Другая сторона мечты

      — Ты была настолько безрассудна, — ласково тянет демон, — что выпила настой сонного корня, чтобы попасть сюда. Без сомнения, ты осознаёшь возможные последствия, — с этими словами лезвие ножа острым поцелуем впивается в горло, царапая кожу.       Если человек, принявший сонный корень, умирает во сне, он умирает наяву тоже. О, да, я прекрасно осознавала последствия, особенно сейчас.       — Кишка тонка, — шиплю сквозь зубы.       — Что, прости?       — У тебя духу не хватит меня убить, — повторяю я. — Рука не поднимется. Называй как хочешь. Ты не убьёшь меня.       — Почему же? Давай, расскажи, — демон кажется позабавленным неожиданным выводом.       — Ты любишь меня. Может, не так сильно, чтобы мы сблизились, и не так безоглядно, чтобы спускать мне мои промахи, но ты дорожишь мной. Ты всегда вытаскиваешь меня из передряг и несколько раз действительно спас. Это ты не хотел сжигать моё тело, когда нас убили — твой брат рассказал.       — Почему ты думаешь, что ты права? — ломким голосом спрашивает демон.       — Иначе ты бы уже давно зарезал меня, — мне остаётся лишь неловко пожать плечами. Заминка даёт надежду, что я движусь в правильном направлении. Нужно только сбить его с толку, пройтись по слабым местам. Я до конца не верила — или хотела не верить, — что являюсь одной из слабостей Дина Винчестера, но сейчас это очень кстати.       Демон убирает нож и ослабляет хватку, давая мне возможность отступить и обернуться. Он выглядит растерянным — сейчас с его чувств, обычно тщательно скрываемых, сорвали все покровы. Даже чёрная пелена на глазах исчезает, являя моему взгляду любимый зелёный оттенок.       Я стараюсь улыбнуться как можно теплее и делаю шаг навстречу, раскрыв объятья. Однако…       …лезвие сверкает алым в свете аварийных огней, и движение выглядит внезапной вспышкой. Нож будто и не касался меня, но за этим движением следует боль, обжигающая, беспощадная боль. Я пытаюсь вдохнуть, протолкнуть её дальше в лёгкие, а воздух предательским комом застывает в глотке и не желает двигаться дальше — из-за раны. В отчаянной, бессмысленной попытке пытаюсь зажать края скользящими пальцами. Безуспешно. Кровь вытекает слишком стремительно, и силы покидают меня раньше, чем я успеваю придумать что-нибудь получше. Мышцы сводит судорогой, и я почти не чувствую удара своего тела об пол.       Всё-таки ошиблась.       Эта мысль и заставляет меня проснуться. Ошиблась, вдруг я ошиблась, доверившись Дину? Даже собственная смерть теперь страшит меньше.       Перевернувшись на бок, замечаю, что Винчестера рядом нет, одеяло валяется в ногах и почти сползло на пол. Куда делся Дин? Хотя если бы ему вдруг стало хуже, я бы вряд ли упустила момент. Да и сомневаюсь, что Дин решится повторить своё путешествие в адские трущобы банальным суицидом. Это моя прерогатива.       Тем не менее, я хватаю брошенную на стуле рубашку и, закутавшись в неё вместо халата, спешу в коридор на поиски. К счастью, Винчестер находится практически тут же, на выходе из ванной: по пояс закутанный в полотенце и с влажными волосами, вода с которых стекает по его спине и груди.       Навскидку убедившись, что Дин выглядит лучше, чем вчера, когда у него поднялась температура, я не сбавляю темп и делаю вид, что мне срочно нужно в ванную ответить на зов природы. Хоть не буду выглядеть гиперзаботливой мамашей.       — Смотри, я тоже начну таскать твои рубашки, — слышится вслед смешок. Отлично, раз он шутит, точно всё в порядке.       — Зачем ты вообще раздевалась? — спрашивает охотник, стоит мне вернуться.       — Ты был как печка, — отзываюсь чуть смущённо. — Как себя чувствуешь?       — Лучше не бывает, — Дин кивает в сторону валяющегося на прикроватной тумбочке пакетика с красным перцем: — Вы, русские, из алкоголя способны сделать что угодно, даже грёбанное лекарство!       — Это не панацея, ты в курсе?       Я снимаю и отдаю рубашку — моя футболка комком валяется под стулом, не говоря уже о топе, поверх которого я надеваю майки только приличия ради. Дома на выходных я, бывало, могла беспрестанно ходить полуголая.       Почему я спала этой ночью у Дина, спросите вы? Всё просто — на второй день после наших злоключений в подсознании охотник почувствовал себя плохо, и я оказалась тем, кто первый и, похоже, единственный, заметил это. Сэм с братом практически не пересекался, свалил куда-то вместе с Габриэлем, поэтому я, за неимением лучших жаропонижающих средств и возможности съездить в аптеку, навела фирменный коктейль от простуды — виски (водки под рукой не оказалось) с перцем, — надеясь, что он поможет от неизвестно откуда взявшихся температуры, бледности и слабости, похожих на начало хорошего гриппа. И осталась на ночь проконтролировать, но меня сморило.       Скорее всего, то проявилась остаточная реакция на демонскую отраву, которую из организма Винчестера так никто не вывел. Сил Сэма хватило только на лечение своей более молодой версии, и ему повезло, что эта дрянь не повлияла на него так же.       Дин взглядом намекает мне, что пора бы и честь знать, а ему переодеться надо, но я сижу на кровати и с места не сдвигаюсь ни на дюйм. Охотник провокационно медленно разматывает полотенце на бёдрах, наблюдая за моей реакцией. Я нахожу лучшим выходом смотреть ему в глаза, хотя так и тянет совершить что-нибудь безумное… за что потом точно будет стыдно от собственной несдержанности…       Винчестер подмигивает, мол, ты пропускаешь самое интересное.       К чёрту!       Я моментально стягиваю футболку вместе с топом, сбрасываю шорты и игриво приспускаю трусики, не переставая при этом смотреть Дину в глаза. Теперь это оказывается сложнее, потому что он, в отличие от меня, застенчивостью не отличается. Да и чего стесняться, если несколько месяцев назад я сама пыталась его соблазнить?       Следующее, что я помню: моя спина встречается со стеной, одна рука охотника вцепилась мне в шею, а вторая властно ласкает мой пах. Я закидываю одну ногу Дину на бедро, подставляю шею под поцелуи и только успеваю отвечать ему тем же.       Нам требуется время, чтобы избавиться от трусиков. Похоже, Дин не любитель рвать одежду в порыве страсти.       — Дин, я… — бормочу в перерывах между поцелуями, — я девственница.       — Что?! — от такого заявления Винчестер даже отстраняется на мгновение, и его шокированная моська выглядит настолько бесценно, что хочется сфотографировать на память.       — Шучу.       — Ах ты ж!..       Дин резко входит в меня, и я вскрикиваю ему в губы. Он большой, больше, чем кто-либо в моём опыте… или я слишком долго обходилась без секса. Это даже немного больно, но дискомфорт вскоре проходит — Винчестер находит правильный угол. И предусмотрительно затыкает мне рот поцелуем — незачем знать Сэму и Гейбу, если они вдруг вернутся. Я не против. Подтягиваюсь выше и обхватываю Дина ногами за талию, чтобы ему было удобнее меня держать. Это… это так восхитительно — быть с ним, чувствовать его рядом, в себе, отдаться этому порыву и не думать ни о чём, на несколько минут забыть обо всех проблемах и просто находиться здесь, в сладком мгновении, в ярких ощущениях.       Минутка бесполезных фактов: во время секса я веду себя довольно громко. Особенно если секс этот первый за последние… года полтора? Не та информация, которой ты будешь сходу делиться с двумя мужчинами, если живёшь с ними под одной крышей двадцать четыре на семь и надеешься оставить это сожительство пристойным.       Не сказать, что Дину мои привычки открыто заявлять о степени получаемого удовлетворения не льстят, но вскоре он находит лучшим решением перетащить, практически швырнуть меня на кровать, где его руки получают большую свободу — например, чтобы закрыть мне рот ладонью, за что я пытаюсь укусить его, но ничего не выходит и заканчивается для меня засосом на ключице. Поняв намёк, я всё же сбавляю обороты, но не затыкаюсь — в то время как Дин набирает бешеный, крышесносный темп, заставляющий старую кроватную раму жалобно скрипеть от каждого мощного толчка, я что-то бормочу в горячке, не утруждая себя произносить это по-английски, и вцепляюсь в простыни, будто это моя последняя связь с реальностью.       Оргазм накрывает меня слишком быстро и стремительно, чтобы я сумела предугадать его и оттянуть ещё хотя бы на пару минут. Горячая волна чистого экстаза зарождается где-то в кончиках пальцев ног и проносится кипящим потоком через всё тело, оставляя лишь усталость и приятное послевкусие. Обессиленная, я только и могу, что растечься удовлетворённой лужицей по матрасу.       Дин поспевает вслед за мной меньше чем через минуту: всё его тело напрягается, точно струна натянулась, движения становятся рваными. Кульминацией служит последний сильный толчок и не то гортанный стон, не то тяжёлый выдох, после чего мышцы на его спине и шее тоже расслабляются. Видя, что сейчас я не в той кондиции, чтобы двигаться ближайшие несколько минут, Винчестер деловито чмокает меня в макушку, выдёргивает из-под моей задницы угол простыни и тянется за боксерами.       В голове полнейшее перекати-поле и ощущение, будто я — грёбанная Мэри Сью.       Пытаюсь снова выдать мало-мальски дельную мысль, и «наверное, стоит заглянуть в аптеку» — уже неплохо.       Винчестер, ничего не говоря, сушит волосы полотенцем.       — Нам… нам надо в Нью-Йорк, — выдавливаю я не своим голосом, едва наконец-то удаётся заставить мозги снова работать, а не выдавать упоротые фантазии имени Джей Ди Дориана[1].       — Зачем?       — Та девушка…       — Твой двойник? — сходу догадывается Дин.       — Её зовут Люси Сингл, — уточняю я более уверенно и поясняю: — Те придурки в Ньюарке спутали меня с какой-то Сингл. Твой отец знает это имя. И… погоди, Джоди ведь пробивала меня по базе, — я наконец-то вспоминаю, почему эта фамилия не давала мне покоя. — И подумала, что меня зовут Люси Сингл. Это точно она.       — Тащи ноутбук.       Я одеваюсь, мы заходим в полицейскую базу и находим нужную нам девушку за считанные минуты: Люси Сингл, двадцать два года, сходство один в один. Разве что фото в карточке старое — ей тут максимум лет шестнадцать.       — Только я девяносто второго года, — уточняю я, переписывая данные в блокнот.       — Думаю, год не имеет значения, — размышляет Винчестер. — Твои малолетки…       — …К.Л.А.Д., — терпеливо поправляю я, но Дин лишь пожимает плечами с видом «мне пофиг» и продолжает:       — …они были того же возраста, как твои друзья. Значит, здесь они тоже родились раньше.       Если посудить, год рождения действительно не важен. Главное — это нужная нам девушка. Скорее всего. Информация в сводке скудная: имя, дата и место рождения, отпечатки пальцев и пара приводов: один ещё в детстве, один лет в шестнадцать, оба за магазинную кражу. Имеет водительские права — фото, видимо, с них, — место жительства на данный момент не установлено. До совершеннолетия разыскивалась органами опеки, но сейчас, похоже, властям плевать.       На этом всё.       — Не густо, — резюмирую я. Дин со мной согласен, но брожения по сети в поисках информации не оставляет, и вскоре его терпение вознаграждается — ему попадается статья из газеты почти двадцатидвухлетней давности.       «Люси Сингл: история чудесного спасения», трогательная заметка о ребёнке, в одночасье оставшемся без обоих родителей. В доме случился пожар, спасли только девочку, которая, по счастью, почти не пострадала. Малышка нашла пристанище в детском приюте города Монтиселло, штат Нью-Йорк. Мистер Филион, директор, в своём интервью обещает, что постарается обеспечить Люси счастливое детство и надеется, что небольшой штат их заведения сможет хоть отчасти заменить ей родителей, как долгие годы делает это для других воспитанников.       — Ехать — всего ничего, даже часа не потратим, — сообщает Дин после непродолжительного изучения своей карты.       — Тогда едем.       В приюте нас ждёт разочарование: нынешний директор миссис Ричардсон хорошо помнит Люси Сингл, однако ничем помочь не может. Девушка сбежала шесть лет назад вместе с подругой, Элизой, почти сразу после получения водительских прав, и с тех пор их больше никто не видел. Опека подала в розыск, но после магазинной кражи в Блумингберге след Люси простыл. Будто испарилась.       — Я, кажется, знаю их обеих, — с сомнением говорит Дин. — Отец заезжал в эти места, когда мы были ещё детьми.       — В сериале никакой Люси или Элизы точно не было, — возражаю я.       Винчестер предлагает съездить в Херливилл, на ферму Сонни — вдруг он что-нибудь знает, всё одно рядом. Как оказывается, в местном диспансере для душевнобольных много лет лечится Дара Церубик, мать Элизы, и пятнадцать лет назад Рут, помощница Сонни, договорилась с приютом взять Элизу к себе под опеку на пару-тройку месяцев, чтобы девочка могла навещать маму. Элиза не хотела ехать одна, поэтому Рут согласилась дать кров и Люси, её подруге.       Как раз в тот год, когда Джон оставил Дина у Сонни.       — То лето было хорошим, — вспоминает женщина с доброй, так не идущей её обычно хмурому лицу, улыбкой. — Девочки резвились вволю и казались такими счастливыми. Я хотела забрать их на следующее лето, но Филион решил, что Элизу без того слишком сильно дразнят из-за матери. Больше он её не отпустил.       — Элиза поддерживает связь с матерью сейчас? — уточняет Дин.       Рут качает головой:       — Нет. Когда сбежала, каждые пару недель присылала открытки с изображениями лесов. Берег озера Янки, Вурцборо Ридж Стейт, Хайленд Лэйкс… больше не помню, извините.       — Харриман и Медвежья Гора, — подсказывает Сонни. — Дара нарадоваться не могла, что её дочь путешествует, иногда ночами не спала — боялась пропустить раздачу почты. А потом…       Потом, как следовало ожидать, след Элизы резко оборвался — ни писем, ни записок. Даже не звонила, хотя номер знала. Просто исчезла, испарилась. Рут и Сонни хотели разыскать её по следу из открыток, правда кто знает, куда она направилась после Дудлтауна. Возможно, в Нью-Йорк, но там у них точно нет шансов. Хотя Сонни всё ещё надеется на пару своих старых друзей с Манхэттена.       Больше всех удивила Дара: женщина категорически заявила, что её дочь мертва, и искать бесполезно. Закопала коробку с открытками на заднем дворе, поставила самодельный крестик, будто на могилку, и окончательно ушла в себя. Её пытались разговорить, но женщина стояла на своём: она просто знает.       — Неудивительно, что Дара Церубик душевнобольная, — бормочу я не без толики осуждения в голосе, стоит нам покинуть ферму. — Отречься от дочери только потому, что та не шлёт весточку.       — Может, она знает больше, чем говорит? Не хочешь навестить её?       Психиатрический диспансер в этом городе больше походит на такую же, как прочие, ферму. Или невероятно дорогостоящую частную клинику для богатеев поэксцентричнее. Это большой трёхэтажный дом с ухоженной лужайкой за высоким забором. По периметру территории располагается множество клумб, в которых вышедшие на прогулку пациенты выращивают цветы всех мастей. В разных частях лужайки, поглядывая то на пациентов, то украдкой в телефон, прогуливаются туда-сюда медсёстры.       Нам даже не нужно ухищряться с легендой и псевдонимами — персонал рад, что за много лет хоть кто-то из посторонних сподобился навестить Дару Церубик. Один из фельдшеров с удивлением узнаёт Дина — должно быть, они познакомились, пока он жил у Сонни на ферме.       Дара сидит в палате, притаившаяся в углу подобно тени. По словам медсестры, женщина не любит выходить на улицу, даже в самый погожий денёк — лишь из окна поглядывает на небо тоскливым взглядом, точно силясь разглядеть там кого-то. И ходит во всём чёрном, как в трауре.       — Моя дочь умерла, — говорит Дара надломлено, едва мы задаём вопрос.       — Почему вы в этом уверены? Она могла забыть… или её письма не дошли. Иногда почта работает с перебоями.       — Я знаю это, — голос Дары становится жёстче. — Знаю, слышите?       — Вам кто-то сообщил об этом?       — Нет, — женщина тупит взор. — Я просто знаю.       — Откуда? — Дин явно чует что-то неладное, потому и давит на женщину. Мне остаётся лишь играть роль хорошего копа и иногда тихонько улыбаться Даре. Надеюсь, улыбка, как я того хочу, выходит ободряющей.       — У вас есть дети, мистер Винчестер? — Церубик вдруг переходит в наступление.       — Н-нет, — слегка опешив, отвечает Дин. — Не совсем. Я в своё время вырастил младшего брата, а сейчас занимаюсь воспитанием этой малявки, — охотник пихает меня в бок под моё возмущённое «эй!».       — Тогда вы, возможно, сможете понять это чувство, мистер Винчестер…       — …Дин.       — Дин. Вы когда-нибудь ощущали фантомные боли? Когда-нибудь ваш брат разбивал коленку, а вам казалось, что это вы упали вместе с ним, настолько переживали за него? — Дин поджимает губы, и я почти могу увидеть сцену в его мыслях: окровавленный слабеющий Сэм у него в руках. — Вы хоть раз видели слёзы вашей… — женщина осекается на полуслове, будто только сейчас разглядев меня как следует. — Это же ты… — произносит она шокировано. — Ты была там! Люси Сингл, ты была там и видела всё своими глазами! Я знаю, знаю, — Дара начинает плакать, неловко утирая слёзы рукавом. Её былая жёсткость, отстранённость сходит на нет. — …знаю… Зачем ты меня спрашиваешь, если сама видела, как её убили?!       Чего?! Спасибо, хоть в убийстве не обвиняет.       — Я… я не помню, чтобы рассказывала вам… — я пытаюсь подыграть, надеясь поймать женщину в ловушку. Срабатывает:       — Ты… — Дара всхлипывает, — ты ничего не рассказывала. Это он так сказал… он убил её, но она ведь ни в чём не виновата.       Дин берёт тонкие руки женщины в свои, неспешно массирует её пальцы:       — Миссис Церубик, кто это был? Вы его знаете? — она не слышит вопроса за рыданиями, и охотнику приходится встряхнуть её. — Дара, он приезжал сюда?       На шум сбегаются медсёстры и просят Дина отпустить пациентку, перестать её нервировать. Нехотя, но и не сопротивляясь, Винчестер разжимает пальцы и отступает. Даре делают укол успокоительного, а нам велят уходить.       — Не могли две минуты подождать, — ворчит охотник, толкая дверь.       — Мистер Винчестер, — слабо зовёт Церубик. — Он явился мне во сне. Мою дочь убили, поскольку… само её существование — грех.

_________________________

[1] Джонатан Майкл «Джей Ди» Дориан — персонаж американской комедии-драмы «Клиника» (2001-2010) о жизни и работе молодых врачей, которого играет Зак Брафф. Врач общей практики, является рассказчиком и главным героем серии (до 5 серии 9 сезона). Его голос звучит за кадром в подавляющем большинстве серий, голос излагает его внутренние мысли и общую обстановку в сериале и часто связывает тематическую историю в каждом эпизоде. Одной из отличительных черт персонажа и, вследствие, всего сериала в целом являются гротескные фантазии, порой скатывающиеся в настоящую фантасмагорию.