Глубоко под лед

Это не конец света. Но в волосах, на ресницах, на губах Шерлока, когда он медленно поворачивается к Джону, поблескивают крошечные кристаллики инея, а его лицо уже отливает каким-то странным синеватым светом. - Это становится опасным, - говорит он, и голос его звучит скорее сердито, чем взволнованно. Джон чуть не смеется в ответ, но всё же сдерживается, ведь он так замерз. - Я знаю, - отвечает он и шевелит пальцами – руки засунуты подмышки. Пока он их чувствует, но в конечностях появилась какая-то картонная легкость, это беспокоит. Джон цепляется за это чувство, потому что знает – когда ему станет всё равно, значит, холод притупил его когнитивные способности и медленно вымораживает сознание. Звонит телефон Шерлока: дребезжащий монотонный звук в морозном воздухе. Шерлок с чуть заметным усилием достает телефон из кармана пальто – тело его уже начинает плохо слушаться. Джон пытается вспомнить, сколько они уже здесь – ведь не больше десяти-одиннадцати минут? Точно он сам не знает. - Не урони, - произносит Джон и тут же об этом жалеет. От соприкосновения стылого воздуха с зубами и языком по телу прокатывается резкая дрожь. Шерлок даже не тратит энергию на ответ, вместо этого он, глядя на Джона, выгибает бровь. От этого в груди Джона вспыхивает огонек какого-то сумасшедшего веселья. Ему по-настоящему хочется громко расхохотаться, но он распознает в этом желании симптом дезориентации и сдерживает свой порыв. - Ты здесь? – отрывисто спрашивает Шерлок в трубку. Судя по тому, как сжимается его челюсть, ответ явно не положительный, и у Джона внутри что-то с ледяным холодком обрывается. – Черт побери… - рявкает Шерлок, потом осекается. – Что знаю, я тебе уже всё рассказал, Лейстред. Скажи своим, чтобы вычислили, где это. Я теряю драгоценную энергию, разговаривая с тобой. – Он резко бросает трубку и сует телефон назад в карман пальто, презрительно кривя губы. - Значит, пипец, - констатирует Джон. - Идиоты, - почти запальчиво откликается Шерлок, - они и свои задницы бы не нашли, даже нарисуй я им до них карты. Джон издает короткий смешок, который тут же, промерзнув насквозь, камнем падает к полу. Шерлок смотрит на него нечитаемым взглядом и моргает – ресницы у него от инея становятся все более и более мохнатыми. - Ну, - начинает Джон и замолкает, чтобы сдержать дрожь, - если даже ты не можешь вычислить… - Я бы за считанные секунды это вычислил, если бы у меня была карта Лондона и база данных Ярда, - отрезает Шерлок но потом, кажется, вдруг выдыхается. Его плечи под пальто чуть сникают, лицо становится пустым. - Нас… нас найдут, - говорит ему Джон и поджимает губы, чтобы совладать с начинающей колотить его изнутри дрожью. Длинные ледяные пальцы холода начинают проникать под куртку. Шерлок молчит, его лицо не выдает никаких эмоций; Джон знает, что отсутствие возражений с его стороны вовсе не означает, что он прав. Какое-то время они стоят, прижавшись к стене – кажется, что прошла уже вечность, но Джон точно знает, что всего лишь несколько минут. Вокруг голубоватый неподвижный мрак, в котором различимы темно-красные пятна – очертания мясных туш. - Здесь хранилось их собственное мясо, - со слабым проблеском интереса сказал чуть ранее Шерлок. - Животные забиты не промышленным способом. Кому-то нравилось расправляться с ними самому. Теперь, кажется, это уже неважно. Джон чувствует, как его мышцы, пытаясь спастись, начинают сжиматься в узлы. Плечи у него напрягаются, а руки все дальше и дальше забираются в относительное тепло подмышек. - Не чувствую… пальцев, - как бы невзначай сообщает Шерлок, слегка запинаясь, будто удерживая в ладони и внимательно исследуя каждое слово. – Совсем. Мне кажется… кажется, что я больше не смогу ими пошевелить. - Сможешь, - говорит Джон. – Попытайся еще раз. Сунь их… сунь их куда-нибудь в тепло. У себя. Шерлок с заметным усилием сжимает руку в перчатке в кулак. – Кажется, будто… они не мои, - говорит Шерлок, все еще умудряясь говорить таким тоном, будто ему немного интересно наблюдать за этим феноменом. Джон знает, что это скверно. Но где-то брезжит слабая мысль: все неприятности отступят все дальше и дальше, будут точить все меньше и меньше и исчезнут совсем, как только он уснет, хорошенько уснет, крепким сном, вот и всё… - Не смей спать, - резко произносит голос Шерлока, который вдруг оказывается где-то совсем рядом. Джон моргает, чтобы сосредоточиться и рассмотреть его лицо: оно бледнее, чем обычно, почти неземное. Он чувствует тяжесть ладони Шерлока на своей руке и сосредотачивается на этом ощущении. - Я… пытаюсь, - отвечает Джон, разлепляя губы – это отдается в нем вспышкой боли. Он слабо ощущает влагу от крошечных капель крови на губах, потом, когда они застывают и затвердевают на коже – снова не чувствует ничего. - Тогда попытайся еще раз. - Шерлок сжимает запястье Джона своей ладонью в перчатке. Вторая перчатка надета на левую руку Джона, он засунул ее себе под правую подмышку. - Что от этого толку, - почти насмешливо сказал Джон, когда через пару минут после того как дверь холодильника бесшумно и бесповоротно захлопнулась, Шерлок предложил ему свою перчатку. - Бери и не разговаривай, - сказал Шерлок, все еще оглядывая дверь и пытаясь придумать способ, как вышибить ее или взломать замок. Джон без дальнейших возражений взял и натянул на руку перчатку, качая головой. Он уже не слишком паниковал, монотонность холода притупила его реакции, кроме того, у него было странное чувство безопасности рядом с Шерлоком и уверенности, что он вытащит их оттуда. Перчатка была ему велика и все еще хранила тепло руки Шерлока. - Ты ведь знаешь, что случится, если ты заснешь, - бормочет Шерлок. - Да, - отвечает Джон. Он знает, что дрожит, - дрожь исходит из какого-то глубокого, медлительного омута внутри него, - и чувствует себя странно бессильным, понимая, что не может ее унять. Собственное тело уже кажется ему чужим. – Сколько мы уже здесь? – спрашивает он, чтобы отвлечься. Шерлок делает какое-то порывистое движение, потом вздыхает (поток теплого воздуха на лице Джона, после него кожа стынет еще сильнее, чем прежде) – Не могу… вытащить телефон, - говорит он, - рук не чувствую. - А, - выдыхает Джон. Голая рука Шерлока спрятана под шарф, поближе к уязвимому теплу шеи. Джон смутно изумляется тому, что у Шерлока вот прямо сейчас бьется пульс, и Холмс мог бы сосчитать его, если бы пальцы работали. Собственные руки тоже перестают слушаться, понимает Джон: пальцы на ногах, на руках… он не может больше ими пошевелить. - Двадцать одну минуту, - натянуто и неуверенно произносит Шерлок. Джон знает, что он говорит наобум, скорее всего, судя по симптомам в их состоянии, но теперь какая разница? Всё неважно. - Здесь… м-минус двадцать шесть, - выдавливает Джон. - Х-м-м, - соглашается Шерлок. - Промышленный морозильник, - сказал он до этого, положив ладонь плашмя на дверь и пытаясь нащупать скрытую защелку, ручку или хоть какой-нибудь замок, - но не очень современный. Не такой, как используют при шоковой заморозке туш, хотя этот способ сегодня предпочтительней – при нем сохраняется инкубационный период для бактерий Тем лучше для нас. В тех обычно -40. И этот не герметичный. Вот, чувствуешь со стороны двери? Воздух. Этот морозильник бы не прошел санитарный контроль, но повторюсь, тем лучше для нас. Здесь есть хотя бы минимальная циркуляция кислорода. В ближайшее время мы не задохнемся. Сначала мы замерзнем. Они это знают, потому и заманили нас сюда, на медленную смерть. Видишь, они даже телефон у меня не забрали. Знают, что мы умрем раньше, чем нас кто-нибудь найдет. Эти выводы вырывались из его рта вместе с облачками теплого пара. И сейчас Джону вдруг страшно захотелось, чтобы Шерлок еще рассказывал об этом морозильнике, поведал бы целую историю о том, что он увидел по тушам – по их мясу, прожилкам жира, разглагольствовал бы о незаконных гормональных препаратах, кормах для коров, да о чем угодно. Но Шерлок молчит. Ни слова не раздается из его уст. - Мы здесь… больше 40 минут не протянем, - говорит Джон, зная, что преувеличивает. Где-то глубоко в подсознании еще помнятся все стадии, которые вдалбливались ему в университете и потом были проверены на собственной шкуре холодными долгими ночами в афганской пустыне: озноб, дрожь, потеря чувствительности в конечностях, спутанность сознания, потеря мышечной координации, способности сознательно принимать решения, притупление ощущений, потеря сознания - и, наконец, где-то далеко-далеко, как в дымке, мелькает мысль: клиническая смерть. Что же остается делать ему в этом холодильнике? Только чувствовать, как с каждой минутой ослабевает умственная активность. - С-скоро приедет полиция, - говорит Шерлок свистящим шепотом, выбивая зубами дробь. - Да, - отвечает Джон, тем не менее, помня, что сам Шерлок недавно сказал: «Мы умрем раньше, чем нас кто-нибудь найдет» и не смог дать полиции координаты их точного местонахождения. Преступники загнали их в ловушку: в условленном месте встречи с помощью подкупленного бродяги из сети бездомных их так накачали наркотиками, что Джон и Шерлок очнулись только внутри этого промышленного комплекса, расположения которого даже Шерлок не мог толком определить. Ошметки лондонской грязи, бетонные стены, линолеум на полу, настеленный, без сомнения, еще в 60-х, само здание, освинцованное настолько, что глушит сигналы GPS – вот и всё. - Мы… по-прежнему в Лондоне, - говорит Шерлок и его сотрясает такая яростная дрожь, что даже сквозь растущую дурноту равнодушия Джон чувствует подергивания его тела. – З-здесь не так уж много з-заброшенных промышл-лельных комплексов… такого типа. В Ярде же не идиоты. Джон пытается улыбнуться, но лицевые мышцы по-настоящему отказываются ему подчиняться. – Ты только что… говорил по-другому, - с трудом выговаривает он. - Может, нам не стоит с-сидеть, - бормочет Шерлок спустя долгое время, но тон его не слишком убедительный, и он не делает даже попытки встать с пола. Он оглядывает подвешенные на крюках безмолвные туши, будто у них есть какой-то ответ. - А я… даже не помню, что сижу, - говорит Джон и хмурится. Над ним грозно нависает черное облако страха: где он и как…? В морозильнике полутемно, стены из-за льда кажутся синими и эти красноватые очертания развешанных на крюках туш – какой-то абсурд, и что…? Что-то внутри него обрывается; инстинкт, отточенный до совершенства за годы учебы и военной службы, велит ему закрыть глаза и сконцентрироваться: на точке опоры, стальном костяке внутри себя. - Джон. Джон, - говорит кто-то тихим низким голосом. Это Шерлок, осознает Джон, и угроза паники отступает. – Я первым… сел. Потом ты. Ты… пытался меня поднять. Джон недоверчиво смотрит на него. Губы у Шерлока посинели и дрожат. В локоне, упавшем на лоб, поблескивает иней. - Что ты… - начинает Джон, но вопрос преждевременно умирает на непослушных губах. - С-скажи мне, - говорит Шерлок, и Джон отмечает, что в руке, которой он держит его за руку, еще сохранилась какая-то сила. Джон сжимается от этого прикосновения, от надежной твердости Шерлокова тела. – Скажи мне, что с нами происходит. - Мы… - Джон замолкает, конвульсивно вздрагивая от озноба, пробившего все тело. - …теряем мышечный контроль, - заканчивает он. – Жизненные функции…замедляются. Тело п-пытается…сохранить энергию. Чувства…притупляются. Мы не должны… - Он хочет сказать «паниковать», но в голове только путанная, угнетающая мешанина слов. И потому он замолкает и просто смотрит Шерлоку в лицо. - Господи, - говорит Джон, напрягая глаза, чтобы расплывающееся лицо Шерлока обрело четкость. Потом его черты снова кажутся размытыми. – Ты… ты умираешь. - И ты тоже, - отзывается Шерлок. Потом выдает парадоксальное: - Т-ты не умираешь… Джон смотрит на него, на его неестественное белое лицо над черным воротником пальто, синеватое пятно - очертания губ, и внезапно и остро чувствует, как внутри вспыхивают давно тлеющие угли. Ему столько всего надо сказать, столько, что его коченеющий ум вязнет и путается, не в силах выдать ни одного связного предложения. – Все… все что мне приходит на ум… что мы умрем, - наконец с трудом произносит он, глотая непослушные слова. - По крайней мере, сделаем это с шиком, - заканчивает за него Шерлок. Джону хочется засмеяться, потому что от потери сознания до гипотермии где-то восемь минут – по его прикидкам, но он сейчас плохо соображает, - и в такой момент только Шерлок может умудриться вставлять угрюмые замечания. От этого внутри Джона, несмотря на боль во все более и более коченеющем теле, на то, что ледяной воздух до крови обдирает легкие, появляется странное теплое чувство. Ему кажется, что он начинает засыпать, что его голова опускается на плечо Шерлока. Так хорошо… - Джон, - тихо говорит Шерлок. – Не надо. Джон моргает и осознает, что в самом деле уткнулся лицом в плечо Шерлока; кожа на лице так онемела, что он почти не чувствует мягкого щекотания ворсинок пальто. - Не спи, - говорит Шерлок и слабо дергает плечами, чтобы, как предполагает Джон, помочь ему поднять голову. - н…сплю, - бормочет Джон, но перед глазами только темная, уютная и успокаивающая материя пальто, и он почему-то больше совсем не чувствует холода. Как хорошо вот так прижиматься к Шерлоку, здесь, в этом полумраке, где кроме них, больше никого. Смутно, без досады, из дальней дали приходит сожаление: почему они раньше не делали так чаще; не царапаться, кусаться и бешено трахаться, когда они оба сходили с ума то на волне адреналина, то чего-то еще, а иногда посидеть вместе, даже не обнявшись, а вот так, просто прижавшись… Но сейчас эта мысль так легко ускользает, тонет в черной быстрой реке в его голове. Если напрячься, даже слышен ее рокот, незримый, но с каждой минутой все более быстрый и громкий, - она жадно затягивает его в свой водоворот. Прижатое к нему тело Шерлока становится неподвижным, дрожь в нем стихает. Джон знает, что это должно его беспокоить, но ему почему-то всё равно. Ну и пусть. - И это… всё? – спрашивает Джон в плечо Шерлока и в ответ чувствует легкое подергивание – Шерлок, наверное, беззвучно смеется. Джону кажется, будто река подхватила его и несет на волнах. - Нет, - отвечает Шерлок. И снова это странное ощущение легкого дуновения теплого воздуха на волосах Джона: наверное, Шерлок повернул голову и выдохнул куда-то ему в затылок. – Нет, - повторяет Шерлок ему в волосы, и Джон почти может почувствовать движение его губ. Ему так хорошо. Он мимолетно удивляется, почему же им раньше было так холодно. - А я думаю да, - глухо говорит он в пальто Шерлока. Шерлок дышит тепло и ровно. Они вместе. Рука Шерлока на его руке – значит, что бы с ними не случилось, река подхватит их обоих. - Ну, ты ведь идиот, - шепчет Шерлок, и Джон чувствует теплый прилив безмерной радости: пока Шерлок так говорит, он очень даже живой. Шерлок целует его волосы или, по крайней мере, проводит по ним губами - едва уловимое ощущение, но всё же что-то теплое на онемевшей от холода коже. Шерлок обычно так не целует. Шерлок целуется страстно, на волне адреналина и с совершенно недвусмысленными намерениями. Но такие поцелуи не согреют в холод. - Шерлок, - заплетающимся языком бормочет Джон в пальто Шерлока. Несколько мгновений он ждет отклика, но его нет. – Я не жалею. – Губы его больше не слушаются, но он и не в силах придумать какие-нибудь другие слова, которые будут важны Шерлоку. - Я тоже, - тихо отвечает Шерлок, так тихо, что Джон даже не уверен, не показалось ли ему. Он моргает, пытаясь вырваться от ощущения, что медленно погружается куда-то, тонет. – Я должен был… - говорит Шерлок и прижимается лицом к волосам Джона. Теперь Джон точно уверен: прикосновение его губ – поцелуй. Шерлок бормочет что-то неразборчивое, но что бы это ни было – всё хорошо, всё прекрасно. Джон тоже пытается сказать, но понимает, что язык уже когда-то успел ему отказать. Он закрывает глаза, пытаясь сосредоточиться на ощущении тепла дыхания Шерлока на своем затылке, на неясном, словно сквозь вату, прикосновении его тела, приглушенном реве реки и мягком погружении на дно, куда его словно утягивают сотни невидимых рук.