***
В кабинете стояла напряженная тишина, что стук старинных часов раздавался эхом. Внешний советник ходил из стороны в сторону. Арианна его никогда бы не простила, да он сам себя не простит, если с Аллесой что-то произойдет. Он уже дал команду своим людям прочесать все возможные семьи, у которых есть зуб на Вонголу. Дон Тимотео сцепил руки в замок и положил на них подбородок. Сейчас между бровями залегла морщинка, что делало его еще серьезней и старей. В соседнем кресле сидел Занзас, стараясь понять, какой смертник решил бросить им вызов. Дверь распахнулась и на пороге они увидели хмурого Суперби. — Докладывай, мусор. Преодолев расстояние от двери до Скайрини, он кинул какую-то папку на стол и присел в соседнее кресло. — Не просто наркотик, а какое-то психотропное вещество, подавляющее сознание человека и искажающее его, как иллюзия тумана. Как побочные эффекты, если не справится — сломанный человек. Емицу громко выдохнул. — Нам повезло, что несколько капель осталось в чайнике — сделают антидот. — Где один из похитителей? — взгляд Внешнего не предвещал ничего хорошего. — Емицу, твой гнев не поможет найти Аллесу быстрее, — Девятый с пониманием посмотрел на своего друга, почти сына. Сейчас его Хранители прощупывают и опрашивают прислугу, пытаясь найти шпиона среди них, но пока результатов нет. — Врой! Без тебя желающих много прихлопнуть этот мусор. Чего та девчонка стоит, — хмыкнул мечник, вспоминая взгляд Лоуренс. — Сейчас его допрашивают Тина и Джо. Будем надеется, что он не подохнет раньше времени. Дверь открылась, и к ним прошел серьезный Реборн с Леоном на шляпе. — Он проговорился насчет тихого места, где никто ее не найдет — один из заброшенных особняков семьи Эспазитто на севере. Семьи этой практически нет, но заброшенных поместий от нее хватает. Савада–старший кивнул другу и хотел уже направится туда, но его остановил голос Тимотео. — Занзас, ты лично и твои офицеры должны разобраться со всем, — твердо сказал Девятый, смотря на сына. Тот только кивнул, не став спорить. Он с радостью уничтожит их своими собственными руками — никто не смеет нападать на Вонголу так трусливо и похищать бабий мусор у них из-под носа. — Патлатый, на тебе сбор остальных. Скуало только хмыкнул, глядя вслед брюнету. Не стоило им этого делать — босс устроит пепелище. Выудив из кармана телефон, он набрал номер. — Приветики, Ску-тян, — слащаво потянуло Солнышко Варии. — Ты по мне скучал? — Врой! Не мели херни, чертов гомик. У нас задание. Собирай всех и живо в особняк Вонголы. Мы выдвигаемся немедленно.***
Пустота. Пустота напоминала саван из черного шелка. Такая необъятная, неподвижная, мягкая. Ни злая, ни добрая. Никакая. Совсем не похожая на любимое ею звездное небо — чистое, бескрайнее. Тут было тихо и спокойно. Очень спокойно. Непереносимо спокойно. «А где это тут?» Тишина обволакивала, прокрадывалась в сердце, мысли, душу. Впитывалась в дыхание. Мягким пером скользила по нервам. И это медленно сводило с ума. С ума? А кто я?***
Машина с офицерами Варии приехала меньше, чем через полчаса. На крыльце их встретил Висконти, что было, по крайней мере, не типично. Кивнув варийцам, он развернулся и пошел вперед, так что элите Варии пришлось последовать за ним. Пройдя незамысловатый лабиринт коридоров, они оказались в том самом кабинете, где проходило недавнее собрание. Девятый кивнул им, и дал слово Суперби. — Врой, мусор! У нас задание от Девятого на зачистку обнаглевшего мусора на севере Рима и возвращению племянницы Внешнего. — Нам заплатят? — Мармон был как всегда четок в своих вопросах. — На семью напали, чуть ли не объявив нам и боссу войну! Какие деньги, чертов Аркобалено? — Если это приказ босса, то я иду, — Леви кивнул капитану. — Ши-ши-ши, я же принц! А принц должен спасти принцессу от драконов. Бельфегор широко улыбнулся, давая тем самым свое согласие. — Чего же мы стоим! Нужно помочь девочке! — Луссурия прикрыл ладонью рот, стараясь унять ужас. Все оставшиеся посмотрели на иллюзиониста, который тяжело вздохнул. — Я иду за ней только потому, что она должна заплатить за разгром гостиной. Скуало довольно оскалился. — ВРОЙ! Вперед! Босс уже точно начистил свои пистолеты. Независимый отряд убийц покинул кабинет в самом кровожадном расположении духа. Не стоит бросать вызов Вонголе.***
Тишина. Только удары сердца отбивают ритм — глухой и тяжкий. Тишина. Ни вздоха, ни звука. Пространство звенит, не выдерживая напряжения… … и тихий вздох разрезает эту проклятую тишину с металлическим привкусом тревоги. Веки подрагивают, но все же чуть приоткрываются под тяжестью свинца. Невозможно двигаться, руки разведены в стороны. Движения сковывают простые цепи, прибитые к стене, так что они легко плавятся от пламени Облака. Голову пронзает неслыханная боль, заставляя уже вставшую девушку схватиться за нее ослабшими руками и облокотиться об стену.***
Увидев своих офицеров в полном составе, Занзас хмыкнул и сел в отдельную машину. Пусть патлатый сам все объясняет — ему нужно успокоить нервы и отвести душу, разгоняясь до предела. Хлопнув дверью машины, он через несколько секунд резко надавил на газ, показывая, что времени на раскачку особо нет. Капитан хмыкнул, и все оставшиеся офицеры расселись во вторую машину. Скуало сел за руль, Леви сидел рядом — он не боялся сумасшедшей езды и не верещал в ухо, как ему страшно, или что с него сдерут деньги. Повернув ключ зажигание, мечник также быстро нажал на педаль газа, стараясь догнать чертового босса. — Расклад такой: какие-то смертники проникли на территорию Вонголы и похитили мелкую, которая вас успела поцарапать, — он бросил быстрый взгляд в заднее стекло, — о чем вы умолчали. — Ши-ши-ши, принцесса только чуть-чуть порезала одежду, — широко улыбнулся блондин. — Что-то слабо верится, что она дала себя похитить. Даже от нас в полуживом состоянии пыталась убежать, — поделился своими соображениями Мармон. — К тому же особняк не пострадал. — Врой! В этом то и главная проблема — эти трусы подмешали ей особый наркотик в чай, который подавляет и ломает человека. — Бедная девочка! — воскликнул Луссурия. — Есть шанс, что она справится с этим? — Возможно, — ответил Аркобалено. — Он явно был изготовлен иллюзионистом, а у нее неплохой иммунитет на иллюзии, которые ей выработали Джо и Валентина. Уж Аркобалено Тумана знает, как ломают человека изнутри. — Проблема в том, что мы не знаем, как он будет действовать и какое продолжительное время, — даже Ураган перестал смеяться. — Поэтому мы должны быть быстры — зачистка зачисткой, но этот блондинистый мусор в приоритете, — хмыкнул Суперби. — Слишком у нее буйные друзья и родственники. Дальше салон погрузился в тишину, а стрелка спидометра неумолимо достигала двести двадцати. Они успеют. Должны.***
Напротив белокурой девочки стоят трое восьмилетних мальчиков, зажимая ее в угол. У них явно не дружеские намеренья. Но девочка не боится, хотя она на два года их младше, а смотрит уверенно, следя за их движениями. У нее порвано некогда красивое фиолетовое платье, содраны коленки, из которых течет кровь, хвостики растрепаны. На руках уже проявляются новые синяки к предыдущим, которые почти сошли. Щечка расцарапана. Но она не боится, и твердо смотрит на таких же детей, как она, чьи родители даже не догадываются об их темной стороне. Снова начинается драка. Больно, да. Но упрямство берет вверх. Ранки ноют, она устала. Но надо. Она не слабая. Она покажет этим задиристым мальчишкам, как обижать младших. Шаг. Мальчик пытается схватить ее за волосы. Присесть, пройти у него под рукой и дать ножкой под колено. Один уже упал. Второй хватает и больно дергает за руку, рана тупой болью отдается по всему телу. Девочка стискивает зубы. Она не покажет, что ей больно. Нет. Но... как же так можно?! Ненависть. Прими ее. Пространство зарябило. Мальчики растворились перед ней, словно туман. Белокурая головка вертится из стороны в сторону, в надежде отыскать зазывный голос, который раздается из ниоткуда. Нет. Он повсюду. «Тебе разве не обидно? Они же обижают тебя». Голос говорит заговорщицки. Словно змей искуситель зазывает попробовать запретный плод. Очернить себя. «Обидно? А почему мне должно быть обидно?» Боль. Снова боль. Ненависть окружает ее плотным коконом, становясь ее одеянием. Она становится ее воздухом, ее кровью, текущей в венах. Ненависть словно бесплотные кинжалы, впивается в тело, рвет сердце в клочья. Ненависть достаточно велика, чтобы испепелить все вокруг, настолько велика, что девушка чувствовала ее каждой клеточкой тела. «Не-на-ви-дь… Они обижают тебя. Тебя все обижают. Возненавидь и ты их. Они не должны выжить! Они все не должны. Ты не должна выжить, не должна, не должна!» НЕНАВИДЬ! Стрелы ярой ненависти впиваются в грудь, сердце, мысли, душу. Кислотой разливаются по венам — это медленная пытка. Она беззвучно кричит, пытаясь отодвинуться от яда ненависти, который умножает ее страдания и закаляет невидимые прутья ее клетки. Ненависть… Ненависть заполняет всю пустоту в том месте. Она хочет заменить душу. Ненависть должна быть твоим смыслом и целью, твоей клеткой, твоим миром, твоим личным адом. Что? Моим... адом? Ни за что. Крофт распахнула глаза. Черт! — Все-таки там было не просто снотворное... Тяжелый вдох. Надо было послушать интуицию, когда она говорила сделать глоток, а не все пить одним махом... Она поднимает голову и мутным взглядом обводит помещение, до недавнего времени, остававшегося просто... помещением. Сейчас, здесь уже два трупа охранника, по-видимому, решивших ее обезвредить. Ясно. Аллесия облокачивается о стену рядом с трупом и украдкой бросает взгляд на камин, возле которого одиноко стоит кочерга. Препарат прекрасно действует на мозги. Настолько прекрасно, что она борется в своей голове, туманной реальности, так еще и тут тело неосознанно делает что хочет. Сейчас, когда она открыла глаза, она помнит, что происходило там. Но когда проваливается в небытье... Черт. Когда она там, она ничего не помнит. Хоть бы справиться. Хоть бы не поддаться. Вдох — выдох. — Я справлюсь. Как бы... Психотропное вещество не дало ей закончить: в голове уже появилась новая картинка, новое действие, новые чувства и эмоции. А глаза помимо воли открываются. Пустой взгляд впирается в стену. В них резко запульсировало пламя Неба ярко-оранжевого отлива, что не пропало, а осталось также бесконтрольно плескаться по краю радужки. Она справится. Ради тех, кто ей дорог, она сможет. Она должна. Ее ждут.***
Холодный, бесцветный, как лицо умершего, сухой пепел заполнял пустоту. Горький, как непролитые слезы. Мелкий, похожий на мягкую пыль… Обманчиво мягкую. Каждая его крупинка была крошечным бесплотным кинжалом. И малейшее движение поднимало облака ядовитых игл. Они впивались в каждый миллиметр тела, огнем жгли, высушивали, оставляли после себя вкус гари. С каждым вздохом отравленная пыль безжалостно вгрызалась в легкие, в мозг, в сердце, путая мысли и растворяя память. Выпивая капли жизни… Пепел просачивался между ресниц, скрипел на зубах, больно обжигал горло. От него не было спасения. И еще был ветер. Ледяной, жгучий, как хлыст. Эмили Лоуренс вновь снился кошмар, который она пыталась забыть. Вычеркнуть из своей памяти. Лица. Тени. Оскаленные морды людей. Всех их объединяло одно — глаза. Мертвые глаза папы. Бесцветные, как пепел. Равнодушные. Погасшие. Казалось, что весь мир превратился в текучую пыль. Миражи все время менялись, перетекали друг в друга, искажали очертания. В пепел. И ветер. Ветер Боли. От него не было спасения. Он кричал, шептал, плакал, иногда протяжно стонал. Стонал секундами или минутами, а может и часами. Здесь не было ничего, кроме этого ветра. Его стон было невыносимо слушать. А еще к нему примешалась ярая гроза… Они сводили с ума. Они по капле выпивали душу. Медленно подтачивали разум, разламывая его на части. Очень медленно. Очень терпеливо. Маленькая Эмили ничего не может сделать. На ее глазах только что убили ее любимого папу, а вот уже целятся и в нее. Но убийца так же замертво падает. Она уже не видит, кто ее спас. Она просто смотрит на безжизненное тело человека, который минутой назад был еще жив. Эмили понимает, что больше он не подарит ей мишку, не потреплет по голове, не покатает на плечах. Его больше нет. И не будет. Никогда. Ночь давно вступила в свои права. Но девочка с взрослыми печальными глазами никак не может заснуть. Лежа в роскошной и пустынной опочивальне, она все смотрит и смотрит в окно, смотрит в чистое, ночное небо, без звезд. Смотрит, будто зовет кого-то. Одиночество. В нем... спасение? Лоуренс-младшая не знает. Просто в один момент цветной мир потерял для нее привычные краски. Но сейчас... что это за тепло? Ветер вокруг, создавая серое марево, вспыхивает цветными искрами... и тает в пустоте. Пустота. Она заполняется мягким, теплым светом. Нет. Она не одна. Ее ждут. У нее есть мама и дядя, которые ее любят. А еще... у нее есть подруга, которую она совсем недавно приобрела. Перед глазами появляется силуэт Аллесии. А для нее уже просто Ал. Она видит ее пустые, холодные глаза, от одного взгляд в них бегут мурашки по коже. И Эмили понимает, что она не оставит свою подругу одну. Она просто не может. Да и не сможет. Все будет хорошо. Мягкое оранжевое пламя загорается сильнее. «Я со всем справлюсь. Я не одна». Пустота исчезает, и девушка чувствует, как возвращается из небытья. Тсуна сидел на кровати, где лежала шатенка, держа ее руку. Она не просыпается вот уже больше часа, и все это время он успокаивает ее вышедшую из-под контроля силу. Мягко изогнутые губы сжались чуть плотнее. Синие глаза резко открылись и приобрели ледяной оттенок северного неба. Пламя в них собралось в две слепящие звезды. Гроза. Он чувствует в ней это пламя. И что-то еще. Не просто же так глаза стали небесной синевы. Она делает глубокий вдох и медленный выдох. Пульс приходит в норму, дыхание выравнивается. — Эмили, как ты себя чувствуешь? Что-то болит? — шатен обеспокоенно смотрит на нее, в его глазах плещется тревога. Память услужливо подкидывает недавние картинки событий, и она сразу же напрягается, силясь спросить, что с ее подругой, но Савада предугадывает ее вопрос: — За ней отправили Варию. С ней все будет хорошо, — он прикрывает глаза. — Я это чувствую. Он волнуется за нее. Он чувствует ее. Лоуренс приподнимает уголки губ и слегка кивает головой, насколько это возможно. Пламя Гармонии маленькой рекой течет по ее венам, даря умиротворенность и покой. Его пламя обволакивает сознание, успокаивая ее собственное, давая ей провалиться в царство Морфея без ужасных сноведений.***
Тонкие льдистые иглы вонзались в кожу, причиняя тянущую, вязкую боль. Потом боль уходила и уносила с собой все чувства. Все ощущения. Медленно замораживая кровь, лед пробирался по венам до самого сердца. Отключая мысли. Парализуя нервы. Унося память. Как холодно. Небо, слышишь? Но Небо не откликнется, потому что его здесь нет. Здесь ничего нет. Ничего. «Сдайся». Только лед. Холодно. Ей заставляет сомневаться, что все, что она помнит — это никогда не существовало. Ей начинает казаться, что это часть галлюцинаций, призраков, прячущихся в ледяных изломах и принуждающие мертвыми голосами. «Ты — никто». А принуждали они ее забыть себя. «Ты никому не нужна. Взгляни, ты — одна». Вот она стоит перед могилой своих родителей. Ей больно. Она теперь одна. Нет никого. Ни-ко-го. «Действительно... Я одна...» Лед заполняет весь мир маленькой девочки. Именно с этого момента у нее в глазах лед. От нее веет холодом. «Закрой глаза. Ты чувствуешь, как ледяная паутина медленно ползет по венам к сердцу? Жди своей смерти». Снова этот голос. «Смерти?» Что-то заставляет вспомнить на секунду то тепло, которое ее окружало последние сутки. Зрачок расширяется. Ледяная корка пропадает из карих глаз. «Я не умру. Я не поддамся. Я не подчинюсь тебе!» Пространство вибрирует. Лед мгновенно разлетается в сторону как треснувшее стекло, осколками иллюзий. Мягкое оранжевое пламя вихрем пролетает по венам, прогоняя лед. Это второе пламя. Слабое, но именно для этого нужное. Это больно, но она рада этому. Это означает, что она жива. А это значит, что не все потеряно. Смерть и холод, именно это ощущение почувствовала Аллесия Крофт, вновь оказавшись в реальности. Ей не было понятно: ощущение, что тебя раздирает изнутри было реальным или психологическим воздействием? Раздался душераздирающий крик, который больше походил на вой раненного дикого животного, настолько он холодил кровь в жилах, заставляя обернуться. Синее, почти черное пламя поглощало всех: тела, когда-то живых людей, тех, кто был в особняке. Оно в считанные секунды сжигало все, до чего дотягивалось, обращая это в прах. По коже против воли прошелся холодок. Это же его подчиненные… «Боже, хоть что-то... хоть найти какой-то маяк в туманной мгле...» — Аллесия Крофт, племянница Внешнего советника Вонголы. Давай сыграем в игру? Смех. Безумный. Сумасшедший. Дикий. Повернуть голову вправо и встретится с сумасшедшим взглядом зеленых глаз. Аллесия злится. И уже пламя Облака, пользуясь этим, свободно заполняет радужку глаз, создавая эффект полубезумных глаз. Даже в чем-то завораживающе, нереальное зрелище, от которого иллюзионист в ужасе отшатывается. «Иллюзионист...» Он думает, что у него выйдет ее сломать, подавить, растоптать. Хотя теперь он в сомнении. Естественно, он ведь не знал, что у нее есть пламя. Черта-с два. Она не поддастся ему. Она справится. У нее есть за что бороться. Кроме крестной, у нее оказался брат. Родной человек по крови. Она только-только с ним познакомилась, и то не полностью. Они еще не стали семьей, вместе с новоявленным дядей. А еще... у нее появилась подруга. Первая. Настоящая. И она ее уже очень полюбила за какие-то сутки, и не хочет с ней расставаться. А еще она не вступила в Варию. Аллесия Крофт безумно упрямая. Она не сдастся. Фиолетовое пламя обхватывает оружие в руке, которое служит единственным доказательством того, что она не в подсознании, а в реальности, возле центральных дверей в особняк, но только вокруг снова иллюзии. Но только он еще не знает, что она видит сквозь них. А значит... надо использовать свою недоработанную атаку с большим радиусом разрушения. Сейчас она очень кстати. Препарат продолжает действовать, но только на один глаз и с переменным успехом. Так что она будет отвлекаться на него только на пару мгновений. Хищный оскал появляется на лице, а в глазах пляшут адские языки пламени Неба. Она сама его сломает. Она не проиграет. Ни за что.