Музыка - здесь и сейчас

Бьякуя нервно постучал пальцами по столешнице – привычка, приобретенная с детства. Взгляд продюсера был необычайно задумчив, а на столе перед ним белел листок бумаги, исписанный угловатым, острым почерком. Бьякуя раздраженно вздохнул. группа уже давно ушла на репетицию, Рукия отправилась с ними же. Кучики уже давно перестал контролировать ребят – он им что, нянька? Сами разберутся. У них мозги есть. Бьякуя предпочитал улаживать экономические проблемы, гастроли, разъезды, запись нового альбома. Который, кстати планировали выпустить уже через полгода, а к его записи еще даже не приступали. Группа ушла уже давно, и Бьякуя позорным образом их уход проспал. Его это как-то мало печалило – он спокойно позавтракал, а затем уселся за компьютер – дела еще никто не отменял. После двух часов беспрерывной работы Кучики устало потер болевшие глаза и окинул взглядом пустой номер, чтобы хоть как-то отвлечься от надоевшего свечения монитора. И глазами зацепился за тетрадный лист, неряшливо брошенный на полу. Бьякуя долго уговаривал себя, увещевал, грозился и даже пробовал губы кусать. Любопытство кошку сгубило – кого это останавливало? Белый прямоугольник притягивал взгляд, и Бьякуя, воровато оглядевшись, поддался искушению – метнулся к злосчастному листку, быстро поднял его, рывком развернул… В глаза ударил незнакомый почерк – резкий, продавливающий бумагу, спешащий. Кучики сел в кресло и положил лист перед собой, пробегая глазами по неровным строчкам. «Ты скажи пароль Я скажу ответ Ты уже во мне Я уже в тебе. Нам не глубоко Страшно и легко Старая игра В стиле кто кого». Бьякуя хмыкнул – неровная рифма, ритм… Почерк незнакомый – Рукия? Или Ренджи? Да мало ли у кого мог выпасть этот клочок бумаги! У той же самой Йоруичи. Установить автора казалось невозможным. Стихи были тяжелыми, в духе текстов «Кукловода», причем явно напоминающая предыдущий альбом – тот самый, с сексуальным подтекстом, песни из которого Улькиорра отказывался петь, ссылаясь на то, что «Это разврат и пошлость». А потом ничего, втянулись, песни полюбились, и не только группе, но и многотысячной толпе фанатов. «Удивляться и влюбляться, Падать вниз и подниматься. Эти камни знали многих – От любви так много боли!.. Много слёз и алкоголя, На душе потом мозоли Мышцы сердца коченеют… Ничего, мы все успеем». Буквы скакали, написанные в угаре – навряд ли пьяном, скорее творческом. Бьякуя хмыкнул, выбивая на столешнице барабанную дробь и прекрасно зная, что не попадает в ноту – ну и пусть, не до этого. Стихи были хорошими – неровности были, спорить нельзя, но… Они западали в душу, оставляли шрамы-следы. Больше строчек не было – видно, закончить было тяжело. Бьякуя хмыкнул, откидываясь на спинку кресла и прикрывая глаза. строчки были меткие, бьющие острым почерком. В голове заплясали обрывки кукловодовских мелодий, когда-то начатых и брошенных а полдороге – казалось, что необходимо было написать на эти строчки музыку, наложить, сыграть… Но, черт подери, автора было не угадать. Нельзя было даже попробовать эту песню выпустить – у группы потом могут быть проблемы. А переделывать было не с руки – потому что невозможно было разбить эти строчки, они казались неполными в перестройке. Вот уж проблема из проблем… Бьякуя устало взглянул на часы – уже почти одиннадцать утра. Завтра, ровно в это же время начнется первый тур – первое выступление. Сегодня явно будет жарко, а завтра можно будет и вовсе сгореть в этом пламени эмоций и переживаний. Кучики хмыкнул, и между бровей залегла глубокая складка. Йоруити Сихоин явно не просто навестить его приехала – она наверняка подала заявку на участие. Брюнет чертыхнулся. Победить эту драную кошку – раньше, еще лет семь назад, ему казалось это невозможным. Йоруити была признанной звездой, легендой – а потом канула в небытие, растворилась, словно исчезла. Как же она завтра выйдет – легко, непринужденно? Или с тяжелым сердцем? Ее наверняка встретят ликованием – вернулась легенда. Кучики поджал губы – смогут ли они своей музыкой перебить ту радость и бешеный восторг от возвращения кошки к музыке? Бьякуя поднялся, засовывая листок в карман пиджака. Разобраться со всеми этими вопросами можно и потом – сейчас же можно найти Ичимару и поговорить о завтрашнем дне. Да, именно так. И не думать о Йоруити, не думать о вчерашнем странном поведении Ренджи, не думать о найденных на полу стихах. Все это потом. *** Рукия весело рассмеялась. Репетиция шла полным ходом, и как всегда, царила веселая, пьянящая свободой общения обстановка. Ичиго с напускной строгостью восседал на кресле, явно пародируя старшего Кучики, но его временами пробивало на истерический смех. Широсаки сегодня был на редкость меланхоличен и доволен жизнью – не реагировал на подколы и излучал ауру доброты и любови к земному шару, чего раньше с заядлым социопатом не случалось. Гриммджоу корчил кислую мину и хлебал пиво из уже привычной бутылки. Улькиорра же был совершенно спокоен и легко наигрывал на пианино какую-то мелодию, задумчиво глядя куда-то вдаль. - Может, займемся репетицией? Уже час тут просто так валандаемся, - предложил Ичиго, обводя взглядом всех остальных. Хичиго только лениво потянулся, а Гриммджоу многозначительно выкинул смятую пивную банку в окно. - А если Бьякуя заглянет? – спросил Ичиго, с опаской косясь на дверь. По группе пробежала дрожь – продюсера боялись все, Кучики страшен в гневе. Но лень все-таки была сильнее. Ренджи, до этого не подававший признаков жизни, дернулся и хрипло протянул: - Да пошел он нах*й… Рукия взвилась, одаривая друга детства подзатыльником: - Ренджи, дурак! Не смей так говорить про брата! - Кому брат, а кому… - ответил барабанщик строчкой из анекдота, потирая гудящую голову. Все-таки зря он вчера столько выкурил… Голова трещала, как от похмелья, а язык еле ворочался во рту. А все этот Кучики виноват… Так, стоп, не думать про Кучики. Не думать и все. Абарай потянулся и тяжело бросил: - Ладно, ребят, давайте хоть одну песню сыграем. Как-никак, завтра выступать. Лениво расселись по инструментам, поддерживая атмосферу всеобщей расслабленности и лени. Рукия задумчиво подперла острый подбородок рукой, глядя на музыкантов. Сейчас все изменится – она уже привыкла. Вся расслабленность сойдет, как краска под дождем, оставив только сосредоточенность и гоняющую кровь музыку. - Давайте «Кто украл мою звезду», - Хичиго кивнул, привычно вставая за микрофон. Рукия глядела на это все уже с привычным теплом. Она полюбила эту группу, полюбила этих ребят, полюбила… Музыка лилась легко, без напряжения. Рукия завороженно следила за отточенными движениями музыкантов, не отводя взгляд и даже забывая про то, что нужно моргать. Вот Гриммджоу ухмыляется своим мыслям и легко пробегает пальцами по струнам своей любимой гитары. Хичиго прикрывает глаза, пропевая слова песни своим хриплым, похожим на скрежет металла, голосом. Улькиорра подпевает, пальцами едва касаясь черно-белых клавиш. Рукия переводит взгляд на Ренджи и ловит его ответный взгляд на себе – веселый, мол, «смотри и учись». Абарай подбрасывает палочки – те прокручиваются, и Рукия завороженно наблюдает за этим вращением, - а потом ловит ловко, возвращаясь к музыке. Рукия качает головой и улыбается уголками губ – выпендрежник, думает она тепло. *** Куросаки резко мотнул головой, поспешно отводя взгляд, и взял нотой выше, за что получил удивленный взгляд от брата и неодобрительный – Улькиорры. Ичиго только дернул плечом и вернулся в музыку, с силой зажимая пальцами струны – до боли, пусть так. От его внимания не ускользнули взгляды, которыми минуту назад обменивались Ренджи и Рукия. И это не первые подобные случаи - так тянется уже вторую неделю. Ичиго с досадой прикусил губу и нахмурился. Конечно, они вместе, о чем тут разговор? Она так на него смотрела… С такой нежной заботой, с таким вниманием! Черт подери, тошнит от этого. Абарай же широко усмехнулся, принимая эти взгляд как должное. Мол, «я тебя тоже, дорогая». Тьфу ты… Как в старом дамском сериале, как пошло. Куросаки, как низко ты опустился. Ичиго чувствовал, как поднимается досада и злость – на Рукию, на Ренджи, на себя. Он уже плохо слышал музыку и играл чисто на автомате, не вкладывая в песню ничего своего – просто вел мелодию. Веселый задор от игры пропал, оставалось только терпеть. Что, кстати, не могло укрыться от внимания младшего брата. *** - Эй, Ичиго, - на плечо гитариста легла широкая загорелая ладонь. Ренджи, мать его. Куросаки резко дернул молнию на чехле гитары, но ту, как назло, заело. - Чего тебе? – хмуро бросил Ичиго, не глядя на друга. Абарай чуть сжал пальцы и посмотрел на друга внимательным взглядом. Ичиго вел себя… непривычно, странно. Отводил взгляд, сжимал челюсти, хмурился больше обычного. Чутье подсказывало барабанщику, что что-то происходит. И он хотел разобраться, что. - Что с тобой? – спросил Ренджи – как всегда, прямо, без обиняков. Куросаки дернул плечом, вырываясь из хватки друга, и закинул на плечо чехол с гитарой, раздраженно мотнув головой. - Все нормально, - сумрачно бросил Ичиго, впервые взглянув на Ренджи. Тот стоял с нелепо вскинутой рукой, которую так и не опустил, и смотрел на Ичиго внимательно, с немым вопросом в каре-алых глазах. Ичиго почувствовал, как снова поднимается злая, жгучая досада на этого аловолосого парня. «В чем дело? За что так злюсь? Потому что именно этот парень обладает маленькой брюнеткой с огромными синими глазами? Он, а не я?». - Нет, не нормально, - припечатал Ренджи, все-таки опуская руку и засовывая ее в карман, - Ты какой-то сумрачный сегодня. Утром такого не было. Что-то случилось на репетиции? Куросаки сжал челюсти – с силой, так, что они почти хрустнули, и выдавил: - Я же сказал, что все нормально. Оставь. Меня. В покое! – Куросаки сорвался на хриплый крик и тяжело выдохнул. Злость клубилась тяжелым дымом, заволакивая сознание, заставляла сжиматься кулаки и кипеть кровь. Ренджи невольно отступил на шаг под бешеным взглядом стремительно чернеющих карих глаз, но быстро взял себя в руки. Снова ухватил уже развернувшегося друга за локоть, дернул на себя. - Да что происходит, черт тебя дери?! – уже раздражаясь, воскликнул Абарай. Куросаки без слов развернулся и, чувствуя, как сознание заполняет черное, тягучее чувство, без слов размахнулся и ударил лучшего друга в скулу. Голова Абарая мотнулась, сам барабанщик отступил назад, выпуская локоть Ичиго. Ренджи пальцами мазнул по пылающей щеке – черт подери, кожа содрана. Поднял мутный, злой взгляд на рыжего гитариста, с глухим рычанием налетел на него, сбивая с ног. Парни покатились по полу, гитара Ичиго была отброшена в сторону, к стене, жалобно звякнув струнами. Куросаки бессвязно матерился, пока еще не осознавая всю глупость ситуации. Кровь шумела в висках, перебивая мысли, костяшки, отбитые частично об пол, а частично о ребра и лицо друга, неприятно саднили. Болело колено – видно, Абарай его туда пнул, - противно ныл ушибленный затылок, шея, где побывали чужие кулаки. Злость торжествовала, выпущенная на свободу. Туман в голове, перед глазами только цветные пятна… Кто-то налетел на Ичиго, их растащили в разные стороны. Чьи-то крики – судя по голосу, Гриммджоу. Куросаки еще рвался вперед, туда, где маячила копна красных встрепанных волос, но пара хлестких ударов по щекам заставила обмякнуть, опустить голову на грудь, тяжело дыша. Туман медленно рассеивался – Ичиго видел очертания зала, брошенную к стене любимую гитару. Перед глазами возникло бледное, ожесточенное тихой яростью лицо Хичиго. Брат встряхнул безвольно обмякшего гитариста, зашипел ему прямо в лицо: - Вы что, ополоумели?! Два идиота! Его отпустили – оказывается, его удерживал не только Хичиго, но еще и Гриммджоу. Тот только присвистнул, выражая свои эмоции. Да что с него взять, ему вообще наплевать, кто и с кем дерется – лишь бы драка была хорошая. А судя по болевым ощущениям на ребрах, она именно такой и была. Куросаки перевел взгляд дальше. Там уже самостоятельно стоял Ренджи, сплевывая на пол темную кровь. Рядом с ним стоял Улькиорра, пофигистично засунув руки в карманы. Но выражение зеленых глаз брюнета не сулило ничего хорошего. «Бьякуе настучит», - отстраненно подумал Куросаки, подхватывая снова взвизгнувшую гитару. Рукия озабоченно хлопотала вокруг Ренджи, что-то сердито выговаривая ему, но в то же время с нежной заботой стирая с его щеки кровавую полосу, выступившую из рассеченной кожи. Ичиго сплюнул на пол и вышел, с пинка распахнув дверь. Репетиция была окончена. *** Ренджи тяжело выдохнул, отмахиваясь от Рукии. Черт возьми, что это вообще сейчас было? Неплохо бы узнать ответ на этот вопрос у самого Куросаки. Такую злость в смеющихся карих глазах Ренджи не видел уже лет восемь, наверное, а то и больше. А вот теперь снова… Откуда-то в груди засело плотное чувство дежавю. Словно это уже когда-то было, когда-то давно. - Кретины, - емко высказалась Рукия и закусила губу, - Идиоты… Ренджи отвел взгляд и независимо засунул руки в карманы, набычившись, как провинившийся ученик перед сердобольной учительницей. - Это Ичиго твой кретин, - тяжело бросил Ренджи, вытирая выступившую на губах кровь. Черт подери, надо бы переодеться – майка спереди была в бурых пятнах, да и лицо, наверное, все было в крови – удар у Ичиго тяжелый. - Ренджи, у тебя… - Рукия испуганно притихла, глядя на барабанщика блестящим взглядом синих глаз, в которых плескалось море тревоги. Ренджи потрепал подругу по голове, взъерошив короткие черные пряди на макушке, и улыбнулся разбитыми губами: - Ничего, мелочь, все в порядке. Дождись меня здесь, ладно? Я только переоденусь, а потом поговорим обо всем. Ренджи окинул безмолвствующую группу тяжелым, отчасти непонимающим взглядом, и вышел за дверь, на ходу вытирая подбородок, весь перепачканный в темной крови. Абарай искренне недоумевал – в чем дело? Что такого произошло, что всегда спокойный и уравновешенный Ичиго стал вдруг срываться на своем друге? Да, Ичиго мог вспылить, но он никогда не позволял себе срывать злость и усталость на друзьях. Или дело в самом Ренджи? Но в чем он так провинился перед рыжим гитаристом? Абарай вспомнил его взгляд – сумрачный, тяжелый, жгучий. Сейчас примешивалась досада на эту рыжую задницу – какого черта он на него накинулся?! А теперь еще и наверняка объясняться с Бьякуей. Не хотелось светиться перед аристократичным брюнетом своим «красиво разукрашенным лицом». Может, его нет в номере? Ренджи тихонько приоткрыл дверь в номер. Было темно, и затеплилась надежда – может, Кучики и правда куда-то смылся? Было бы здорово, честно слово. Ренджи скинул обувь и прошел в комнату. Бьякуя был в номере. Сидел в кресле – без света, зато с настольной лампой – и что-то читал. Черные волосы были небрежно перекинуты через плечо и перехвачены черным шнурком, на кончике тонкого носа сидели очки в серебристой оправе. Бьякуя поднял глаза от книги, и взгляд его изменился. Книга было отложена в сторону, Кучики выпрямился, разглядывая Ренджи. Тот дернул плечом – отвали, мол. Бьякуя тяжело вздохнул и щелкнул выключателем. Вспыхнул свет. - Что случилось? – обманчиво спокойно спросил Кучики, складывая руки на коленях. Абарай предпочел оставить вопрос без ответа, только взгляд отвел. Бьякуя снова вздохнул и легко поднялся, кивнув на диван: - Сядь. Ренджи послушно сел. Черт возьми. Как же ему сегодня не везет. Ему вообще перестало везти с тех пор, как он встретил этого напыщенного, гордого, самоуверенного, высокомерного… Ренджи прикрыл глаза, чтобы свет не так резал их, и откинулся на спинку дивана. Лицо еще болело, не сильно, однако ощутимо. «Надеюсь, этот рыжий ублюдок не сломал мне нос». Рядом зашелестели шаги, на другой конец дивана сел Кучики. Ренджи приоткрыл глаза – в руках Бьякуя держал аптечку. - Повернись ко мне, - скомандовал брюнет, и Ренджи послушно наклонился, подставляя лицо под прохладную вату, смоченную водой. Сердце сделало сальто-мортале, а ноги отказали совсем от мягких прикосновений. «Он что, решил свести меня с ума?», - жалобно подумал Ренджи, чувствуя, как пересыхает в горле, - «Почему он это делает?» *** «Почему я это делаю?», - промелькнула здравая мысль в черноволосой голове, - «Мог бы просто всучить ему аптечку, пусть сам бы разбирался – чай, не маленький». Бьякуя осторожно прошелся ватой по острой скуле, смывая уже подсыхающую кровь с загорелой кожи. Вата медленно окрашивалась красным, как и пальцы Кучики. Ренджи даже сейчас казался неуловимо-красивым – пусть и с разбитым лицом. Гордо поднятая голова, закушенная губа, немного порванный, но все равно приподнятый уголок губ. Резкие росчерки татуировок на лбу тоже были покрыты размазанной кровью – видно, бровь рассечена. Много крови запеклось под носом – черт, неужели перелом? Кучики мягко промокнул ссадину на подбородке и на секунду задержал дыхание. Ренджи замер, напрягся под его прикосновениями, отвел взгляд. «Например, то, что этот парень влюблен в тебя», - зазвучал в голове задумчиво-веселый голос Йоруити. Бьякуя мысленно дал себе пощечину – заткнись, заткнись немедленно! Дело не в том, кто там в тебя влюблен или нет. Просто барабанщик твоей группы, которому нехило досталось по лицу – вот и все. Бьякуя окунул ватку в стакан с холодной водой, которая немедленно окрасилась в мутно-красный цвет, запахла железом. Стереть кровь на щеке, осторожно пройтись по крыльям носа, спуститься вниз и замереть у тонких губ. Ренджи осторожно выдохнул, Бьякуя почувствовал горячее дыхание на своих пальцах. Быстро, но осторожно стереть кровь у уголка очерченных губ, не задерживаясь ни на секунду, снова вверх по скуле. Ренджи на секунду посмотрел на брюнета – внимательно, проникая взглядом куда-то глубже, чем можно позволить. Бьякуя неловко мазнул пальцами по щеке, задел пахнущими кровью пальцами мягкую, горячую щеку. Что-то с треском разбилось – или это в голове зазвенело? Ренджи дернул рукой, словно хотел накрыть пальцы Кучики своей ладонью. Бьякуя поспешно отдернул руку, словно обжегся, и резко встал. - Дальше сам, - бросил он не глядящему на него барабанщику и направился в ванную, оставляя Ренджи в смятении кусать разбитые губы. *** Ичиго угрюмо вздохнул, снова толкая тяжелую дверь репетиционного зала. Странно, что еще никого нет – группа «Кукловод» разошлась уже как с полчаса, а зал еще не занят. Но так даже лучше. Совесть грызла душу с неумолимой жестокостью, царапала сердце острыми коготками. Как, как он, елки-палки, мог сорваться на своем лучшем друге? Куросаки тяжело вздохнул. Непонятная злость в душе улеглась, и теперь осталось раскаяние и вина. «Надо попросить у Ренджи прощения», - промелькнула здравая мысль. - Ичиго? – мелодичный, звонкий голос от окна. Куросаки вздрогнул – с подоконника ловко спрыгнула миниатюрная фигурка синеглазой брюнетки. Той самой, из-за которой он разбил лицо своему другу. Вот же ересь какая… - Рукия? Ты почему еще здесь? – хорошо, хоть с голосом справился, придал ему спокойствие и видимость небрежности. Девушка подошла, махнула рукой – на тонком запястье мелькнула серебристая цепочка. - Ренджи попросил подождать его здесь, - ответила Кучики, разглядывая помрачневшего гитариста, - Ичиго, в чем дело? Из-за чего вы подрались? Куросаки унял снова начинавший клубиться туман при звуке имени Абарая, сумел безразлично пожать плечами: - Да так… Не говорить же, что из-за нее! Абсурд. Рукия только вздохнула, и по красивому лицу пробежала тень. - У тебя кровь… - девушка осторожно провела пальцами по виску, пачкая руки в уже запекавшейся черной крови. Куросаки дернулся под мягкими прикосновениями, отстраняясь и отводя взгляд: - Да ничего, заживет. Рукия обеспокоенно заглянула ему в лицо, кусая губы: - Да ничего не заживет! А вдруг заражение? Нужно смазать чем-нибудь. Девушка снова вытянулась, провела ладошкой по ключице, на которой тоже была содрана кожа. По телу прошел электрический разряд, Ичиго дернулся, перехватывая маленькую руку с серебристым браслетом на изящном запястье. - Не надо, - отчего-то хрипло попросил Куросаки, отпуская недоумевающую бардессу. И с досады ляпнул, - Лучше позаботься о Ренджи. Слова вылетели с невольной горечью, со злой усмешкой на слегка распухших губах. Рукия скрестила руки на груди: - При чем тут Ренджи? Придурок, я о тебе забочусь! Куросаки широко распахнул глаза. Заботится… о нем? В памяти всплыла картина – Ренджи стоит, опираясь руками о колени и сплевывает на ковер темную кровь, а Рукия тревожно сжимает в кулачке его майку, проводя ладонями по его щекам. И снова в душе всколыхнулась змея, черными кольцами обхватила сердце, больно сдавливая виски. Ичиго до боли стиснул зубы и проговорил - устало, с несдержанной в какой-то момент болью: - Не надо обо мне заботиться. Ничего не слушая, Ичиго вышел из зала, оставляя Рукию растерянно сжимать кулаки, ощущая на себе странный взгляд карих глаз. Агата Кристи, "Пароль" (Последняя строчка намеренно изменена автором)