***
К вечеру кареглазому становится всё хуже и хуже. Лёжа в общей комнате, на расправленном диване, черепашка заходится кашлем, от которого начинали ходить ходуном стены. Его жутко лихорадит во сне, он шепчет что-то отрывистое и бессвязное, простой набор непонятных звуков и несуществующих слов. — Бредит. — коротко выдаёт вердикт помрачневший Дон, и, некоторое время покопавшись в своём громоздком ящике для медицинских препаратов и изобретённых им сывороток, находит наконец то, что искал. Умник делает укол, после чего выливает содержимое одного из пузырьков в мисочку, и, собравшись уже было отправиться на поиски ненужных чистых тряпок, с толикой удивления взглянет на Рафа, который неожиданно выполняет эту миссию за него. Сарказм сарказмом, а обладатель алой повязки подозрительно тихий и даже не орёт на продолжающего по привычке шалить Майки, оставляя удовольствие огреть неуёмного весельчака учителю. Это уже говорило о том, что по обыкновению самый буйный из братьев безумно переживает. Рафаэля всеми правдами и неправдами пытаются спровадить от переставшего метаться по дивану лидера, но тот упирается всеми конечностями так, что даже снова неправдоподобно сделавший сердитый вид Сплинтер не может убедить его позволить себе пойти отсыпаться. Зеленоглазый найдёт где-то потрёпанное малюсенькое одеяльце и устроится прямо на жёстком ковре, согнувшись в три погибели, чтобы под ним уместиться. Леонардо спит беспокойно, и обладатель алой повязки то и дело просыпается от быстрого-быстрого, кажущегося зловещим в темноте, шёпота, от тихого скулежа и сиплых вдохов, от которых, спросонья пугаясь, время от времени ночью от неожиданности подскакивает. Лео, будучи очень чутким, просыпается от какой-то непонятной возни, в скором времени понимая, что это разговаривают Раф с Донателло. В голосе темпераментной черепашки он чувствует лёгкое раздражение, что, впрочем, является для него вполне обычным себе состоянием: — Ты что, не видишь что ли, что он ещё спит? Вчерашний укол здорово помог, он уже не такой горячий, да и ночь провёл более-менее спокойно. Пусть ещё поспит, для него сейчас это полезно, не всё же химией этой твоей организм травить. Голоса постепенно затихают настолько, что он не может ничего разобрать и понимает по звуку тихо прикрывающейся двери, что шестоносец покинул гостиную. Раф, взглянув на мирно сопящего Лео, убрал высохшую за ночь тряпку со лба, а затем, несколько поколебавшись, присел рядом с кроватью и стал аккуратно развязывать туго затянутый узелок небесно-голубой повязки. Владелец катан резко распахивает глаза, перехватывая одну из его рук, проявляя тем самым свою удивительную способность быть всегда начеку. — Чего это ты творишь? — незамедлительно интересуется лидер, с подозрением прищурившись. — Пытаюсь понять, не приросла ли эта штуковина к твоему лицу. — угрюмо буркнул младший, очень недовольный тем фактом, что мечник мало того, что проснулся раньше из-за него, так ещё и не принимал (как ему показалось) его заботы. Заметив недовольство лидера, саеносец всё же исправился: — Ну, на самом деле я просто решил сделать тебе новый компресс и мне бы не хотелось испортить твою повязку. Она пропитается этим вонючим лекарством. — Тогда ладно. — слегка улыбается Леонардо, хватая концы повязки и, стащив её с лица, вкладывает Рафу в руку. Тот некоторое время не мигая смотрит на неё, а потом неожиданно с силой сжимает в ладони, наматывая себе на запястье. Это смутило Лео отчего-то больше, чем если бы зеленоглазый сейчас начал вдруг нести по обыкновению какую-нибудь очередную чушь, почему-то это показалось ему чем-то интимным, личным. Ощущение было такое, будто Рафаэль сейчас не повязку на руку намотал, а трусы его себе на голову надел. — Мне же сейчас лучше не знать, о чём это ты там подумал, верно? — тихо смеясь, спрашивает владелец сай, чем заметно разряжает обстановку. Раф, придерживая Лео за подбородок, целует того в лоб. — Люблю моменты, когда твоё выражение лица рассказывает мне всё за тебя.***
— А ну ляг немедленно! — взгляд у Рафа просто убийственный, не предвещающий ему ничего хорошего. Лидер, не рискнув медлить, тут же послушно ложится обратно, потому что бывают такие моменты, когда темпераментную черепашку действительно лучше по пустякам не злить. — Я сам всё сделаю. — уже более спокойно оповестил его обладатель алой повязки, продолжив своё увлекательное занятие. Научная мутотень Донателло, дурацкие супергерои Майки, (знал бы кто, как его бесит их обтягивающее трико!) вот его обожаемые фильмы о гонках и боевиках… Он тут же откидывает эту идею, и, добравшись до любимых дисков Лео, мученически про себя вздыхает. Космос. Нет, это конечно в сто раз лучше, чем эти чудики в обтягивающей одежде, но всё же как-то… — Поражаюсь я тебе, Лео. Ты в одиночку можешь расправится с толпами ниндзя из клана Фут и в то же время загибаешься от какой-то болячки. — Рафаэль садится на краешек дивана, кладёт подушку к себе на колени и дождётся, пока Лео пристроится поудобнее, только тогда включив фильм. — «Звёздная пыль»? — офигевает кареглазый, спрашивая самого себя, уж не бредит ли снова он. Он хочет что-то ещё сказать, но Раф, натягивая повыше сползшее на пол одеяло на брата, перебивает его: — Да, да. Заткнись и смотри. Одной рукой обладатель алой повязки упирается о подлокотник, придерживая подушку так, чтобы Лео полулежал. На экране капитан межгалактического корабля хмуро переглядывается со своим штурманом и кивает ей. — Это путешествие может стать для нас билетом в один конец, сэр. — тихо произносит Ребекка, на что капитан хмурится ещё сильнее и тихо шепчет «Я знаю, солдат. Знаю». В этот самый момент свободная рука Рафаэля накрывает скрещенные на животе руки их бесстрашного лидера и ощущает, как тот в ответ немного расслабляется, даже не почувствовав, что компресс начинает потихоньку соскальзывать вниз по лбу. Зеленоглазый же, это заметив, аккуратно тряпочку поправляет. Рафаэль больше внимания уделяет старшему, нежели просмотру фильма, но всё равно полностью абстрагироваться от действий, разворачивающихся на экране не может. И вот в тот момент, когда капитан, спасший Ребекку из лап враждебно настроенных пришельцев, целует возлюбленную, обладатель алой повязки не выдерживает: — Этот твой фильм… совершенно невозможно смотреть. — Ты… мог поставить что угодно. — скромно заметил кареглазый. Он-то знает, насколько черепашка терпеть не может романтичную лабуду, даже если она приправлена экшном и фантастикой. — Я знаю. — пародирует саеносец главного героя, ниже склоняясь над мечником, заставляя оторваться того от фильма и обратить на себя внимание. — Но ведь он тебе нравится. — и порывисто целует, нагло воспользовавшись временным ступором Леонардо. В нос тут же ударяет запах пропитанного лекарством компресса и Раф не глядя отбрасывает мешающуюся тряпку, в тот же момент получая град ударов кулаками в пластрон. Они не такие сильные, как могли бы быть, (всё-таки навредить ему кареглазый не собирался, да и болезнь сказывалась навалившейся слабостью) и поэтому такая попытка остановить только сильнее его веселит. — Твердолобый имбецил! Маленький поганец! Твой мозг сжался до размеров вишни, раз ты уже не способен понять, что можешь от меня заразиться и свалиться рядом с температурой? Ах ты… Ты… Лео сердится, а когда Лео сердится, то это выглядит по-особенному мило. Потому что на него за такие пустяковые глупости наш лидер злиться совершенно не умел. — Тише, тише. Ты тут так раскричался, что из-за тебя ничего не слышно. — Рафаэль сгребает обладателя небесно-голубой повязки в охапку, с ехидной усмешкой наблюдая за тем, как лидер постепенно начинает неравномерно краснеть в его объятиях. Когда наконец «Звёздная пыль» заканчивается, Рафаэль осторожно выбирается из-под Лео и оставляет на своём месте мягкую подушку. — Ох… Уже столько времени прошло, тебе нужно выпить таблетку. Я быстро. Мечник смотрит удаляющемуся брату вслед, после чего тут же запускает руку под одеяло и начинает быстро и жестко мастурбировать, проклиная несдержанность обладателя алой повязки, свою бурную фантазию и эту чёртову болезнь, которая длится вот уже неделю и не даёт возможности ему (им) расслабиться в физическом плане или даже просто побыть вдвоём, распугивая по вечерам голубей на крышах. Он прекрасно осознаёт степень риска и даже втайне надеется, что Рафаэль его за этим неприличным делом застукает, но в любом случае терпеть он больше не может. Ему уже стало гораздо лучше, и, видят боги, если бы он не позволил себе хотя бы пары прикосновений, то просто рассыпался от этой мучительной жажды. (ОЧёртШреддерЕгоРаздериКакЖе…) — Ну надо же, похоже кому-то в срочном порядке требуется напомнить, что если я и поганец, то уж точно далеко не мелкий. В другой бы раз Леонардо вздрогнул от неожиданности и немедленно прекратил, мастерски состроив невинный вид, прикидываясь по обыкновению лаптем. А ещё бы наверное покраснел в несколько раз сильнее. Но кареглазый лишь рвано выдыхает, даже не замедляя скорости фрикций, и, откидываясь на подушку, произносит, срываясь на шёпот: — Это всё ты виноват. Какой леший дёрнул тебя ко мне вдруг с целовашками полезть? У меня весь остаток фильма только всякие пошлости и мельтешили перед глазами, ты мне всю систему воздержания сбил. До удивлённо воззрившегося на него снизу вверх (Раф устроился на полу рядом с диваном, сидя на корточках) черепашки дошло быстро, и, перехватывая на всякий случай обе руки лидера, (дабы тот даже не пытался кайфовать мало того что без него, так ещё и раньше положенного) мягко коснулся губами старого шрама на его плече, после чего провёл по нему кончиком языка, отмечая про себя, что по сравнению с ним любовник очень тёплый, возможно даже слишком. Лео прикрывает глаза, прислонившись боком к спинке дивана (таким образом чуть отстраняясь от темпераментной черепашки) и тщетно пытается высвободить руки. По тому как обладатель небесно-голубой повязки хмурится Рафаэль понимает, что у того опять начинает болеть голова и этот Лео… Медлительный, совсем разомлевший, потерявший всякий стыд и сопротивляющийся так слабо и будто бы даже немного небрежно… Этот соблазнительный, невозможный Лео выбивает почву из-под ног и заставляет голову кружиться от до боли знакомого запаха, перебитого противно-горьковатым ароматом разнообразных препаратов. Зеленоглазый терпеть не может этот горьковатый запах, потому что он ассоциируется у него с бездушными коридорами белоснежных больниц, а те в свою очередь со смертью. Ему вовсе не хочется, чтобы от брата несло смертью. Раз уж естественный, индивидуальный запах лидера не в силах справиться с тонким и омерзительным болезни, (ткнувшись носом ему в бок он не учуял ничего, кроме этих поганых лекарств) то он оставит на нём свой запах. Да. Так будет гораздо лучше. Рафаэль аккуратно стаскивает с сжавшегося в комок мечника одеяло куда-то на пол и разворачивает кареглазого к себе лицом, становится между свесившихся ног, не давая таким образом скрестить их вместе. Саеносец, нарочно игнорируя возбуждённый орган, мимолётно касается паховых пластин, затем постепенно оглаживает пластрон выше и выше, будто пытается с помощью прикосновений выявить сокрытый от глаз великолепный узор, спрятанный где-то на теле. Обладатель небесно-голубой повязки нехило так пинает его коленом в живот, когда он, сильнее приблизившись, снова целует его, одной рукой крепко придерживая за шею и таким образом мешая отстраниться, а другой рукой обхватывает ноющий от недостатка внимания член старшего и размазывает выступившую смазку по налившейся кровью головке. Когда Раф перестаёт наконец терзать его губы, Леонардо смерит его взглядом, преисполненным искренним негодованием и прошипит: — Ещё раз полезешь целоваться — не пожалею, врежу немножко ниже. Придурок, о тебе же пекусь! Рафаэль улыбается и тихо смеётся, подхватывая лидера под колени и стаскивая с дивана на пол, на недавно сброшенное туда одеяло. — Ты — настоящий псих. — всё ещё пытается вразумить Лео младшего, заранее зная, что его попытка не увенчается успехом. — Сюда ведь в любой момент могут зайти братья и… ммм… и сенсей. Саеносец склоняется ниже и негромко урчит, передразнивая: — Это всё ты виноват. Какой леший дёрнул тебя родиться таким соблазнительным и кто научил становиться настолько очаровательно-беспомощным во время болезни? Словно разозлившись на него за эти слова, лидер улучает момент и пихает зеленоглазого, нависшего над ним, в согнутые колени, отчего тот неуклюже заваливается сверху, чем и пользуется мечник, подминая его под себя. Леонардо горячий, обжигающе-горячий, а взгляд у него мягкий и с хитринкой. Он садится сверху, давая перед этим Рафу отползти ближе к дивану и прислониться к нему панцирем, а затем слишком уж нежно для их распаленного состояния покусывает губы Рафаэля, хрипло желая тому подавиться наконец его микробами, раз он этого так хочет. Раф достаёт откуда-то из-под дивана тюбик со смазкой и… выражение лица старшего стоило того, чтобы рискнуть. — Ты хранил эту… это… Лео отчитает его потом, непременно отчитает. И он с удовольствием его выслушает, потому что ему будет о чём вспомнить во время монотонного гудения брата. О да, он будет вспоминать… Ну, например о том, как прямо сейчас, сидя меж его слегка раздвинутых ног их неприступный и холодный лидер разрабатывает себя блестящими от лубриканта пальцами. Мечник утыкается лбом ему в плечо, глухо постанывая куда-то туда же, и, научившись считывать его эмоции по движениям и мимике Раф понимает, что Лео сейчас очень и очень стыдно. Он имеет право сколько угодно раз вспоминать об этом потрясающем моменте, (Лео, чёрт возьми, его Лео сам подготавливает себя для него (сам, Господи, сам)), но говорить об этом с обладателем небесно-голубой повязки никогда не станет. Он может быть далеко не мастер в отношениях, но не настолько, чтобы своим идиотизмом ненароком спугнуть Лео. Рафаэль оставляет влажные дорожки на покрывшейся испариной шее, мягко водит руками по панцирю, будто пытаясь незатейливыми поглаживаниями успокоить, шепчет в своём стиле на ухо какие-то пошлые глупости, а затем его взгляд неожиданно приковывает голубая повязка брата, которую он так ему и не отдал. Зеленоглазый снимает одну из рук Лео со своего плеча и, немного повозившись, крепко связывает полоской ткани их запястья. Старший останавливается, зачарованно наблюдая за его манипуляциями, и Раф проводит пальцем по стыку пластин на его пластроне. Это становится последней каплей. Саеносец толкается ему навстречу, в умопомрачительную тесноту и жар. И он вроде бы находится снизу, уступая ненадолго любовнику место у пульта управления, но всё равно остаётся доминирующим, властвует над Лео мягко и безраздельно. Зеленоглазый больно впивается зубами в плечо, ещё сильнее подвергая их риску быть услышанными, но ему просто необходимо клеймить лидера, оставляя ещё один памятный шрам, чтобы каждый увидевший его знал: владелец катан в таком состоянии (возбуждённый, двигающийся с ним в одном ритме, безостановочно шепчущий имя, словно лишний раз подтверждая его убеждения) может предстать перед ним, и только перед ним. Движения грубые, хаотичные, а звуки соприкосновения двух тел, тихих всхлипов и стонов заглушает абсолютно неуместная в данной ситуации реклама по телевизору. В этот раз впервые во время оргазма обладатель алой повязки не выдерживает и показывает, насколько ему хорошо. От звука, вырвавшегося из его горла у Лео по телу пробегает табун мурашек и он кончает следом за Рафом, при этом даже не прикоснувшись к себе. Где-то на задворках сознания Леонардо, после десяти минут ритуального возлежания друг на друге в попытках унять частое дыхание, мечется мысль о том, что было бы неплохо, если им удалось-таки не подпортить случайно пятнами любимое одеяльце учителя Сплинтетра.***
На утро Их лидер поправился, снова встав в строй, а вот Раф… — Апчхи! Пчхи! Пчхи! — Странно. Я вроде бы кашлял. — Ну уж простите, в следующий раз постараюсь покашлять. Специально для Вас. Когда обладатель алой повязки замолкает, мечник нажимает на «plау». На экране вновь мелькают кадры из «Призрачного гонщика». — У меня очень-очень болит горло. Может, как в детстве, поцелуешь и боль тут же пройдёт? — Ты что, совсем оборзел? Тебе вчерашнего мало было? Что же, попробовать всё-таки стоило. — Лео много не бывает. — глубокомысленно изрекает саеносец, за что тут же получает затрещину. — Лежи и лечись, дубина. Никаких тебе больше целовашек до полного выздоровления. — угрюмо ворчит Лео, пошевелив затёкшей кистью руки. Алая повязка связывала руки крепко, натирая нежную кожу запястья.