заявочки? Возлюбленной? Вот еще. Бред какой. - Стоимость. - Семьдесят четыре галлеона. - Ого. - Да, прилично. Но за такой шедевр для любимых разве пожалеешь какие-то семьдесят четыре галлеона? - мужчина сделал шаг вперед к манекену и, обнажив смольные волосы, почесал макушку. - Для любимых.. Я бы для всех пожалел. Слишком дорого для какой-то тряпки. Драко скрестил руки на груди и наблюдал за невысоким человеком. Тот обошел манекен со всех сторон и задумчиво терзал свой квадратный подбородок. Иногда его взгляд задерживался на слизеринце, он, словно что-то осознав, мотал головой, и продолжал осматривать изумрудное платье. - Отменные швы и настоящий шелк. - Хотите сказать, хорошая вещь? - Я уже это сказал. Мужчина порылся в своем портфолио и достал коричневый кожаный чехол от очков. Протерев квадратные стеклышки от очков, он нацепил их на нос и принялся что-то писать в черном блокноте, который он вытащил после того, как спрятал чехол от очков обратно. - Что ж, - произнес он. - Полагаю, судя из моих расчетов, я могу его приобрести сейчас. - Что? - голос Драко стал вдруг неподобающе громким, что несколько продавщиц обернулись на него. Он добавил уже тише. - Вы же вообще не собирались его покупать? - С чего это вы взяли? Я пришел сюда за подарком для своей жены. Это подойдет ей. - Но я первый выбрал его, - сказал Драко слишком быстро. - Оно - мое. - Вам же не кому его подарить. Зачем тратиться? - Может, и есть кому, - произнес слизеринец, отвернув взгляд от настойчивых черных глаз мужчины. Почему-то ему вдруг стало неловко. Как он может сказать кому-то о том, что испытывает, если он не может сделать это даже самому себе? Да и какое вообще всем дело? Никто не знает даже о том, что происходит с ним. Он просто сейчас заберет это чертово платье и отдаст его Грейнджер. И все. Ничего тут такого нет. - Не надо стесняться делать кого-то счастливым, - изрек мужчина, поправляя на носу очки. - Вы берете? Или я покупаю? - Беру, - заявил Драко, уверенно распрямив плечи. - Отлично! - радостно подскочил черноволосый. - С вас семьдесят четыре галлеона. - Стойте! Вы, - Драко глотнул воздух и уставился на собеседника. Немыслимо просто. - Вы что, меня обманули? - Разве? - Да. Сказали, что берете, а сами продаете. - Я просто открыл вам глаза, - улыбнулся мужчина. - Ну, и заодно продал товар. - Вы просто манипулятор. Через пятнадцать минут Драко держал небольшую серебристую упаковку. Уж отправить эту коробку Грейнджер было проще простого. Он передал ее через первокурсников, которые были полностью рады выполнить любую просьбу и подружиться с самим Малфоем. Это было ему на пользу. Хоть какой-то толк от малявок. Оказавшись в центре гостиной Слизерина Драко увидел Пэнси в алом платье, сидевшую на диване перед камином и поправлявшую жгучие длинные локоны, выбившиеся из прически. - Привет, здорово выглядишь, - произнес он, подойдя ближе. Ее пухлые губы были соблазнительно подчеркнуты красной помадой в тон платья. - Спасибо, Малфой, - Пэнси подняла на него огромные глаза. - От тебя редко услышишь комплимент. - Зато это многого стоит. Паркинсон пожала плечами и уткнулась в зеркало. Драко сел рядом с ней так, что до его ноздрей донесся запах ее слишком сладких духов. Черт, ну конечно. Она же не Грейнджер. - Слушай, - протянул он, дотрагиваясь до ее локтя. Пэнси тут же вывернула свою руку из его пальцев. - У меня нет пары, и я подумал, пошли со мной? - И ты предлагаешь мне идти с тобой за час до начала бала? - не повернувшись к нему, удивленно поджала она губы. - Ну да. Кого это вообще заботит? - Меня, Драко, меня очень заботит, - произнесла она, взглянув ему в глаза. - И, знаешь, это заботит каждую девушку. Проявление хоть какого-то внимания. - Да брось, - ухмыльнулся слизеринец, поправляя изумрудный галстук. - Пэнс, мы не парочка, чтоб я волновался о нас. - О, это точно, - она хмыкнула и снова начала разглядывать свое отражение в зеркале. - Но, тем не менее, я не пойду с тобой. - Это еще почему? - Меня уже пригласили. - Вот это поворот, - губы Драко скривились. - И кто же этот счастливчик? - Блейз. - Забини? - Ты знаешь какого-то другого Блейза? - Не надо так реагировать. Я просто удивлен. Хм.. Просто хм. Конечно, Пэнси на него злилась. Еще бы. Но ему абсолютно плевать не ее чувства. Она ведь сама виновата. Вот только... Забини? Серьезно что ли? - Ладно. Повеселись. Он встал. Интересно, как давно вообще все это продолжалось? - Да, ты тоже, - бросила в вдогонку слизеринка. Пройдя мимо каких-то девчонок помладше, Драко успел пригласить белокурую, высокую и в черном платье. Вообще, он даже не успел пригласить ее. Она сразу ответила согласием, как только он подошел. Она произнесла свое имя Аманда или Алисия... Малфой не услышал. На самом деле его мало волновало, с кем он идет на этот бал. Танцевать он не собирался, целовать уж подавно! Хотя на зло Грейнджер и можно немного пораздражать ее. Это было бы весело. Если, конечно, ей не плевать. Она же издевалась над ним тогда, с дурацким Поттером? Дверь туалета открылась, и оттуда показалась смуглая рука. Затем показалась фигура в черном смокинге. Слизеринец закрыл дверь и, уставившись куда-то в пол, побрел в сторону гостиной. - Эй, Забини, - окликнул Малфой. Блейз тут же замер, его глаза округлились. Затем его лицо приняло обычное насмешливо-надменное выражение. - Тебя-то я и ищу. - Слушаю и повинуюсь, - высказал тот в наигранном реверансе. - Без шуток, - Драко подошел к другу и постукал его по плечу. - Я, конечно, все понимаю, но... Паркинсон, Блейз? Брови Забини подпрыгнули. На мгновение Драко увидел в его глазах горячее волнение, которое Блейз поспешно скрыл за ухмылкой. - Ты о чем вообще? - Ты пригласил ее. - Ну, вообще-то да, - Блейз вывернулся из-под ладони друга и сделал шаг в сторону. Его раздражение было видно невооруженным глазом только Малфою, потому что тот знал своего друга, как себя. - Какие-то проблемы? - Я узнал это от нее почему-то, а не от тебя. - Я что, обязан спрашивать тебя, с кем мне идти на бал? - Мерлин, я спал с ней несколько раз. Тебя это не волнует? Блейз резко повернулся. Его зрачки расширились настолько, что карие радужки стали практически черными. - Черт! Малфой, мы просто вместе идем на бал. Какого черта? - Мне так не кажется, - Драко сощурил глаза. Он не даст себя обмануть. С ним не прокатит этот детский лепет. - Это она тебе нравится? Губы Блейза немного приоткрылись. Малфой услышал, как друг протяжно выдохнул. Блейз опустил взгляд, проиграв в этой битве, и поник головой, словно только что его поймали за неприличным делом или за шалостью. - Я не знаю, - произнес он, нарушая недолгое молчание. - Наверное. - Ты не знаешь, нравится тебе Паркинсон или нет? Что за детский сад. Это не похоже на тебя. - Просто она, - Забини устремил взгляд в пол. Его плечи немного подогнулись, отчего он казался сейчас смущенным и рассеянным мальчишкой. - Она другая, Драко. И я не знаю. Я что-то чувствую, но не знаю, что это. Похоже на влечение. И, знаешь, я не хочу ничего испортить. К тому же, ты знаешь меня. У меня все быстро перегорает, так что, не думаю, что это серьезно. Блейз посмотрел на Драко и изобразил подобие улыбки. Явно прибывавшая не в духе Пэнси забрала мулата на оставшиеся сорок минут, и Драко провел их в почти одиночестве. Почти означало, что он встретил Нотта, который успел рассказать о последних новостях и ходивших слухах о том, что он, Тео, гей и предпочитает пялится на Гарри Поттера вместо девушек. Это побудило его сразу предложить встречаться умирающей по нему чистокровной девушке, младшекурснице из Когтеврана по имени Мариэтта Эджком. Вполне занудной, по мнению Драко, и весьма противной и вредной особе. Однако, Теодора, похоже, это не смущало. На его рассказ Драко лишь недоуменно пожимал плечами и рассуждал о том, что Паркинсон и Забини - пара придурков, бросивших его в одиночестве. Когда до бала оставалось менее пятнадцати минут, он вышел в гостиную. Та просто взрывалась в различных веселых какофониях звуков, что просто подначивало настроению немного подняться. Девушки в красивых бальных платьях задорно болтали, их кавалеры, видимо, шутили так, что те заливались звонким смехом на весь Слизерин. Блейза и Пэнси уже не было. Это расстраивало. Но еще больше огорчало то, что он не помнил, какую из одиноко стоявших блондинок он пригласил, и ждал ее реакции. К счастью, ждать пришлось недолго. Девушка в черном длинном платье и бордовыми губами подошла к нему уверенно, и даже резко. Она тут же взяла Драко под локоть и сама повела к выходу. - Ты опоздал. - Я задержался. Он зарычал. А слизеринка отреагировала так.. да, в-общем, никак она не отреагировала. Она быстрым шагом вела Малфоя под локоть к Большому залу, освобождая пространство между студентами Хогвартса словами: "Пропустите! Мы танцуем!" А потом злобным: "Уйди, я сказала!", - вовсе заставила расплакаться маленькую первокурсницу-гриффиндорку. - С ума сошла? - рявкнул он, когда они уже стояли в толпе у входа в Большой зал оглядывая толпу и ища взглядом... Грейнджер. Которой не было среди присутствующих. - Я тебе не подружка. И вырвал локоть из-под цепких пальцев. - Да, но ведешь себя, как хамовитая ханджа! - Я - Малфой, поняла? Радуйся, что я тебя вообще пригласил. - Да уж, так себе веселье. Девушка скрестила руки на груди и отвернулась. Драко лишь видел, как дергаются ее светлые локоны от напряжения. - Ладно, - выдохнул он. - Целовать я тебя не собираюсь, станцуем один танец и разойдемся. - Прекрасно, - прохладный тон донесся до его ушей. - Вот и отлично. Драко интересовало, поняла ли Грейнджер, от кого ей пришел подарок и вообще, доставили ли ей его эти глупые чопорные гриффиндорцы? Как она отреагировала? Что подумала? И еще, Малфой надеялся, что оно ей подошло, поскольку он потратил на эту вещь гребанные семьдесят четыре галлеона. Впервые в жизни он сам купил подарок девушке, и ему не хотелось, чтобы он оказался никчемным и совершенно не нужным. Почему-то мысли о том, что Грейнджер пойдет на бал в старой тряпке, бесили. - А, вот ты где, - вклинился Блейз, освобождая друга от собственных размышления, положив руку ему на плечо. За его спиной тут же появилась Пэнси, сияющая и улыбающаяся. Будто это не она полчаса назад чуть не разгромила коридор перед комнатой мальчиков в подземельях Слизерина. - Ты не опоздал! О, Великий Салазар, слава тебе! - возвела она ладони к потолку. - Пэнс, твои перепады настроения пугают, - Малфой почесал нос и словил взгляд Забини, который украдкой наблюдал за Паркинсон и... смущался? О, Мерлин! Драко закатил глаза. - Они тебя вообще не касаются, - слизеринка весело взяла Забини под руку у отвела от Малфоя в свою сторону. Затем, увидев рядом с блондином девушку, округлила глаза. - Ты нас не познакомишь? - А, да, - Драко в смятении посмотрел на свою спутницу. Блондинка фыркнула и, бросив на него равнодушный взгляд, проговорила: - Я Алисия Фарами. Я не его спутница. Мы станцуем открывающий танец и все. - Понятно, - на лисьей мордочке Пэнси нарисовалась прохладная улыбка. - Ты даже не можешь нормально пригласить девушку на свидание, да, Драко? - Прекрати, Пэнс, - Блейз сделал предупреждающий жест. Паркинсон поджала пухлые губы и отвернула от них от всех голову. Блейз глубоко вдохнул и замолчал. Малфой зарылся пальцами в волосах, и... пальцы замерли. Замерли, обрывая остатки последнего стука сердца и обрушивая его камнем куда-то вниз живота пульсирующей патокой. Замерли, словно он отдал все ночи без сна. Замерли от того... Господи. Он забыл, как дышать. Его взгляд намертво застрял на только что появившейся возле Большого зала Грейнджер. В коридоре повисла такая тишина, что казалось, это молчание нарушает лишь ее задорный смех. И дело не в том, что на самом деле все заткнулись. Нет. Галдеж и не прекращался. Вот только для Драко Вселенная замерла и сосредоточила свое существование на девушке, которая смущенно разговаривала с кем-то... И он вдруг начал завидовать тому, кому она сейчас так тепло улыбалась. Она такая... Господи. Сердце сжалось и улетело в пятки. А взгляд... Его взгляд приковался к лощеному лицу, сияющему, изящному. К прекрасному лицу. К ее бархатным, как у прирученной кошки, глазам. Она блистала. Как самый яркий бриллиант. Тонкую белую шею украшала изящная серебряная цепочка с круглым небольшого диаметра медальоном. Камушек, словно не нарочно, опускался вниз, и прикрывал пространство, где под ним находилась виднеющая бороздка груди. Грейнджер неровно дышала, и Драко отмечал про себя, сколько раз вздымались ее хрупкие ключицы. Изумрудная ткань, словно вторая кожа, обхватывала грудь и, будто шелковая гладь, спускалась вниз к полу, прикрывая длинные стройные ноги. Свет от мелькающих огненных свечей отражался в усыпанных на ткани камушках, переливаясь и заставляя забыть про все на свете. Она словно настоящая лесная нимфа. Господи. Он не ошибся с выбором. Это платье... Оно чертовски красиво. Нет... Это Грейнджер... чертовски красива. Секундный взгляд на него из-под черных бархатных ресниц, и его тело стало ватным. Это был самый быстрый и самый опустошенный взгляд, который он когда-либо встречал. Она лишь посмотрела на него теплым шоколадом, но... Любой, кто бы обратил на это сейчас внимание, решил, что нет ничего красноречивее этого взгляда. Только Драко знал, она не видела его, не замечала. Не заметила. Это просто его больная фантазия. Мерлин, он сошел с ума. - Интересно, откуда у Грейнджер такое платье? - донесся до него почти возвращающий с этот мир голос Паркинсон. Да, Пэнс. Дорогое и невозможно-восхитительное на ней. До одурения. До изнеможения. Так, что хотелось подойти, вцепиться в нее сейчас, при всех. Пусть все знают. Пусть знают. Что она моя. В какой-то момент он ощутил, что он дрожит. Мерлин, его действительно швыряло так, что невозможно удержаться на месте. И сосущее в грудной клетке чувство раздирало нутро и закрытые на мгновение веки. Блять, успокойся. Он не заметил ничего. И никого. Кто-то пихнул его в бок, но ему было равнодушно плевать. И ему было плевать, когда наконец до него начало доходить, что вообще происходит. Грейнджер весело смеется и улыбается в лицо очкарику, а рыжий урод стоит сзади и пожирает ее спину взглядом самодовольного утырка. Диким, жадным, зверским взглядом, будто он... Будто он собирался этой ночью сделать то, о чем Малфой не мог даже думать. Какого?.. Что за?.. Зачем он так смотрит на нее? Какой он имеет на это право, этот чумазый нищеброд в старых лохмотьях? И она... Почему она глазеет на него и так улыбается? Мерлин, ей нравится любоваться его лошадиной пастью? Господи, она специально выводит его из себя? Специально ведет себя, как конченая дура? И это просто выводило из себя. Это разрывало оставшийся кокон целомудрия внутри и вырывало наружу сущее бешенство. Несколько раз Малфой подавил в себе желание сорваться и выпотрошить Уизли все внутренности. Сжав кулаки, он ощутил, насколько сильно напряжено его тело. И насколько тяжело вообще соображать, потому что вырывающаяся сильная ревность к Грейнджер перекрывала любой проход для более-менее хладнокровных мыслей. Господи. Это просто убивает его. Настолько разрушает, что... аррр. Ее улыбка. Опять для Уизела, и тот снова смотрит на нее так, будто Грейнджер принадлежит только ему одному. Она берет его под локоть, и тот просто сияет, будто опьяненный. Мерлин, какой бред... Что?.. Что с ним происходит? Когда это началось? В какой момент он начал так бешено заводиться при одной лишь мысли о том, что Грейнджер с другим? Мимолетная. Ты, Грейнджер. Другая. И он никак не может признаться себе. В том, что она заставляет дрожать его пальцы. И она освещает его желание быть нужным. Слепая дура. Немая. Глухая. Дурная идиотка. Услышь меня! Уизли взял ее за руку, и - она приняла его красные буравящие сосиски в своей ладони. И... неотступное желание забрать ее нахрен оттуда накатило с новой силой. - Пойдем, - пробормотала Паркинсон где-то в закоулках сознания и Блейз молча отвел ее вперед. - Пора, - сказала Алисия, резко дернув Малфоя за рукав и заставив обратить тем самым внимание на нее. - Музыка начинается. Пора выходить. Мерлин. Как пережить ему эти адские две минуты? Две минуты, которые Грейнджер будет проводить не с ним. Две минуты, когда она будет танцевать со всеми, кроме него. А потом... Потом весь вечер, который она проведет с другими гриффиндорцами, невыносимо веселясь с ними и заставляя ревновать еще сильнее. Он не может и не допустит. Это неправильно. Она должна быть сегодня с ним. Хотя бы сегодня... Хотя бы этот вечер. Посвятить ему. И плевать ему на всех вокруг. Пусть смотрят. Пусть говорят, что хотят. Двери в Большой зал отворились, и оттуда донеслось торжественное мурлыканье скрипки и фортепиано. Взяв Алисию за руку, он сделал шаг вперед, встроившись в ровный ряд из тех, кто сегодня открывал Рождественский бал, или, как назвала это мероприятие в своем блоге "Чародейка" - "Вечеринка поцелуев". Грейнджер где-то позади со своими дурацкими дружками. Что ж, смотри, как я иду с этой красоткой. Смотри, как я держу ее. Ты могла бы быть на ее месте. Тяжело вздыхает. И вдох остается где-то в глотке, потому что понимает - на месте Уизли мог бы быть он. Большой зал, украшенный сотнями мерцающих серебряных звезд, превосходил сегодня все Рождественские вечера за шесть лет их обучения в Хогвартсе. Четырехметровая темная ель стояла справа на сцене, где играл оркестр под руководством профессора Флитвика, декорированная массивными красными и белыми шарами. Изящно и со вкусом. Обеденные деревянные столы, некогда стоявшие в четыре ряда по факультетам, разбились на небольшие столики, за которыми могла уместиться компания до десяти человек. Их накрывали гладкие белые ткани, посредине стояли античные фарфоровые вазы с красными диковинными букетами, и накрытый фуршет из разнообразных потрясающих блюд и напитков, безалкогольных. Пространство, где происходило основное празднество и танцы, ограждалось теми зеваками, кто не смог найти себе пару для открывающего танца, или просто не желал в нем участвовать. Входивших в зал дебютантов встречали громкими радостными апплодисментами, а с потолка сыпалось серебряное и красное конфети. Когда все пары вышли в середину зала, на секунду торжественная музыка закончилась. Драко нашел глазами Грейнджер, которую Уизли обнимал за талию и не сводил с нее своих уродских глаз. Слизеринец чуть не подавился от этого убого зрелища. Он берет за талию Алисию, и танец начинается, когда до их ушей доносится вальс. Он уверено ведет в танце, и смотрит перед собой, не обращая внимания на то, что происходит вокруг, на то, что все смотрят сейчас на них. Он забывает об этом. Мерлин, как я ненавижу это. Эту чушь. Они бездумно вальсируют в такт музыке, и его взгляд скользит по тем, кто сейчас тоже замешан в этом танце. Через несколько тактов Алисия вырвала свою руку из его ладони, и к нему примкнула Падма Патил. Они сделали несколько круговых движений, не пересекаясь взглядами, ни о чем не разговаривая. И ему это нравилось. Заменой когтевранки стала изящная и прохладная ладонь Пэнси Паркинсон, которая явно не хотела встречаться с ним в танце. Она держала наиболее возможную дистанцию между их телами и смотрела куда-то сквозь его плечо в толпу. Драко ощутил сладость ее духов и... понял, что это не то. Чертовски все не то. Не так должны были проходить эти танцы. Не те девушки, с которыми он должен был вальсировать. Если бы... Если бы все было, как он хотел, то, возможно, ему даже понравилось вальсировать на глазах у всех. Если бы просто изменить какую-то часть поворота. Если бы сменить траекторию движения. Если бы... Вальсирующие впереди Поттер и Браун отступили, и виски Драко сдавило. Сердце сжалось и издало последний вой, который чуть не вырвался из грудной клетки наружу. Господи, так глупо убивая его, будто выстрелами несколько раз в живое. В еще живое сердце. Которое ждет следующей пули в оное. Гермиона. Танцует с Уизли. Они менялись? Нет? Почему? Почему она с ним?.. Ее тонкие руки, словно крылья, обвивали шею рыжего и тот смотрел на нее. И чувство... Господи, что это за чувство? Что-то липкое пристало в районе желудка и подвывало, словно спазмы боли, накатывая волнами и отпуская лишь на долю секунды. И... О боже. Она рядом. Пора меняться. Меняться. Он отпускает порхающую Пэнси куда-то. Не видит ее больше. Его взгляд прикипел к ней. Она поднимает голову, и ее глаза становятся огромными, блестящими, бездонными. Такими прекрасными. На свете нет таких глаз. Она поймала его взгляд. Он поворачивает навстречу к ней, минуя какую-то девушку. Нет, я не буду танцевать с тобой. Не сегодня. И. Вот она. Такая потрясающе красивая. В шаге от него, стоит, недоуменно распахнув большие карие глаза. Смотрит. И он действует. Он берет одной рукой за талию гриффиндорки, ощущая прохладную гладкость шелкового платья. В его раскрытую ладонь она кладет неуверенную руку, и он сжимает ее пальцы крепче, словно это просто сон. Господи, пожалуйста, только не проснись, не сейчас. Она становится ближе, и не смотрит на него, а Драко медленно сводит себя с ума, ощущая, - как же сильно ощущая ее, - впитывая в себя ее аромат розового сада. Чувствуя, как ускоряется пульс и сердце стучит где-то в желудке. Забывая обо всем на свете. Зачем ты делаешь это? Прекрати. Он сжал сильнее ее пальцы. Бред. Какой бред. Все вокруг. Это просто сон. Этого нет. Он обводит взглядом ее скулы, покрытые смущенным румянцем, который хотелось сорвать губами, ощутить его нежность. Узнать, что это. Соскальзывает на губы, влажные, пленительные, до которых хотелось дотронуться, проникнуть, вобрать в себя этот вкус. Такой близкий и... такой далекий. Настолько далекий, что невозможно. Терпеть, что есть силы. Грейнджер. Ты... Я не знаю, что со мной, Грейнджер. Я боюсь. Ты нужна мне. Мое спасение. Мой яд. Моя фобия. И это намертво вшито в вены, в сердце. В душу. Так не должно быть. Не должно, потому что ты - грязнокровка. Я не должен. И ты не можешь. И ощущает прилив злости, иступляющей, невыносимой, сильной, режущей глотку лезвием до боли. И нежности. Вдруг окрылившего его тело трепета, - которого он не понимает, не осознает, - заставляющего его придвинуться ближе, закрыть глаза и... прильнуть подбородком к ее макушке, ощутить ее дрожь и волнение. Самому взорваться от нервов. Почувствовать ее горячее сбитое дыхание где-то в районе его плеча и насладиться тянущейся вибрацией сердца. Ты так прекрасна сегодня. - Господи, как ты умопомрачительно прекрасна. Она легонько трется лбом о его подбородок, прикрыв веки пушистыми черными ресницами. И от этого прикосновения Драко замирает. Всего на секунду. - Это все ты, - шепчут ее губы. Только для него. - Спасибо. Она знает. Она все поняла. Господи. Грейнджер. Ты не представляешь, как мне это было необходимо. Звуки скрипки замолкли и зал наполнился апплодисментами, улюлюканьями и веселым задорным смехом. В какое-то мгновение Драко понял, что он не хочет, чтобы это завершалось. Вот то, что ему было нужно. Эти полминуты. Полминуты, ради которых он снова может жить. Ее исцеляющий сердце взгляд. И осознание того, что она, возможно, чувствует то же, что и он. Пожалуйста, пусть будет так. Пусть он не ошибся. - Я буду ждать тебя в коридоре в северном крыле в конце вечера, - говорит он ей губами. - Пожалуйста, приходи. Она не успевает отвечать. Поттер уводит ее от Драко, бросив на того укоризненный взгляд. Но слизеринцу плевать на Поттера. Ему на всех плевать. *** Серебряный лунный свет отражался в стенах сквозь зарешеченные окна. Наверное, это придавало какое-то спокойствие. Эта зима была особенной. Не такой, как другие. Одновременно грустной и дарящей надежду. Тоскливой и нежной. Почему-то этой зимой, в этот день, в канун Рождества, особенно верилось в волшебство. Странно, особенно верить в волшебство в волшебном мире. Может, хотелось чего-то простого и в то же время чудесного? Пэнси не знала. Она шла рядом со своим другом Блейзом и чувствовала себя чуточку счастливей. Возможно, когда-нибудь ей удастся подавить свои чувства к Рону Уизли. Только... время шло. Но ничего не менялось. Она все так же содрогалась при каждом его взгляде в ее сторону. Ей было невыносимо видеть, как тот смотрит на Грейнджер. Так, как хотелось, чтобы он смотрел на нее. Только ему, кажется, все равно. Несколько дней она решила игнорировать его, чтобы он проявил хоть малейшую заинтересованность. Но... когда она снова появилась в их классе, он даже не спросил у нее, как ее дела. Все их разговоры в последние дни перед балом сводились к тому, что он боится пригласить Гермиону Грейнджер пойти с ним. И в его голове даже на мгновение не мелькнула мысль о том, чтобы... пригласить ее, Пэнси Паркинсон? Девушку, которая отчаянно влюблена в него с тех пор, как гриффиндорец проявил к ней заботу. Но нет. Он даже не подумал об этом. Видимо, Гермиона Грейнджер для него слишком дорога. Настолько дорога, что Пэнси безудержно чувствовала ревность и сносящую крышу боль. А потом гордость. Потому что... Просто потому что. Она - Пэнси Паркинсон. Слизеринка. Такие, как Рон, ей не пара. Совсем. Никогда. Она - гордость родителей и факультета. Лучшая из лучших на Слизерине. И влюбиться в такого недотепу? Господи, что бы сказал Малфой? А Блейз? Как бы он отреагировал? он бы высмеял ее. Она же та, кто всегда презирала Рона и его семью. Она же насмехалась над ним и говорила гадости, каких свет не слышал. Только этот рыжий недоумок... оказался милым, добрым. Да он лучше Малфоя и Забини вместе взятых! И как ее так угораздило? - Эй, Пэнс, - вывел ее из своих мыслей отрезвляющий голос Забини. - Ты как-то погрустнела. Все в порядке? - Я думала о смысле жизни. - И к какому выводу ты пришла? - Она несправедлива, - Пэнси провела ладонями по своим темным локонам и накрутила одну прядь на палец. - Почему, когда ты влюбляешься, ты страдаешь? Разве ты не должен порхать от счастья? Блейз поднял одну бровь и хмыкнул. - Через страдания начинаешь ценить то, что имеешь. Иногда это лишь укрепляет твои чувства. Знаешь, нужно пройти через множество испытаний, чтобы понять, как сильно ты кого-то любишь. - Я бы хотела, чтобы мои чувства были сразу взаимными. Я не хочу проходить через испытания. Это больно, - слизеринка выдохнула. Затем, взяв за руки друга, она начала весело кружиться, веди его за собой, словно выполняя шаманский ритуал. Они смеялись,вращались, летали. Ей было хорошо. Настолько хорошо, что хотелось выпорхнуть на небо, стать звездой и вечно сиять. Или превратиться в солнце и таким образом иметь возможность касаться Рона теплыми лучами, согревать его своей заботой хотя бы так, раз у нее нет другой возможности. Когда голова закружилась и ее начало немного подташнивать, они остановились и прильнули к холодной каменной стене. В полумраке Пэнси не могла разглядеть лица мулата, но она знала, чувствовала, что ему тоже весело. Так же, как и ей самой. Им всегда было хорошо вместе. С самого начала их долгой дружбы тогда, на первом курсе. А еще Блейз поддерживал ее, когда Малфой поступал с ней, как подлая скотина. Но это же Малфой. Все уже в далеком прошлом. Она опустила голову на плечо Забини. Тот уперся подбородком в ее макушка. - А ты любишь, Блейз? Любил когда-нибудь? - Люблю ли... Мне стоит над этим задуматься. Я никогда не испытывал серьезных чувств ни к кому. - Я знаю, - Пэнс почесала лоб. - Неужели ни к одной девушке, с которыми ты встречался, ты ничего не чувствовал? - Почему же? - Его приятный голос погружал в небытие, растворяя в лунной тишине. - У меня была страсть. И, наверное, в каком-то роде привязанность. - Но по-настоящему ты никого не любил? Слизеринец глубоко вдохнул. Пэнси ощутила, как ее макушку обдало горячим дыханием. - Нет, - ответил он тихо. - Почему ты интересуешься? - Мне кажется, что никого не любить еще грустнее. Блейз лишь громко выдохнул и, обняв ее за плечи, негромко произнес: - Не переживай по этому поводу. Девушка ощутила, что ей очень уютно сейчас с ним. Каким бы иногда Забини не был подлым, но он всегда оставался хорошим и заботливым другом, который всегда поддержит и поможет. Направит на верный путь и не даст упасть в пропасть. Немного времени спустя Пэнси начала чувствовать, что ее веки тяжелеют, и ей просто необходимо погрузиться в сон. Когда она поудобнее устроилась на плече Блейза, она ощутила легкое прикосновение к своей щеке. Затем его пальцы двинулись к ее подбородку, запрокинув немного голову. И... Тук-тук! - в голове раздался собственный стук сердца. Она распахнула глаза. Он поцеловал ее. Его пухлые губы нежно касались ее собственных, и... она отвечала? Господи, что происходит? Что ты делаешь? Остановись. Остановите это! И он остановился. Облокачиваясь лбом ко лбу. Переводя сбившееся дыхание. И Пэнси не отворачивается. Тебя только что поцеловали против воли. Ну же, скажи уже что-нибудь! - Ты мне нравишься, Паркинсон... Нет... Что-то внутри рухнуло. Только не это, пожалуйста! Пожалуйста, скажи, что ты шутишь. Это не так. Это глупость. - Ты что, совсем дурак? - отодвигается. - Ты же пошутил, да? Блейз сглотнул и отвернул голову. Какое-то мгновение Пэнси чувствовала, как в голове бурлит кровь. - Конечно! - говорит он почти весело. - Паркинсон! Он легонько бьет ее кулаком по плечу. Как это было всегда. Шутя. - Видела бы ты свое лицо! - Блейз, мне, - почему-то на сердце надавило что-то тяжелое. Что-то, с чем она не может справиться сама. Что-то, что причиняло боль ей самой. - Мне нравится кто-то другой. - Серьезно? И кто же этот счастливчик?! Его голос звучал пугающе уверенно... Будто... Будто ничего не произошло. И он мгновенно все забыл. Пэнси поджала губы. - Ты будешь осуждать меня. - Не буду, ты же знаешь... - Это Рон... Блейз поперхнулся. Затем, откашлявшись, он удивленно уставился на нее: - Уизли?! Серьезно? - Ты же говорил, что не будешь осуждать! - Да я и не осуждаю. Я удивляюсь. Это даже в страшном сне не приснится, - он отвернулся. - Уизли, значит... Его голос раздался в темноте слишком громко. Так, будто эту тайну сейчас узнают миллионы людей. И ее сердце окаменело. Ей хотелось прокричать. Вырвать это из себя. Забыть! Забыть навсегда! Но... это невозможно. Теперь обратного пути нет. - Тогда иди к нему. До двенадцати осталось ровно пятнадцать минут. - Я не могу. - Почему? - Мои чувства не взаимны. - Не говори глупостей, - выплюнул он. - Это просто невозможно. Посмотри на себя. - Ну... Знаешь ли... Для гриффиндорцев слизеринцы - неприятные личности, - Пэнси опустила глаза на пол. Странно, но... рассказав свою тайну хоть кому-то ей стало легче. Только... не причинила ли она боль тому, кому рассказала? Не совершила ли глупость? Да, эту ночь она запомнит навсегда. - Пэнси, я... Я видел, как он смотрел на тебя, - произнес Блейз вдруг. - Я наблюдал за ним. Он разглядывал, буквально пожирал. А когда я обнял тебя в танце, то он и вовсе стал красным, как томат. Иди к нему. Он, наверное, ищет тебя. Так что... Возможно, сегодня для тебя откроется дверь в счастье. - Прости, Блейз. Слизеринка скривилась от нахлынувшей на нее боли, и, поднявшись, взглянула на еле виднеющуюся тень Блейза Забини. - Прости. Я люблю тебя, ты знаешь. Но как друга, как моего брата. Я уверена, ты испытываешь те же чувства. Просто ты запутался. Она произнесла это и замкнула губы. Кого ты пытаешься убедить? Себя или его? - Я знаю, Пэнс. Не думаю об этом, иди. И она ушла. Оставила его одного. Сегодняшняя ночь и правда открыла ей дверь в счастье. Только ту ли дверь, что она ждала? *** Холодный воздух морозит его тело. Драко стоит, оперевшись ладонями на стену в коридоре северного крыла и тяжело дышит. То, что с ним происходило, заставляло тысячу раз сходить с ума и изнывать от чертового бессилия перед собой. Слишком сильно то чувство, что проникло сначала в его сердце, а затем, глубоко там укоренившись, вросло в мысли, в грудь, в голову. В кровь. Это не вырвать сейчас, как бы он ни старался. И уж тем более, теперь нет пути назад. Он сделал шаг навстречу ей. Теперь выбор оставался за девчонкой, которой он готов отдать свою душу. В полумраке ему казалось, что его мысли слышны на весь Хогвартс. Что каждый теперь знает то, о чем он думает. И эти мысли, въедаясь так глубоко внутрь, под самое сердце, растворялись в нем ее именем. Черт. Как же ему жить с этим? Как избавиться? И он ничего не может сделать. Ни-че-го. Он облокачивается спиной о стену, запрокинув голову, судорожно вдыхает. Оказалось, ему сложно пойти против самого себя. Если он так боится собственных мыслей и чувств, как он может защитить кого-то? Как он может стать тем, кем не является в жизни? Перед глазами, сверкнув изумрудом, зажегся ее образ, невесомый, легкий, с томными глазами и невозможно-необходимыми-губами. Просто. Дай мне. Сойти с ума. У-меня-и-так-уже-едет-крыша. Нет, Грейнджер. Проваливай. Вали из моей головы. Исчезни. Ты слишком во мне. Слишком... Слишком поздно. Ее образ идеальный, вырванный из книг, согревает его, так, что не жить, не уснуть. Он несколько раз за пару часов успел свихнуться, когда проходил рядом и ловил ее украдкой взгляд-только-для-него. Эта игра. Это до того важно, как важен пепел для огня, дотрагивается до глубины сердца, оставляя за собой привкус ценного и нужного. От чего в горле сейчас скребло. Желанно. Блин. Ты ведь этого хочешь? Ты добиваешься этого, чтобы мысли вращались только вокруг тебя? Чтобы мир только вокруг тебя? Чтобы все, что я имею, я отдал тебе? Он проиграл в этой игре. Которую он ненароком начал сам. Огненная стихия. Она - пламя. Его огонь. Блаженная. Рядом с ней он находился в какой-то эйфории, улетал, и, видит Мерлин, он никогда еще не был таким ни с одной девушкой. Так странно ощущать это чувство, растекающееся по венам, смердящее в руках, в пальцах. Неимоверно. Так прекрасно таять под ее прикосновениями и уносится куда-то, где никого нет, и есть только она. Дышать. Летать. Как свободные птицы разного полета. Но ему все равно... Все равно... Ему совсем не страшно. Пусть остановится это мгновение. Он бы запомнил ее навсегда такой. Оставил ее образ внутри себя. Впечатал его в груди, в сердце, чтобы она не исчезала никогда. Дрожь по коже. Никогда еще не испытывал такого чувства. Так сочно. Так страшно, Господи. Даже сейчас. И Малфой замирает в тишине, затаив дыхание, слыша только стук собственного сердца, когда в темном коридоре раздались кроткие шаги. И снова молчание. Мгновение, чтобы понять, что сейчас произойдет что-то необратимое. Навсегда. Мгновение, чтобы услышать, - ее сердце тоже колотится, как бешеное. И она боится. Изумрудное платье будто подсвечивает полумрак. Он лизнул взглядом по почти видным очертаниям ее лица, вспомнив, какие на вкус ее губы. Которых он уже давно не чувствовал. И снова это зудящее чувство. Зудящее чувство под кожей, желающей ее прикосновений. И снова открывающее истину. Такую глубокую и такую громкую в этой тиши, что кажется, сам мир и есть эта истина. Эта тайна, которую он прячет глубоко внутри, вырывающаяся наружу бездонно, стремительно, сжигая остатки гордости, гордыни, высокомерия. И Гермиона стояла, глубоко дыша, распахнутыми глазами всматриваясь в полумрак, в него. А Малфой рванул к ней, преодолевая несколько шагов, застыв перед ее лицом протянувшейся рукой. Пусть он пьянеет от запаха ее волос. Пусть он забудет, что было когда-то. Пусть он забывает, что происходит вокруг. Драко, ты потерялся в этом мире лжи. Ты можешь обмануть всех, даже самого себя. Но правда всегда сильнее. Утихнет гром, ветер поспешно соберет свои вещи и оставит тебя здесь, обнажив перед скалами. Вот где ты. Рядом с истиной. Ведь ты горишь этим чувством? Пальцы сомкнулись на пряди ее мягких волос и потянули вниз. Гермиона глубоко вдохнула и опустила голову. Он преодолел оставшийся шаг навстречу ей, ощущая, как ее губы легко касаются его плеча. И от этого прикосновения замирает все. Лишь сердце издает музыку, прекрасную и томную, влекущую за собой в этот райский сад. Ты нужна мне. Нужна, чтобы держать твое сердце, и дышать. Тобой. Жить. Снова жить в этом мире. Пожалуйста, не уходи. Не исчезай, слышишь? - Не исчезай, прошу, - шепотом слабым ей в воздух. И она не исчезает. Лишь крепче, сильнее прижимается к нему, отдавая себя. И он чувствует тепло, запах ее тела. Чувствует ее. И больше... больше ничего не надо. Забери меня, черный ангел ночи. Захвати своими крыльями и унеси куда-то, где хорошо тебе. Потому что мне будет лучше, где ты счастлива. Где будет тепло моему сердцу. Спокойно душе моей. Нежно коже моей. - Ты знаешь, мы пропали, Грейнджер. И это мы разбивается шепотом в темноте на миллионы осколков прошлого, которое удерживало его до этой секунды. Пусть ветер охлаждает этот огонь. Пусть... Пусть это будет вечно. Пусть эта ночь останется навсегда. - Посмотри на меня, - говорит она, отстраняясь, всматриваясь в него. - Посмотри мне в глаза. Ты видишь? Ее рука зарывается в мягкие светлые волосы на его затылке. Так сильно, истошно, до невозможности. Так странно-нужно. Так необъяснимо-прекрасно. Стой, Малфой. Не прячься. Не закрывайся в своей скорлупе. Не прячься от нее в омуте глаз ее бесконечных. Не прячься в рубашке белоснежной. В мечтах. Не прячься в голосе хриплом-раздавленном, в дерзости своей, в желчи. Не прячься! Слышишь?! Не прячься даже в сердце своем. Нигде - не прячься. Выйди. - Ты видишь, мой мир открыт для тебя, - говорит она, бережно взяв его ладонь, сжав его душу в своих руках. - Ты попадаешь в глубину моего сердца, если не отведешь взгляд. Я хочу быть рядом. Пожалуйста, позволь мне не ненавидеть тебя. Если бы ты знала... Если бы ты знала, чувствовала, как давно он не ненавидит тебя. Как долго он не ненавидит тебя, Грейнджер. Возьми и вырви меня из недр Земли. Я глубоко там. Солнце, возьми меня за руки и... - Вытащи меня из этого, - целует он ее лоб, закрывая глаза, пробуя на вкус, смокая это чувство у себя на губах. - Будь со мной сегодня. Грейнджер, обними меня. И она застывает. Он чувствует ее дрожь, отдающую током по его рукам прямо в сердце. А потом он ощущает, как легкие ее руки гладят его спину, приманивают к себе. И он зарывается в ее волосах. Прижимает ее к себе крепче. Вдыхает ее запах. Наконец-то. И оба сходят с ума. Так рьяно сходят с ума. Невозможно жить без нее. Почему он делает это? Почему он обнимает ее за плечи и чувствует невесомое желание никогда не отпускать ее? Когда он стал таким? Где-то в закоулках Хогвартса послышались удары. Ровно полночь. Господи, помоги мне не сдвинуться. Он запрокидывает ее голову за подбородок и смотрит в широко раскрытые глаза. Въедается взглядом в эти желанные губы. Боже, пусть это произойдет сейчас. Пусть случится. - Если ты не хочешь, то не надо, - лепечет она, но он не слышит. "Я хочу". Я хочу так, что ты себе это не представляешь. Он проводит языком по ее губам, распахивая, врываясь в ее рот, не понимая, ничего не соображая. Лишь мечтая насладиться ее вкусом, равно дыша в нее. Проникая до самого сердца. Ощущая ее душу. Пусть будет так. Растворяйся во мне. Дыши со мной. Мерлин. Где-то там раздался последний двенадцатый удар. Если для того, чтобы целовать ее и делать ее счастливей нужны какие-то удары часов, Мерлин, он готов скупить все часы мира, лишь бы чувствовать ее, как сейчас. Ты правда здесь, или мне это снится? Если это всего лишь сон, то, пожалуйста, не дай мне проснуться. Потому что я не могу отличить сон от яви. Столько времени прошло с тех пор, как ты была вот так близко. Так невыносимо забыть вкус твоих губ. Незабываемый. Долго ощущал его. И скучал. Господи, как можно это забыть? Пожалуйста, сделай меня счастливей.