Девятьсот одинаковых дней

Несколько минут я просто сидел на постели, пытаясь прийти в себя. Голова болела, словно от недосыпа, и от голода сводило желудок. На улице кричали дети, я выглянул в окно, осмотрел жилой двор, где бегали несколько ребят лет пяти. Маттиаса среди них не было. Мои вещи были на месте, я, превозмогая боль и пытаясь заставить голову нормально соображать, тщательно просмотрел содержимое сумки. Документы и деньги, некоторые вещи Маттиаса, которые этим утром я взял из дома. Этим ли? Какой сегодня вообще день? Телефона не было, я сам оставил его в доме Адриана, понимая, что мне некому звонить. Я не думал, что все может так закончиться. Теперь я не мог позвонить даже родителям или Яну, чей номер все еще хранился в списке вызовов, в надежде, что еще раз, спустя несколько лет, будет набран. А еще я действительно, кажется, был в Берлине. Со двора доносилась звонкая немецкая речь. Замок был защелкнут, случайно или специально, но дверь не открывалась. Я осмотрел комнату в поисках ключа, но это не дало результатов. Меня мотало из стороны в сторону. - Эй! - позвал я, осторожно стукнув в дверь, но ответом мне была тишина. Впрочем, где-то на первом этаже, кажется, работало радио или телевизор, доносящийся официальный голос четко проговаривал незнакомые слова. В безуспешных попытках я начал щупать замок, хотя это мне ничего не дало бы. Взломщик из меня совершенно никакой, я не смог бы открыть дверь и специальными отмычками, будь они под рукой, но их не было. В наличии имелась лишь пластиковая карта для скидок. В некоторых фильмах главным героям удавалось открыть дверь с помощью подобной штуки, но я был не в фильме и отнюдь не настолько хорошо понимал, что делать. Головную боль вытесняла тревога за сына. Со второго этажа вполне можно было спуститься вниз по покатому козырьку, идущему на манер крыши первого этажа. Я высунулся в окно, тщательно осмотрел и несколько раз нажал руками на кровлю, чтобы убедиться, что железо надежно закреплено на опорах, или на чем оно там стояло, и выдержит мой вес. Пришлось рискнуть - орать в комнате и терять время мне показалось неразумным. Впрочем, разум постепенно покидал меня, уступая место панике. Я был здесь, а мой сын - нет, и я понятия не имел, где он, в столь огромном, незнакомом городе маленький ребенок без присмотра мог бы погибнуть... И я постарался отогнать от себя эти мысли. Постарался, пусть и глупо, но уверить себя, что Адриан все же не мог просто взять и оставить его где-то посреди улицы, если, конечно, Адриан был с ним. Я совсем не знал, где мне его искать. Козырек выдержал, я сполз на самый край крыши, до земли было совсем недалеко, около двух метров, и спрыгнул, неловко свалившись прямо на колени. Неподалеку играли двое детей, но они не обратили на меня никакого внимания. Здание явно было жилым, старым, с частично законченным ремонтом. Что-то типа гостиницы - во дворе аккуратно сложенные, задвинутые за ведра с краской стояли несколько вывесок, надписи на них были на немецком, но и так было ясно, что это будущий отель, или что-то вроде того. Было тихо. И было страшно. Вряд ли Адриан был здесь, меня в этом уверяла и моя интуиция, и дети, играющие во дворе. Слишком была приветливой и домашней остановка. Идеальное место для семейного отдыха, да только моей семьи со мной не было. Мне нужно было найти сына. Я огляделся, подошел к приоткрытой двери, ведущей в летнюю кухню, осторожно заглянул внутрь. - Вы уже проснулись, - раздалась сзади меня ломаная английская речь, - ваш друг сказал, что вы болеете, просил присмотреть за вами. Меня зовут Фрэнк. - Лоу, - кивнул я, настороженно осматривая пожилого, но еще крепкого альфу, сжимающего в руках несколько досок, - здесь есть мой сын? Мой ребенок? - Нет, - покачал головой альфа, - только мои дети. Вашего ребенка нет. Я почувствовал, как к горлу подступает истерика, но приказал себе успокоиться. Нужно было выяснить до конца. - С моим другом... с этим альфой, был ребенок? - Нет, - Фрэнк привычно перешел на немецкую речь, но затем исправился: - только альфа на машине. Они уехали десять минут назад. - Успокойся, Лоу, - прошептал я себе под нос, понимая, что самая наилучшая надежда на то, что Маттиас в этом доме, была в корне неверной. Нельзя было поддаваться панике. - Вам нужна еда, - с чудовищным акцентом, из-за которого половина слов была вовсе непонятна, произнес альфа, легко подталкивая меня ко входу, - когда болеешь, нужна сила. Пожалуйста, идите. Я послушно зашел в кухню и, ведомый хозяином, присел за стол. Тут же передо мной оказалась тарелка, полная еды и стакан горячего чая. Альфа убавил звук маленького телевизора. Он сказал что-то по-немецки, жестом показав, чтобы я ел. Я нервно вертел в руках вилку, есть все же хотелось. - Ваш друг передал конверт, - Фрэнк пошарил под салфеткой на холодильнике, бормоча что-то на родном языке. Протянул чистый белый конверт, с наклеенной маркой в углу, - марки и евро. - Марки? - удивленно переспросил я. Альфа тяжело вздохнул. - Немецкие деньги, - видно было, что он и сам с трудом меня понимает, - сказал, вы... Вы, - он прижал руки к груди, сказал что-то на немецком, закончил уже на английском, - конверт. - Я не понимаю, - покачал я головой. - Как послание любви, - попытался объяснить альфа, - конверт сегодня и завтра, неделю и месяц с вами. - Сохранить конверт? - предположил я, недоумевая, зачем это нужно. На нем не было адреса, или каких либо надписей, только стандартная почтовая марка в углу, обозначающая, что письмо без дополнительных марок можно отправить в любую точку Берлина, либо пригорода столицы. - Да, - облегченно улыбнулся альфа, - сохранить конверт. Деньги тратить, а конверт нет. - Ладно, - сдавленно пробормотал я, убирая конверт с купюрами в сумку, - хорошо. Он еще что-то сказал? Может, вы помните номер машины? - Нет, - озадаченно поджал губы Фрэнк, - номер машины не знаю. Он привез вас в четыре дня и через час уехал. Больше не говорил. Я пережевал несколько кусочков овощей, призвал себя сохранять рассудительность и сказал: - Мне нужно в город. Как можно быстрее. - Уже вечер, скоро будет темно, - предупредил альфа, - я восстанавливаю гостиницу, вы можете оставаться бесплатно. Без денег. - Мне нужно в город, - отрицательно мотнул я головой, - спасибо за все, но... Далеко до Берлина? - Остановка автобуса далеко, - махнул рукой в сторону окна альфа, - хотите такси? - Да, - кивнул я рассеянно, чувствуя, как от волнения живот скручивает боль, - такси - это отлично. Пожалуйста. Таксист, говорливый молодой бета, болтал по-английски намного лучше пожилого альфы. К тому же сразу понял, что я не из Берлина. Спросил с легким акцентом: - Куда конкретно в Берлин? Он большой, хотите объехать весь? - Нет, - покачал я головой, пытаясь сообразить, где может быть сын. Соображать трезво мешала подступающая паника, - тут есть детские центры? Какой самый крупный? - Вам специализированный, или один из тех, что находятся в крупных магазинах? Я до боли закусил губу, пытаясь справиться с подступающими слезами. Голос мой дрожал: - Самый известный, без разницы. Где самый крупный? - На Курфюрстендамм, - таксист с любопытством оглядел меня в зеркало заднего вида, - вы неважно выглядите, вам нужно поспать в гостинице, я могу отвезти вас в недорогой отель. Не пять звезд, но там уютно. - Мне нужно в детский центр, - отрезал я, побоявшись, что, если продолжу говорить на эту тему, то просто не смогу сдержать эмоций. Нужно было успокоиться и мыслить здраво, да только разве это возможно, в чужом городе, не зная, где собственный ребенок? А если я никогда не смогу его найти? - Успокойся, Лоу, - в который раз шепотом приказал я себе, - успокойся. Все будет хорошо. Но хорошо не стало. Таксист привез меня к одному из торговых центров и сказал на прощание, когда я отдавал ему деньги: - Курфюрстендамм длинная, больше трех километров, тут много магазинов, но крупных развлекательных центров с детскими площадками только семь, вам нужно идти все время вперед, пройдете их все. Еще детские центры есть на Винер, это в районе Кройцберг и на Потсдамской площади один. Спасибо за чаевые, удачи. Я проводил взглядом машину и прошел немного вперед, пытаясь собраться с мыслями. Улица длинная, и здесь семь торговых центров с детскими площадками, вряд ли Маттиас на какой-то из них, но я не мог просто сидеть и бездействовать. Вряд ли Адриан или этот Майкален потащили бы Маттиаса куда-то далеко, скорее всего, они оставили его - если, конечно, это действительно так - в каком-нибудь крупном торговом центре на детской площадке или в больнице. Или в каком-нибудь специализированном детском центре, но таких, наверное, десятки по всему Берлину, и обойти каждый я сегодня не успею. Неужели Маттиас окажется где-то на улице... Если он уже сейчас не там. Но даже если и так, наверное, его могли бы отвести в полицию или больницу, маленький потерявшийся ребенок привлек бы внимание людей. В полицию идти нельзя было, меня бы просто выставили из страны, даже с загранпаспортом, у меня же не было ваучера. Любой полицейский, попросивший у меня документы, сразу же отвел бы меня в отделение. Нет, туда нельзя было, я не мог оставить сына. Может, это и не разумно, но мной владела паника. Она сбивала с толку, я просто не знал, что делать. Маттиаса там не видели. Ни в одном из дурацких магазинов. Администраторы качали головой, отвечая на ломаном английском: - Нет, такого ребенка не приводили на площадку, извините. Один сказал: - Вам стоит обратиться в полицию, пожалуйста, - и он написал мне на бумажке адрес ближайшего отделения. Я запихнул её в карман и вновь вышел на улицу. На бульвар опускался вечерний сумрак и прохлада, заставляя туристов и жителей столицы кутаться в кофты. Курточка Маттиаса была у меня в сумке. - Теперь Винер штрассе, - пробормотал я устало, на подгибающихся ногах минуя очередные магазины. Нужно было сесть на автобус, снова брать такси я не стал, неизвестно, сколько продлятся поиски, а моих денег, даже вместе с теми, что оставил Адриан, могло не хватить. Измученный усталостью и страшными мыслями, наполняющими голову, я заснул в автобусе. Меня разбудил контролер. - Винер штрассе, Кройцберг, - сказал он, коснувшись моего плеча. Я с благодарностью кивнул, согнувшись на кресле, затем вышел на остановку, откуда расходились люди. Вновь мучил голод, стоило зайти в какой-нибудь магазин, но мне казалось, я потеряю такие дорогие несколько минут. Было бессмысленно туда идти, сына там не было. Я, доведенный до отчаяния, понял вдруг, что уже слишком поздно. Магазины закрывались, и улицы наполнялись молодежью, привыкшей гулять по ночам. Подростки, парочки. Совсем не было детей. Нужно было найти какую-то гостиницу, чтобы переночевать, хоть это и казалось мне сейчас эгоистичным. Я буду искать отель, а мой сын - неизвестно где, но я все же понимал, вряд ли он остался на улице, в силу характера Маттиас испугался бы, начал плакать, его, скорее всего, отвели куда-то, но куда? Я и предположить не мог. И у меня совсем не было сил. Чужой город с чужими людьми, говорящими на непонятном языке, неизвестность, растерянность, усталость - все это просто валило с ног. Я вернулся на остановку и бездумно принялся листать оставленный там справочник с адресами. Некоторые из страниц, например, с адресами больниц, я вырвал, убрал в карман, словно сокровище. Еще несколько, с адресами гостиниц, зажал в руке, пытаясь сориентироваться на незнакомых улицах. Вскоре мне повезло наткнуться на небольшую гостиницу. Улыбчивый администратор довольно осведомился, переписывая данные с моих документов: - Ну и как вам в Берлине? Уже побывали на Курфюрстендамм? Самая длинная улица, много магазинов. - Да, - кивнул я, вдруг понимая, насколько грязно и неопрятно я выгляжу. Одежда запылилась, вещей, кроме небольшой сумки у меня с собой не было, не было даже зубной щетки. Определенно, гостиница нужна была, мне необходимо принять душ, хотя бы немного отдохнуть, чтобы собраться с мыслями, подумать, где может быть Маттиас, а не иррационально искать его где попало. Это было слишком эгоистично, но я настолько устал... И был просто обязан начать разумно мыслить. Иначе мне никогда не найти здесь сына. Я хотел просмотреть в номере свежие газеты и вновь пролистать справочник с адресами, но едва моя голова коснулась подушки, как тяжелый, беспокойный сон черной пеленой заволок все перед глазами. *** Есть больше не хотелось. Разбитый и усталый я залез в ванную, сидя в горячей воде, попытался выстроить план действий на сегодняшний день. Плохо слушающийся мозг с трудом вспомнил о справочнике, что находился в номере, и о тех страницах, которые я без зазрения совести выдрал вчера из адресной книги на остановке. Там были адреса больниц, еще нужно было пройтись по специализированным детским центрам, даже по самым маленьким, вдруг Маттиаса перенаправили из одного места в другое? Куда-то же он должен был попасть? Ненавязчивая ноющая боль расползалась с поясницы на задницу, как бы сообщая о том, что наступило время течки, я едва не взвыл. Инстинкты неразумно начинали перебивать нужные мысли, разгоняя попытки сосредоточиться. Нужно было думать о сыне. Нужно как-то связаться с Яном, да только я даже номера его не знал, хотя... Хотя, нужно позвонить в свой родной город, он же остановился там в гостинице, где-то здесь можно найти нужный мне номер. Надо связаться с ним, он же должен, просто обязан помочь. Пошатываясь, я выбрался из ванны, приказывая себе собраться. Время проживания в номере подходило к концу, но меня это не огорчало. День я все равно должен провести в городе, хотя бы как-то попытаться найти Маттиаса и связаться с Яном... Нужно было найти телефон. - Звонки в другую страну здесь заблокированы, - пояснил мне омега лет тридцати, что сегодня стоял на ресепшене гостиницы, - вам нужно будет проехать на бульвар Унтер-ден-Линден и добраться оттуда до центрального отделения связи. Там можно позвонить. - Спасибо, - кивнул я, сдавая ключи. Вышел на улицу. Вчера, охваченный волнением, я не заметил маленьких магазинчиков со свежим хлебом и молоком, что притулились вдоль улицы, заросшей кустами жасмина и заботливо высаженными кем-то цветами. Впрочем, мне и сейчас было не до этого. С трудом вспоминая маршрут, я направился в сторону остановки и сел там на автобус. Жестами с трудом объяснил контролеру, что мне нужно добраться до центрального отделения связи. Тот в ответ на пальцах показал, сколько мне еще осталось ехать остановок. Сегодня, немного отдохнувший, я вполне четко представлял, что мне нужно делать. По-хорошему, мне не стоило бы даже высовываться из номера, потому что мысли сбивались, и я вновь нервничал под пристальными, похотливыми взглядами учуявших меня альф, но я должен был как можно скорее найти Маттиаса. Превозмогая туманящие разум инстинктивные позывы к сношению, которые только мешали и мучили, я добрел до отделения связи, выстоял в очереди и оплатил у худого омеги в больших очках пять минут разговора с родным городом. - Гостиница "Восток", слушаю вас, - тонким голосом поприветствовал меня кто-то по ту сторону трубки. - Я звоню из Берлина, - сообщил я, хотя перед этим администратор гостиницы и так был оповещен, из какой страны идет звонок, - в вашей гостинице остановился господин Ян Шеве, мне необходимо срочно с ним поговорить. - Ничем не могу помочь, - довольно равнодушно отозвался чужой голос, - господин Ян Шеве сегодня срочно покинул гостиницу, к сожалению, он не объяснил причин. У вас есть еще вопросы? - Нет, спасибо, - разочарованно поблагодарил я, попрощался и отсоединился. Яна в гостинице не было, и у меня не было больше возможности с ним связаться. Я был совершенно один, и я не знал, как найти сына. Но я обязан был это сделать. Поездка в больницу, отнявшая драгоценные часы, тоже оказалась безуспешной. Я отчаянно привалился к стене около регистратуры, где толпилась куча родителей с детьми. Еще раз спросил, показывая фото сына: - Вы уверены, что к вам не поступал такой ребенок? Ему три с половиной, его зовут Маттиас. Он умный, знает свое имя и адрес, он бы сказал. - Извините, иностранных детей в последние сутки точно не было, иначе мы бы знали, - с сочувствием покачал головой молодой омега, рассматривая фотокарточку. - Может быть в какой-нибудь другой больнице, это возможно? - Возможно, но вряд ли, - с жалостью поджал тот губы, - всех детей привозят к нам, в том числе и тех, кого на улице находит полиция. Если бы ребенка нашли полицейские, или кто-то привел бы его в другую больницу, мы бы знали, нам все сообщают. - Спасибо, - кивнул я слабо. Отошел от регистратуры, присел на железные стулья. Значит, Маттиаса не находила полиция, иначе, по словам омеги, ребенка бы направили сюда. Его не было в развлекательных торговых центрах, где есть детские площадки, и в специализированные центры тоже не поступал такой ребенок. Я не знал, где его искать, был бы хоть какой-то призрачный намек на то, в каком направлении идти. - Извините, - тронул меня за плечо омега, с которым я разговаривал минуту назад, - вы можете съездить по адресу улица Фаннингер, это в Лихтенберге, там госпиталь, вы понимаете? - Да, - кивнул я, проговаривая про себя нужный адрес. - Ваш сын может быть там, вы должны будете пройти в педиатрическое отделение, всех детей направляют только туда, спросите там. Это хирургическая больница, но он может быть там, если поранился. Тридцать второй дом. Вы увидите, это очень большое здание. - Спасибо, - поблагодарил я вновь, поднимаясь на ноги. Пусть и небольшая, но у меня появилась надежда. Обычно равнодушный к религии, сейчас я молился, лишь бы Маттиас был там. Пусть даже поранившийся, главное, чтобы он был там, живой и более или менее здоровый, только бы мой сын вновь был со мной. Я готов был отдать все, если бы это все у меня было, чтобы найти его. Вот уже вторые сутки, как я его не видел и не знал, что с ним. Разве сможет выжить маленький трехлетний ребенок в чужой стране? Я не должен был предполагать худшее, но разум подсказывал, что с ним может случиться все, что угодно. А я не мог потерять его. Я бы никогда не смог простить себя, не смог бы жить с таким грузом дальше, зная, что сделал слишком мало для того, чтобы найти родного сына. Любыми методами, но я обязан был, даже сверх своих возможностей, найти его. Время шло так быстро, а я успевал так мало. Часы, казалось, словно во вред мне передвигали стрелки с цифры на цифру все быстрее, автобусы ехали все медленнее... Я ничего не успевал и добрался в госпиталь только под вечер. Слишком воодушевленный, я ринулся в педиатрическое отделение, на ходу доставая фото сына. Молодой бета на медицинском посту в отделении педиатрии удивленно воззрился на меня из-за широкой дубовой стойки. Спросил что-то по-немецки. - Мой сын, - четко проговаривая слова, ответил я, перегнувшись через столешницу, - его зовут Маттиас. Он здесь? К нам подошел высокий, холеный альфа в белом халате, спросил что-то у беты. Тот указал на меня, затараторил на немецком, показывая на фотокарточку в моих руках. Врач повернулся ко мне. - Я могу вам помочь? - спросил он на безукоризненном английском. - Я ищу своего сына, - ответил я слегка растерянно, потому что ни разу еще не слышал на улицах Берлина столь идеально чистой английской речи, - его зовут Маттиас, мне сказали, он может быть здесь. Он знает свое имя, скорее всего, он назвал его, если его спросили. Он даже адрес бы сказал. - Сейчас мы это выясним, - кивнул альфа, и на родном языке что-то ласково сказал бете. Тот уткнулся в экран компьютера, щелкала неритмично мышка. Я слышал из немецкой речи, как доктор по буквам диктует имя моего сына. Затем бета недовольно что-то пробурчал. Врач вздохнул. - Нет, простите, - с жалостью сказал он, - таких детей нет в нашей больнице. Вам стоит обратиться в полицию, или в частные специализированные центры. Он может быть там. - Спасибо, - кивнул я слабо, чувствуя, как к глазам поступают слезы. Попрощался и вышел из больницы на покрытую вечерним сумраком улицу. Мне никогда не найти его здесь одному. Последняя нить надежды растворилась в пропитанном пылью незнакомом городе.