Его руки

Через месяц наступил день Третьего Испытания, и чемпионы встретились со своими семьями. К счастью, ко мне приехала семья Уизли, и вместе мы приятно провели этот день, слушая рассказы о том времени, когда старшие Уизли учились в Хогвартсе. Я увиделся и с семьями других чемпионов. Делакур от души благодарили меня на смеси ломаного английского с французским. Слушая их, я мало что понял, но основную суть уловил. Оказалось, они были благодарны за спасение их дочки Габриэль, а Флёр в это же время, по-видимому, рассказывала им обо мне что-то хорошее. Общаться с Амосом Диггори, отцом Седрика, было не столь приятно, так как он всё ещё злился за статью Скитер о турнире, где она дурно отозвалась о его сыне, поэтому смущённый Седрик постарался сделать нашу встречу короткой. Виктор тоже познакомил меня со своими родителями. Мистер и миссис Крам были оба высокого роста, с черными волосами и чёрными глазами. Помимо простого приветствия в самом начале, я не понял, конечно же, о чём они говорили, но некоторые догадки у меня есть. Мистер Крам хмурился, пока разглядывал меня своими тёмными глазами, зато миссис Крам тепло улыбнулась мне и даже почему-то обняла перед уходом. Я растерянно взглянул на Виктора, однако он лишь улыбнулся обычной чуть кривой улыбкой, но ничего не ответил на мой безмолвный вопрос. Испытание должно было начаться после обеда. Поэтому мы спустились к изменившемуся квиддичному полю, когда стало смеркаться, а небо окрасилось в закатные цвета. Живая изгородь с прошлого раза заметно подросла и теперь имела высоту в шесть метров, внутри лабиринта стояла мёртвая тишина и скользили неясные тени. Это единственное, что можно было разглядеть на старте. Трибуны уже были забиты зрителями, когда Бэгмен представил чемпионов и объяснил правила. Когда я заметил, как Гермиона и Уизли машут мне со своих мест, я помахал им в ответ. Виктор положил руку на моё плечо и слегка сжал, выражая поддержку. Я улыбнулся ему, и мы пожелали друг другу удачи в надежде, что это поможет остаться целым и невредимым. А затем Бэгмен объявил начало Третьего Испытания. Шум и возбуждение толпы исчезли, как только мы с Седриком зашли в лабиринт. Пока мы добирались до развилки, приглушённый звук наших шагов сопровождался шелестом листвы. На перекрестке мы пожелали друг другу удачи и разошлись. Дальше путь я продолжил один. Через несколько минут послышался второй звук свистка, значит, Виктор тоже зашёл в лабиринт. Давящая тишина казалась слишком жуткой, и каждый шорох, каждый ничего не значащий звук заставлял меня постоянно оборачиваться, держа палочку наготове, чтобы в любой момент защититься от неясной угрозы. С помощью палочки я определил север и двинулся в том направлении. Я всеми силами старался сохранить спокойствие и самоконтроль, но всё равно занервничал, когда Седрик выскочил из-за соседнего поворота в опаленной одежде, сражаясь с огромным огнекрабом, а затем исчез за другим поворотом. Я поспешил дальше, сразился с боггартом, а затем попал в непонятное золотое облако и благополучно из него выбрался. Ни о каком спокойствии и речи не могло быть, а уж когда неподалёку закричала Флёр, я с уверенностью мог сказать, что мои нервы оголены, как провода. Но в то же время я продвигался относительно быстро и беспрепятственно. Мне повстречался огнекраб, но его я вырубил хорошо нацеленной Импедиментой, а затем продолжил свой путь. Однако на середине мне попалось ещё одно препятствие. - Что ты делаешь? Крик Седрика заставил меня замереть на месте и поглядеть в том направлении, откуда пришёл звук. - Круцио! Услышав второй голос, я неверяще распахнул глаза, а по позвоночнику пробежался холодок страха. Этот голос принадлежал Виктору, но я поверить не мог, что он будет швыряться Непростительными. Виктор, которого я знал, Виктор, который обнимал меня своими сильными и тёплыми руками, не был способен пытать людей. Я не верил, что тот, кто бросил Круцио, был Виктором. Однако у меня не было времени на дальнейшие раздумья, и дикий крик Седрика, полный боли, заставил меня сорваться с места и подбежать к изгороди, которая разделяла нас. Я не стал церемониться и искать обходной путь, а сразу проделал заклинанием дыру в растительной стене и стал пролезать через неё, царапая лицо и руки, раздирая ткань мантии. Седрик валялся на земле, дергаясь всем телом, а руки и ноги выворачивались под неестественными углами. Он уже просто скулил и стонал от боли, а по лицу текли слёзы. Я поднялся на ноги, и Виктор посмотрел на меня, продолжая указывать волшебной палочкой на Седрика. У меня не осталось сомнений - именно он произнес Непростительное. Но что-то было не так. Его глаза... Обычно такие тёмные, глубокие и пронзительные, сейчас они были остекленевшими и белёсыми, словно подёрнутыми молочной плёнкой. При взгляде на меня в этих глазах не появилось абсолютно никакой реакции. Они вообще словно бы принадлежали человеку, у которого отсутствовал разум. Я неуверенно подняв палочку и направил на Виктора, но он не сделал ни одного движения, чтобы защититься или атаковать меня. Это вдвойне усилило мои подозрения, поэтому я оглушил Виктора. Седрик перестал дёргаться, а затем просто замер. Я опустился на колени и осторожно тронул за плечо. - Больно? - спросил я и почувствовал себя дураком, задавая такой очевидный и идиотский вопрос, ведь видно же, как Седрик жадно хватает ртом воздух, его тело пробивает мелкая дрожь, а лицо всё в поту. - Нет... Нет, всё нормально, - ответил он. - Просто не могу поверить, что он подкрался ко мне со спины. - Угу, - неловко пробормотал я. - Я тоже не верю. Я помог Седрику встать и поддержал его, когда он навалился на меня, так как не мог устоять на трясущихся ногах. Мы немного постояли, не зная, что предпринять в этой ситуации, а затем Седрик развернулся спиной и медленно побрёл вглубь лабиринта. - Пойдём, нам нужно продолжать, - сказал он, то и дело покачиваясь, так как, по-видимому, ноги его не слушались. - Что? Ох, да... Я имею в виду, нет. То есть я останусь здесь, - ответил я, а он обернулся, чтобы удивлённо взглянуть на меня. - Ты собрался остаться здесь с ним? - неприкрытое отвращение было в его голосе и в глазах, когда его взгляд был обращён на Виктора, лежащего навзничь. - Да, я хочу сказать... Вдруг его съедят огнекрабы? - запинаясь, ответил я, не желая признавать, что беспокоюсь и забочусь о Викторе, несмотря на то, что он наслал на Седрика Непростительное заклятье. - Он заслужил это, - мрачно пробормотал Седрик, но потом пожал плечами и пошёл дальше. - Делай, что хочешь! - кинул он через плечо, прежде чем исчезнуть за углом. Когда Седрик скрылся из виду, я медленно и нерешительно подошёл к Виктору. Сев на корточки перед ним, я разглядывал его закрытые глаза и расслабленное лицо, как тогда, после случая с мистером Краучем. Виктор не такой человек, чтобы просто так направить палочку на другого и наслать Круциатус. Нагнувшись над ним, я аккуратно приподнял одно веко и обнаружил, что его невидящие глаза обрели свой естественный тёмный цвет, перестав быть мутными и остекленевшими. Но приводить Виктора в чувство я не стал, не желая рисковать. Я сунул палочку Виктора в карман, а затем переместил его голову к себе на колени и коснулся ладонью лица. Было очень странно видеть его сильные руки безвольно лежащими вдоль тела. Собственной палочкой я послал в воздух сноп красных искр и стал ждать. Когда мой взгляд вновь остановился на лице Виктора, неприятный комок образовался у меня в груди. Должна быть причина, какое-нибудь объяснение его поведению, хоть что-нибудь! Виктор никогда не сделал бы такое, я уверен в этом. Или мне просто хочется, чтобы было так? Ведь я собственными глазами видел его преступление… Казалось, целую вечность я сидел так и спорил с самим собой, но бесспорные факты безжалостно рушили мою надежду и веру. Я чувствовал себя глубоко несчастным. Если Виктор мог использовать Круциатус так легко, если он на самом деле холодный и жестокий, то кем был тот человек, который заботился обо мне в последние месяцы? Кем был человек, чьи руки были тёплыми и сильными, такими надежными, что простого прикосновения было достаточно, чтобы успокоить меня? Руки того человека, который держал всё под своим контролем и заботился обо мне? Кто же это был? Когда появились профессор Макгонагалл и мадам Помфри, я, всхлипывая, пытался объяснить им, что случилось. На самом деле я вовсе не хотел рассказывать о том, что сделал Виктор. Не хотел, чтобы его в результате посадили в Азкабан. Я вообще не должен был переживать , но в таком подавленном состоянии мог лишь бормотать бессвязно: "Виктор и Седрик…», и «О, Мерлин, почему?" В конце концов, мадам Помфри удалось успокоить меня достаточно, чтобы я смог внятно рассказать, что произошло. Но при этом я все время повторял, что произошла ошибка и Виктор не мог без причины сотворить такое. Дамблдор, Каркаров и Бэгмен снова потребовали им все объяснить, и я почувствовал, что слёзы снова собираются в моих глазах. Закончив говорить, я склонился над Виктором, вцепившись в него мёртвой хваткой. Я был убеждён, что прямо сейчас его заберут у меня и отправят в Азкабан. Я не слушал о том, что мне говорили, да и не хотел. А затем моё плечо сжала старая морщинистая рука, вовсе не такая сильная и тёплая, как у Виктора. Дамблдор опустился на колени рядом со мной. - Гарри, мой мальчик, - тихо и понимающе сказал он. - Ты сказал, что с глазами мистера Крама было что-то не так, верно? Я кивнул и всхлипнул, вытирая лицо рукавом мантии. - Они... были странными, затуманенными и... остекленевшими. Словно это был вовсе не он! Я посмотрел на Дамблдора, умоляя взглядом, чтобы он понял меня, привычные задорные искорки исчезли из его глаз, но всё равно он кивнул мне. - Не беспокойся, мой мальчик. Думаю, я понял. Сейчас было бы лучше, если бы ты отпустил мистера Крама. Я отрицательно замотал головой, чувствуя себя преданным! Дамблдор не понял, вообще не понял! Как он может просить меня отпустить его, когда я знаю, что они заберут Виктора?! Дамблдор тяжело вздохнул, вдруг стразу как-то устав и состарившись. - В таком случае мне очень жаль, Гарри, - пробормотал он, и, не успев спросить, что происходит, я почувствовал кончик палочки, коснувшийся моей шеи. Затем мой мир погрузился во тьму, а безвольное тело упало на бессознательного Виктора.