***
Сэм пытается реанимировать его. Ну там, непрямой массаж сердца, дыхание рот в рот, все дела, да только Дин стоит рядом и взирает на происходящее с растерянностью человека, которого швырнули со сверхъестественной силой и нехило так приложили головой. Растерянностью человека, который не ожидал, что сегодняшний день может действительно оказаться последним в его жизни, хотя с их профессией это даже как-то беспечно. Растерянностью человека, который, вообще-то, не привык наблюдать за своим умирающим телом со стороны и надеялся, что очередного раза не случится больше никогда. — Дин Винчестер, это твоя триста девяносто четвёртая попытка заполучить билет до Вальхаллы славной гибелью в бою, — заявляю я с наигранным возмущением, едва оказываюсь рядом. Памятуя ещё при жизни несколько неприятных падений на пол, даже сейчас не подкрадываюсь к Винчестеру со спины (хотя очень хочется), но он всё равно вздрагивает: — Люси? — выдавливает с хрипотцой. — Заметь, от лап оборотня. Слишком иронично, чтобы ты просто так умер, и это если не озвучивать, который раз только за последние полгода — и куда только твой брат смот…? — Люси, — перебивает Винчестер более уверенным голосом. — Да, Люси, — ничего лучше, чем просто пожать на этих словах плечами, придумать не удаётся. Наверное, стоило отрепетировать нашу встречу, ведь рано или поздно ей суждено было случиться, да только меня бросало в дрожь от одной только мысли, что я увижу в глазах Дина. Что же, вот он — момент истины, и я вижу в них ровно столько боли и опустошённости, сколько представляла. Всё-таки знаю его как облупленного и земные полгода ничего не изменили ни для меня, ни для него. Этот жалкий отрезок времени не излечил его душу. Мою бы тоже не излечил, но в текущем состоянии человеческие эмоции воспринимаются иначе, да и времени для меня прошло куда больше. — Ну, может быть на ангельский манер это будет что-то вроде Люсиэль, — неловко отшучиваюсь в тщетной попытке разрядить обстановку, — но... серьёзно, кто в здравом уме будет звать меня Люсиэль? Да и не ангел я — так, одно название... Дин подходит ко мне, тянется, чтобы коснуться скулы таким знакомым, родным и по-прежнему желанным для меня жестом, однако я предусмотрительно отхожу на шаг назад. — Я — жнец, — объяснение выходит бесцветным, поскольку то время, когда я восхищалась дарованным мне почетным местом в Легионе Смерти, уже прошло, оставив лишь потустороннюю рутину. — Сегодня — твой жнец, раз уж ты здесь. Я этого не хочу, но забрать на тот свет могу. Нам лучше не касаться друг друга. Прости. — Ты просишь прощения за то, что не хочешь добить меня? — фыркает Дин. — Я прошу прощения за то... как вышло в Нью-Йорке, — и невольно морщусь, потому что извинения за собственную гибель звучат вслух хуже, чем мысленно. — Ты продала душу за моего непутёвого братца. Думаю, я буду обязан тебе даже после смерти. Оно всё в принципе не звучит как тот разговор, к которому бы я была готова, а потому я поступаю совсем уж некрасиво, произнеся: — Тебе лучше очнуться, если не хочешь оставить Сэма сиротой, — и уходя от Винчестера подальше в поисках других, более готовых к отбытию в мир иной душ.***
— Ты смеёшься?! — только и удаётся выдавить, едва я оказываюсь в каком-то... магазинчике? Обшарпанные стены и древний прилавок со скучающим за ним продавцом довольно бандитского вида выглядят как место, которое в ближайшее время может посетить по долгу службы кто-нибудь из жнецов, да только меня сюда притянуло заклинанием, и я смутно припоминаю, что им же в каноне Дин призывал Тессу. — У меня, вообще-то, есть дела в паре штатов отсюда. — Нам нужно поговорить. — И ты решил, что успеешь за шесть минут? — усмехаюсь я, уперев руки в боки. Глупо было ожидать, что после той короткой встречи Винчестер не попытается найти меня снова, но я надеялась, что он не станет впадать в крайности вроде остановки сердца у подпольного врача. Дин подходит ко мне ближе, но я вновь отшатываюсь, чтобы сохранить между нами больше расстояния. — Мы, кажется, решили, что братья Винчестеры завязывают с охотой, — я перехожу в нападение, надеясь, что это умерит пыл Дина. — Мы искали Сингл, — заявляет Винчестер таким тоном, будто это заученный для школьного утренника стишок. — И она больше не хочет знать о нашем существовании. — Разумно с её стороны. Только не объясняет чуть не убившего тебя оборотня. — Ты тоже не объяснила, как тебя угораздило стать жнецом, — парирует охотник небрежно. Хочется закатить глаза от такого любопытства и его рискованных последствий. — Отрабатываю сделку со Смертью, — всё же не скрываю я, вполне серьёзно опасаясь, что, если Дин не услышит ответ сейчас, будет убивать себя снова и снова, пока не добьётся своего. — Великая честь, выгодный обмен, все дела. — Ты стала тем же, что разрушило твой мир, — замечает Винчестер. — А это выглядит, как если бы Смерть оставил мне много вариантов? — ворчу в ответ, хотя история со жнецами в моём родном мире куда запутаннее и Смерти пришлось основательно проредить ряды своих подчинённых, пока он наказывал тех, кто посмел действовать столь радикально без его разрешения. — Такой исход всё же лучше, чем попасть в Ад. Кажется, у Дина припасено ещё что-то из разряда бесед по душам, да только нашу милую болтовню прерывает реанимация его умирающей задницы по истечении шестой минуты. Я лишь надеюсь, что сейчас он чувствует себя настолько отвратительно, что решится повторить нашу встречу ещё очень нескоро.***
Я ошибаюсь. Встреча происходит не через несколько дней, но слишком скоро даже по меркам сверхъестественного времяисчисления. — Кажется, мне всё же стоит забрать тебя в мир иной, — замечаю я, как только Винчестер очередной раз проходит этап осознания собственного внетелесного существования на ближайшие несколько минут и наконец-то отрывается от созерцания собственного бездыханного тела. — По крайней мере, босс уже не против, так что, как видишь, ты ему порядком надоел. — В этот раз я играл по-честному, — возражает Дин. — Снова подставившись под удар на охоте? — Не специально ведь. — Зато вызвал специально меня. О чём ещё нам нужно поговорить? Дин не отвечает, только пристально смотрит на меня, будто хочет запомнить каждую черту, прежде чем мы снова расстанемся, аж неловко становится. В смятении перевожу взгляд на свои руки, лишь бы не видеть его лица, и замечаю на них кровь, а на внутренней стороне предплечий — по глубокому порезу от запястья до локтя. Вся моя одежда — джинсы и футболка со смешным принтом, от которых я давно отказалась в пользу более присущего ангелам делового стиля, оно само собой как-то вышло, — в крови. Жнецы всегда являются в облике, удобном для работы с конкретным умирающим. На сей раз подсознание умирающего, похоже, вернуло тот мой облик, в котором он вспоминает меня по сей день. Можно даже не спрашивать, снятся ли Винчестеру кошмары с моим участием. Наверняка снятся. — Лучше представь меня в тех коротких шортиках. Окровавленные джинсы послушно укорачиваются до слишком провокационной для жизни под одной крышей с двумя мужчинами длины. Не сказать, что руки у меня растут не из того места, но со швейной машинкой я управляюсь так себе. Собственно, какая училка по технологии в средней школе попалась, такие и умения. Впрочем, мы с ней обе мертвы, так что это уже не важно. — Мне... нам тебя не хватает, — выдавливает Дин, наконец. — У тебя всё хорошо? — Жить можно, — бросаю я и только спустя секунду до меня доходит, что за каламбур вышел. — Могло быть и хуже, — пытаюсь я снова, и мне горько слышать, насколько беззаботными выходят мои слова, точно мне плевать на чувства Дина и у нас всего лишь светская беседа. — Сковородка, например. Вы нашли Кроули? — вспоминаю я тот вопрос, которым мы планировали заняться после нашего «отпуска», чтобы максимально пресечь возможные проблемы с Чистилищем и левиафанами, потому что уж чего-чего, а амбиций Кроули бы хватило сделать нечто подобное даже в одиночку. — С ним Мэг разобралась ещё до того, как мы вообще вышли на его след. — А Мэг? Дин как-то нехорошо улыбается и многозначительно проводит большим пальцем по горлу. Конечно, после Нью-Йорка судьба черноглазой оказалась предрешена, и её смерть от рук Винчестеров — дело времени. Я лишь киваю и всматриваюсь в лицо Дина, на что Винчестер отвечает уже грустной улыбкой. Тоска, скорбь, вина, боль, жажда увидеть снова и быть рядом несмотря на риск — вот, что в этой улыбке, и это та смесь безумия, которая будет толкать его на риск ради шести-семи минут разговора дальше, снова и снова, пока в один прекрасный день всё не закончится трагедией. Из нас двоих пути назад нет лишь для меня, а потому пора прекращать это. Так, чтобы наверняка. Так, чтобы следующего раза не случилось. — Значит, братья Винчестеры решили все свои вопросы с нечистью, — подвожу я очевидный, по крайней мере, для меня итог, — мир исцелён и охота больше не нужна. — Ты не... — начинает Дин, но я его перебиваю: — За вами с Сэмом должок, — взмахивая руками, точно одежду на себе показываю, — а потому не смей показываться мне на глаза раньше, чем тебе стукнет девяносто, и ты умрёшь в окружении толпы своих внуков. — Истреблять нечисть — наш... — пытается Винчестер снова, но, кажется, месяцы разлуки стёрли из его памяти всё, что касалось моего упрямства. Теперь возведенного в абсолют, раз уж я теперь не человек и с эмоциями у меня отныне туго. — Больше нет, — перебиваю я его снова. — Поживите для себя, найдите безопасное занятие по душе. Я продала душу за шанс для вас — так воспользуйтесь им, сделайте мою жертву не напрасной. Дин тоже упрямо сжимает губы и оглядывается на брата, который тщетно пытается привести его тело в чувство, пока неотложка в пути. Осталась всего пара минут, и с каждой секундой Сэм, кажется, нервничает всё больше, а голос становится всё отчаяннее. — Ты готов причинять ему боль каждый раз? — добиваю я. — Ты готов однажды занять его место? Держать его, пока он опять умирает у тебя на руках? Винчестер делает долгий и совершенно ненужный ему сейчас выдох, прежде чем произнести простое: — Хорошо. Ты права. — Тогда... тот момент, где мы с тобой прощаемся? — мне хочется плакать. И кричать от того, что отныне слёзы для меня — лишь воспоминание. — Думаю, нам стоит обойтись без поцелуя. Всё-таки ты сейчас при смерти, а я здесь как ангел Смерти. Не хочу забирать тебя в мир иной. Не сегодня. Охотник фыркает и снова смотрит на меня тем же пристальным взглядом, с каким вспоминал день моей гибели. Только теперь я замечаю на себе не короткие шортики, а утеплённые джинсы, промокшие по щиколотку, такие же мокрые тёплые носки и свитер с оленями, дурацкий, который вечно высмеивают по телевизору, но именно потому я его и носила — чтобы выпендриться. Провожу рукой по своим волосам, ловлю внезапно удлинившуюся прядь и неловко тяну её к глазам — выцветший красный. Кажется, наша первая встреча. — Прощай, — произносит Дин, наконец. — Стой, — восклицаю я, едва он отворачивается. — Чуть не забыла: передай Сэму, что я... — Что ты наконец-то его простила? Может, в этом виновато моё искажённое эмоциональное восприятие, может, я слишком много подглядывала за Сэмом последние дни, но в конце концов остался лишь один вывод: я не могу больше ненавидеть его за все ошибки, он искупил их сполна, и стоило признать это раньше, пока ещё был шанс вспомнить, каково это — жить под одной крышей мирно, насладиться ощущением дружной семьи, а не холодным безразличием. Ненависть вообще слишком сильное чувство, чтобы испытывать его к тому, кто тебе безразличен, однако я поняла это слишком поздно. — Я пыталась сказать ему лично, но он постоянно просыпается. Думает, что кошмар снится. — Погоди, — хмурится Винчестер. — Ты можешь приходить во снах? Я мигом прикусываю язык — сболтнула лишнего и теперь все мои увещевания насмарку. Тут самое время солгать, да вот незадача: жнецы не умеют лгать. Сама по себе смерть всегда чиста, в ней нет лжи или притворства, и это накладывает отпечаток на ангелов всадника. — Никто, кроме тебя, не знает, — начинаю я осторожно, тщательно выбирая слова, — что я пыталась общаться с Сэмом. Это вроде как запрещено, — хотя соблазн ослушаться приказа Смерти велик, и мы с Дином могли бы общаться ночи напролет ещё много лет, но я умерла и не оживу, так зачем терзать его душу и дарить ложную надежду? Отпустить его будет правильнее. — Жнецам не пристало приходить к живым и здоровым. Меня могут навеки отправить в Пустоту. — Тогда обещай, что будешь первой, кто встретит меня после моей окончательной смерти в девяносто лет, — криво усмехается Винчестер и уходит, возвращается в своё тело к одинаковому вздоху облегчения у нас с Сэмом. — Обещаю, — шепчу ему прямо на ухо, прежде чем уйти за другими душами. Ещё не до конца осознающий реальность Дин смешно вертит головой, пытаясь сообразить, откуда ему послышался голос.***
Спустя год Дина и Сэма Винчестеров больше нет. Спустя год некие братья Кэмпбеллы открывают в Остине бар. Пока младший занимается юридическим сопровождением бизнеса, старший становится сердцем и душой заведения, на пару со своим старым другом, Ли Уэббом, закатывая по пятницам такие вечеринки, что слава о них расползается не только по Остину, но и по половине Техаса. Как ни странно, Ли быстрее, чем Сэму, удаётся убедить Дина бросить охоту и плюнуть на все сверхъестественные штучки. Дин не остаётся в долгу и помогает Ли адаптироваться в мире простых людей с простыми проблемами, к которому они оба не принадлежали вот уже много лет, без труда сдерживает его порывы взять со Вселенной то, что причитается, а их взаимная поддержка срабатывает лучше любого психолога. Настолько, что не проходит и пары лет, как Дин начинает задумываться над поездкой в Индиану с самым что ни на есть романтическим визитом к той, кто всегда готова его понять и принять — Лизе Брейден. Это желание не появляется с бухты-барахты, но Дин поддаётся ему только когда уверяется, что не отравит жизнь Лизы и Бена своей болью. Сэм тоже не сидит в Остине безвылазно: восстанавливается в Стэнфорде, снова получает стипендию и блестяще оканчивает его. Охоту Сэм бросает так же безоглядно, как и брат, хотя охота не бросает его: на выпускном курсе приходится столкнуться с банши и милой глухой ирландкой, одержимой местью этой твари. Банши-то Сэм побеждает, но вот свои чувства к Эйлин Лихи — нет, да и не пытается, а потому, окрылённый, зубрит ночами амслен и защищает на нём часть своей выпускной работы, лишь бы впечатлить Эйлин. Годы приятной обоим братьям рутины завершаются вполне предсказуемо: безмятежной старостью в окружении любящих детей и внуков. Небеса и Ад не тревожат никого из них — помогает громкое имя и разумные меры предосторожности, которыми каждый младший Кэмпбелл овладевает раньше, чем учится считать до ста, — и единственной нечистью, следящей за их большой дружной семьёй, оказываюсь я. Просто иногда наблюдаю за ними, будто увлекательный сериал смотрю, и не пытаюсь вмешиваться. В конце концов, Дин Кэмпбелл, владелец крупной сети баров на юге США, умирает в собственной постели спустя всего несколько часов после празднования своего девяностого дня рождения — засыпает и не просыпается. И не позволяет забрать себя до тех пор, пока мы не обсуждаем, кажется, всё на свете. Сэм Кэмпбелл, известный юрист, прославившийся успехом в громких делах и смелыми публикациями на тему этики, сооснователь адвокатской конторы «Сэйлин и семья», отстаёт от брата всего на семь лет, прежде чем присоединяется к нему в их последнем путешествии. Я тепло приветствую его на пути в их семейный Рай. А мир? Мир исцелён._________________________
[1] Кингс-Кросс — железнодорожный вокзал в северо-восточной части Лондона — Камдене, рядом с вокзалом Сент-Панкрас. Вокзал Кингс-Кросс строился к открытию первой всемирной выставки по проекту Джона Тернбулла и Льюиса Кабитта. Здание вокзала было открыто 14 октября 1852 года. В серии романов Дж. К. Роулинг «Гарри Поттер» утверждается, что между платформами 9 и 10 есть потайной проход на волшебную платформу 9¾, от которой отходит экспресс в Хогвартс. [2] Эмбер Волакис — персонаж четвёртого сезона американского медицинского телесериала «Доктор Хаус», врач-радиолог, одна из бывших членов диагностической команды Хауса и девушка его друга, Джеймса Уилсона. Умерла от осложнений после автобусной аварии, в которую попала вместе с Хаусом. Находясь в коме после попыток вспомнить причину осложнений Эмбер, Хаус встречает её призрак и размышляет с ней о несправедливости её смерти [3] В «Звёздный путь: Оригинальный сериал», выходившем в 1966-1969 гг., костюм мужчин, служащих на борту USS Энтерпрайз (NCC-1701), состоит из цветного кителя, значка в форме стилизованной дельты на левой стороне груди, темно-серых брюк (на экране они выглядят чёрными) и чёрных ботинок. Женщины обычно носят официальное платье, чёрные колготки и ботинки, хотя иногда их можно видеть и в «мужской» форме. Цвет кителя обозначает подразделение, к которой принадлежит служащий: рулевой носит жёлто-зелёную форму, научный и медицинский персонал — синюю, оперативный и инженерный персонал — красную, прочие — бежевую. Частая гибель персонажей в красной форме породила шуточный термин «краснорубашечники», а сопровождающая это событие коронная фраза судового врача Леонарда «Боунса» МакКоя «Он мёртв, Джим» — отдельный мем.