***
Шакалообразный вытер пот со лба, облегченно ухмыльнулся (трещина на оконном стекле увеличилась или это оптическая иллюзия?) и пошел к лестнице. Минут через пять в квартиру профессорской внучки, толкаясь, переругиваясь шепотом, и нервно подергивая глазами (гражданин — правым, шакалообразный — левым) просочились начинающие бандито-гангстерито. Из темноты, коварно скрывающей косяки и острые углы мебели, за чужаками наблюдали чьи-то внимательные глаза…Истерика
26 апреля 2014 г. в 17:55
Дрожащими пальцами набрала Машин номер. Телефон один за другим выдавал мучительно длинные гудки, играя на ненастроенной скрипке моих нервов визгливую мелодию лихорадочного беспокойства.
Гудки.
Что с Машей? «Похитили, убили, расчленили, продали на органы, а косточки в подвале зарыли!» — Ядом разливался переливчатый визг скрипки-беспокойства. Я стала нервно наматывать на палец невезучую прядь волос, выскользнувшую из прически.
Гудки.
Да ну, бред все это. Кому нужны ее органы? «Маньякам, каннибалам, инопланетянам. Йоу!» — завела рэперский речитачивчик моя буйнопомешанная фантазия. Заткнись! Ты бы еще чокнутых ученых упомянула. Она просто не слышит звонка. «Нет-нет-нет, она упала с лестницы, свернула шею, проломила череп или вывалилась из окна и разбилась в лепешку…» — А вот и внутренний голос-инквизитор, в прошлом — оперный певец подключился. Для завершения картины «музыкальное отступление в духе диснеевских мультиков» не хватает только нейрончиков, танцующих гопак. А в руках (плевать, что конечностей у нейронов нет) они должны держать плакаты, где красочно изображены возможные кровавые исходы. А еще можно назгула с балалайкой на шкаф посадить, пусть аккомпанирует…
Биип… Биип… Биип… Абонент находится вне зоны…
Я выпустила порядком измочаленную прядку, выдранные волоски грустно спланировали на пол, предпринимая неудачные, но упорные попытки закрутить пируэт-другой. Бросила мобильник на диван, тряхнула головой, вышвыривая из черепушки истерику, внутренний голос и фантазию (будут знать, как саботаж устраивать), и ринулась на подвиги.
Вот только эпичный поход внепланово прервался: «хорек», стоявший в дверном проеме, так и остался перегораживать его, как мрачный древний идол, упертый с руин языческого капища и оставленный здесь безответственным музейным работником. И не толстый совсем, а мимо ну никак не просочиться! Это определенно талант, столько-то места собой занимать… и излучать страх: у меня началось резкое мурашкооживление, внесезонное сердцепохолодание и легкое коленкодрожание.
— П-пропусти… — О, еще и повышенная писклявость прорезалась.
Он не шевельнулся, только брезгливо спросил:
— Куда ты направилась?
Его присутствие пугало, давило, начисто отшибая способность связно мыслить и врать.
— К-к сестре… — Нервно запустила руку в волосы, — она задержалась… сильно… я волнуюсь… очень.
— Пустяк.
— Я спешу!
— Тем скорее исполнишь мой приказ.
Я малодушно попятилась, разрываясь между желанием удрать в кладовку, запаковаться там в мешке с картошкой и потребностью швырнуть тапочком в этот… страхогенератор. Реально не понимает: Машка гораздо важнее его капризов? Сразу видно: привык чудик, что все, дрожа коленками и подобострастно клацая зубами, слушаются его команд. И говорить бесполезно: не поймет, не услышит. Не захочет слушать и понимать. Не потому, что мозгов не хватает. Его гордыня, раскормленная и разросшаяся за долгие века, стальной сейфовой дверью закрывает путь моим аргументам.
Ну вот, придется все-таки сквозь него проходить… Что ж, скажем пафосное:
— Перебьешься! — и ринемся на баррикады. Зажмурившись и зачем-то вытянув лапки («Аррр! Мозги!»), я бросилась вперед. Назгул резко вскинул руки в попытке отшвырнуть меня, но не попятился и в сторону не шагнул. Жаль. Я так на это надеялась…
А в следующую секунду я поняла, насколько тупо поступила.
Казалось, упала в вязкое болото копошащихся теней. Мерзкое месиво замедляло движения, душило, хрипело, исступленно выло, пронзало тонкими иголочками мертвенного отупения… я падала и падала вперед, захлебываясь в этой дряни. Ни вдохнуть, ни закричать…
Грохнувшись ладонями и коленями на пол, неловко поползла прочь. Уткнувшись головой в стену, остановилась. Я, всхлипывая, отплевывалась, кашляла, вытирала кровь, капавшую из носа… Голова раскалывалась и кружилась, в ушах противно гудело. Тело сотрясала нервная дрожь. Успокоиться не получалось.
— Не смей так делать. Никогда. — Прошипел назгул. Он ссутулился, навалился на косяк. Руки в латных перчатках судорожно вцепились в дерево. Был чуть материальнее — оставил бы вмятины.
— Я че, больная? — Шатаясь, встала, взяла ключи, — когда вернусь, отправлю тебя назад. Может даже кусочек косяка подарю: ты, кажется, не сможешь с ним расстаться.
В ответ на щедрое предложение назгул зашипел, да так жутко, что я вылетела из квартиры и на подгибающихся ногах поплелась к лифту, который должен был вознести меня к непроходимым джунглям квартиры машиной подруги. Но он грохотал где-то на верхних этажах и снисходить до меня не желал. Гад.
Вдруг в коридор выскочил сосед. Радостно оскалился и, шлепая спадающими шлепанцами, посеменил ко мне:
— О, Катерина, я как раз к вам собирался! — Вцепился в мою ладонь влажными пальцами и по-шакальи улыбнулся. — Ох! Что с вами?
Я поморщилась:
— Да так… давление.— Освободила руку из прохладно-липкого плена его пальцев. Снова вытерла кровь. — Зачем я вам? Во всем доме внезапно кончилась соль?
Соседушка опять оскалился. Ну и противная улыбочка! Или это нервный тик?
— Хе-хе, не угадали! Мне фонарик нужен: девятый этаж на визг с чердака жаловался, — он мерзко хихикнул. Почему фонарик? Телефоном посветить что мешает? — Опять детишки залезли, а дверь захлопнулась.
Неудивительно: там стоит идиотский автоматический замок. Предыдущий кто-то спер. Блин, о чем я думаю! Тайна загадочного исчезновения Маши раскрыта! Все, мелкая зараза, держись! Я тебе такой… чердак устрою!
— Но я пойду с вами, посвечу телефо… — Черт, я его выронила, пока отползала от Величества! — Дверь подержу.
Подъехавший лифт лениво распахнул металлическую пасть. Всю дорогу наверх соседушка шустро переводил взгляд с покрытых граффити стен на меня, на потолок, снова на меня… Не поняла. Это моя злобная рожа виновата или просто привычка у него такая? Наконец дрожащими руками (не алкаш вроде… Замерз? Нервничает?) открыл чердачную дверь и приглашающе махнул рукой. Я, наводя последний лоск на приветственную речь для блудной сестры, заглянула в проем. Как тут тихо. Упс, уже нет. Несколько раз чихнула. Пятачок у двери, отвоеванный светом у липкой темноты, толстым слоем покрывала серая бетонная пыль. Почти нетронутая: короткая цепочка огромных мужских следов не считается.
— Что за…
От толчка в спину я упала на четвереньки. А потом за спиной звучно бухнула дверь!