Великая жуть стояла на пороге. Подслеповато щурила маленькие злобные глазки, изгибала в мерзкой ухмылочке тонкие губы, накрашенные алой помадой. Весь вид ее прямо-таки хихикал: «Вот теперь-то я тебя поймала!».
— Кто все это сотворил, а?
Таким тоном обращаются к нагадившим на дорогой паркет котам. При этом макая их мордой в лужу и приговаривая: «Кто это сделал? Кто это сделал?».
— Кто это убирать будет? — Всплеснула руками старая соседская кикимора.
Я, шагнув назад, проблеяла:
— Это не мое! Его подбросили.
…диверсанты. Его подбросил подлый, коварный мордорский диверсант по кличке Ородруин. Это подстава!
Мы дружно уставились на пепел, устилавший площадку и часть лестницы ковром. Креативным таким ковром. С кружевными отпечатками подошв, с оранжевыми, розовыми и голубенькими цилиндрами окурков и серо-коричневыми кляксами грязи. До кучи он был ассиметричным: широкий «хвост» указующим перстом тянулся к моему порогу.
Кикимора нахмурила выщипанные (а может погрызенные молью) брови:
— Совсем распустились. На недельку к дочке уехала, а они уже наркопритон открыли!
Э-э-э… «Они»? Меня здесь несколько? Две, три? Или она намекает на грязный сговор с окурками?
— Ну ничего, я уж порядок-то наведу! А ну живо веник взяла и все убрала! Наркоманка, тьфу…
Мои щеки горели, как у человека-факела, глаза хлопали, как у человека-совы, а в носу щипало, как у человека-обидки. При этом я пялилась на старую грызму, как человек-баран на новый гаджет. Так, раз, два, три, четыре… Да, меня здесь четыре. А сейчас появится пятая — человек-псих, захлопывающий двери перед носом у соседок, которым нечем заняться!
Однако моему маленькому психическому расстройству не суждено было разрастись до размеров, достойных если не «Книги рекордов Гиннеса», то медицинского журнала. Условия не те. Человек-псих не отпочковывается под отвратительные звуки, будто кто-то принюхивается, которые быстро приближаются. А уж если при этом начинает тускнеть свет лампы — все, баста. Человек-псих забивается в левую пятку и тихонько дрожит там.
Я плавно потянула дверь на себя.
— Не смей.
Какого черта его в коридор понесло? Учуял вкусняшки, которые готовит кто-то из соседей?
Я, глупо хихикнув, спросила:
— Тебе так понравились ее духи?
Он, хищно подавшись вперед, с шипением втянул воздух. Угадала?.. Реально запал на кикимору и ее парфюм? Слово из трех букв вдребезги разбило мою восхитительную гипотезу:
— Вор. Приближается…
— С кем это ты шепчешься? — О нет. Грымза поняла, что стоит на пороге скандальной дворовой сенсации, которую еще полгода можно обсуждать с подружками за чашкой чая. — Еще и мужиков к себе водишь?!
Она, щурясь, встала на цыпочки и попыталась заглянуть мне через плечо. А вот фигли! Я, придерживаясь за косяк, потянулась вверх, мужественно закрывая «хорька» своим телом. Вытянувшись посильнее, как раз загорожу его пустой капюшон. Соседка качнулась вправо. Я повторила ее маневр, стоя на одной ноге, а второй пытаясь отпихнуть назгула. А он не отпихивался. Топтался за спиной, пытаясь просочиться мимо, потребовал «убраться с дороги». А потом зашипел. Да так душевно, что мои волосы попывались встать дыбом. А что еще ему оставалось делать? Разожрался ведь, родимый; попробует просочиться сквозь меня — застрянет, тюкнет по башке рукоятью меча — разве что прическу испортит.
Лампочка не выдержала и замигала, как новогодняя гирлянда. Даешь дискотеку!
Кикимора внезапно метнулась влево. Я — тоже. Губы разъехались в безумной улыбке, от которой заболели щеки.
Громыхнул лифт. Ехидно так… Покрытые облупившейся зеленой краской и гротескными рожами створки разъехались медленно и пафосно, словно театральный занавес, показывая «звезду», которая вместо голливудской улыбки продемонстрировала прокисший покерфэйс, унылую гармонию которого нарушали бегающие шакальи глазки.
Ну, здравствуй, дорогой!
Я пялилась на ворюгу, который отвечал мне полной взаимностью. Время замерло, все отошло на второй план, даже беснующийся «хорек», ибо его затмил виляющий жирным задом Ступор, исполняющий победный танец племени тумба-юмба.
Сосед нажал кнопочку. Я опомнилась, отскочила влево — привет, стена. Назгул метнулся к лифту. Который злорадно угрохотал вниз. Призрак, яростно взвыв (меня так не корежило даже от звука дорогостоящих ногтей, скребущих по школьной доске), неестественно быстро ринулся вниз по лестнице. Мда, вот номер будет, если его развевающиеся одежды за перила зацепятся. Придется-таки жертвовать шторками… Или с него и простыни хватит? В горошек! Или в слоников… Тьфу. Я окончательно чокнулась.
Мелькали ступеньки. Вслед неслось ликующее:
— Сатанисты-ы-ы!
Я бежала за ним, как непутевый охотник за собакой. Увы, безнадежно отстала, хоть и скорость удалось развить приличную: любопытство (что он с соседом сделает?) и беспокойство (заметят ведь, полицию вызовут; и что в таком случае сделаю я?) — отличный допинг. Рекомендую. В финальном прыжке, достойном страдающей ожирением жабы, шлепнулась на площадку первого этажа. И увидела медленно сползающее по стеночке тело. А над ним — назгула с мечом. Лезвие отражало ядовито-зеленую краску стен и белый свет ламп.
— Ты его убил?!
Труп дернулся, сдавленно застонав, приоткрыл глаза. Заценил вид… Хрюкнул и остался лежать на грязном полу. Призрак, хмыкнув, ткнул его мечом:
— Поднимайся, презренный.
— Н—не. — Съежился.
Назгул плавно протянул к нему левую руку. Сердце забилось быстро-быстро, в такт нервному тику ламп. Серое, зеленое — темнота с цветными пятнами там, где свет отпечатался на сетчатке — зеленое, серое; бледное лицо соседа в капельках пота — темнота — белое: сверкнул меч и острые костяшки металлических пальцев, когда страшная черная фигура напротив шевельнулась… Я закрыла лицо дрожащими руками. Под веками горел и двоился иллюзорный клон клинка.
— Встань. Отправься в ее покои. Помедлишь иль воспротивишься — остаток жизни способен будешь лишь ползать, ничтожный червь.
Заскулив, сосед поковылял к лифту.
— Ч-чего, блин? К нему идите, оба. — На меня уставился пустой капюшон. Воздух колючим льдом застыл в горле. — Его квартира ряд…
— Молчать. — Он вогнал меч в ножны и приглашающе указал свободной рукой на лифт. Типа, дамы вперед. Ну, ок. Я побежала. Сейчас быстро закрою двери, уеду, запрусь. Все получится!
Не получилось.
Поездка наверх была просто адской. Сердце гремело в ушах, ноги не держали. Я, вжавшись в стену, нервно трепала волосы, глядя то в пустой капюшон призрака, то в слезящиеся глаза соседа. Все казалось нереальным. Как страшный сон.
Сосед споткнулся, перешагивая мой порог. Упал. Назгул пнул его под ребра. Мужик дернулся, вскрикнул и попытался откатиться колбаской. Операция сорвалась. Незнание местности сыграло с ним злую шутку: путь был перекрыт тумбочкой. Он убежал в кухню — и там призрак беднягу догнал, и, кажется, ударил так, что сбил с ног.
Он брезгливо отряхнул ладонь:
— Где зеркало?
Ответ превзошел все ожидания. Такой череды нечленораздельных звуков и не поддающихся пониманию жестов я не видела.
— Нээээ… Бээээ…
Нам срочно нужен переводчик с бараньего!
Нервная лампочка из прихожей сказала «плинк» и взорвалась. Ледяной плетью хлестнуло шипение, в котором не было ничего человеческого:
— Ссскажжи!
Сосед, скуля, сучил ногами пытаясь уползти, спрятаться от призрака, скалой нависшего над ним, медленно сжимающего кольцо ледяных пальцев на горле…
***
Коллекционер повернул ручку и потянул створку окна. Безумная кипящая туча, не дожидаясь, когда он полностью откроет, втянулась в щель и унеслась прочь. Ну, большая ее часть, остальное покрыло ковер седыми барханчиками, а мебель — миниатюрными сугробами. Вот зараза. Он уставился на зеркало, и чуть не выругался: гадкий антиквариат изнутри затянуло изящными перьями инея. Черного инея.
Ну что за безвкусный и неуместный спецэффект? Так не должно быть. Оно иначе работает! Оно не должно сеять грязь среди уникальной дизайнерской мебели и смерть среди уникальных дизайнерских нервных клеток! Бочком-бочком подкравшись к зеркалу, аккуратно потыкал тряпочкой. Ничего не изменилось. И что теперь? Запереть зеркало? Или… вот, рядом, та самая трость…
Но он вечность потратил на поиски! И это действительно оно, замены нет! Должно быть другое решение. Надо подождать, подумать, вспомнить, и тогда непременно найдется способ исправить… И наказать тварь, которая все испоганила!
А ну как оно в следующий раз лавой плюнет?! Или ядовитыми газами?!
Коллекционер, нервно прохаживаясь по комнате и трогая то один предмет, то другой, наконец решился. Взял трость — та сверкнула, поймав свет зеркально отполированным набалдашником — рассчитал силу и ударил.
***
— Не-не-нэээ… Зн… Зна!
Надо что-то сделать, пока этот псих его не убил! Я взяла на себя роль искомого переводчика (или Капитана Очевидности?):
— Он не знает.
Назгул припечатал ногой беззвучно разевающего рот человека… И вдруг дернулся, словно током шарахнутый. Изогнулся в страшной, ненормальной — для кого-либо с целым позвоночником — судороге и завыл Жутко, неестественно. Падая, он попятился, неловко взмахнул руками и грудой тряпья навалился на стол.
Я, зажимая уши (почти помогло), отскочила подальше. Жалость и страх сменились удивлением и радостью: неужели он наконец-то сдох?
