Aftermath

Сожжение. И опять новые мысли. Последние в этом сборнике. Последние... Последние... Я заклинаю себя. Иначе... Иначе... So bad. So... mad... MAD. Раздирает чувство льда внутри меня. Льдинки застывают на венах, бугрят кожу, покрывающую их. А холод идет из сердца. А в сердце он поступает извне. Большими порциями, зараженным безразличием и непониманием воздухом. Льдинки прорезают кожу и под бодрое течение крови вылезают наружу. Все руки в шипах из замерзшей воды. С привкусом крови. Мои извилины ползают по мозгу и стремятся породить все бОльшие безумные ужасы. Все, что идет из моей души. Плачут маски моих личин, плачут песни в моих ушах. Веселятся лишь лица окружающих. Издевательство повсюду. Почему же вы такие тусклые, перегоревшие буквы магазинных вывесок? Почему вы не исчезнете с моих глаз, раз мой взгляд не желает обратиться к более лицеприятным вещам? Во времени выгрызает все из моих глазниц, желает вернуть черепу его незагрязненность кожей и всем остальным. Облезают кровавые ошметки кожи с лица, отслаиваются кристаллы глаз. Роговица их покрыта воспаленным несчастьем. На мышцах, некогда активно преобразующих мою мимику во что-либо логичное, повисли печати холода. Кристаллики льда выступают по всему черепу. Они настолько твердые. Наверное, внутренняя моя температура просто не позволяет проникнуть хоть одной частичке тепла. Я не могу рассказать. У меня не получается. Мой разум неконтролируемый. Душа жаждет пламени. Я хочу гореть. Чтобы меня сожгли! Если в мире не существует других признаков тепла. Бензин, спичка, коробок, полустертая коричневатая полоска на боку коробка. Крепкое движение спичкой по этой части и в меня. И даже с бензином нет возгорания. Мешает необыкновенный неестественный лед, который лезет глыбами отовсюду. Мой череп изо льда. Он тает и холодом обжигает мои окровавленные ладони, которые заставляют мои руки держаться за голову. Тает и замерзает. Раскалывается и собирается. Сердце не стучит. Оно клокочет и замедляется, кровь вытекает из потрескавшихся сосудов и течет на кишечник, который и сам обильно плюется кровью. Почки удаляются друг от друга, вырезанные жестоким киллером и звенят, словно погребальные колокола. Он повесит их перед моим онемевшим телом на стену. Обледеневшие и изрядно покусанные временем. Время меня лечит. Оно успокаивает на время прошлые боли, собирает новые, а потом вместе с новшествами активирует старые. Чем дальше, тем лучше. Смерть убежала, и мне не лучше. Мое будущее замызгано гнилью тухлой плоти, которая аппетитным зеленовато-серым веществом не привлекает каннибала. Мы такие, какие есть. У нас есть мы. У каждого из нас есть только отражение, которое гораздо лучше оригинала. Оно живет, только пока отражается в зеркале. Живет и смеется, не почувствовав еще обратную сторону жизни. Или переднюю часть? Язык вываливается изо рта, практически обледеневший и очень длинный. Он мешает дышать, я вырезаю из него психически неуравновешенные фигурки. Я не выдаю чужих секретов. Я их не помню. Моя память постоянно сжирается временем, брызгающим слюнями и кровавыми ошметками, некогда бывшими ровными частями моей души. У меня есть свои секреты. Секреты, которые желают сгореть. О которых, даже я не догадываюсь. И которые окружающие лучше меня знают. Действительно, много ли знаний в бреду?! И пусть отсчитывают секунды моей жизни не сердце, а нервные тики, по одному на каждый глаз, я желаю сжечь. Сжечь плоть как бумагу. Может, так я сожгу остатки души, висящие пленником на кусках замороженного сгнившего мяса... Со мной все в порядке. Все хорошо.