Внимание! Сейчас вылетит... утка!

- Мить, а Мить, ты чё смурной такой ходишь? - Атцепись, Маня! - Не атцепусь! Достал уже строить из себя такого большого и умного. Что, очередная фифа отфифурила, да? И нафиг кому ты такой красивый нужен? Сестра – это не семейное положение, сестра – это кара небесная, особенно, когда у нее подростковый возраст и в голову лезут всякие извращения. Интернет нынче до такого дошел в своей прозрачности и доступности, что жуть. Вот потому Диме и страшно иной раз рот открыть в присутствии столь продвинутой выпускницы школы. Одно дело, когда Маша обсуждала подружек своего брата. Другое - как она это делала. Цинично высказываясь о манере держаться и одеваться, Маша чаще всего интересовалась, как эти самые подружки ведут себя в постели. Брат диву давался, как такие грязные и пошлые подробности может знать школьница. Папа, сторонясь участия в процессе образования младшего поколения, только качал головой и многозначительно вздыхал: «Акселерация». Мама, разрывающаяся между работой, готовкой, уборкой и подругами, тоже качала головой. Особенно активно у нее получалось это делать после родительского собрания, ни единожды хватаясь за ремень и теряясь при этом, на ком это средство воспитания применить. В общем, Дима смотрел на свою семью и не знал, с кем обсудить животрепещущую проблему, стоявшую перед ним не то, чтобы боком, а конкретно ребром.   * * * Парковая зона – счастье для любого городского жителя. Когда просыпаешься утром от шума у соседей за стеной, весь день слышишь голоса, стуки, детский плач, крики не умолкающие даже поздней ночью, одиночества в квартире не чувствуешь. Ощущения физического одиночества в коробке-многоэтажке не бывает. Даже спокойно выйти из подъезда не можешь – престарелые соседи тебе перемоют все косточки, а их юные отпрыски поздно вечером еще и ревизию карманов устроят. И при всем этом многообразии народа, нет ни одной родной души. И ты ощущаешь острое душевное одиночество. А парк – это святое! Можно и одному погулять, проветриться после бурно проведенного вечера, и с девушкой посидеть за кустами на уединенной полянке, и с друзьями распить напиток, который в общественном месте пить нельзя. Даже от родителей сбежать и покурить - в парке самое то, когда парк рядом. Особенно романтичные люди облюбовали крохотный пруд с утками. Кормят тут птиц постоянно, вон какие отожравшиеся пернатые плавают, скоро начнут перебирать, какие батоны они будут есть сегодня, а какие не будут. В общем и целом, Дима любил бывать в парке. Тем более что до него идти всего ничего – три минуты. А погода хорошая, совсем, как и новая девушка - Аня - теплая, лучистая. Прям солнечный зайчик. Только опаздывать любит девушка, не научили ее пунктуальности дома. Потому и сидел часто Дима в одиночестве у пруда, кормил наглых уток, ждал, изучал прохожих. Молодой человек в жизни бы не обратил внимания на того мужика. Разного они совсем поля ягоды, нет у Димона ничего общего с профессорско-преподавательским составом. В смысле того, что к этой категории народа юноша отнес часто мелькавшего велосипедиста. Ну, ездит тут, катается, проветриться решил, иногда и не один даже. Многие, как он, скуку разгоняют. В общем, обычный посетитель парка так бы и оставшийся незамеченным, если бы не один случай. Сидел Дима на скамеечке у пруда, ждал Аню. Все как обычно. Солнышко. Уточки. И тот мужик стоит с другой стороны маленькой лужи, которую все прудом величают, и прицельно так фотографирует, аккурат на Диму фотоаппарат наставил. То отойдет, то присядет, то сбоку, то прямо, то что-то пощелкает в камере и снова принимается снимать. Дима от греха подальше отошел, наблюдает, что же еще будет. А мужик зачехлил камеру и поехал кататься, как ни в чем не бывало. Через пару дней история повторилась. И это уже насторожило Димона. Если в прошлый раз он сидел с северной стороны пруда, а мужик фотографировал с южной, то в этот раз они поменялись местами. Юноша встал и направился по берегу к фотографу. Не тут-то было! Снова мужик спрятал камеру в чехол и смылся. «Спугнул извращенца», - подумал юноша и тут же обо всем забыл, заметив на горизонте махавшую рукой Аню. А там и обнимашки и целовашки... в общем, Димону некогда было за мужика думать. Прошло еще пару дней. Под вечер, погода хорошая, закат красивый, родители достали по всем статьям и еще Серега с Саней пришли, на пиво позвали. Грех отказаться! И ясное дело, что с таким делом только в парк, в дальний орешник, удачно спрятанный за зарослями жимолости – укромное и тихое место. Посидели парни, пропустили по одной другой банке пива и Димон резонно отправился в кусты, орошением заниматься. И снова нос к носу встретился с фотографом, едва успел змейку на джинсах застегнуть. Дима от неожиданности даже поздоровался. Мужик ответил, и тоже как-то сконфужено. И пошел дальше. И тут Димона накрыло. Или правильней будет сказать: осенило. «Да этот извращуга за мной наблюдает! Сталкер! Вот это я влип!...» Ни живой ни мертвый Дима вернулся вечером домой. Правда, его состояние нестояния сестра списала сразу на выпитое пиво и начала по-женски, выверено и точно, пилить своего непутевого старшего брата. Лекции включали темы: «Алкоголь – первое средство понижения потенции», «Курение – второе такое же средство, и первое по понижению сексуальности», «От пива портится фигура» и прочее в этом духе. Венцом всего прозвучала фраза, способная вогнать саморез в крышку гроба брата: - И вообще, курение – признак гомосексуальности. Челюсть у Димы отвисла. Он нервно оглянулся по сторонам, проверяя, нет ли родителей дома, чтобы хоть те не слышали, что морозит его младшая. - Ты чё? Совсем на своем слеше поехала мозгами? Я тебе, извращенка, инет отрублю, поняла! Если я еще раз!... - Чего ты всполошился? Нет, ну чес слово. Я своим приятелям показывала твою фотку, они – настоящие геи, и ты им понравился, - Маша манерно взяла палец в рот и состроила рожицу святой невинности. - Что? – У Димона не нашлось слов для выражения всего вороха эмоций, бурлящих в нем, и он ограничился лишь тяжелым вздохом. – Крантец. - А что тут такого? Надо прогрессивно на мир смотреть. Мужская любовь существовала с древних времен, и вообще она такая... такая... - Маша закатила глаза, изображая что-то наподобие приближения экстаза. У Мити нервно задергалась бровь. Смотреть на этот цирк он больше не мог. У юноши даже не осталось способности злиться. Бороться с выходками младшей уже было бессмысленно. «Зараза» въелась в ее мозг окончательно и бесповоротно. И, где те времена, когда девочки были скромные и милые? Невинные, в конце концов! Сестра еще что-то пыталась рассказать брату, но он включил режим «мороз» и сел за свой комп. Что еще может отвлечь от тяжелых мыслей мужика, как не классная игра? Вышла новая «Мафия» и это надо было отметить. С друзьями это первая тема – новая игра, ее финты, прохождение, баги и все такое. Это только наивные девушки, типа Маши, думают, что парни в своей компании только о сексе и говорят. Нет, говорят, конечно, но не все время. Сначала же надо обсудить свои насущные проблемы: сбил ли ты «иксы» в «Танках» и как пройти ту или иную версию той, или иной игры. Короче, Димон ушел в другое измерение, подальше от своих тяжких мыслей. Правда долго там прибывать ему не дала его сестра. Она принесла брату обалденного вида голубую рубашку, которую с легкостью можно будет носить нараспашку, поддевая под нее гольф или ту же майку. Хлопковая, плотная, на выпуск – самое оно к джинсам, тем более что это как раз в стиле Димона. - Нравится? – Маша при этом отчего-то очень подозрительно улыбалась. Где-то прятался подвох, только где? - Нравится, - буркнул Дима, решив попридержать эмоции. - Это я тебе купила, - Маша протянула рубашку брату. – Примеришь? Брат и примерил, краем глаза замечая, как сестра устроила ему фотосессию. «Твою ж... я скоро начну на всех с фотиками бросаться. Какая-то идиотская закономерность – меня пасут слешеры! Один в парке, вторая дома. Если еще в универе кто-то с фотиком появится – можно смело в психушку себя сдавать. А вот интересно, в психушке есть геи? Или там производят совращения, как в Машкиных любимых фанфиках?» - Мах, скажи, а зачем тебе фотать меня? – Митя прибывал в том самом состоянии, когда на все реагируешь равнодушно, принимаешь как есть, ибо, давно смирился с данностью бытия. - Мне надо описать процесс раздевания, - со знанием дела заявила юная извращенка. – А потом еще, как выглядит тело, ну, соски, грудь, живот… - Маша, только не говори, что ты мне еще и новые трусы купила, - с тем же равнодушием проговорил Дима, застегивая последнюю пуговицу. - Д-да... - томно выдохнула выпускница и ее глаза загорелись поистине демоническим светом. - Я тебя просто обожаю! Ты у меня такой проницательный! - Нет! – Как отрезал старший брат, и выпихнул младшую из комнаты со словами: - За рубашку – спасибо, а трусы носи сама. И уже закрывая двери, взгляд юноши упал на стул, где примостились те самые трусы. От увиденного, волосы встали дыбом, даже на ногах. «Она больная!» Через пять минут на компе у Маши пропал интернет. * * * Прошло две недели. Начались занятия в универе. Потихоньку прошел шок от проделок сестры. Правда, Дима все равно постоянно оглядывался на улице, боясь, что кто-то его фотографирует, а потом использует снимки не по назначению. Кстати, свои фотографии Митя у сестры удалил в тот же день. А то, кто ее знает, по какому назначению она их использовала бы. Вместе с фотографиями пришлось удалить все, абсолютно все, с ее компьютера – Дима до этого даже не представлял, до чего дошла «зараза» поглотившая Машку и вызвавшая у него приступы паранойи. В парке парень не появлялся. Все еще было страшно встретить того мужика. Со своей девушкой пришлось расстаться. «Машкина зараза», как оказалось, уже давно распространилась и на Аню. И теперь Димон терялся в догадках, кто из девок от кого «заразился». Мало того, своего друга Сергея, Митя стал теперь звать исключительно по фамилии, ибо, «зараза» забралась в его имя. Сашку, любителя панибратски обнимать за плечи, вообще начал избегать, а то кто его знает, что за этими объятиями стоит? В общем и целом, Диму с каждым днем все больше и больше тянуло к одиночеству. Страшные мысли не давали покоя. Фотографы мерещились на каждом шагу, а наличие камер в каждом мобильном телефоне автоматически зачисляло всех окружающих в разряд больных извращенцев. Не спасали компьютерные игры, даже спортзал стал для Дмитрия настоящим мучением. Когда после футбольного матча, грязные и вонючие сокурсники шли принимать душ, у Мити начиналась настоящая тихая истерия, подстегнутая навязчивой идеей о групповом изнасиловании. «Так больше жить нельзя! – Решил однажды юноша, выйдя последним из душевой кабины, испуганно оглядываясь по сторонам. – Почему все мужики нормально мыться ходят, хуями светят, и ни одному на ум не приходит вся та дрянь, что лезет мне в голову? С этим явно надо что-то делать». С сестрой Митя находился в состоянии перманентной войны. Особенно это обострилось после третьего форматирования ее винчестера. Тогда погибли два доклада и очень нужная программка для изучения японского языка. Впрочем, зачем сестре изучать этот язык, Дима побоялся спросить. Наверняка знал, что для той самой извращённой «заразы». С родителями о своих страхах говорить не решался. Вряд ли они поймут всю тяжесть его душевного страдания. Друзья – высмеют, это точно, потом еще и подкалывать начнут, а еще хуже - могут принять за одного из «этих» и перестать с ним общаться. В общем, делать было нечего, кроме, как пойти в парк и утопиться. Через месяц, а то и больше, когда прошло бабье лето, начались затяжные дожди, и резко похолодало, Дмитрий в подробностях планировал самоубийство. * * * В сравнении с летом, людей в парке стало значительно меньше, но утки остались и прежним косяком рассекали позеленевшие воды пруда. На скамейке никого не было. Вообще рядом никого не было. Настоящий покой. Дима прихватил с собой литровку с пивом и сигареты. Для такого серьезного шага, как самоубийство, надо было основательно подготовиться. Вот он и сидел сейчас, мерз, пил, курил и морально готовился. Последним шагом к сегодняшнему поступку послужил страшный сон, в котором он в тех самых трусах, что хотела на него примерить когда-то сестра - красного цвета с атласным бантиком на лобке - устраивал дефиле перед сотней перевозбужденных фотографов, почему-то голых и в шляпах, выкрикивающих всякие непристойности. Пиво почти закончилось. От сигарет откровенно хотелось пойти блевать, а мочевой пузырь выл от вида воды в пруду, заявляя в ультимативной форме, что готов разорваться. Прикинув, что негоже обгадиться в столь торжественный момент, когда пойдешь на встречу со смертью, Димон решил полить кустарник через дорожку от скамейки. Все равно вокруг никого не было – хоть в пруд мочись. Ан нет! В пруду он топиться будет, а значит нельзя загрязнять воду еще больше, чем есть. Утки засмеют. Облегчившись, почувствовав себя значительно лучше, Митя направился к воде. И тут его ждал страшный сюрприз. Все тот же мужик с фотоаппаратом, присев на корточки, делал его снимки. Пиво, страх и гнев нашли объект для решения проблемы. «Вот сейчас ты у меня получишь, чертов извращенец! Я тебя сейчас утоплю!» - С такими мыслями парень, вышвырнув в кусты пустую баклажку из-под пива, направился к фотографу. - Эй ты, маньяк и гомосек! Ты чего творишь? Мужчина очень сильно удивился, но орать в ответ на столь оскорбительные слова не стал, решил подождать видимо, когда нетрезвый оболтус подойдет поближе. - Я кому сказал? Ты чего меня тут снимаешь? - Молодой человек, я не понял, о чем вы? - Чё? Не понял? Да я тебе сейчас твою харю на немецкий крест порву! Извращенец! Ты что потом с этими фотками делать будешь? Лысого на меня погонять решил? Глаза интеллигентного спокойного мужчины поползли на лоб: - Молодой человек, какое вы имеете право мне так говорить? - Право? Ты чё, гомосятина, не понял? Я все знаю! Ясно тебе?! Ты сюда приходишь меня фотать! А потом дрочишь на меня. Удивлению и растерянности мужчины не было предела. Он, то смотрел на агрессивного парня, то на свою камеру, то оглядывался по сторонам в поисках помощи, а потом похлопал себя по карману, проверяя наличие телефона. Но не решился звонить, только перевел непонимающий взгляд на Димона: - Мы знакомы? - Я с гомосеками дружбы не вожу! – у Димона чесались кулаки. Он готов был вот-вот броситься на своего обидчика, с легкой руки которого последние месяцы его жизни стали просто невыносимыми. - А я бы и не стал ее с тобой водить, ты не в моем вкусе. Терпеть не могу глупых, заносчивых юнцов, не гнушающихся столь отвратительно себя вести в общественном месте. А если ты решил таким нетрадиционным способом привлечь мое внимание, то у тебя получилось произвести на меня впечатление. Негативное, причем. – Голос мужчины звенел холодом. - Так ты сам начал первый! Кто меня тут с лета еще пасет, а? - Без понятия. - Да, что ты! А я вот думаю, что ты! И фотаешь меня постоянно! - Я? - Ты, чертов извращенец! Ты! - Когда? – видимо обломать спесь этого зарвавшегося засранца стало для рафинированного интеллигента делом чести. - Когда? Да постоянно! То так присядешь, то эдак, - Димон начал изображать фотографа за работой. Мужчина недоумевал. - Одно из двух, либо у меня амнезия, либо ты врешь! – не выдержал интеллигент, переходя на «ты», и перекрикивая Димона срывающимся голосом. - А еще чё у тя, может прогрессирующий склероз? Может, мне тут зачитывать начнешь, что все лето уток фоткал, а? – ехидничал поддатый парень. – Да ты – поганый извращенец, только что меня снимал! Я видел! - Снимают проституток и носки, а я действительно уток фотографировал, - ледяным голосом преподавателя словесности отчеканил мужчина. – Держи, полюбуйся. Когда Дима начал листать отснятые кадры, он был готов провалиться сквозь землю. Там были утки! Одна, две, стая, ровная гладь пруда, изящно свесившиеся ветви той ивы, рядом с которой стояла любимая Димина скамейка, закат, снова утки и так далее. - Крантец... - выдохнул моментально протрезвевший Дмитрий. – А я вас... я думал... Извините меня, пожалуйста! Но как бы, ни было сейчас стыдно Митьке, он был счастлив! Все те страшные недели подозрений, страхов, мучившей его паранойи – все прошло, свалилось с его плеч. «Утки... Мама! Вот это я идиот! Повелся на бредни моей чокнутой сестрички! А тут... Внимание, сейчас вылетит... утка!» - Дима шел по улице с улыбкой полного идиота и радовался. Откуда же ему было знать, как он был близок к истине! Достаточно было посмотреть еще пару старых кадров, чтобы увидеть того самого рафинированного интеллигента в объятиях его любимого мужчины, справляющих какой-то семейный праздник.