Осколки

Утро? Ах, какое же утро бывает в полпервого дня? Так может только единственная, что делит крайнюю и самую холодную комнату поющего дома с тишиной и пауками. О ее существовании никто не заботился, и она уже умела это делать сама, не завися ни от одной души в этом сжигающим ее нутро мире. Шион спокойно заправляла кровать и, негодуя, стряхивала с нее осколки битого стекла, тихо ругаясь на саму себя, свет и такой ненадежный материал. Она собрала стекло, неизбежно изрезав тощие руки с маленькими детскими ладонями, и багрянец крови на фоне ее не помнившей солнца бумажной коже казался особенно ярким. Недопустимым. Выбивающимся из этой бледности комнаты. Но это, как и боль, не было чем-то, чему уделяла внимание девушка. Она даже не обработала рану, лишь подождав остановки кровотечения и промыв ее под прохладной водой. Сойдет. День просто шел своим чередом. Горячий завтрак – Кайко снова обожглась чаем, почти-почти опрокинув на себя чашку «Зеленого Цейлонского» - а туда дальше тихие посиделки в тихой гостиной с телевизором и притащенным какой-то доброй душой пледом. Ну и пусть, что в обед не показывают ничего толкового, лишь бы просто показывали. Под эту шумовую заставку, бывает, она даже засыпала. Вот и сейчас почти так же. Ровно до одного странного момента. Тихие шаги, слабые вздохи. Девушка не поворачивала голову, даже не собираясь угадывать, кто проходит мимо нее. Ей все еще было плевать. После вчерашней гулянки ему, очевидно, тоже – хорошо отдохнули, ничего не скажешь. Мысли сразу рисовали чей-то силуэт, судя по шагам и тембру голоса, Шион определила Лена, удивившись его хрипоте. Неужто вчера ночью Кагамине позорно проиграл в «Дурака» и в качестве желания бегал голяком вокруг дома? Строить догадки было куда лучше, чем просто проверить их. Он обернулся, взглянув на нее из-под закрывающей почти все лицо челки, изучая ее взглядом, от которого бы другая в этом доме давно бы свернулась в комок, поежилась… и не могла бы заснуть ночь. Кайко даже не повела взглядом, не обернулась, спокойно не отводила глаз от начальных титров какого-то сериала для особенно сентиментальных женщин. Ей было совершенно неинтересно. Он прошел мимо. Оба даже не думали придавать этому так много значения. *** Сегодня, кажется, был понедельник – день тяжелый. Понять эту фразу девушка никогда не могла: во время учебы в школе ей не было так трудно, а теперь все ее дни были одинаковы, и вне зависимости от даты на календаре она или бездельничала, или прибирала и тихо стряпала. В принципе, это оставалось тем единственным, что оставалось в возможностях Кайко. А еще, сегодня был первый день, когда она оставалась по сути одна. Кто-то, может, и спал беззаботным сном в своей комнате, остальные ушли на учебу. Раньше самая старшая, Мегурине, на добрых пару часов сначала занимала душ, не мешая смотреть сериал, а после, ближе к обеду, занималась хозяйством. Не бездельничать же. Изящные манеры оставались таковыми даже когда их обладательница опускалась до уровня поломойки, а персиково-розовые волосы, забранные старой и истрепанной заколкой-крабом прекрасно шли Луке, только вот не могли быть оценены кем-то, кроме Шион. Все началось тем, что молодая певица нашла работу. - Помнишь кафе через дорогу от той хибары, где я жила? – внимательный взгляд синих глаз и короткий кивок стали ответом. – Меня туда взяли, - радости не было предела, и взгляд, устремленный на поломойку, теперь уже занимающуюся этим профессионально, стал чуть более радостным. Когда же длинная рука с изящными пальцами приобняла укутанные в сотни одежек плечи, Кайко улыбнулась, глядя в лазурно-синие глаза. Дом опустел ровно в тот момент, когда шаги обладательницы неестественно-розовой шевелюры стихли где-то возле остановки. Ей теперь в забитом автобусе пиликать в другой конец города. А потом разочарование. Вместо удовольствия на лице Луки была явная усталость и истощенность этой жизнью, будто не первый рабочий день, а последний. Сразу и рабочий, и в этой жизни. Вязание стало привычным ежевечерним ритуалом, но сейчас дрожащие от холода и легкой слабости руки держали спицы слишком странно. Теплая рука не лежала на маленькой и костлявой, направляя, но все шло как-то по-странному, почти гладко и как надо. Закончить этот плед, уже так красивый, необходимо было любой ценой, а, когда делать совершенно нечего, и сон совершенно не клонит голову в горизонтальное положение, в этом пледе было спасение. Холодный металл спиц за ночь впитал все тепло рук Шион, но не забыл вложить его в шерсть. Не будучи котом, можно было понять, за что можно любить сначала играть с клубком, а после лениво растягиваться на теплом и приятном вязаном изделии. Ночи просто не существовало сегодня. Сразу после вечера и мятного чая, притащенного, кажется, Гакуко. В доме было лишь двое, кто мог выбрать этот чай. Казавшаяся суровой, а при внимательном рассмотрением оказавшаяся немного странной, но интересной, потомок самураев просто любила тащить в дом всякие интересности – в итоге весь поющий дом был задарен всякими статуэтками в африканском стиле, тарелками с росписью «под Китай», деревянными ложками «а-ля рюс» и прочим. Шион любила этот неповторимый вкус мяты и эту молчаливую девушку, весь вечер упиваясь чаем в ее компании. Привкус его остался во рту, когда девушка вылезла в окно, раскрыв его, устроившись на подоконнике и чуть ли не свесив в окно ноги. Уже почти-почти светало, и редкий прохожий смотрел снизу вверх на торчащую из окна синюю голову и тощие ноги в паре колготок под спортивными штанами.