Другая сторона мечты

      Галлюцинацией Дина оказывается длинный коридор, залитый аварийным красным светом. Освещение мешает разглядеть цвет стен, но форма светильников-бра напоминает оформление коридоров нашего бункера. Вот только коридор пуст — Дина нигде не видно.       Ладно, это лучше, чем зомби-нацисты.       — Дин, — зову я тревожно. — Дин!       Он словно отделяется от тени у меня за спиной, хватает за запястье и тащит вперёд.       — Пойдём. Тут небезопасно, — чеканит он твёрдо и холодно.       Кажется, он понимает, что отравлен джинновой заразой, и успел разобраться со своим кошмаром. Или ещё не успел и пока прячется.       — Ты должен проснуться, ты ведь знаешь? Это другой джинн.       Дин и ухом не ведёт, только крепче сжимает мою руку и ускоряет шаг. В другой руке у него молоток.       — Дин! Ты умрёшь, если не проснёшься! Твоя кровь закипит, слышишь?       — Слышу.       А коридор тем временем будто не собирается заканчиваться. Дин продолжает тянуть меня вперёд, не обращая внимания на то, что я с трудом поспеваю за ним и постоянно спотыкаюсь.       — Куда мы идём?       — Куда надо, — бросает он.       — Я могу идти сама, — говорю я, но реакции не следует. — Ты делаешь мне больно, — пытаюсь я снова. Сдавленная рука действительно начинает неметь.       Дин только окидывает меня хмурым взглядом, однако в нём больше, нежели обычное раздражение. Глаза оказываются чёрными. Демонскими. Меня нашёл не Дин, а его кошмар. Конечно, как я раньше не догадалась!       — Пусти! — я тяну руку обратно, но пальцы демона вцепились крепко. — Пусти, suka!       Практически волоком демон притаскивает меня в темницу — точно такую же, как в бункере — пихает вперёд и, очевидно, ставит подножку, поскольку я обо что-то запинаюсь и растягиваюсь на полу. Нос страдает второй раз за день и снова приятного мало.       Нет, лучше бы это оказались зомби-нацисты. У главного героя к ним хотя бы автомат прилагается.       Торможу я аккурат у чьих-то покалеченных ног, едва достающих до пола. Стоит поднять голову, чтобы увидеть обнажённого по пояс Дина, подвешенного за связанные руки на крюке.       — Полюбуйся на своего героя, — бросает демон у меня за спиной.       Безвольно поникшая голова. Кровавое месиво вместо спины и плеч, разбитое до неузнаваемости и опухшее лицо. Несколько колотых ран в печень, живот, грудь, выдранные ногти на одной ноге и содранный лоскут кожи от колена до пятки на другой, где штанину, не церемонясь, обрезали — она окровавленной тряпкой валяется на стоящем рядом столике с пыточными инструментами.       — Дин… — шепчу я едва шевелящимися от ужаса губами. Сколько времени понадобилось демону? Пока мы с Сэмом спорили, кто и как будет его спасать.       — Нравится? — хмыкает демон, откладывая молоток. — Мне тоже… хотя я бы добавил пару штрихов.       На этих словах черноглазый размахивается взятым со столика раскалённым прутом и от души прикладывает им Дина по спине. С губ охотника срывается не то слабый стон, не то вой, а по всему помещению разносится вонь горелой плоти.       Закипая от ярости, я, по опыту предыдущего погружения в подсознание, пытаюсь создать ангельский клинок, однако трёхгранное лезвие, печально сверкнув в алом свете, бесследно исчезает.       Демон смеётся:       — Это не твой сон, Люси, и командовать ты здесь не можешь, — хватает за плечо и рывком ставит на ноги. — Давай, подойди к нему.       Я медлю, и демон нетерпеливо толкает меня вперёд так, что я налетаю на Дина. Тот рвано вздыхает, точно сдерживает ещё один вскрик.       — Выглядит ничтожно, не так ли? Человек, который обещал спасти тебя. Вернуть домой. Где твой дом, Люси?       — Отвали… от неё, — едва различимо выдыхает Дин.       — Вот она — жалкая маска ложного героя, — не унимается черноглазый. — И вот, — он разворачивает меня лицом к себе, — его настоящий лик. Запомни его, Людмила. Скажи, приятен ли тебе такой Дин Винчестер?       На меня смотрит то же самое лицо, много лет любимое. Образ, на который я равнялась, который почитала — за исключением, разве что, чёрных глаз. Ими на меня смотрит тот самый тёмный осколок души Дина, торжества которого охотник боится до ужаса.       — Стоит ли приносить свою жизнь в жертву ради этого двуличного подонка? Он ведь с самого начала знал о плане Сэма. Знал и врал прямо в лицо.       Я замираю. Слова снова бьют в грудь, в самое сердце, срывая корочку с едва переставшей кровоточить раны.       — Ты зря верила ему всё это время. Так… слепо.       Демон произносит именно те слова, которые я боялась услышать.       — Как же ты поступишь, Людмила? Расплачешься и убежишь, как обычно? Или дашь бой предателю? Убьёшь его?       Нет, это неправда. Дин бы не поступил так, не соврал бы — он же…       Именно.       Он поклялся. Именем матери, самым дорогим. Дин не посмел бы попрать память о Мэри, окажись он хоть распоследним козлом.       Демон попросту тянет время. Знает, что каждая секунда на счету и потому сбивает меня с толку.       — Дин, проснись! — кричу я, бросаясь к искалеченному Винчестеру и тщетно пытаясь приподнять, чтобы снять с крюка. Даже в казематах подсознания мне не удаётся поднять его, весящего в реальности минимум в полтора раза больше моего. — Пожалуйста! Это джинн, это всё джинн! Ну же!       — Не порть мне игру! — рычит демон и тащит меня за волосы.       Сейчас, к моему сожалению, отросшие лохмы играют против меня — ухватиться за них можно без труда. Вернусь — обрежу!       Однако пока мне приходится вырываться, пинаться и выдирать собственные волосы между попытками воззвать к Винчестеру. Помогает слабо, поскольку демон знает меня и мои движения слишком хорошо. Демон наслаждается процессом.       А Дин… Дин остаётся безучастным. Его сломали, как ребёнок игрушку. Разобрали по частям, с корнем выдирая крепления, винтики и гайки.       — Экзорциамус те омнис имундус спиритус!.. — наконец воплю я, понимая, что физической силой из лап противника не вырваться, а выбираться всё равно придётся самой.       Черноглазого скручивает буквально на пару мгновений, после чего он, превозмогая судороги ритуала, бьёт меня наотмашь так, что я налетаю на столик с инструментами правым боком и бедром, которое прошивает острой режущей болью. Опираясь на край и жмурясь от разливающегося под кожей ощущения, я снова поднимаюсь на ноги и ощупываю пострадавшее бедро. Под руку попадается что-то металлически холодное, с острым краем… «опасная бритва»!       Идея проносится в голове на скорости передачи по оптоволокну. Я хватаю бритву, превозмогая подгибающуюся от полученной травмы ногу, забираюсь на столик и прыгаю на Дина.       Винчестер кричит и содрогается. Я, не забывая читать заклинание экзорцизма, лезу по нему, точно мартышка по лиане — благо, слишком высоко лезть не требуется. К чести джиннов, их галлюцинации настолько обманчиво-правдоподобны, что, если бритве положено быть острой, она будет острой. Этот план должен сработать.       Верёвка на руках охотника поддаётся за считаные секунды, и мы грудой валимся на пол. Я собираюсь подставить Дину плечо помощи, но меня хватают за воротник. Борьба с демоном оказывается яростной, но прискорбно короткой, а результатом становится прижатый к моему горлу нож. Крыть я могу только бритвой, но что проку от неё против черноглазого. Было бы лезвие хоть просоленным…       «Это всего лишь я, и ты прекрасно знаешь мои приёмы», — сейчас, как ни досадно это признавать, слова Дина оказываются той самой горькой правдой. Я даже не могу побороть его, моего учителя.       На самого Дина я уже не надеюсь — ему бы в таком состоянии на ноги встать, не говоря о битве. Его раны снова начинают кровоточить, и меня мутит от запаха.       — Ты была настолько безрассудна, — ласково тянет демон, — что выпила настой сонного корня, чтобы попасть сюда. Без сомнения, ты осознаёшь возможные последствия, — с этими словами лезвие ножа острым поцелуем впивается в горло, царапая кожу.       Если человек, принявший сонный корень, умирает во сне, он умирает наяву тоже. О, да, я осознаю последствия, особенно сейчас. Однако мне важно спасти Дина, и даже собственная смерть по сравнению с этим кажется ничего не значащей. Кроме него терять мне больше некого. Главное — быть уверенной, что Дин в порядке. Но вот беда: демон держит меня так, что ни я, ни он охотника не видим.       Только даже сломленного Дина победить не так-то просто. Винчестер пользуется заминкой: обхватывает черноглазого за шею и дёргает на себя так, что мне стоит всерьёз опасаться за свою жизнь — нож у моего горла дёргается и чудом снова лишь едва оцарапывает.       — Пусти её, — с натугой хрипит охотник.       — Или что? — нахально парирует демон. — Дашь ещё одно обещание, которое не выполнишь?       Снисходит озарение — это из-за меня. В фикрайтерской среде самобичевания Дина Винчестера давно успели стать отдельной категорией для изучения, и сейчас джиннов дурман давит именно на эту больную мозоль — чувство вины Дина. Без сомнения, окажись здесь Сэм, кошмар тоже нашёл бы, чем поживиться и уже насытился бы сполна. Наверное, правильно, что Сэм всё-таки не пошёл.       — Я верю тебе, — говорю я так громко, как только могу. — Я всегда верила тебе и буду верить несмотря ни на что. Ты меня не предавал.       — До чего трогательно, Людмила — «ты меня не предавал», — пискляво тянет демон. — Я почти готов расплакаться от твоей наивности.       — Ты действительно не знал, почему оказался у меня.       — О, ты вправду так считаешь? — не унимается черноглазый, а Дин перебивает:       — Я должен был знать. Мне следовало догадаться сразу, это ведь… это… Сэм просто взял и повторил всё… как с Руби. Снова.       — Перестань брать на себя чужую вину!       — Это моя вина. Она не только Сэма, но и моя тоже, — настаивает на своём Винчестер, и мои зубы скрипят от злости. Неужели ему плевать, что на кону его жизнь? Зачем упираться?!       Хочется отбить фейспалм. Даже фейспалмище, такой сильный, что носу не поздоровится третий раз. Выход из этого тупика только один:       — Тогда я прощаю тебя. Слышишь? Я. Прощаю. Тебя. Клянусь памятью моих близких.       И именно вместе с этими словами холод ножа у моего горла слабеет, растворяется. Теперь я могу без вреда выскользнуть из хватки демона и обернуться, увидеть Дина. Картина… ужасает? Или завораживает?       Подобно рассыпающемуся в воздухе облаку дыма, силуэт демона становится полупрозрачным, расплывчатым по контуру. Точно голографическое изображение, черноглазый исчезает, но не просто так, а наслаивается на Дина, сливается с ним. Две сущности, две стороны личности наконец-то становятся цельными, кошмар обретает своё пристанище — глубоко в душе, как и полагает быть затаённым страхам. Глупо надеяться, что внутренний демон оставит Винчестера просто так.       Ноги охотника подкашиваются, он валится на колени. Я пытаюсь подхватить его под локоть, но моя повреждённая нога тоже подгибается, и мы падаем на пол вместе. От запаха кружится голова — приходится зажать рукавом нос и рот, чтобы сдержать рвотный позыв.       — Ты должен проснуться, — повторяю я снова, второй рукой неловко зажимая рану на бедре — если в драке мне удалось убедить себя, что боль и слабость от потери крови ненастоящие, то дольше обманываться не выходит. — Давай.       — Тебе нельзя здесь оставаться, — глухо выдыхает он.       — Но…       Вместо ответа Винчестер стискивает меня за плечо и из последних сил пихает в сторону. Я пытаюсь удержаться, ухватиться, не отпустить, но тьма помещения поглощает меня и выплёвывает на мягкое сидение автомобиля, пассажирское спереди. Машину подбрасывает на очередной кочке, а луч солнца слепит глаза так, что хочется чихнуть.       — Stoj, stoj! — кричу я Сэму, судорожно дёргая ремень безопасности.       Несмотря на то, что младший Винчестер послушно бьёт по тормозам, я выскакиваю из салона чуть ли не на ходу, едва не упав от прострелившей правую ногу режущей боли. Дин лежит на заднем сидении всё ещё без сознания и по-прежнему бледный. Я открываю дверцу резким движением и трогаю лоб охотника — горячий.       — Нет, нет, нет, что же ты делаешь! — причитаю чуть не плача и не сразу понимаю, что уже начала тормошить Дина дрожащими руками. — Пожалуйста!       — Будешь трясти меня дальше, я блевану тебе на колени, — бормочет, морщась, старший Винчестер в ответ. Против воли и больше от удивления я отшатываюсь от него. — Шутка, — слабо улыбается он.       — Ты можешь лучше.       — Знаю. Дай мне пару часов.       Сэм помогает брату выбраться из машины и ещё долго отпаивает его минералкой. Джон, ехавший впереди и остановившийся вместе с нами, хватает меня за грудки и, прижав к машине, не вполне цензурно высказывает всё, что думает о ведьмах и применении на нём даже безобидных заклинаний. Русских тоже поминает не самым добрым словцом, но это уже так, для справки.