Другое время и место

      Румпельштильцхен полжизни опирался на палку, и без нее едва мог сохранять равновесие. Он чувствовал себя ребенком, делающим первые шаги, он шатался, как пьяный матрос… но был слишком счастлив, чтобы стесняться этого. Впервые за много лет он мог передвигаться без боли. Он мог поднять Бея. Он мог обнять Белль обеими руками без того, чтобы опираться на нее для поддержки. Он снова был здоровым.       Все-таки он надеялся, что скоро научится ходить как нормальные люди, – Зосо переместил их в окрестности садов отца Белль, и, по ее словам, они должны были достигнуть дворца вскоре после рассвета. Румпельштильцхен сомневался, что вихляющийся подобно пьянице мужчина произведет на короля хорошее впечатление.       Как раз с восходом солнца они поднялись на взгорок, и перед ними в блеске золота и мрамора вырос дворец. Увидев его, Бей шумно втянул воздух, и Румпельштильцхен, который так же, как и сын, провел всю жизнь в маленькой деревеньке, едва не сделал то же самое. Шедшая между ними Белль лучезарно улыбнулась от радости, подняла капюшон, чтобы защититься от ветра, и взяла их обоих за руки.       – Мы почти на месте.       К тому моменту, когда они подошли к дворцу, Румпельштильцхен уже мог без запинки сделать длинную цепочку шагов, на которую прежде не решился бы. Но теперь он чувствовал необъяснимую уверенность, что сможет одолеть и две такие цепочки за раз.       И тут же снова едва не нырнул носом вниз. Пусть шаги стали тверже, но лестницы были все еще в новинку. Они были у самых нижних ступенек, когда перед ними выступили двое стражников, перегородив дорогу:       – Изложите ваше дело.       Хотя выражение их лиц было суровым, Румпельштильцхен не заметил в мужчинах жестокости. Он не успел ответить, как Белль шагнула вперед.       – Мы просим аудиенции у короля, – ответила она, поднимая руки, чтобы откинуть капюшон и открыть лицо. Последовавшие в поведении обоих мужчин перемены были немедленными и поразительными.       – Принцесса! – воскликнул старший из них, в то время как второй развернулся на каблуках и унесся сломя голову вверх по лестнице. – Вы спасены! Прошло столько времени… мы опасались худшего.       – Мне есть что рассказать, – с улыбкой призналась Белль. – И у меня есть новости, которые обрадуют всех, но сперва я должна увидеться с отцом.       – Конечно, Ваше высочество, – стражник отступил назад, почтительно склонив голову.       Белль уверенно повела своих друзей по длинной лестнице, ведущей во дворец.       Каким-то образом Румпельштильцхен практически забыл, что Белль – принцесса, но этот миг вернул все на свои места. Белль выросла среди этих величественных залов с их витражами и бесценными произведениями искусства. Каждый замеченный им по пути слуга кланялся ей. Белль была принцессой, и он никогда не чувствовал себя более далеким от нее.       Крупный мужчина, разодетый в бархат и меха, торопливо вышел из-за угла, и Белль побежала ему навстречу, оставив Румпельштильцхена и Бея позади.       – Папа! – радостно смеясь, она бросилась в объятия мужчины, и тот закружил ее в воздухе.       – Белль! О, моя Белль! – голос мужчины – короля – захлебнулся, как будто он пытался смеяться и плакать одновременно. – Надо бы тебя выпороть – о чем ты думала? Мы до смерти волновались; Лоран жаждал твоей крови, но твой слабоумный жених влюбился в ведьму, так что теперь у него проблемы посерьезнее, и слава всем богам, ты наконец-то вернулась!       Белль вывернулась из рук отца, от души смеясь над этим словесным потоком.       – Я снова дома, папа. И у меня есть новости: война с ограми окончена.       Король смотрел на нее, явно стараясь осмыслить это поразительное заявление.       – Война с ограми… Белль, во имя всех богов, что ты сделала?       Она снова рассмеялась при виде его потрясения:       – Мы встретили… очень могущественного волшебника и оказали ему услугу. Взамен он создал барьер вдоль границ. Мы можем пересекать его, если захотим, но огры больше не могут проникнуть сквозь него.       Это было весьма приблизительный пересказ того, что произошло на самом деле, но они бы простояли тут до конца дней своих, если бы она решила поведать всю историю. А насколько Румпельштильцхен знал Белль, рано или поздно она это сделает – и, возможно, используя звуковые эффекты.       Белль с улыбкой поманила к себе его и Бея.       – Папа, это Белфайр и его отец, Румпельштильцхен. Они приютили меня и помогли найти дорогу домой. Румпельштильцхен – тот, кто нашел волшебника, а добиться от него создания барьера было идеей Бея.       Внезапное внимание короля нервировало, но тот одобрительно кивнул им обоим.       – Вы, несомненно, очень храбрый и умный молодой человек, – похвалил король Бея, и сердце Румпельштильцхена наполнилось гордостью. Он всегда знал, что его мальчик незауряден, но даже и не мечтал, что его достоинства признает правитель королевства.       Король потрепал Бея по плечу, затем протянул руку:       – А тебе, Румпельштильцхен, большое спасибо за то, что защитил мою дочь и наши земли. Я тебе многим обязан. Назови свою награду, и ты ее получишь.       Румпельштильцхен потряс руку мужчины; слова короля затопили его. О подобном он и не мечтал никогда! Назвать его награду? Если он чего и ожидал, так это того, что ему дадут пригоршню монет и отправят восвояси, но король смотрел ему в глаза, как равному.       Место для Бея, придумал он наконец. Наверное, они могут отдать его в учение, куда-нибудь, где Бей сможет применить свои таланты, что-нибудь уважаемое и безопасное. Может быть, они смогут найти работу и для него. Наверняка где-нибудь здесь есть овцы. Возможно, ему даже позволят время от времени видеть Белль. Конечно же, он уже не сможет поговорить с ней, но если ему разрешат иногда смотреть на нее, хотя бы издалека, он довольствуется и этим.       Белль положила ладонь на руку отца, улыбаясь одними уголками губ:       – Думаю, традиционной награды «за спасение королевства и принцессы» будет достаточно, папа.       – В самом деле? – король вскинул брови и посмотрел на Румпельштильцхена чуть пристальнее – тот так разволновался, что забыл, как дышать. Белль ведь на самом деле не говорила – не могла сказать – то, что, как он подумал, она сказала? Король снова посмотрел на Белль. – Ты твердо уверена? Он же простолюдин.       Улыбка Белль стала шире, превратившись в озорную:       – Ну, это же семейная традиция. Думаю, из простолюдинов получаются прекрасные короли.       Король расхохотался, словно она только что рассказала великолепную шутку, и Румпельштильцхен слабо улыбнулся. Бей, явно сбитый с толку, поочередно оглядывал троих взрослых. Сильная рука опустилась ему на плечо, по-товарищески сжав его.       – Я был подмастерьем кузнеца, когда меня нашла мать Белль. Ты хорошо устроишься, парень. – Король отступил назад и оглядел всю троицу: – Вы выглядите измученными. – Взмахом руки он подозвал к себе одетого в ливрею слугу: – Найди комнаты для наших гостей, устрой их с удобством.       Когда Белль шагнула, чтобы последовать за слугой, отец ласково поймал ее руку.       – О нет, не ты, юная леди. Тебя я так скоро не отпущу. Ты сможешь отдохнуть, когда расскажешь мне свою историю.       И король повел ее в противоположном направлении. Белль послала им через плечо беспомощный, но веселый взгляд и воздушный поцелуй – а потом отец и дочь скрылись за углом.       Бей спотыкался на каждом шагу, стараясь разглядеть все и сразу, но Румпельштильцхен честно не отрывал взгляда от спины слуги – настолько ошеломленный, что чувствовал себя разбитым.       – Сэр, вы бы хотели сначала принять ванну или предпочитаете, чтобы я сразу показал вам ваши комнаты? – спросил слуга, и Румпельштильцхен потратил несколько секунд, чтобы осознать – это «сэр» обращено к нему. Перспектива упасть в кровать выглядела заманчиво, но он представлял, насколько они грязные и оборванные по сравнению с окружающим их великолепием.       – Сперва ванну, пожалуйста, – распорядился он; его голос необычайно гулко разносился в холле с высокими потолками.       – Конечно, сэр.       Слуга отвел их в меньшую комнату – это означало, что их дом поместился бы в ней всего три-четыре раза, а не дюжину, – облицованную голубой и серебристой стеклянной плиткой. В комнате стояло шесть больших лоханей для омовения, две из которых уже были наполнены до краев и исходили паром. Румпельштильцхену казалось, будто он перенесся на морское дно, а стоявший рядом Бей разинул рот так широко, словно пытался поймать муху.       – Вам понадобится помощь, сэр? – вежливо напомнил о себе слуга, и Румпельштильцхена выбросило обратно в реальность.       – О нет. Нет, спасибо.       Слуга наклонил голову:       – Если вы оставите свою одежду на стуле, я заберу ее в стирку. Вы найдете новую одежду в этом шкафу, – он открыл дверцу, показав больше дорогих вещей, чем Румпельштильцхен когда-либо рассчитывал увидеть в этой жизни. – Звоните, сэр, если вам что-нибудь потребуется.       Сказав это, слуга вышел, оставив их с Беем, в ступоре уставившимися друг на друга. Наконец Румпельштильцхен покачал головой и разделся, затем, поморщившись, аккуратно сложил одежду на стуле. Забрать ее, чтобы выстирать? Учитывая состояние одежды, лучше бы ее сжечь. Искусная штопка Белль пришла в полную негодность после приключений последних двух дней, и все вещи были пропитаны легкоузнаваемым запахом овечьего жира.       Запах пристал и к нему тоже, осознал он, погрузившись в глубокую лохань; необыкновенно горячая вода мгновенно расслабила каждую ноющую мышцу. Бей в соседней лохани ушел под воду с головой, всплывая каждую минуту, чтобы глотнуть воздуха.       – Чувствую себя русалкой.       – И выглядишь так же. – Румпельштильцхен хихикнул при виде сына с налипшими на лицо мокрыми волосами. – Смотри не утони.       Бей вернулся к игре, погрузившись в воду, и у Румпельштильцхена, несмотря на глубокую усталость, стало легко на сердце. Все это походило на сказку – его пригласили в королевский замок и обращались, как с почетным гостем. Он ждал, что в любой момент проснется и обнаружит, что последний месяц был всего лишь необычайно ярким сном.       – Папа? – в его мысли вторгся голос Бея. – Ты собираешься стать королем?       По правде говоря, Румпельштильцхен старался не думать о последней части беседы с королем и Белль. Он был уверен, что каким-то образом недопонял их. Невозможно, чтобы они действительно сказали то, что он услышал. Если бы они просто позволили ему изредка видеть Белль, он бы удовольствовался и этим. Они не могли на самом деле предложить ее ему в жены.       – Я не знаю, Бей, – медленно ответил Румпельштильцхен. Похоже, сын недопонял то же, что и он. – Сомневаюсь.       Бей задумчиво кивнул. Румпельштильцхен принялся мыться, стараясь отскрести оставшиеся следы ланолина. Мыло отлично мылилось и слабо пахло сандалом, ничем не напоминая грубый щелок, к которому он привык, но отмывало так же хорошо. Он закончил, заодно помыв голову и попутно слегка ужасаясь коричневому оттенку, который появился у воды, когда он ополоснулся.       Румпельштильцхен вытерся оставленным для них толстым полотенцем, потом выбрал одежду для себя и Бея. Он намеревался подыскать что-нибудь попроще, но все было ярких цветов и отделано до нелепости изысканной вышивкой – для предмета гардероба, который предназначен лишь для того, чтобы выйти из ванной. Пока Бей плескался позади, заканчивая мытье, Румпельштильцхен принялся причесываться серебряным гребнем, который нашел на низеньком столике. Там же стояло и зеркало, в которое он, сражаясь с колтунами, старался не смотреть. Возможно, сейчас он и стал чистым, но был по-прежнему неотесанной и заурядной деревенщиной. О чем он думал, воображая, будто они могут отдать ему Белль?       Снаружи их ждал все тот же слуга. Он казался неотъемлемой частью дворца. Румпельштильцхен не был уверен, следует ли извиняться перед слугой за то, что они заставили себя ждать, но раньше, чем он успел решить, слуга поманил их за собой.       Комната была определенно достаточно велика, чтобы принадлежать королю, но, по-видимому, предназначалась для них. Одна только кровать могла заполнить всю его хижину, и Румпельштильцхен не имел представления, что предполагается делать с горой подушек в изголовье. Продемонстрировав колокольчик для вызова прислуги, слуга оставил их осваиваться. Румпельштильцхен не думал, что когда-либо воспользуется колокольчиком – разве что умудрится заблудиться.       Для них была приготовлены наряды: высокие сапоги для обоих, темные бриджи, шелковая рубашка золотистого цвета и обильно украшенный вышивкой бордовый жилет для него и похожий наряд для Бея, только его жилет был зеленым и более простого кроя. Они оба будут выглядеть в ней абсолютно нелепо. Рядом лежала более скромная и свободная одежда, и Румпельштильцхен подумал, что только во дворце облачение для сна может быть сделано из шелка и окрашено дорогой краской. Тем не менее, ткань приятно ласкала кожу, а восхищение, отразившееся на лице Бея, когда он погладил шелк пальцами, само по себе было наградой.       Возможно, кровать и была гигантской, но она манила к себе, и они оба без лишних рассуждений забрались под одеяла. Бей растянулся лицом вниз на левой половине, прижавшись щекой к тяжелому атласу, и практически сразу уснул. Румпельштильцхен потратил несколько минут, выбирая себе подушку, и перед тем как провалиться в сон, еще успел задаться вопросом, насколько продвинулась вперед беседа Белль с отцом.       Он проснулся не то секунды, не то часы спустя от ощущения пальцев, скользящих по его переносице. Медленно открыв глаза, Румпельштильцхен различил в сгущающейся темноте сидящую возле него на краю кровати Белль, одетую лишь в синюю шелковую сорочку – и если они все же не планируют выдать ее за него замуж, то послать ее к нему в спальню полураздетой было не самым верным путем мягко сообщить ему об этом.       Белль улыбнулась, увидев, что он проснулся, и нагнулась, чтобы поцеловать его в кончик носа, а потом пихнула его под ребра:       – Подвинься.       Румпельштильцхен поспешно отполз поближе к Бею, который лежал в прежней позе и спал как зачарованный. Белль свернулась калачиком справа от Румпельштильцхена, положив голову ему на грудь.       – Отец рад, что мы спасли мир, и готов отдать тебе полкоролевства в благодарность за то, что ты вернул меня домой. Я попросила, чтобы он просто отдал меня за тебя замуж, и мы решили, что этого достаточно.       Белль подняла голову, чтобы посмотреть на него. И все, что он мог, это смотреть на нее в ответ. Она снова это сказала, только на сей раз неоткуда было взяться лазейке для неверного толкования. Белль станет его женой – его женой. Румпельштильцхен желал этого едва ли не с того самого дня, как они встретились, и это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.       От его молчания улыбка Белль несколько увяла. Девушка отвернулась и густо покраснела.       – Или… ты можешь забрать полкоролевства. Или что-нибудь еще, что захочешь. Ты не обязан…       – Белль, – ее имя было единственным, что пришло ему на ум, но этого оказалось достаточно, чтобы прервать лихорадочный поток ее слов. Она подумала, что он не хочет ее? Он был согласен на любые условия, лишь бы ему позволили просто видеть ее, а о том, чтобы назвать ее своей женой, он и мечтать не смел. Оттолкнувшись от перины, Румпельштильцхен сел, а затем взял ее руки в свои.       – Я знаю, что недостоин тебя, – начал он, запинаясь, подбирая верные слова. – Но ничто не сделает меня счастливее, чем брак с тобой.       Улыбка Белль буквально осветила комнату; она заметно расслабилась.       – Конечно, ты достоин, не будь идиотом, – пожурила его Белль, и в ее глазах было столько чистой веры, что Румпельштильцхен не устоял и потянул ее за руки, чтобы притиснуть поближе к себе. Белль выдохнула, и он ощутил на своем лице это дыхание, согревшее каждую частичку его тела. Он осторожно накрыл ее рот своим, благоговея от касания ее губ и сцеловывая с них вздох наслаждения.       Румпельштильцхен никогда не чувствовал ничего подобного. Ее свет переполнил его душу, унося прочь все страхи и сомнения. Они будут вместе отныне и, скорее всего, навсегда, и будут жить долго и счастливо. Он зарылся пальцами в ее волосы, углубляя поцелуй, но и этой близости было недостаточно. Белль прижалась к нему, ладонями гладя его затылок, и целовала его со всей страстью… пока вдруг не зевнула прямо ему в рот.       Румпельштильцхен отстранился, приглушенно фыркнув, а увидев ее оскорбленное выражение, и вовсе рассмеялся. Он, по крайней мере, поспал несколько часов, а Белль не так повезло. Она выглядела счастливой, но явно уставшей. Улегшись обратно на кровать, Румпельштильцхен притянул ее к себе, решив, что все остальное может подождать.       – На то, чтобы привести все в порядок после войны, уйдет некоторое время, – Белль зевнула, снова проигнорировав изобилие мягких подушек в пользу его костлявой груди. – И я хочу открыть школу для детей вроде Бея, может, даже в твоей деревне… – Румпельштильцхен прижал Белль теснее, и она продолжила – ее слова больше напоминали зевки, чем нечто осмысленное: – Или мы можем открыть сразу несколько школ – в землях лугов и в стране лесов… Я хочу отправить солдат на работы по восстановлению…       – Чшш, – Румпельштильцхен убаюкивал Белль, поглаживая ее по волосам. Ее великолепный ум всегда был переполнен планами и идеями, но даже ей иногда нужно отдыхать. – Это потерпит до завтра.       – И я… я… – речь Белль прервалась грандиозным зевком, и Румпельштильцхен не смог удержать улыбку – которая мгновенно исчезла при ее следующих словах. – Я люблю тебя.       Он прижался губами к ее волосам, на глаза навернулись слезы.       – И я тебя люблю, моя Белль.       Она крепче обхватила его рукой за талию, притискивая к себе, и ее дыхание стало сонным и глубоким – усталое тело наконец заставило ум тоже расслабиться. Румпельштильцхен снова поцеловал волосы Белль, затем потянулся, чтобы провести пальцами по волосам Бея. Два человека, которых он любил больше всего на свете, были с ним, счастливые, довольные и в безопасности, и впервые в жизни Румпельштильцхен надеялся, что когда он завтра проснется, все будет еще лучше.