Встань и иди

Глядь - так и есть! В темноте мужика Смерть обнимает, ласкает. М.П.Мусоргский "Песни и пляски Смерти" Как хороши декабрьские предрассветные часы на костромской земле! Быть может, этого не заметит юноша, знающий лишь красоту весны, но тот, кто много прожил и много страдал, без труда различит в голосе ветра отзвук печальносуровой свадебной песни, а в белизне инея и снега – подвенечный наряд Марены Свароговны. Потом, к исходу зимы сестра Живы-Весны и Лели-Любви станет злой ведьмой, но сейчас она – "царица прекрасная", чья красота ведома всякому, кому хоть раз остудил душевную рану первый снег, кто хоть единожды в отчаянии призывал утешительницу - Смерть. Человек за рулём "Запорожца", двигавшегося в направлении Волгореченска, мог бы по достоинству оценить невесту Дажьбога Перуновича, но ему было некогда. Человека в "Запорожце" звали Джеймс Бонд. Больше года прошло с тех пор, как он – тогда ещё агент 007 – последний раз входил в кабинет М. Теперь у него было только имя – и это всё, что ему оставили. Жизнь тоже не смогли отнять – но и она теперь казалась милостью. Милость и жалость – вот что стало его уделом. Из милости дали ему приют в Монсальвате, из жалости приняли в своём доме Лурмааны… Что же заставило его покинуть гостеприимный дом в далёком счастливом мире, какие пути вели его в Волгореченск? Чтобы ответить на этот вопрос, нам придётся перенестись более чем на полсуток назад. * * * Более полусуток назад в Москве музыканты молодого – существующего чуть больше года оркестра русских народных инструментов расходились после репетиции и не замечали человека с соломенно-желтыми волосами и протезом вместо правой руки. Работая в ЦРУ, научишься быть незаметным! Правда, сейчас Феликс Лейтер представлял совсем другую организацию, но он знал, что ЦРУ не отпускает никогда – и там о нём вспомнят, если потребуется. Так было однажды – когда подался в агентство Пинкертона, так будет и теперь – в этом он не сомневался. За музыкантами он не следил – просто ждал, когда уйдут все, кроме дирижёра – и можно будет поговорить без свидетелей. О дирижёре он знал то, что лишь один из оркестрантов ведал о своей Елене Анатольевне: до того, как взвалить на себя оркестр, эта женщина несколько лет несла на своих плечах Возрождённый Нуменор. И Лейтер шел к ней, конечно же, не о гастролях договариваться – на то другие организации есть. Но не только по долгу службы он пересёк океан: Феликс хотел услышать правду о смерти друга. Джеймс Бонд покончил с собой в тюрьме – вот всё, что он смог вызнать в Англии. Не удалось выяснить даже, в чём его обвиняли. Лейтер, однако, не сомневался, что обвинение, каким бы оно ни было, не имело ничего общего с реальностью, не верил и в самоубийство – Бонда, без сомнения, ликвидировали – и Феликс хотел знать, кому его друг стал поперек дороги. В Лондоне он не мог узнать больше ничего. Впрочем, до одного весьма важного обстоятельства ему удалось докопаться: к этому тёмному делу имел какое-то касательство Возрождённый Нуменор. И когда Феликса послали в Россию к дунаданам, он не собирался упускать шанс. Он не тешил себя надеждой, что сумеет перехитрить людей, умеющих читать мысли, но уповал на то, что дунаданы не отказывают в помощи никому, чья просьба не противоречит Закону Небесному или земному. Но разве грешно или преступно интересоваться судьбой друга? Говорят, в Нуменоре высоко ценят дружбу и верность, и Феликс надеялся, что там его чувства поймут. Встреча с Владыкой в Рыбинске его несколько озадачила: стоило ему завести речь о Бонде, как в Тар-Феанора словно бес вселился. Феликс опомнился, скатившись с лестницы. Он не мог понять: то ли Джеймс настолько восстановил против себя эту загадочную организацию, что здесь и на порог не пускают того, кто представляется его другом, то ли ему попросту не поверили. Так или иначе, путь к разговору с Предводителем теперь был отрезан, и оставалось только отправиться в Кострому и отыскать там Тар-Телконтари. Владычица оказалась не по возрасту серьёзной и властной девочкой-подростком. С Лейтером она была холодно вежлива: Джеймс Бонд жив, он в надёжном месте, где ему ничто не угрожает, ему хорошо, увидеться с ним нельзя… И вообще, ей пора в школу, а в ближайшие несколько месяцев она ужасно занята… Всего хорошего! Итак, ему не доверяют. Неведомо, что там у них вышло с англичанами, но, по-видимому, у дунаданов есть серьёзные основания сомневаться в искренности тех, кто проявляет интерес к судьбе мистера Бонда. По крайней мере, теперь Феликс знал, что Джеймс жив (с чего бы Хранительнице лгать об этом?), но удовлетвориться этим, разумеется, не мог. К тому же у него не было никакого желания объяснять по возвращении в США, как это он умудрился сделаться в Нуменоре «персоной нон грата», не успев даже заикнуться о деле. Теперь, когда и Тар-Феанор, и Тар-Телконтари захлопнули дверь перед ним, оставался один путь: заручиться поддержкой кого-то, кто имеет очень большое влияние на Владык. Но кто из дунаданов поверит ему – поверит настолько, что после всего происшедшего решится представить его своим суровым вождям, не страшась их гнева? А к чьим советам вообще прислушается по-настоящему мудрый правитель? Может быть, к словам своего предшественника на престоле? К тому же, о доброте прежней Владычицы ходили легенды… Если кто и сможет сейчас ему помочь, то только она. И вот теперь Феликс Лейтер стоит возле этого небольшого здания и ждёт, когда уйдут все музыканты – и тогда никто не помешает его разговору с сестрой Еленой. …Но вот, кажется, пора ему войти. * * * Елена прошла из репетиционного зала в свой кабинет и устало опустилась на стул. Вот так… хоть десять минут передохнуть – больше-то отдыхать не придётся. Сейчас одиннадцать тридцать пять, репетиция закончилась, следующая – завтра, но у дирижёра всегда полно работы. А сегодня – помимо прочего – надо ещё лететь в Нижний Новгород за медиаторами. Елена и сама могла сработать неплохой медиатор из подходящей пластмассовой линейки – для домры малой или из капроновой крышки – для альтовой, но лучше копролоновых медиаторов не найти, а в изготовлении их не было равных преподавателю Нижегородской консерватории Михаилу Котомину. С ним у неё назначена встреча через два часа – доверить почте такую драгоценность, как хорошие медиаторы, Елена не рискнула. Правда, передать деньги и получить сделанные на заказ медиаторы могла бы и администратор Ася, но она уже пятый день лежала с гриппом. Болезнь администратора прибавила Елене забот. Елена с благодарностью подумала о брате Александре: что бы она делала без подаренной им леталки! Страшно подумать, что ей пришлось бы отменять репетиции сейчас – когда осталось совсем немного времени до такого ответственного концерта! До сих пор оркестр Елены выступал на провинциальных сценах, но вот теперь – совсем скоро – дирижёру и оркестрантам предстояло вынести своё искусство на суд искушённой и взыскательной столичной публики. Что и говорить, тяжко ей пришлось бы без леталки! Не говоря уж о том, что мужа видела бы в лучшем случае раз в месяц. Конечно, если б она попросила брата Виктора помочь с квартирой в Москве, он бы не отказал – как не отказал многим её оркестрантам, у которых не было жилья в столице после того, как выписались из общежития, но Елена слишком хорошо знала, что её Мануйло не сможет жить в огромном городе с его шумными улицами, спешащей толпой, уродливыми каменными коробками в десятки этажей и мрачными подземельями метро. Да и сама Елена выдерживала этот бурлящий котёл только потому, что каждый вечер садилась в леталку и отправлялась в лесную избушку на Пинеге, где её ждал Мануйло. Вот и сегодня она, падая с ног от устало-сти, войдёт в этот дом, ставший её крепостью. Мануйло, конечно же, скажет: «Стоило этак выматываться – дался тебе этот оркестр!». А потом он обнимет её – и вся её усталость, все волнения этого дня растворятся в прикосновении его рук. Работа Елены отнимала много времени – может, именно поэтому им была так дорога каждая минута, проведённая вместе. Они не расставались даже ночами в полнолуние, когда он «перекидывался» – они до рассвета вдвоём уходили в лес. Особенно любила Елена такие ночи зимой, когда Мануйло играл с ней, кидаясь на грудь и опрокидывая в снег… Елена было уверена, что тем, кто болтает о «необходимости разнообразия», просто не повезло со спутником жизни. Мануйло не надоест ей никогда – не может надоесть! О таком муже можно только мечтать. И в доме у них всё было так, как ей мечталось: и иконы, и печка с живым огнём… вот только колыбелька до сих пор стоит пустая, хотя женаты они уже больше года, и часто по ночам она трепетала в объятиях оборотня, качаясь на золотой волне его нежной силы… Мануйло хотел, чтобы она обследовалась, но она всё медлила с этим, отговариваясь занятостью. На самом деле она просто боялась услышать приговор. Впрочем, Елена и без всякого обследования догадывалась, что полученное в Нью-Йорке ранение в живот – хоть и исцелённое чудесным образом – не прошло бесследно. А может, прикосновение Ада сделало её бесплодной? … Дверь кабинета приоткрылась: – Елена Анатольевна, назавтра что приготовить? – Всё то же кроме Свиридова, и ещё Аренского… вот, возьми ключи, закроешь потом. А я ухожу. Соня удалилась к себе в библиотеку – раскладывать ноты по папкам. Елена резко поднялась – всё, передышка закончилась, пора браться за дела! Но немедленно отправиться в Нижний Новгород ей не пришлось. – Если я не ошибаюсь, Вы – сестра Елена? – Да, это я. Приветствую тебя! – она улыбнулась. Нельзя показать этому человеку, что он явился не вовремя: от хорошей жизни не ищут встречи с дунаданами – нельзя допустить, чтобы он ещё больше уверился в жестокости этого мира. – Я – Феликс Лейтер, «Бюро-13». – «Бюро-13»? А Джеймс говорил, будто ты из ЦРУ, – произнесла она таким тоном, будто к ней каждый день после репетиции заходит кто-нибудь из ЦРУ. – И многим он это говорил? – Только мне. Так, обмолвился однажды… Да ты садись! А то стоишь, как чужой. Уж извини, кофе не предлагаю – солисты весь выпили, прямо не напасёшься на них. Феликс сел на диван. – У меня к Вам два дела: одно – личного характера, другое, возможно, вплотную касается Возрождённого Нуменора. – Ну, если так серьезно, тебе лучше бы прямо к Владыкам. У меня-то теперь один знак власти, – она продемонстрировала дирижёрскую палочку. – У ваших Владык я уже был. Она внимательно посмотрела на лицо Феликса, сохранившее следы Александрова «гостеприимства»: – Неласково же наш Владыка тебя встретил... с лестницы, что ли? – Откуда такие подробности? – Да так... у брата кое-чему повыучилась. Я-то слепая перед ним: он бы уже сказал, сколько в той лестнице ступенек было. – И кто этот брат – Шерлок Холмс? – Нет, Пётр Нижегородец. Но профессия та же, – она убрала дирижёрскую палочку в футляр. – Ну, выкладывай, с чем пришёл? – Я хочу знать, что случилось с Джеймсом Бондом. Не было похоже, чтобы этот вопрос её поразил – но Феликс и не ждал этого после того, как она упомянула о его друге. – Что случилось с Джеймсом... это долгая история. – У меня есть время. Сестра Елена встала и отошла к окну. С минуту она стояла, словно высматривая что-то в снегу, покрывающем двор – и молчала. Феликс не торопил её. Он уже понял: эта – расскажет. Наконец она повернулась и начала: – Мы обещали одному человеку молчать об обстоятельствах того дела. Правда, он слова не сдержал, но мы своё сдержим. Так что – прости уж – я не стану рассказывать, как Джеймс познакомился с нами, да это и не важно. Важно то, что мы тому человеку верили... он сидел с нами за столом и обещал позаботиться о Джеймсе. Воистину, тот нуждался тогда в его помощи. И он о Джеймсе не забыл... да, не забыл! Он сдал его своим союзникам, когда те вознамерились заполучить Возрождённый Нуменор в холопы. Нам стали угрожать расправой над Джеймсом и... одной тринадцатилетней девочкой, если мы не согласимся на их условия. Условия же были таковы, что принять их мы не могли. Но и бросить дорогих нам людей на произвол судьбы... точнее, на произвол этих извергов мы тоже не могли. Наши союзники согласились дать им приют. Но при бегстве из Англии их выследили. Девочке – стараниями Джеймса – удалось уйти, а его ранили в ногу и взяли. Нам предъявили ультиматум: или Владыки соглашаются на сотрудничество – или он умрёт. Впрочем, если бы даже они сказали «да» – Джеймсу бы это не помогло; его судьбу уже решили – и очень скоро мы убедились в этом. За два дня до завершения срока, данного нам на раздумье, нашим удалось разузнать, где его держат. Владыки с несколькими братьями ночью проникли туда и увезли Джеймса за пределы Британии в дом нашего союзника. Но радость была недолгой... Женщина замолчала. Было видно, что ей тяжело вспоминать всё это. Феликс терпеливо ждал. Наконец, она заговорила вновь: – Джеймс вернулся из плена тяжело больным. Оказалось, его «обрабатывали» то ли ЛСД, то ли ещё чем-то в этом роде. – Его допрашивали? – Вполне возможно, что и допрашивали, но точно не знаю – он ведь ничего не помнит о тех днях. А может, они просто хотели – если мы согласимся – выдать нам его безумным или умирающим, чтобы потом никому ничего не рассказал... зачем им огласка?Спасибо тому целителю – считай, со смертных саней поднял. Да только ненадолго то лечение помогло. Скоро началось: бред, обмороки, провалы в памяти... из-за всего этого Джеймс даже попытался лишить себя жизни. Его спасли тогда, но с последствиями того издевательства, что он пережил в плену, справиться так и не удавалось. Он медленно умирал. А мы об этом не ведали. Как мы узнали потом, Джеймс настоял, чтоб от нас это скрывали. И только когда целитель, лечивший его, признал, что больше ничего не может сделать, и Джеймс обречён – только тогда один человек написал нам без его ведома – в надежде, что нам удастся найти того, кто сможет вылечить нашего Джеймса. И мы нашли. Сейчас, насколько мне известно, Джеймс здоров, но мы его давно не видели, он ещё у наших друзей – там же, где лечился. Захочет ли он вернуться сюда – это мне неведомо, но вполне возможно, что вернётся, и ты его увидишь. Несколько минут Феликс молчал. Он ожидал услышать что-то подобное – и всё же был потрясён. – А те люди, которые это сделали... это ведь была не мафия? И не международная террористическая организация, верно? Женщина вдруг резко вскинула на него глаза – но не ярость, а боль была в её взгляде: – Послушай, Джеймс жив, может статься, ты ещё встретишься с ним. Он тогда с нами за столом не сидел, ничего не обещал – вот и спроси его! Если, конечно, ты настолько жесток, что заставишь своего друга ещё раз всё это вспомнить! Феликс не стал больше спрашивать. Этот «всплеск» сам по себе подтвердил его догадку. А женщина продолжала – уже спокойно: – А о мести не думай – мы уже отомстили, да так, что они не скоро об этом забудут. И мы тоже – вряд ли забудем. – Я уже убедился, что ваш Владыка не забыл! – Боль делает человека слепым. Сейчас важно не допустить, чтобы страдание говорило вместо него... Знаешь что, поехали-ка в Рыбинск, к Тар-Феанору. У меня времени мало, о втором деле по пути расскажешь, если успеешь, а нет – так прямо там. Уж я позабочусь, чтоб он больше не швырял тебя с лестницы. – Надеюсь, ваш Тар-Феанор не отказывает дамам. * * * Дунаданы предпочитали не пугать народ без особой надобности, поэтому Елена посадила леталку за пределами Рыбинска – и они с Феликсом направились к дому Владыки. – Ты сразу-то не показывайся, – говорила Елена, когда они приблизились к подъезду. – Подожди на лестнице, а я сначала сама с ним поговорю. Навстречу им – едва не сбив с ног – пулей вылетела сверх меры размалёванная юная особа в расстёгнутом пальто (благодаря чему хорошо была видна её более чем откровенная юбочка). – Опять Аньке от братца влетело, – прокомментировала Елена. – Не повезло нам с тобой, Феликс. – А причём тут мы? – Притом, что это была сестра нашего Александра. Если только у них до ремня дело дошло – к нему теперь до вечера лучше не подходи. Но всё же попытаемся.