Другая сторона мечты

      Первое, что замечаю — изменился звук. Шорох крыльев более глухой, какой-то натужный. Мы летим из последних сил Габриэля.       Посадка тоже выходит не из мягких — вместо того, чтобы аккуратно приземлиться на ноги, мы валимся друг на друга как футболисты после особо удачного гола. И если футболисты от переизбытка радости дискомфорта не ощущают, я чувствую каждый толчок локтей и коленок, пока выбираюсь из кучи-малы. Сумка с оружием на голову не падает — и на том спасибо. Хотя оказаться придавленной, пусть не полностью, весом обоих Винчестеров разом — тоже не предел мечтаний. Да ещё Гейб с какого-то перепугу щипаться начинает.       К слову, ему везёт ещё меньше — на него падаю я и, соответственно, Дин и Сэм.       Зря, наверное, мы потащились в прошлое все вместе. Гейб мог полететь налегке, только с одним из братьев… ладно, думать об этом уже поздно. Мы здесь.       А «здесь» происходит на какой-то спортивной площадке. Старой, с облезшими перекладинами турников и качелей и настолько рассохшимися скамейками, точно уход за ними забросили лет десять назад. Рядом виднеется двухэтажное здание — школа? — но, по счастью, в окна на нас никто не таращится.       — Ты как? — справляется Сэм, протягивая архангелу ручищу помощи.       — Нормалды, — придушенно тянет Габриэль и пытается встать, но тут же падает ничком обратно на землю, не удержавшись на ногах. — Не, — бурчит он, — мне вот так нормально. Вы, пожалуй, идите, а я вас догоню. Когда-нибудь.       — Хорош придуриваться, — резко осаживает его отряхивающийся от пыли Дин.       — Скажи это Ричарду, дубина! — огрызается архангел вяло.       — Ричарду? — переспрашиваю с неприкрытым скепсисом в голосе. Если он сейчас скажет что-нибудь про Спейта-младшего…       — Весселю моему. Вообще он милый парень, был лютеранином лет эдак пятьсот назад, но — проклятье! — именно сейчас ему вздумалось оставить меня без ног.       — Ты эксплуатируешь беднягу с 1510 года?! — мне не удаётся сдержать изумления.       — Вообще-то с 1550 года, но сути это не меняет. Я не могу идти, и если вы не предлагаете понести меня на руках…       Вздохнув, Сэм наклоняется и легко поднимает Габриэля на руки. Почти как пушинку. И даже изворачивается, чтобы подхватить брошенную рядом сумку со своими вещами. Из него получилась бы чертовски заботливая жена.       — Куда идём? — осведомляется младший Винчестер у брата, задумчиво рассматривающего здание школы. — Дин?       — Что-то здесь не так… — тихо произносит тот.       Я пытаюсь проследить за его взглядом, но ничего особенного не обнаруживаю. Школа как школа. Не самая новая и явно не самая престижная, но и не разваливающийся барак. Я ничего не знаю о Рио-Ранчо, а всё моё познание о Нью-Мексико остаётся на уровне посещённого полгода назад Берино и феноменального в моём мире «Во все тяжкие»[1]. Так что я не только ничего не знаю о деле «того Дина» и Джона, но и совсем ничего не знаю.       You know nothing, Jon Snow[2]. Самое время искать себе Игритт. Интересно, Анна согласится, если я её попрошу?       — Что случилось?       Дин заходит за угол, откуда вскоре слышится «шухер, валим» и звук убегающих прочь ног.       — Ты куда нас забросил?! — холодно спрашивает Винчестер Гейба, вернувшись спустя минуту. Судя по заигравшим желвакам, охотник сейчас едва сдерживает себя от перехода на крик.       — Что не так? — спрашивает вместо архангела Сэм.       — Я только что видел Курта Дженкинса и Пита Кейси курящими за школой. Помнишь их? Старшеклассники из бейсбольной команды Альбукерке. Любили придираться к ботаникам вроде тебя.       — Ну… может, они перебрались в Рио-Ранчо, — пожимает плечами Сэм. — Всё-таки район неплохой…       — Им по семнадцать, — цедит Дин. — Они — там — грёбаные сопливые подростки, какими были в ту пору, когда мы здесь жили.       — Погоди-погоди, — Сэм оборачивается и тоже внимательно смотрит на здание школы. Теперь в его лице читается налёт узнавания, смешанного с тревогой. — Мы же жили в Альбукерке в 1991-м.       — Это и есть Альбукерке 1991-го, если ты не узнал. Northeast Heights[3].       О, блеск. Не знаю, что такое «Northeast Heights», но 1991 год уже не обнадёживает. Я, например, или какая-нибудь версия меня ещё даже не родилась. И ошибись Дин на пару лет, всё равно ничего хорошего не жди.       Гейб, кажется, ничуть не смущён оплошностью. Напротив, протягивает Дину руку с зажатым в ней прозрачным пакетом, полном бледно-голубых кристалликов:       — Кусочек неба? — но, несмотря на бодрость в голосе, хватка пальцев выглядит ослабшей. Перемещение во времени хоть не добило его, но отняло много сил. Наверное, поэтому и ноги отказали. Правда, чего он тогда силы на ерунду всякую растрачивает?       — Убери это придурок, пока никто не увидел, — рычит Дин на пределе терпения.       — Мы в Альбукерке и меня несёт на руках двухметровый детина, — Габриэль как ни в чём ни бывало достаёт из пакетика пару кристалликов и суёт за щёку как конфеты. Зная его, можно предположить, что в пакете действительно карамельки. Вряд ли он опустится до метамфетамина[4]. — Ситуация не может стать щекотливее из-за маленького фокуса.       — Ты бы себе ноги наколдовал, Трикстер ты наш. А лучше расскажи, как мы промазали на тринадцать лет.       — Ну, не рассчитал и махнул крыльями чутка сильнее — с кем не бывает? — архангел не кажется ни смущённым, ни тем более раскаивающимся. — Какая разница, раз уж вы здесь тоже жили и вас реально найти где-то неподалёку. И всё-таки… карамельки кто-нибудь будет?       — Ты продолжишь шутить, даже если от этого будет зависеть твоя жизнь? — пытается осадить разошедшегося Гейба Сэм.       — Вообще-то да, — встреваю я. — Я видела.       Архангел кривится:       — Ты же знаешь, что спойлеры никто не любит?       — Я знала несколько любителей спойлеров, — парирую нараспев. — Если бы вы с Сэмом не увлекались геноцидом, даже назвала бы имена.       Напоминание об их провале — тот самый удар ниже пояса, который помогает заткнуть пернатого. Никогда не думала, что его можно пристыдить, но, возможно, здесь не последнюю роль играет мужское самолюбие. Попранное неудачей мужское самолюбие.       На самом деле не важно, важнее результат: этого хватает, чтобы добраться до ближайшей гостиницы в угрюмом молчании. Дин заказывает три номера — два одноместных и двухместный, — но, несмотря на сложившуюся традицию, сам селится отдельно от брата. На вопрос «почему?» отвечает что-то заковыристо оскорбляющее геев и откровенно намекающее на «голубую луну» Сэма. Ну и то, что нашего пернатого засранца по-хорошему бы сторожить надо, а селиться с ним сам или подселять к нему меня Дин во имя всеобщего благоразумия не собирается.       Я некстати вспоминаю разошедшиеся в Берино слухи, появившиеся после того, как Дин и Сэм заселились в один номер, а я — отдельно. И то был наш развитой двадцать первый век. Надо бы всё-таки мне селиться с Гейбом, но, по-хорошему, я едва держу себя в руках, чтобы не стащить у братьев ангельский клинок. Мгновениями даже плевать хочу на то, что архангел сейчас не в лучшей форме и добираться обратно в будущее как-то надо. Мы не воины, чтобы бороться честно. А Габриэль после совершённого — точно не тот, кто заслуживает достойной воина смерти.       — А у тебя спина белая! — с фальшивой жизнерадостностью возвещаю я, едва заглядываю в номер Дина.       Дин в это время задумчиво крутит в руках пакетик с какой-то травой. Сколько всего он таскает в своих, кажется, безразмерных карманах? А главное, зачем?       — Ты заразилась идиотизмом нашей жопы с крыльями, — устало спрашивает охотник, — или пока свои резервы вырабатываешь?       — Я узнала: сегодня первое апреля, — я кидаю на стол рядом с Дином местную газету. — День рождения Гоголя, близнецов Уизли и кого угодно… ну, кто родился в этот день. И реально девяносто первый год.       Винчестер от этого известия меняется в лице, хватает куртку, вытаскивает из сумки несколько магазинов от пистолета и, предварительно распихав их по карманам, тащит меня за собой в номер наших «голубков».       — Сэм, собирайся и быстро, — приказывает он. — Возьми оружие.       — Что-то случилось? — по счастью, Сэм как раз занимается пересмотром своих вещей, поэтому, несмотря на внезапность, послушно вытаскивает курдский кинжал, прячет под курткой ангельский клинок — как-то давно мы приделали у каждого весьма удобную петлю под подмышкой, — и тоже забирает несколько магазинов.       — Помнишь мисс Лайл?       — Вроде да… — Сэм на мгновение заминается, но потом снисходит озарение: — Да, помню. Мы научный проект готовили. Во втором классе. Отец ещё с ней тесно общался.       — Спал он с ней, — поправляет Дин торопливо. — Сегодня первое апреля. Первое апреля девяносто первого, и мы в чёртовом Альбукерке.       Младший Винчестер хмурится, не понимая, почему его брат так переполошился из-за обычной даты. Я, к слову, тоже далека от понимания. Лишь Габриэлю откровенно по барабану — он, лёжа на кровати, снова объедается конфетами и взирает на эту мизансцену, точно сериал смотрит. Причём, не самый интересный на канале.       — Чёрт, она же тебя тогда… — Дин облизывает пересохшие губы и поочерёдно указывает на нас с Сэмом: — Вы оба — за мной. А ты, — он тычет пальцем в Гейба, — сиди здесь и не высовывайся. Узнаю, что шастал где попало — ощипаю ещё больше, чем это сделали демоны. Понял?       Архангел закатывает глаза и щелчком призывает через открытое окно коробку «чокопая». Помятую, но на добрые шесть пироженок.       — Да что ещё случилось? — настаивает Сэм, едва мы проходим через холл с сидящими в нём лишними ушами. — Что плохого в мисс Лайл?       — То, что она соблазнила нашего отца, чтобы выкрасть тебя! — чуть ли не прикрикивает Дин. — Сколько времени? — он смотрит на небо, словно там гигантский циферблат и вообще ответы на все вопросы. — За полдень, а точно?..       — Когда я искала газету, был четвёртый час, — подсказываю я.       — Проклятье! Отец скоро вернётся с работы.       Времени брать машину в аренду нет, поэтому приходится угонять. Для опытных ручек братьев это — плёвое дело, и вскоре мы уже несёмся на всех парах к очередному временному пристанищу семейства Винчестер (чудо, что не прямо в руки полиции!). Стоит стрелке брошенных на приборной панели автомобиля чьих-то наручных часов перевалить за четырёхчасовую отметку, Дин хлопает рукой по рулю и, ругнувшись, прибавляет ходу.       Дом Джона выглядит пустующим, но Винчестеры уверены, что «тот Дин» уже вернулся из школы, поэтому звонят, стучат, зовут — словом, привлекают к себе внимание. Только вот отец слишком хорошо вышколил обоих парней, поэтому «тот Дин» сидит тише воды, ниже травы и признаков жизни не подаёт. Смею предположить, что сидит сейчас где-нибудь под дверью с двустволкой на коленях на случай, если сумасшедшие вторженцы, ломящиеся в его дверь, снесут её с петель. Учитывая, какой переполох поднял Дин, до порчи имущества остаётся немного времени.       Всё становится куда «интереснее», когда мне в спину немногим ниже лопаток упирается что-то твёрдое. Слышится тихий щелчок взводимого курка.       — А ну заткнулись и подняли вверх руки, — негромко, но твёрдо приказывает голос позади. — Иначе останетесь без подружки.       Закатываю глаза и коротко, но обречённо ругаюсь. По привычке на русском — американская ругань, даже цензурная, меня по-прежнему не вдохновляет.       — Милая, — цедит Дин, медленно оборачиваясь, равно как и его брат, с предусмотрительно поднятыми руками. — Заткнись.       Ага, заткнись. Это же не его сейчас грозят убить с одного выстрела за самый безобидный вид из имеющихся.       — С какой стати я мог понадобиться русской разведке? — тут же спрашивает Джон.       И чуть что, сразу русские шпионы виноваты. Американские «девяностые»! В любой непонятной ситуации, даже в войне с нечистью… погодите. Войне. Джон воевал, ведь так? Два года во Вьетнаме: об этом пару раз упоминали и в сериале, и сами Винчестеры — уже при мне. ВМС США. «Вьетнамские» асы, матерящиеся в эфире по-русски и выдерживающие нагрузку в два раза больше — сущий дьявол американских военных.       Ладно, сейчас действительно лучше заткнуться, пока не укокошили ненароком. Только, пожалуй, через минутку:       — Будь я русским разведчиком, на русском я бы говорила в последнюю очередь, — всё-таки сегодня кто-то — то бишь я — договорится если не до смертоубийства, то до очередных увечий точно. И ещё повезёт, если просто снова по лицу получу. От, например, закипающего не хуже электрочайника Дина: давненько он мне настоящей затрещины не давал — не из тех, что идут в комплекте с тренировками.       Вот он, побочный эффект от осознания собственного одиночества, жалкого существования и общей бесперспективности бытия.       Однако мне везёт, что старший Винчестер направляет свою кипучую энергию на пользу делу и приступает без долгих прелюдий. Даже псевдонимы толком не продумывает.       Да и не надо сейчас псевдонимами сыпать — вопреки ожиданиям, долго уговаривать Джона не приходится. Услышав торопливое «твой сын в смертельной опасности», он отбрасывает все подозрения к русским шпионам и позволяет себе довериться незнакомцам на ближайшие пару часов.       Но братья, не будь дураками, всё равно пару раз вворачивают упоминание о своём ещё несуществующем знакомстве с Бобби Сингером. То-то хохма будет, когда Джон попытается разузнать о двух свалившихся ему на голову охотниках с «подружкой» на буксире.       Джон открывает дом своим ключом, мимоходом хвалит «того Дина» за предосторожность в виде наставленного на нас револьвера и достаёт карту автодорог Нью-Мехико.       — Показывайте тот перекрёсток. Живее.       Дин спешит всё показать и рассказать. Сэм стоит рядом, наблюдая за торопливыми жестами брата, вникает, задаёт вопросы, но по-прежнему выглядит растерянным — в отличие от брата, эта часть детства, похоже, истёрлась из его памяти чуть более, чем совсем. Сколько ему здесь? Восемь?       В восемь лет мне впервые дали пострелять из винтовки. Я с родителями поехала на море и долго пыталась выиграть в тире громадную плюшевую гориллу, но в итоге игрушка досталась более меткой парочке, живущей на соседней нашей базе отдыха. Мама обещала купить мне точно такую же обезьяну по возвращении домой, но я отказалась. Так было бы неинтересно.       Что сделала мисс Лайл с маленьким Сэмом, что взрослый он не помнит её дальше научной выставки?       Я кручусь рядом, силясь быть тоже в теме, но Дин жёстким тоном просит помочь собрать младшему Дину вещи. Пора бросить очередное недавно насиженное место? В общем-то, неудивительно, учитывая, как глубоко мисс Лайл удалось проникнуть в жизнь семейства Винчестеров. Она может послать кого-нибудь разобраться с Джоном, чтобы не мешал. Винчестеры — они же приставучие хуже банного листа, особенно когда дело касается семьи.       Интересно, знай Джон о будущем поступке его маленького Сэмми, чем бы всё закончилось? Не в том плане, чтобы он отдал родного сына в лапы нечисти и жил дальше как ни в чём не бывало, но… не знаю. Бросил бы охоту? Оставил месть за Мэри, пока сыновей не втянуло в эту заварушку в полную силу?       Глупые вопросы. В этом мире прошлое — это не wibbly-wobbly timey-wimey stuff[5]. Это одна сплошная фиксированная точка, которую не перепишешь, сколько не пытайся. Однажды Дин уже пробовал и попробовал бы снова, не спутай я карты. В итоге напротив вышло то, чего пытался избежать.       Младший Дин собирается быстро, без лишних возражений, вопросов и разговоров. Да и вещей немного: несколько сменных комплектов одежды, школьные тетрадки, пара книжек, которые вроде читает Сэмми. Учебники библиотечные, поэтому можно оставить — по словам младшего Дина, сдаст арендодатель. Ничего лишнего, а движения давно отточены: мы заканчиваем ещё раньше, чем великие охотничьи умы успевают составить стратегию.       Перекрёсток, на котором Джон должен обнаружить мисс Лайл, находится где-то посреди полей, разбитых между Трибал Роуд 663 и сорок пятым шоссе. На карте нужные нам дороги не обозначены — по словам Дина, они грунтовые и используются в основном фермерами, владельцами этой земли. Порядка пятнадцати миль. Нам в жизни не успеть.       Или успеть, если гнать так, как топит педаль газа в пол Джон на «Импале» — как бы он себя и младшего Дина не угробил. Мы едем вслед за ними на своей честно угнанной машине, но Детка её мощности даёт неплохую фору — взрослый Дин ругается сквозь зубы и выжимает последнее, а моя задница знакомится с каждой кочкой, попавшейся нам под колёса. Мои соболезнования несчастному владельцу авто, если оно когда-нибудь к нему вернётся.       И действительно, ещё не доехав до перекрёстка, мы видим два Cadillac Seville с затемнёнными окнами — они несутся, поднимая на грунтовке пыль. Дин парой ловких манёвров обгоняет его достаточно для того, чтобы перегородить дорогу, однако недостаточно, чтобы сохранить угнанную машину целой. Смачный «поцелуй» в левый борт оказывается пробирающим до самых костей и только за малым не чреватым для здоровья самого Дина.       Хлопают дверцы всех четырёх автомобилей, в то время как старшему Винчестеру приходится выбираться через пассажирское сидение. Из «Кадиллаков» на свет божий показывается сама виновница встречи — среднего роста миловидная блондинка в белой блузке и светлых брюках, слишком похожая на школьную учительницу, — четыре мужчины и две женщины в кожанках. Схватив обрез, выскочивший из «Импалы» точно чёрт из табакерки Джон бросается им навстречу и сходу дважды палит в мисс Лайл солью. Женщина кричит и, извиваясь от боли, падает на землю.       Мы успеваем как раз вовремя, чтобы оставшиеся шестеро не задавили Джона числом. Каждый из Винчестеров, по-своему вооружённый, берёт на себя по два противника, а я бегу к одному из «Кадиллаков» чтобы забрать Сэмми. Больше от меня пользы никакой. Мне даже клинок взять забыли, а свой Сэм отдал брату.       Касаюсь ручки седана, уверенная в успехе, но не тут-то было — дверца открывается сама, с силой ударив меня по лицу. Накаркала! И только чудом успеваю увернуться от следующего удара.       Седьмой враг остался караулить ценный груз. Широкоплечий амбал с чёрными глазами — сюда бы Айдамира Мугу[6], — способный, кажется, переломить меня пополам одним лишь только взглядом.       Пока я, застонав от боли, на автомате зажимаю кровоточащий нос обеими руками, демон за шкирку вытаскивает Сэмми из салона, закидывает мальчишку на плечо и только разве что ручкой не машет: несётся прямо через недавно засеянное поле вроде в сторону Трибал Роуд 663. Надеется найти машину и скрыться?       Недолго думая, припускаю за ним. Из оружия у меня лишь одолженный Джоном «телохранитель»[7], но использовать его боюсь — вдруг попаду в Сэмми? Фиг с ним, взрослым Сэмом — ребёнок ни в чём не виноват.       Каков же мой выбор? Естественно, оборонное заклинание. Старое-доброе и уже привычное. Одного вздоха хватает, чтобы выкрикнуть знакомые слова, а точного попадания в спину беглеца — окончить бег кувырком демона через себя же. После чего, не останавливаясь, подбегаю к черноглазому и сходу палю по нему из «телохранителя» — сначала в спину, затем, стоит противнику перевернуться, дважды в лицо. Не гуманно, но действенно, особенно если учесть, что патроны заряжены солью.       Пока он катается по земле, дымится и шипит, у меня появляется фора, которой я не упускаю шанса воспользоваться: подхватываю Сэмми на руки и собираюсь рвать когти к своим, невзирая на всю тяжесть восьмилетки для моих рук. Сам мальчик слишком бледный, в каком-то полуобморочном и явно неадекватном состоянии, но сейчас куда важнее убраться подальше от демона-амбала, чем приводить ребёнка в чувство. Судя по тому, что взрослый Сэм жив и здоров, нам это точно удастся сделать позднее.       Всё бы получилось, если бы не Джон на самом старте. Охотник появляется словно из ниоткуда, с горящим беспокойством взглядом, вырывает сына из моих рук и толкает меня на землю. Перехватив Сэмми левой рукой и неловко прижимая к себе, правой он направляет обрез… в мою сторону. За это время я только и успеваю, что подняться на ноги, потирая ушибленный бок.       — Blin, — бормочу под нос. Всё-таки влипла.       — Стой, где стоишь, и брось пистолет, — приказывает Джон, спешно пятясь назад.       — Окей, — послушно роняю револьвер на землю и поднимаю руки раскрытыми ладонями вперёд на уровень груди. — Ты только не горячись. Давай решим этот вопрос позже?       — Опусти руки, тварь, — рычит охотник. — И держи их у меня на виду.       — Джон…       — Заткнись и стой там, если не хочешь, чтобы я пристрелил тебя сию же минуту!       Рано, ох слишком рано Джон сбрасывает со счетов третьего в нашей напряжённой компании. Соль, конечно, штука хорошая, но с демонами действует не так долго, а потому черноглазый, выждав, пока охотник полностью отвлечётся на меня, машет рукой и сбивает его с ног одним телекинетическим толчком. Джон падает на спину, всё ещё держа Сэмми у груди и каким-то чудом никуда не пальнув, и неуклюже, точно перевернувшаяся черепаха, пытается подняться обратно, но демон наваливается сверху и сцепляет мощные руки на горле папы-Винчестера.       Наплевав на все угрозы, я бросаюсь на подмогу, однако Джон и сам оказывается не лыком шит — он умудряется втиснуть обрез между их с демоном телами и выстрелить тому куда-то в брюхо. Клянусь, полгода назад меня бы обязательно вывернуло от такого зрелища — кровь, ошмётки плоти и ужасный запах, точно в мясную лавку заглянула. Сейчас я даже не останавливаюсь и с налёта запрыгиваю демону на спину, тщетно надеясь, что моего веса хватит, чтобы за шею оттянуть этого амбала от Джона.       Черноглазый только отмахивается от меня, как от назойливой мухи.       Ситуация становится безнадёжнее с каждым мгновением — губы Джона уже начинают синеть, и хорошо, если демон ещё не раздавил ему трахею ко всем чертям.       Помощь поспевает откуда не ждали. Дин. Если быть точнее, его двенадцатилетняя версия с отцовым дневником в руках. Не испугавшись крови и вида полузадушенного отца, покорёженного выстрелами лица врага (или того, что от него осталось), малец раскрывает тетрадь на нужной странице и бойко читает заклинание экзорцизма.       Думаю, если бы я по-прежнему, с остервенением дикой кошки, не кидалась на шею демона, он бы сумел подняться и накостылять Дину прежде, чем тот закончит ритуал. Или так я просто хочу верить в то, что моя помощь тоже пригодилась. Что я могу доказать Джону свою миролюбивость.       — Папа, — едва угольно-чёрное облако, вырвавшееся изо рта амбала, скрывается в вышине, мальчишка бежит к отцу.       — Забери… брата… солдат… — с натугой хрипит Джон между приступами саднящего кашля.       Пробормотав наверняка уже привычное «Слушаюсь, сэр», Дин закидывает одну руку Сэмми к себе на плечо и, придерживая, тащит к машинам. Должно быть, взрослые Винчестеры там всё уже решили. Ну… порешили всех.       — Давай помогу, — вызываюсь я на помощь, однако в спину мне доносится слабое:       — Не… смей, — и отчётливый звук взводимого курка. Да сколько можно-то!       — Если бы от каждой адресованной мне угрозы рождалось по русскому, китайцы остались бы в меньшинстве, — огрызаюсь я, однако разворачиваюсь с поднятыми руками, между делом едва не оступившись. Приходится побороть соблазн выбить обрез из его рук телекинезом — вряд ли нынешняя попытка увенчается успехом, а вот шею мне свернут в любом случае. — Мистер «Сначала стреляю, потом спрашиваю».       Ответ Джона тонет в приступе кашля. Ему бы сейчас отдышаться и отдохнуть, восстановить силы, а не в салемских охотников на ведьм играть.       Пользуясь заминкой охотника, наклоняюсь и хватаю с земли «телохранитель». Идеальное оружие в сложившейся ситуации — обезвредить, но не убить. Будь я настолько уверена в содержимом обреза… решилась бы добровольно вызвать огонь на себя? Как больно бьёт каменная соль по живому?       — Опусти, — рычит Джон.       — Не раньше, чем это сделаешь ты.       — Я убью… тебя быстрее, чем камора… — он снова кашляет. Ждать, пока он восстановит дыхание, почти благородно.       — Эй, хватит в мир Дикого Запада играть! — кричит взрослый Сэм, не отходя от машин. — У нас проблема с Дином.       Это и становится моим спасением: услышав имя сына, Джон наконец-то подвергает свои приоритеты пересмотру. Пока ковыляем обратно, можно перевести дух, пусть даже я по-прежнему на мушке.       Кажется, Дин при знакомстве наспех представил нас как Томаса Олдриджа, Ричарда Бича[8] и Джейн Пуль[9]. Этого хватило, чтобы их отец, ошарашенный известием о мисс Лайл, купился и не задавал лишних вопросов о наших личностях. Сейчас же папа-Винчестер неприятно удивлён, узнав, что у нас в команде затесался ещё один Дин. Тот самый, который теперь сидит на земле прислонённый к машине и не сильно отличается по состоянию от Сэмми.       Один только вид поверженного Дина заставляет горло предательски сжаться. Один из моих ночных кошмаров, о котором я не признаюсь даже под пытками.       — Что случилось? — сдавленно роняю я, буквально падая на колени рядом с ним.       Сэм без лишних слов указывает на руки брата. На правом запястье горит синевой пятно размером с человеческую ладонь, а в это же время маленький Дин показывает Джону похожий след на руке брата.       — Джинны? — понимающе уточняю я. Только знать бы ещё какие — в мою пору их уже три вида обнаружили, один другого краше.       — Похоже, мисс Лайл взяла в группу поддержки не только демонов, — с вящим сомнением предполагает Сэм.       Вопрос без ответа напрашивается сам собой: зачем демонам вообще понадобились джинны? Украсть Сэмми черноглазые могли и в составе своей тесной адской компании, без использования сомнительных союзов. Планировали ли они таким образом утихомирить его — подарить счастливую галлюцинацию, чтобы мальчик не создавал лишних проблем и не ныл почём зря? Или припугнуть кошмаром в лучших традициях школы Азазеля?       Как следует присмотревшись, нахожу в центре пятна небольшую ранку и едва заметный взгляду обломок кончика иглы — теперь всё становится на свои места. Жаль, сократить список рвущихся с языка вопросов это не помогает.       Сэм на известие о прихваченном демонами яде джиннов лишь коротко ругается и привычным шагом направляется к «Импале», точно забыв, что нынче она ещё не находится в их с братом безраздельной собственности.       — Демоны? — недоверчиво переспрашивает Джон. — Не суккубы?       Финиш.       — Руки… прочь от машины.       Нет, вот теперь финиш. Дело с каждой секундой приобретает новые ароматы керосина.       — Джон… — пытается образумить отца Сэм, качая лохматой головой.       — Я сказал!..       На этом терпение младшего Винчестера, похоже, лопается. Неизвестно, сколько раз Сэм мог поругаться с отцом за время нашей операции по спасению Сэмми, но вот теперь он точно решает это сделать.       — Так, — почти рявкает он. — У нас есть более неотложные проблемы, чем твоя, Джон, паранойя. Поэтому сейчас ты заткнёшься и будешь слушаться нас с Людмилой, а потом хоть на дыбе пытай, понял?       Джон от такой речи аж меняется в лице, а младший Дин скромно, точно на уроке, поднимает руку и добавляет свою ремарку:       — Мэм, у вас кровь.       Действительно: моё лицо и руки по-прежнему перепачканы в уже запёкшейся крови.       — Видишь? — бурчу я, оттирая нос рукавом рубашки. — Будь я врагом, позволила бы ему меня ударить? Побежала бы за ним спасать твоего сына? Стала бы стрелять?       — Добрая ведьма, видали? — парирует папа-Винчестер. — Мало того — русская! Во что ещё я должен поверить?       — Что меня зовут не Рик Бич, а Сэм Винчестер, — довольно флегматично пожимает плечами Сэм и указывает на бессознательного брата: — Это Дин. Ты наш отец.       — И сейчас ты скажешь, что вы из будущего?       — Людмила, покажи ему.       Достаю смартфон, мимоходом оцениваю ущерб — треснувший в драке с демоном пластиковый «бампер» — и демонстрирую гаджет во всей красе. Двумя движениями пальцев снимаю блокировку экрана, делаю снимок Сэма и включаю видео-нарезку «Железного человека» под «War Machine»[10] — ту самую, где в конце Дауни-младший и Гвинет Пэлтроу в закулисной сцене пародируют Винсента Вегу и Мию Уоллес, танцуя твист под «You never can tell»[11]. После такой демонстрации поверит кто угодно.       Джон, к счастью, не становится исключением.       — Ладно, а кто она? — уточняет он уже, скорее, для проформы.       — Люси Сингл, пассия твоего старшего сына, — приходится сделать над собой усилие, чтобы не выдать это откровенное враньё ни смешком, ни излишней театральностью. Младший Дин умилительно хмурится, видимо, пытаясь постичь слово «пассия». — Не волнуйся, я с ними ненадолго.       Реакция Джона ставит меня в тупик:       — У тебя нет родственников в Нью-Йорке?       Я пожимаю плечами — откуда мне знать, если я ляпнула первое пришедшее в голову имя? — и трогаю лоб Дина. Вроде не горячий — значит ли это, что нам попался обычный джинн, как тот, которого Винчестеры прирезали года три назад? Только он отметин не оставлял, в отличие от тёмных собратьев.       Папа-Винчестер следует моему примеру и трогает лоб Сэмми, после чего пытается привести мальчика в чувство. Но уловки против банального обморока оказываются бессильны в борьбе с дурманом джиннов.       — Я могу попробовать, если позволишь. Есть один… ритуал. Охотничий, — предлагает взрослый Сэм и, добившись от отца утвердительного кивка — конечно, ему Джон верит и стрелять в него за магию не станет, — обхватывает своей ручищей тонкое запястье Сэмми. Я не успеваю даже пикнуть на тему темпоральной логики и риска.       Сэм закрывает глаза, концентрируясь. Ожидаю увидеть какое-то физическое проявление «ритуала»… не знаю, расползающуюся чёрными веточками по коже боль, свечение или попросту колыхание воздуха вокруг места воздействия. Только ничего нет, точно и не происходит ничего.       А потом Сэм, сжав зубы, с невнятным полувскриком-полустоном сгибается пополам, чуть не падая. Приходится подавить в себе желание броситься на помощь. Ничего с ним не случится. Наверное.       А вот с Сэмми случается. Мальчик слабо дёргается, бледность спадает не за считаные секунды, но цвет жизни на лице и руках возвращается резво. И след от джинновой лапищи исчезает, на прощание мелькнув тёмным пятном на ладони Сэма. «Охотничий ритуал», больше похожий на фокусы из курса сверхъестественного обучения Руби, срабатывает, кажется, как надо.       Джон спешит убедиться, что с Сэмми, пока ещё не осознающим происходящее в полной мере, всё в порядке, и вцепляется в сына мёртвой хваткой. В глазах охотника читается благодарность, смешанная с беспокойством и ставшей второй натурой подозрительностью. Наши маленькие фокусы ломают его привычную картину мира.       Я ловлю себя на мысли, что мои пальцы вцепились в руку взрослого Дина так, словно он сбежит от меня, если отпустить. Кожа Винчестера сухая и той температуры, когда ещё толком не поймёшь: заболевает человек или нет. Ясно только, что это не тридцать шесть и шесть. Его кровь медленно и верно начинает нагреваться.       Сэм вытирает рукавом испарину со лба и тянется к брату. Безуспешно — я с силой шлёпаю горе-спасателя по руке.       — Даже не думай. Скопытиться хочешь?       А всё потому, что младший Винчестер сам выглядит так, точно сейчас в припадке рухнет. Красный как помидор и обливающийся потом, он походит на больного лихорадкой или гипертоника. Без сомнения, лечение Сэмми состояло в вытягивании из него джинновой заразы, а вытягивании куда? Бинго.       Судя по отпечаткам и сбивчивому рассказу Сэмми, яд принадлежит тёмному джинну. Повезло, что взрослый Сэм, видимо, может побороть эту заразу с помощью своих «ритуалов», пусть с трудом и не сразу. Вот только если первая и очевидно малая доза так ударила по нему, позволять ему получить вторую побольше — опасно.       — Всё ещё заботишься обо мне? — с долей издёвки спрашивает Сэм. Из-за его обычной и, как теперь уже ясно, виноватой мягкости я успела забыть, какой язвой он способен быть, если захочет.       — Слушай, иди к чёрту, — огрызаюсь я. — Он тебя, поди, заждался в Детройте.       — Хорошо, какие у тебя варианты?       В том-то и дело, что никаких, но не признаваться же в этом. Будь у нас антидот, на крайний случай рецепт, это оказалось бы проще пареной репы… наверное. Сэмминатор держал свои секреты при себе, а потому в шестом сезоне эту тему замяли максимально быстро.       Ладно-ладно, один вариант всё же есть — заклинание пробуждения; попытка не заставляет себя долго ждать. Я просто направляю руку в сторону Дина и читаю нужный стишок.       Результат? Какой результат?       Результата нет ни сразу, ни через пару прочтений. Ради чистоты эксперимента хочу опробовать приём на Джоне, но тот хмурится и предупреждающе притягивает к себе обрез, поэтому приходится переключиться на Сэма: судя по заметно воспрявшему духом охотнику и одолевшей меня страшной зевоте, заклинание само по себе работает, только с джинновым дурманом не справляется.       В это время Дину становится хуже — поднимается температура; при обычном гриппе больного уже пичкают жаропонижающим и отпаивают куриным бульоном. Я надеюсь, что моя попытка не усугубила ситуацию.       Остаётся ещё одно из известных мне средств: сонный корень. Как в «Pack Man». Проблема лишь в том, что Джон о Silene Capensis слышит впервые, а с собой его, естественно, никто из нас не взял.       Или взял?       Дин вечно таскает с собой кучу всякой ерунды, точно над карманами его куртки поработала Гермиона Грейнджер. Спички, зажигалка, швейцарский нож, даже какие-то автомобильные свечи и не только — сколько раз мне посчастливилось копаться в его кожанке, столько я диву давалась, зачем это всё он таскает с собой постоянно.       Пакетик. Когда я пришла к нему в номер, он держал пакетик с какой-то травой. И тут меня осеняет — возможно, то был именно сонный корень. Если да, то это — совпадение из разряда «счастливчик от Бога»! Невероятно!       Обыскавший карманы брата Сэм подтверждает мою внезапную догадку, не теряя времени находит в угнанной машине оставленную хозяином початую бутылку минералки и занимается настоем.       Джон в это время разбирается с трупами: затаскивает их в багажник и на заднее сидение одного из «Кадиллаков». Младший Дин сидит в «Импале» с открытыми дверями, попеременно наблюдая то за отцом, то за заснувшим от переутомления братом, то за нами.       Они же становятся свидетелями нашего с Сэмом спора.       — Нет. Ты ещё слаб.       — Неужели ты расстроишься из-за моей смерти?       — Я — нет, Дин — да. Рассказать о глобальных последствиях?       — Признайся, тебе просто любопытно залезть к нему в голову, — не самый изящный выпад попадает аккурат ниже пояса. Да, мне всегда было любопытно, но это не значит, что я воспользовалась бы таким случаем. Это гнусно.       В итоге приходится решать вопрос старой-доброй традицией — на цу-е-фа. Угадаете, кто выигрывает два из трёх раундов?       Выпить тошнотворный настой, закрыв глаза и заткнув нос оказывается не сложно — кофе в некоторых мотелях и без того гаже. Но вот заснуть самостоятельно проблематично, поскольку после пережитого у меня ещё всплеск адреналина не прошёл, не говоря уже о череде новых бессонниц.       — Тебе нужно вырубить меня, — сообщаю я неуверенно. Ладно, я привыкла к побоям настолько, насколько вообще возможно привыкнуть к побоям, но становится не по себе от мысли, что я добровольно прошу врезать мне да посильнее.       — Если ты хочешь, чтобы я ударил тебя — забудь, — Винчестер складывает руки на груди, являя собой воплощение категоричности.       — Дина ты ударил.       — Дина я бы точно не пришиб насмерть с одного удара, а вот насчёт тебя не уверен.       Тоже мне Сайтама нашёлся[12].       Проходящий мимо Джон зевает, и я вмиг расстаюсь с безумной идеей попросить помощи у него. Вместо этого, гаденько ухмыльнувшись, незаметно вскидываю руку и пускаю ему в спину заклинание пробуждения. Ту самую последнюю попытку, исчерпывающую сегодняшний лимит.       Голова кружится от вмиг навалившейся на меня вселенской усталости, и я проваливаюсь в забытье.

_________________________

[1] «Во все тяжкие» — американская телевизионная криминальная драма (2008-2013), завоевала широкое признание критиков, получила высокие оценки и была признана одним из лучших американских телесериалов. В основе лежит история Уолтера Уайта, школьного учителя, у которого диагностировали неоперабельный рак лёгких. Вместе со своим бывшим учеником Джесси Пинкманом он начинает производить и продавать метамфетамин, чтобы обеспечить финансовое будущее своей семьи. Постановка и съёмка сериала велись в городе Альбукерке, штат Нью-Мексико, основные события сериала также происходят в этом городе. [2] «Ничего ты не знаешь, Джон Сноу» — известная фраза (впоследствии ставшая мемом) рыжей одичалой по имени Игритт, героини серии книг «Песнь Льда и Огня» Джорджа Р.Р. Мартина и телесериала «Игра престолов». [3] Northeast Heights (буквально — «Северо-восточные высоты») — район Альбукерке, где преимущественно проживает рабочий класс. Здесь много магазинов, аптек, ресторанов, банков и школ для обеспечения их потребностей. [4] Метамфетамин — производное амфетамина, белое кристаллическое вещество. Метамфетамин является психостимулятором с высоким потенциалом к формированию зависимости, в связи с чем отнесён к наркотическим веществам. На западе ограниченно применяется в медицине. Изготовление метамфетамина нашло отражение в телесериале «Во все тяжкие», где он был голубого цвета и назывался Blue Sky (буквально — «Голубое небо»). [5] Шаткая-ваткая временная-швременная фиговина — фраза, использованная Доктором, персонажем британского научно-фантастического сериала «Доктор Кто», для объяснения Салли Спэрроу сути времени и временных потоков в эпизоде «Blink». В контексте: «Люди полагают, что время — это четкая последовательность причин и следствий, но с нелинейной объективной точки зрения, оно больше похоже на огромный шар колеблющегося, волнующегося вещества.» [6] Айдамир Хизирович Мугуев — российский певец, исполняющий песни на русском и черкесском (западный диалект) языках. Наиболее известен исполнением песни «Чёрные глаза». [7] Smith and Wesson 38 Bodyguard Airweight — компактный револьвер 38-го калибра для скрытого ношения. Технические характеристики: барабан — 5 патронов, длина — 160,3 мм, длина ствола — 2" (50,8 мм), масса — 411 г. [8] Томми Олдридж и Реб Бич — барабанщик и гитарист британо-американской хард-рок-группы Whitesnake с 2002 года и по настоящее время. [9] Джейни Пуль — героиня серии романов «Песнь Льда и Огня» Джорджа Р.Р. Мартина, дочь стюарда Винтерфелла Вейона Пуля, ровесница и самая близкая подруга Сансы Старк. Будучи подругой Сансы, Джейни постоянно придумывала прозвища, над которыми девочки хихикали. [10] «Машина войны» или «Военная машина» — песня австралийской рок-группы AC/DC, вышедшая в 2008 году в составе пятнадцатого альбома Black Ice. Звучала в трейлере «Железный человек 2» и позже вошла в официальный альбом саундтреков фильма, так как главный герой, Тони Старк, обожает музыку этой группы; кроме того, один из персонажей — полковник Джеймс «Роуди» Роудс, близкий друг Тони Старка, — носит супергеройское прозвище Воитель (в дословном переводе — Военная машина). [11] Сцена из фильма Квентина Тарантино «Криминальное чтиво» (1994), ставшая не менее культовой, чем сам фильм. Непосредственно съёмки этого двухминутного танца длились 13 часов, не считая времени на его постановку. Сам танец: https://youtu.be/9is0GV4kELc [12] Сайтама, также известен как Лысый Плащ — главный герой японского веб-комикса «Ванпанчмен» (буквально — «Человек один-удар»), наделён невзрачной внешностью. Благодаря усердным тренировкам в течение трёх лет обрёл колоссальную физическую силу и с уверенностью может считаться сильнейшим человеком в мире, что из-за его скромного, не соответствующего типичным супергероям, поведения часто недооценивают. Всё, что интересует Сайтаму — это поиск достойной битвы, так как любой враг, каким бы он сильным ни был, не выдерживает и одного удара Сайтамы.