Голодные игры: Возвращение

- Эдвард, ну выпей. - Не буду! Я опускаю голову и обессилено выдыхаю скопившийся в лёгких воздух, требуя, чтобы Эдвард выпил молоко, которое я и Пурин добыли с большим трудом – пришлось сначала искать стадо древесных козочек, которые безобидны только на первый взгляд, а затем доить. Делали мы это очень странно: одна держала, без конца и края кормила пучками травы, а другая доила. Держать и кормить пришлось мне, и в итоге у меня оказались покусаны все руки. И после таких вот жертв он отказывается выпить его! - Не смотри на меня так, - отзывается он. – Я не просил вас бегать за козами! – интересно, откуда он знает, о чём я только что подумала? - Послушай, - вмешивается Пурин, – если ты не выпьешь молоко, то у тебя никогда не заживут раны. - Заживут, - поворачиваюсь и опровергаю её же слова. – Есть ведь отвары, мази и всё такое прочее, что можно сделать из растений. - Вот и делай, а этот мерзкий коровий сок я пить не буду! – Эдвард ведёт себя как ребёнок. Иногда даже смешно становится смотреть, как сейчас, например. Я не сдерживаюсь и прикрываю рот ладонью. - Козий, - поправляет Пурин. Почему-то она и Эдвард не ладят, а почему, я не знаю. Качаю головой и, отвернувшись от обоих, принимаюсь сортировать травы, которые мне принесла моя союзница. Эдвард отдал мне «под травки» свою сумку, так как все наши вещи мы сложили в рюкзак Пурин, ведь он у неё очень большой, да ещё и с двойным дном! Мне нравится лечить. Я получаю от этого какое-то удовольствие, которое сложно назвать эстетическим, да и на обычное удовольствие от превосходства над другими это не тянет. Просто нравится. - Я пошёл, - оповещает Эдвард и поднимается с травы. Днём мы спускаемся вниз, потому что лечить на дереве не так уж и удобно, а к реке последние пару дней никто подходить не решается – она так разбушевалась, что грозится вот-вот выйти из берегов и сломать наше деревце. - Куда? – возмущаюсь. – Я же ещё не перевязала тебе раны! Он не отвечает и всё-таки уходит. Ну и ладно! Если чем-то заразится, то отпаивать и выхаживать на этот раз точно не буду. Хотя нет, буду. Он уже не единожды спасал меня от диких зверей, даже будучи болен. Настоящий герой. Вздыхаю. Герой-то он герой, никто не спорит, но вот лечиться всё же надо. - Не обращай внимания, - Пурин машет рукой в его сторону, мол, и переживать не стоит. Я с нею согласна. Не стоит за него волноваться – он пройдёт всё и вернётся домой победителем. Я рада помогать ему, ведь его брат будет так рад возвращению, так рад, что я готова даже умереть, чтобы он вернулся в свой одиннадцатый дистрикт. Пурин сворачивается калачиком в корнях дерева и начинает бубнить что-то себе под нос. Я её почти не слышу. Она всегда разговаривает перед тем, как уснуть, и совсем немножко во сне. Рассказывает кому-то о том, как проходят её дни, иногда зовёт маму. Мне даже немного нравится засыпать под это неясное, но очень нежное бормотание, напоминающее разговоры мамы с бабушкой на кухне при тусклой лампочке или шелест закипающего чайника. Я прикрываю глаза. Мама, бабушка, дедушка... где же они сейчас? Как там без меня? Облизываю обветренную губу. Живы ли... Думай о хорошем, думай о хорошем, думай о хорошем, думай, думай, думай! Хватит! Небо сейчас приятного молочного оттенка, а солнечные пятна на облаках напоминают растопленное сливочное масло в манной каше. Красиво. Бабушка любит манную кашу, а я нет. Если я выживу, то уже никогда не стану отказываться от бабушкиной каши. Какой бы противной на вид она ни была. Садар ещё жив. Ему, наверное, хорошо с профи, ведь у него сейчас есть всё, что ни пожелаешь: защита, кров, какое-никакое питание и даже красивая девушка под боком. Как ни обидно об этом думать, но Садару я не нравлюсь, иначе он бы пошёл со мной. Мне не грустно, нет-нет, и я даже не ревную совсем... мне всё равно? Главное, что его не показали на ночном небе. Пурин вертится во сне, и я накрываю её своим плащиком. Мне самой не холодно: у меня тёплая кофта. Сижу рядом и думаю, что неплохо бы приготовить для неё и Эдварда - если он вернётся - немного еды. Двигаться не хочется – так бы и лежала в траве, жмурясь на манное небо, - но без дела нельзя. Встаю и оглядываюсь в поисках съестного. Практически у ног скопления мелких пятнистых ягодок неравномерного цвета, будто с гнильцой, но их трогать нельзя – я прочитала на тренировках, что от них на языке зелёные прыщи появляются, а потом во рту образуются жуткие ожоги, когда эти самые прыщи начинают лопаться. А вот чуть поодаль виднеется кустик с жёлтыми огурцами. Их есть не только можно, но и нужно: в них много полезных организму веществ, и по составу плод жёлтого огурца схож с птичьим мясом. В общем, стоит собрать их ещё, потому что то, что было, я скормила Эдварду в какой-то степени против его воли: он же болеет, а значит, ему нужно больше витаминов кушать, сил набираться. Руку мы его почти вылечили, что не может не радовать. Он злится, что мы с Пурин его по возможности контролируем – не понимает, что ему сейчас одному шататься по лесу с такой травмой опасно. Подхожу к кусту и начинаю обрывать мясистые плоды и складывать их в свою сумку – травам не навредит, а это самое главное. Мурлыкаю под нос свой любимый мотив, который либо придумала сама, либо услышала когда-то давно, потому как не помню, откуда эта мелодия взялась. Тихая, спокойная, напевная, но весёлая и жизнерадостная. Мне нравится. Невдалеке слышится хруст ветвей и человечья поступь. Хоть бесшумная, но человечья. Скорей всего, профи. Нужно срочно будить Пурин! Бросаю все свои огурцы и начинаю расталкивать спящую. Она поначалу отмахивается, а потом резко вскакивает. - Профи близко. Что делать? - На дерево, - командует она и подсаживает меня вместе с рюкзаком. Трясущимися пальцами хватаюсь за ветку и, встав, подаю ей руку. Хоть Пурин выше меня, и сможет сама залезть, но мне так спокойнее. Мы преодолеваем расстояние до верхушки, где прицеплен большой рюкзак со съестным и прочим, почти что в рекордные сроки. Пурин прячет меня глубоко в листву, а сама следит за ними из-за веток. Мне мельком тоже кое-что видно. Их трое – девушка и двое парней. Девушку узнаю по голубой коже – Рейнбоу, один из парней на балу не отходил от праздничного стола, а другой... Садар? Лицо за несколько дней покрылось ссадинами, одежда местами порвана, а в руках – оружие: два небольших ножика и металлические звёздочки. - Птички здесь, - это его голос, точно его! Стрела, пущенная из арбалета, пробивает листву над нашими с Пурин головами. Она прижимает меня к дереву ещё сильнее, прячет за своим здоровенным рюкзаком, напоследок шепнув на ухо просьбу не бояться. Я молчу; мне страшно, но я понимаю, что криком выдам нас с нею. Вторая стрела пробивает прочную ветку насквозь. Они, похоже, решили нас убить на самом деле, и птички – это не те птички, что с крылышками и клювиками, а именно мы. - Ты уверен, что они здесь? – это говорит явно не Садар. Голос низкий и... милый? – Я уже голоден, Дэши. Скоро мы будем обедать? - Не беспокойся, сейчас мы птах собьём, и будешь есть столько, сколько твоей душе угодно, - отрезает девушка с радужными волосами, затем слышится странное жужжание из-за её спины, и вот она уже парит чуть выше нашего дерева! А законно ли такое оружие иметь? Впрочем, неважно. Главное, чтобы не прострелила Пурин голову и вообще не тронула её. И Эдварда тоже пускай не трогает. Даже хорошо, что он ушёл. Третья стрела с жужжанием проносится мимо моего носа, и я плотнее вжимаюсь в ствол, чтобы быть менее заметной в густой кроне. - Может, их нет здесь, и ты, мистер Искатель, что-то путаешь? – саркастически замечает Рейнбоу, смотря на Садара. - Нет, они точно здесь, - в его голосе мне слышна ненависть. К кому только: к ней или к нам? – Эту белобрысую дылду я за километр разгляжу. Белобрысую... дылду? Это они сейчас про Пурин? Да вовсе она не дылда, а очень милая девочка, естественная, добрая, не то, что эта поклонница Капитолия! А ещё Пурин очень добрая. И вежливая. И вообще она мой друг, а друзей необходимо защищать. Пурин хватает меня за воротник, когда я собираюсь бросить в обидчицу железной тарелкой. - Не поддавайся, - шепчет она одними губами. - Ну, давай же, выходи, коли смелая! – очередная стрела проносится у наших голов. – Если покажешься, то мы не тронем твою подружку – она, похоже, одному из наших приглянулась как будущая жертва, мы её не тронем! – разоряется Дэш, всё ещё выискивая нас взглядом. Пурин отпускает меня и не спеша поднимается. Зелень дерева опасно колышется, выдавая нас. Вопросительно смотрю на неё. Она улыбается, прикладывает палец к губам и выставляет свою макушку из ветвей. Опасливо вцепляюсь в ствол дерева. Слышу песню арбалетной тетивы, затем неприятный хруст и радостно-безумный смех. Поворачиваю голову. Пурин на ветке нет. Слышу всплеск воды. Воды, смешанной с кровью. - Дело сделано, - фыркает Рейнбоу и улетает. Я даже не замечаю, как уходит Садар. Моё внимание приковано к окровавленной воде и едва слышному лязганью и воронкообразному бурлению под этим месивом. На поверхности оказывается почти не испачканная в крови коротенькая светлая прядь. Пурин. Нет, нет! Нет же. Это совсем не она, это кто-то другой. Они хотят обмануть меня. Это мираж, как у Эдварда, который гнался за кем-то, когда его ужалили стрелой яда. Не замечаю, как переползаю на тонкие ветви, чтобы взглянуть поближе. Рейнбоу совсем не Пурин убила, она подстрелила птицу, и та упала в лязгающую воронку. Отсюда и крови так много. А прядь? Прядь могла зацепиться за стрелу! Растерянно оглядываюсь в поисках Пурин и вижу пылающие сине-фиолетовым глаза. Совсем рядом. Ветка хрустит, и, прежде чем что-то понимаю, я оказываюсь в воде вместе с обломком в руках. Всё закончилось, пожалуй. Время закрыть глаза и уснуть в кровавой воронке.