♥♥♥
Знаете, как бывает. Живешь. Взрослеешь, учишься, заканчиваешь колледж, работаешь, создаешь семью. Года пролетают мимо. Как тополиный пух по весне. Невесомый, призрачный, его невозможно ощутить. Вот он, казалось бы. Его куча. Его видно. Он залетает в рот, нос, путается в волосах. Он покрывает своей белизной все вокруг. Кто-то переносит его легко, у кого-то он вызывает аллергию, кто-то поджигает его, глядя на то, как молниеносно он сгорает. Курт Хаммел видел тополиный пух шестьдесят пять вёсен подряд. После сорок седьмой он выдал замуж свою дочь. После пятьдесят девятой, он похоронил своего мужа. Этой весной он сидит в актовом зале и смотрит, как получает аттестат и выпускается из школы его внук. Рядом с Куртом дочь с мужем и младшим сыном, заканчивающим школу через четыре года. Курт Хаммел счастлив. Его жизнь была яркой и насыщенной. Она была полна счастья, красок и понимания. В ней было много грусти, неприятия и скорби. Но Курт Хаммел был счастлив. И неважно, что последние несколько лет он был одинок. Всё пережитое возмещало нынешнюю меланхолию. А еще Курт познакомился с одним человеком. В прошлый Сочельник Курт гулял по Бруклинскому мосту. И остановился посмотреть на Ист-Ривер под ним. Спустя какое-то время он почувствовал рядом чье-то присутствие. Подняв глаза, он увидел мужчину примерно своего возраста, который отвел взгляд от воды и посмотрел на Курта глазами, которые обычно можно увидеть на лице ребенка, но никак не пожилого мужчины. Слово за слово, так и началась их странная дружба. Они встречались сначала раз в неделю, потом чаще. Гуляли по городу, обменивались мнением об увиденном. Много молчали. Мало рассказывали о себе. Часто смеялись, особенно Курт. И всегда обнимались прощаясь. И теперь, спустя полгода, Курт шел в парк Кротона, после выпуска внука, чтобы встретиться там с Блейном, потому что ни один из них никогда не был здесь, не смотря на полсотни лет, прожитых в Нью-Йорке. Они обнимаются при встрече, идут вглубь парка, шагают по аллеям и тропинкам, присаживаются на лавочки, чтобы отдохнуть, разглядывают прохожих, запоминают увиденные пейзажи. Сегодня у Блейна какой-то особенно грустный взгляд. И он отвечает Курту, когда тот спрашивает о причине. Курту шестьдесят пять. Курт влюблен. Влюблен как мальчишка. И как мальчишка радуется, услышав неуверенные рассуждения сидящего рядом мужчины о том, что в их возрасте уже и надеяться глупо испытать что-то сильное. И как подросток не может сдержаться и закусывает губу, понимая, что он не безумный старикашка. Ну, или, по крайней мере, не один такой. Будь он молодым мальчишкой, он бы засомневался, а о нем ли толкует Блейн, говоря все это. Но он прожил жизнь. И ему нечего терять. Поэтому он наклоняется к Блейну и прерывает поток слов из его рта, прижимаясь своими губами к его. Он не целовался уже много лет. И думал, что забыл, каково это. Оказалось, что просто не знал. Не знал, каково целовать Блейна Андерсона. Их губы просто соединены сначала. Они оба ошеломлены. Но Курт всё это начал, поэтому решил и продолжить. А дальше перед закрытыми веками пронеслись картинки всех видимых им когда-либо закатов. В голове взорвалось воспоминание о запахе свежескошенной травы, в тот момент, когда губы осторожно приоткрылись и язык лизнул невесомым движением верхнюю губу Блейна. И все мысли испарились из головы, нагретые ощущением сухой кожи большой ладони Блейна на шее Курта. И происходящее казалось странным. Несвоевременным. Поздним. Умудренным жизненным опытом. Но таким нужным, правильным и теплым. И яркие не по возрасту, и по-детски широко распахнутые глаза шестидесяти шести летнего Блейна Андерсона, смотрели в голубые, но уже начинающие блекнуть, глаза шестидесяти пяти летнего Курта Хаммела и видели в них молодость, влюбленность и понимание того, что всё еще только начинается.♥♥♥
Никогда. Никогда, за все двадцать семь лет своей жизни Блейн Андерсон столько не плакал. Пару лет назад умерла его мама. Но и тогда он не пролил столько слез. Было такое ощущение, что запасы влаги в его организме просто неистощимы. Даже тогда, когда он думал, что уже просто не может увлажнять щеки солеными дорожками, предательские капельки стекали, оставляя белесые следы на покрасневшей от постоянного вытирания ладонью, коже. Каждый день он приходил в больницу с твердым намерением быть сильным, стойким и уверенным в скорейшем улучшении положения. Но вот прошла неделя, а изменений не было. И Блейн прекрасно знал, что чем больше проходит дней, тем стремительнее уменьшается шанс на то, что Курт выйдет из комы. И каждый день, сидя у койки Курта, держа безжизненную, но теплую руку в ладонях, Блейн проматывал кадры своей памяти, вновь и вновь возвращаясь ко дню, перевернувшему его мир. В книгах или фильмах, подобное случается, если пара либо поссорилась, либо, наоборот, была на пороге чего-то значимого (например, один ехал к другому, а тот собирался признаться в любви или сделать предложение, или еще что-то в этом духе). Их ситуация была банальной. Это был самый обычный день, абсолютно непримечательный. Когда пара уже долго состоит в отношения, им трудно удивлять друг друга. Привычки устоялись, и разговоры вертятся, в основном, вокруг работы, покупок и родни. Блейн был на пути домой с работы, когда ему позвонили и сообщили это. Его муж ехал в такси, которое протаранил автобус. Дальше все происходило как будто не с ним, поэтому Блейн даже не пытался вспомнить остаток дня. Только утром ему, уставшему, не сомкнувшему за ночь глаз, голодному и напуганному, сообщили, что Курт после операции в реанимации, что его состояние стабильное, хоть и тяжелое. Блейну сказали, что Курт еще долго не придет в себя, поэтому отправили мужчину домой. Вечером Блейн вернулся в госпиталь. Но Курт до сих пор не проснулся. С тех пор прошло девять дней. Уходя домой сегодня, Блейн особенно нежно и трепетно поцеловал уголок губ Курта. Потому что с каждым днем испытывал все больше отчаяния, тоски и злости на судьбу. Он уже подъезжал к дому, когда ему позвонили из больницы. Дежавю. Но на этот раз его не окатило арктической водой страха. Теперь это были мягкие пушистые объятия надежды и радости. Курт пришел в себя. И снова Андерсон не помнил, как добрался до больницы. Он очнулся, уже влетая в палату и резко остановился, глядя на Курта. Курта, который слегка повернул к нему голову и смотрел своими яркими, блестящими глазами-океанами из-под полуприкрытых век, прямо на него, на Блейна. И едва уловимое движение кончиков губ, дернувшихся в попытке приподняться, сказало всё. Всё, что Курт, пока не мог выразить из-за тонкой трубки в горле. Из-за почти недельного пребывания между жизнью и смертью. Из-за слабости и сухости во рту. А Блейну только и нужно было, что погрузиться вновь вглубь глаз и наблюдать за рождением самой прекрасной улыбки, из всех, им когда либо виденных. Андерсон медленно подошел к койке. Медленно протянул руку и невесомо провел кончиками пальцев по заросшей щетиной щеке мужа. - Я так скучал, - на выдохе прошептал он и склонился к лицу Курта. Прикосновение крыльев бабочки, наверное, было бы более ощутимым, чем поцелуй Блейна. Все то время, пока Курт не приходил в сознание, Блейн не целовал его. Не целовал его губы. А теперь было можно, было необходимо, было естественно. Первый поцелуй в их новой жизни, как начало отсчета для чего-то правильного. Его губы легли на нижнюю губу Курта. И Блейн почувствовал себя снова живым, целым, наполненным и способным противостоять любым напастям. Он снова поверил в то, что все испытания, выпавшие на их пути, будут преодолены. Что Курт совсем скоро поправится. Что реабилитация после операции и комы пройдет более, чем успешно. Что уже через полгода – год, они будут с улыбкой вспоминать все свои нынешние страхи. А еще он знал, что эта встряска наполнила его энергией и пониманием того, что нужно ценить каждый миг, проведенный с любимым, самый прекрасным мужчиной. Самым идеальным для него. И Блейн приоткрыл глаза, встречаясь совсем близко со взглядом голубых бездн. Он отстранил губы от губ и легче перышка мазнул губами по скуле, зная, как любит это Курт. - Я скучал, - повторил Андерсон. – С возвращением.♥♥♥
Кто-то из них должен был набраться смелости. Раз за прошедшие несколько лет ни один не решился, значит, теперь было самое время. Сейчас или никогда. Блейн Андерсон был отличником. Самым банальным ботаником. И он это знал. Как и то, что ему было комфортно в этой роли, не считая постоянные шуточки и периодические издевательства от более популярных учеников. Особенно в последний год, когда они узнали о том, какой пол предпочитает Блейн. Курт Хаммел так же был ботаником. Но к этому, не слишком привлекательному статусу, добавлялось еще и то, что все прекрасно знали об его сексуальной ориентации. Он не слишком-то это скрывал, собственно говоря. И за годы насмешек, угроз и окунаний в унитаз, привык ко всему этому. Ну, или делал вид, что привык. На последнем году обучения каминг-аут совершил еще один ученик, такой же изгой, как и Курт. И теперь шуточки разнообразились. Теперь все считали своим долгом указать на то, какая бы из них прекрасная ботанопара получилась. А футболисты, наоборот, угрожали, что если увидят хотя бы намек на проявление гейских замашек между ними – Хаммелу не сдобровать. А Курт и не собирался ничего проявлять. Он был погружен в учебу. Больше вокруг себя он ничего и не видел. Собственно, как и Блейн. Нет, он знал о Курте, и о том, что он отличник, и о том, что гей, и видел, что тот очень красивый. Но нет. Ни на что, кроме учебы Блейн не отвлекался. И вот сегодня выпускной. Ни Курт, ни Блейн не хотели идти. Но Курт не захотел расстраивать отца, а Блейн – мать. Сидя за разными столиками, но недалеко друг от друга, они смотрели на танцующих выпускников, хотя взгляды постоянно соскальзывали. И когда это происходило одновременно, смущенные, покрасневшие и прячущие улыбку, они отводили глаза снова на толпу или на стакан с пуншем в руках. Потому что учеба закончилась. И теперь можно было посмотреть по сторонам. По сторонам на кого-то конкретного. Кто-то из них должен был набраться смелости. Раз за прошедшие несколько лет ни один не решился, значит, теперь было самое время. Сейчас или никогда. Они не заметили, как одновременно встали и направились к столу с закусками и пуншем, только встали по разным краям от длинного стола. И не заметили, как одновременно стали двигаться вдоль него, выбирая, что бы пожевать, чтобы скрасить скуку. И лишь на середине они столкнулись. И посмотрели друг другу в глаза и Блейн, испугавшись, не придумал ничего, кроме как выпалить: - Потанцуешь со мной? И Курт, никогда до этого ничего подобного не переживавший и не чувствовавший, выдохнул: - Да. Но Блейн не хотел идти в толпу одноклассников, дрыгающихся под какой-то быстрый модный трек. Он, смущаясь, взял ладонь Курта и повел его к выходу. Внутренний двор школы был слабо освещен. И Андерсон направился в самую темную его часть. Потому что не хотел видеть косые взгляды или, не дай бог, чтобы их обнаружили тупоголовые футболисты. Он остановился возле одной из скамеек. Протянул руку и обнял Курта за талию. - Но здесь нет музыки. - Ну и что? Представь ее себе. И они плавно стали переступать с ноги на ногу, покачиваясь под одним им известный мотив. Неловко, периодически оступаясь, наступая друг другу на носки туфель, смущенно пряча улыбки, сконфуженно посмеиваясь и не смея разрушить атмосферу неправильными словами. В какой-то момент Курту захотелось совершить самый необдуманный и безрассудный (по его мнению) поступок в его жизни. Еще некоторое время сомневаясь и боясь, он все же решился. Обозвал себя трусом и, зажмурившись, наклонился, вытянув губы, к щеке Блейна. А Андерсон не нашел более подходящего времени, чтобы повернуть голову, услышав участившееся дыхание Курта. И никто из них сначала не понял, что произошло. Курт осознает, что что-то не так, и, не отстраняя губ, открывает глаза. И видит в темноте два огромных блестящих глаза, смотрящих на него удивленно и неверяще. И черт его знает, почему Курт в испуге не убегает прятаться под одеяло, не отпрыгивает с извинениями и даже просто не застывает в шоке. Нет, наоборот, он снова прикрывает глаза, приоткрывает рот, и захватывает обе губы Блейна в плен своих. И Блейн тоже расслабляется, и тоже открывает рот, выпутываясь из захвата губ, склоняет голову, как видел это в фильмах, и пытается повторить те движения, что видел на экране. И этот поцелуй, он такой невинный. Он неловкий, неумелый и абсолютно неправильный с технической точки зрения. Но, боже, он ощущался этими двумя закрытыми, погребенными за знаниями и попытками встать после унижений, мальчиками просто совершенным. Он был со вкусом вишневого пунша и коричных рогаликов. Он посылал дрожь в кончики пальцев, и потоки крови в уши. Он заставлял усилить хватку на талии и шее. Он приказывал коленкам согнуться, а сердце отбивать бешеный ритм. Он разбудил от восемнадцатилетней спячки котов внутри животов этих двух мальчиков, и эти коты без промедления начали мурлыкать и мять мягкими лапками все вокруг себя. Он длился совсем не долго. Первым отстранился Блейн, которому понадобилось глотнуть воздуха и восстановить равновесие. Он открыл глаза и увидел лицо Курта, в нескольких сантиметрах, с закрытыми веками и влажными губами. И, о мой бог, как могли они так долго отказывать себе в этом? Через, казалось, вечность, Курт медленно взмахнул ресницами, приоткрывая глаза, и робко вглядываясь в лицо напротив. Их взгляды встретились и совершенно новые, счастливые и искренне влюбленные улыбки расцвели на их губах. Как бы ни сложились их судьбы дальше, оба были уверены, что первый поцелуй никто из них не забудет.