Мотыльки, летящие на свет

Послышалось чирканье зажигалки. — Будешь? Фрэнк опустил глаза и разглядел в маленькой щели между полом и дверью стройные пальцы, подающие сигарету и зажигалку. — Давай. — Как тебя сюда занесло, не расскажешь? Было странно выкладывать душу незнакомому человеку через дверь уборной. — Кажется, сегодня я умер, — ответил Айеро похоронным тоном, мысленно возвращаясь на несколько часов назад. — Значит, я говорю с призраком? — усмехнулся Джерард. — Это значит, ты говоришь с неудачником. — А все же, что произошло? Девушка бросила? — Если бы. — Он сглотнул. — Какое-то дерьмо, честно говоря. Начну, пожалуй, с того, что мы с парнями у себя в Нью-Джерси собрали небольшую рок-группу. В старших классах где-то. «Мухи в космосе», не слышал? Уэй прыснул от смеха. — Бля, ребята! Что за психодел?! — Прекрати ржать! — рассердился Фрэнк: он тут его в трагедию жизни посвящал, а тот на смех поднял. — Название еще со школы осталось. Мы посчитали, оно оригинальное... — Оригинальное! Вы что там в Нью-Джерси курите? — Заткнись! Айеро почувствовал невольную улыбку на своих губах. Несмотря на обидные замечания, Джерард явно умел поднимать настроение. — Ладно, давай дальше. «Мухи» поехали покорять Нью-Йорк? То есть — полетели, хах! По-видимому, Уэй всегда был таким - вставлял свои дурацкие шутки через каждое предложение. — Да, как видишь, добрались. — Фрэнк глубоко вздохнул. — Но не покорили... Черт, все так спонтанно получилось. Знаешь, в Нью-Джерси мы слыли не самой популярной группой, но у нас там достаточно поклонников. Нас приглашают петь в барах, выступить на разогрев... Но этого... мало. Нашей группе уже три года, а дальше своего штата мы не продвинулись. Нам просто необходим был лейбл. Тогда и началась эта эпопея с раскруткой группы. Связей нет, брать никуда не хотят, везде требуют деньги... Ничего не получалось. В коллективе начались конфликты, никого не устраивало такое положение вещей. Мы уже чуть было не распались, как вдруг нам улыбнулась удача. — Нашли лейбл? — Нет, мы напросились на мероприятие, где должен был присутствовать один крутой продюсер. Поговаривали, что именно так он и ищет молодые таланты. Приходит на какую-нибудь встречу, а сам глазеет по сторонам. Это был шанс, понимаешь? Последняя возможность. — И ты накосячил? «Какой же вы догадливый, мистер Уэй». — Мы так этого хотели. Мы все отрепетировали, продумали каждую деталь, сценический грим, цвет брюк... Просто — все! Мы были так взволнованны предстоящим, что не могли даже спокойно сидеть. Приехали в Нью-Йорк, сняли самый дешевый номер в отеле и отсчитывали время до выступления. В назначенный день, сегодня, ребята вышли раньше меня. Времени оставалось много, я хотел немного распеться и пообещал, что догоню их. Фрэнк продолжал возрождать картины ушедшего дня. — Ты не представляешь, насколько идиотский случай произошел! Словно знак какой-то. Типа «Фрэнк Айеро, тебе с первого раза было непонятно, что музыка — это не твое? Так получай по полной». — Сломалась гитара? Нет, дай угадаю. Ты столкнулся с этим продюсером в лифте и отсосал у него? — Мать твою, нет! Дай закончить! — Или тебя вывернуло прямо на сцене? Типичный эпизод в американских фильмах! — Джерард! Когда я оказался внутри, в толпе народа, я растерялся. Это было огромное здание, куча залов, везде что-то проходит... Я пытался понять, куда мне, собственно, идти, пока какой-то ублюдок со всей скорости не врезался в меня и не долбанул своим огромным портфелем. Кстати, он этого даже не заметил! Я потерял равновесие и грохнулся на стоящего передо мной мужика в костюме. Тот, в свою очередь, подмел собой стол с едой и бухнулся головой прямо в пунш! Думаю, мне не нужно говорить, кем оказался этот человек! За дверью послышался нечеловеческий визг. — Вот умора! — Я даже объяснить ничего не успел! Меня вышвырнули на улицу вместе с моими друзьями и пообещали, что вызовут полицию, если мы не уберемся! Из глаз предательски потекли слезы. Стараясь громко не дышать, Айеро прильнул к двери и закрыл глаза. В тишине, прерываемой чирканьем зажигалки, Фрэнк заново переживал весь путь, прошедший его группой. Он любил музыку. Действительно, любил. Парень вкладывал в нее столько сил и желания, что практически не оставлял времени ни на что другое. В свое время он забросил учебу, забыл о девушке, с которой встречался, даже семья перестала быть для него значимой. Музыка. Фрэнк так хотел играть. Играть перед многотысячной толпой фанатов. Петь вместе с ними. Глотать воздух вместе с ними. Стать для них кумиром, лицом нового поколения. Сумасшедшая мечта, которая не давала спать ночами, нормально есть и думать. — Ради чего теперь мне жить? — прошептал он куда-то в пустоту. — Ради того, ради чего ты жил раньше. — Нет, я больше никогда не буду играть! Хватит с меня! Вернусь в Джерси, соберу вещи и поеду, вон, к родителям на ферму, буду коров доить... — Фрэнк, тебе сколько лет? Весьма неожиданный вопрос. — Девятнадцать. — А кажется, что тринадцать! В тебе говорит этот гребаный подростковый максимализм! Ныряешь из одной крайности в другую! — Да ты нихрена не понял из того, что я тебе сказал! — А что там понимать? Верно: ты облажался. Но с кем не бывает? Пока ты продолжаешь стоять, пока продолжаешь дышать, игра не окончена, выход есть всегда. Фрэнк, послушай меня и запомни: никогда не сдавайся живым. Никогда не сдавайся живым... Нью-Йорк. Незнакомые люди, то и дело спешащие куда-то. Люди, не смотрящие в твою сторону, пробегающие мимо, не оставляющие за собой и отголоска воспоминаний... Он и не подозревал, что в этой толпе найдется кто-то, кто остановится и, обернувшись, даст руку помощи. «Никто ведь, на самом деле, не знает, какой я. Я никогда не открывал нараспашку душу, не плакал, обняв чужие плечи... Проще убежать, проще надеть наушники и, опустив веки, погрузиться в сон. А потом проснуться, молча наблюдать за тенями дорог и мимолетными прохожими. Лишь бы не выдать своих секретов, своих страхов. Я так часто улыбаюсь, говорю: «Все в порядке», что скоро сам поверю в это...». — Фрэнк вытер слезы. — «Кто он? Почему я, даже не видя его лица, разговариваю с ним о самом сокровенном? И он ведь не просто слушает, что я говорю, он — слышит». — Ты что-то говорил о лучшем дне в своей жизни? — спросил Айеро через некоторое время. — Точно. Что мы все о тебе да о тебе? Кстати, еще сигаретку? — С удовольствием. Они закурили. — Ну, валяй, счастливчик. Что там у тебя? Прежде чем начать, Уэй сильно затянулся. — Я художник, — сказал он. — Пишу картины, иногда комиксами занимаюсь. — Правда? — удивился Айеро. — А я думал, ты охранник. — Не будь идиотом! Очевидно, что такая личность, как я, не может быть простым работником торгового центра. «Ууу... А у тебя явно нет проблем с самооценкой». — Конечно, все это временно, пока не разъяснится ситуация с моей карьерой в живописи. — Хочешь сказать, у ньюйоркцев тоже бывают плохие дни? — Это только кажется, что живя в Нью-Йорке, городе миллиона возможностей, всегда сможешь реализовать себя. Поверь мне, это не так. После окончания университета я работал обычным продавцом в магазине комиксов, потом пару месяцев преподавал в школе искусств, но, в конце концов, понял, что мне нужно больше часов для творчества, а работа хоть и приносила деньги, но отнимала время. И я устроился сюда в ночную смену. Быть охранником нетрудно, иной раз беру с собой заготовки и начинаю рисовать прямо на дежурстве. Как-то попадало от администрации, но ничего серьезного, даже штраф не выписали. Для меня это почти идеальное место. Люблю тишину большого спящего здания. Днем никогда сюда не забредаю, поэтому вижу центр только таким — молчаливым, одиноким, загадочным, в какой-то мере. Он знает столько секретов, сколько ни одна камера. Это вдохновляет меня. К тому же, у меня бессонница последний год, так что я не страдаю затеей подложить подушку и погрузиться сон. — Но сегодня произошло что-то особенное? — Месяц назад мне предложили поучаствовать в одной выставке. Я согласился, но без должного энтузиазма. Безусловно, тебя видят. Своими картинами ты все-таки обнажаешь часть души. Кто-нибудь да заинтересовывается тобой. Ты получаешь номера от клиентов, а потом... не знаю, то ли пыл у них угасает, то ли они находят себе других авторов. В общем, картины у меня покупали единицы. — Но ты не сдаешься, так? — Так, — ответил спокойный уверенный голос. — Я верю, что у меня все получится. Черная полоса — это только черная полоса, она не будет тянуться нитью по всей жизни. Однажды все изменится. И изменилось. — Ты веришь в Судьбу? — в реплике Фрэнка прозвучала некоторая издевка. — Да. Думаю, да. А ты? — И ты веришь, что случайности не случайны? — спросил Айеро, проигнорировав вопрос Уэя. — Все не просто так. Мне кажется, Судьба сама дает нам подсказки, как жить. Нужно лишь уметь их разгадывать. На этот раз Фрэнк открыто ухмыльнулся. — Ты как моя бабушка! Моя старая суеверная бабушка! — Думай, что хочешь. Это лишь мое мнение. — Ну, ладно. Что там дальше? Ты принял участие в выставке... Уэй замешкался. — Есть не хочешь? — спросил он. Смерив взглядом ширину щели, Айеро поднял одну бровь. — Даже если хочу, что ты мне предложишь? Порцию воздуха с привкусом сигаретного дыма? — Блин, как тебя угораздило! — Джерард неожиданно разозлился. — Я хочу тебя покормить, но не могу! «Хочешь меня покормить? Боже, это звучит дико...». — Успокойся. До утра не умру. — Тогда и я есть не стану. — Так, иди, возьми еду и возвращайся. Обещаю, я никуда не уйду. Он улыбнулся собственной шутке. — На чем я остановился? — как ни в чем не бывало, продолжил Уэй. — Ах, да... — Джерард! Ты должен поесть! — ... я говорил о выставке. В общем, начало было назначено на шесть часов. «Вот упертый говнюк!». — Так вот, по пути я застрял в пробке. Понимаешь? — Я не деревня! Я знаю, что такое «пробка»! — Да я не о том. Это словно было какое-то предупреждение свыше. — Что не стоит туда вообще идти? — Вот именно! Тем более, как я уже говорил, я не придавал выставке большого значения. — И что ты сделал? — Я вышел из такси и направился, куда глаза глядят. Мы как раз остановились вблизи какого-то съезда. Ну, я подумал, почему бы мне не заглянуть туда? — Ты очень странный. Тебе кто-нибудь об этом говорил? — Постоянно. Значит, захожу я, поднимаюсь по лестнице и резко останавливаюсь. Ты не представляешь, кого я увидел! В конце зала стоял Ричард Смит — один из влиятельнейших критиков в мире живописи! Я просто обезумел. Со мной были мои эскизы, и я бросился к нему. Я не знал, что ему сказать, не знал, зачем вообще к нему бегу... Уэй рассказывал все с таким энтузиазмом, что забывал дышать. На мгновение он замолчал, чтобы перевести дух. — Обстоятельства просто сложились в мою пользу. Прикинь, он меня узнал! Смит сказал, что не смог приехать на выставку, но раз я сам оказался тут, то готов посмотреть несколько моих работ. Я был так счастлив! Мы отошли, я принялся вытаскивать эскизы. Он долго разглядывал каждый рисунок, пока не сказал, что хочет видеть меня в своем офисе послезавтра, чтобы взять материал для статьи! Ты представляешь? Он оставил визитку и уточнил, куда и во сколько мне нужно подходить. Смит был таким настойчивым, что даже не хотел отпускать меня. Я... это самое невероятное, что со мной происходило! Парень не мог подобрать слова. Джерард был взбудоражен, возбужден до мозга костей, а Фрэнк лишь раздумывал, что сказать, чтобы разделить с ним его радость. — Круто. Сухо произнесенная фраза стала единственной, что он сумел вымолвить. — И это все? Круто? Это все, что ты можешь ответить? — Блин, да я реально за тебя рад! — Айеро воскликнул так искренне, что отпали все сомнения. — Правда! Ты встретишься с этим чуваком, он напишет крутой отзыв, ты добьешься своего... А я... черт побери! Я уеду в свой гребаный Нью-Джерси и зароюсь на кладбище... Прежнее чувство отчаяния завладело парнем. Это было подобно волнам, то и дело накатывающим к берегу. Тебе кажется, все нормально, все наладится, но стоит успокоиться, и боль вновь напоминает о себе. Голова пульсировала, ногти впились в собственную кожу, в животе зияла дыра... — Фрэнк, — мягким голосом произнес Джерард. Айеро поднял глаза и ощутил всем своим телом страстное желание, чтобы этот незнакомец подошел к нему и крепко обнял. Обнял как друга. Обнял как ребенка. Обнял как... Их разделяло всего несколько сантиметров. И если бы не эта дверь... Что было бы, если бы не эта дверь? — Эй, все будет хорошо. Слишком убедительно. Слишком искренне. Айеро уже забыл, что такое поддержка. Родители никогда не разделяли его занятия музыкой, по этой же причине он порвал связь со многими друзьями и одноклассниками. Парень всю жизнь полагался только на самого себя, сам себя мотивировал, сам себя успокаивал, сам искал выход из тупика... А теперь появился кто-то, кто поверил в него. Просто поверил. А больше ему и не было нужно. «Я прошел такой огромный путь, как я могу сойти с него? Да, я споткнулся, но не упал. Я должен продолжать жить. Встреча с продюсером — не единственная дверь в мир музыки. Их сотни. Главное, начать стучать, и где-нибудь мне обязательно откроют». — Фрэнк, — повторил Уэй. — Джерард, — ответил тот почти одними губами. — Приложи ладонь. Сердце участило удары. Парень поднял руку и дотронулся до двери. —Ты чувствуешь? Закрыв глаза, Фрэнк будто ощутил невидимое прикосновение руки Джерарда. Такое теплое. Такое надежное. Способное защитить от жестокого мира. Та опора, необходимая в минуты слабости и отчаяния. Сейчас она была у него и исходила от человека, о чьем существовании еще несколько часов назад он и не догадывался. И теперь они, двое незнакомцев, стояли в легком полумраке небольшой комнаты и молчали. Молчали о тех вещах, о которых не говорят словами. О вещах, о которых не знает время. В ночь, о которой не будут написаны песни.