Я люблю тебя

Эмма смотрит в зеркало и не узнает себя. Вроде бы выглядит так, как всегда, но что-то изменилось во взгляде. Глаза стали жестокими, злыми, угрюмыми. На прекрасном лице навсегда останется тень печали. Губы сжаты в тонкую нить. Синяки прорываются сквозь гору тонального крема. - Эмма, минута, - Мэри-Маргарет захлопывает дверь быстрее, чем дочь успевает посмотреть на нее. Эмма тяжело вдыхает, поворачивается к зеркалу спиной, бросает последний взгляд: все идеально, если не показывать зрителям свое лицо. Хотя, каким зрителям? Людям, которые пришли проводить ту, которая никогда не была им дорога. Ту, про которую все хотели бы забыть. Ту, у которой, по мнению многих, не было сердца. Эмма выходит из комнаты, сталкивается взглядом с сыном. Генри стоит на возвышении, в его глазах слезы. Губы мальчика дрожат, но он продолжает говорить уверенным тоном, от которого у Эммы кровь стынет в жилах: - Она была моей мамой двенадцать лет. Я думал, что никогда не любил ее, но я ошибался. Она была тем человеком, который всегда поддержит. Она всегда была рядом, не бросала меня, не оставляла одного. Я не ценил ее поступков. Считал, что она защищает меня от Эммы, думал, что она хочет сделать меня своей единственной игрушкой. Но я ошибался. Она изменила бы мир, только ради меня. Она достала бы звезду с неба, стоило мне только бы заикнуться об этом. Она любила меня – и это самое большое, что она давала мне. Я не ценил. Но сейчас понимаю, как был глуп. Я любил ее. Я люблю ее. И буду любить. Мам, пожалуйста, вернись. Ты нужна мне. Эмма бросается к сыну, тот прыгает вниз. Плечи мальчика содрогаются от рыданий, он не может успокоиться. Эмма растерянно гладит его по волосам, прижимает к себе ближе. Генри не может дышать, но он не обращает на это никакого внимания. Лишь когда он начинает слегка хрипеть, Эмма понимает, что переборщила с силой. Аккуратно отодвигает от себя Генри, тот понимающе кивает: знает, что пришла ее пора сказать речь. Эмма забирается на возвышение. Смотрит на всех людей, собравшихся на площади в Сторибруке. Вот Мэри-Маргарет прижалась к Дэвиду. Белль не отпускает руки мистера Голда. Нил обнимает повзрослевшую Венди. Крюка нигде не видно, скорей всего заперся у себя в трюме и заглушает боль ромом. Эмма смотрит в эти родные глаза и понимает, что здесь не хватает самых близких, самых теплых, самых прекрасных. - Она никогда не была одной из нас, - комок в горле. Голос дрожит, но речь льется потоком, ее уже не остановить. – Но она всегда была среди нас. Мы не замечали, как много она для нас сделала. Она защитила всех вас! Забрала из Леса, а могла просто оставить умирать, не так ли, Дэвид? – женщина ищет глазами отца, но тот исчез со своего прежнего места. – Вы никогда не ценили ее. Думали о том, как унизить, как выбросить, выпотрошить. Никто и никогда не пытался ее спасти. Или защитить. Или просто найти в ней обычную девчонку. Мам, ты говорила, что всем даешь шанс? Так где же он? Ты говорила, что каждый может измениться, так почему не она? Мы работали бок о бок. Мы спасли Генри, Венди, Потерянных мальчишек. Мы освободили Пэна, он больше не глупый злодей, он просто мальчишка, мечтающий найти семью. Мы совершили столько дел вместе, хороших дел! Вы же просто прокляли ее за один единственный промах. Каждый ошибается, каждому можно делать ошибки, но только не ей, правильно? К чему равноправие, если вся сила находится в руках фей, сошедших с ума? У нас тут не средние века, каждый может решить, что правильно, а что – нет. Так почему решила все ты, Мать Настоятельница? Почему ты рушишь чужие жизни? Своим нелепым поступком ты все разрушила не только ей, но и мне, и Генри. Понимаешь? Эмма спрыгивает с возвышения. Все молчат, только Генри утирает слезы. Эмма обнимает сына, другой рукой протирает глаза, размазывая весь макияж. - Пойдем, милый, - они уходят по дороге. Никто не пытается их остановить. Туман ложится на землю, укутывая две одинокие фигуры. Дорога обрывается внезапно. Могильный камень стоит в центре города. На нем три слова:

Я.Люблю.Тебя