Фанатик богини Эвигет

Холодная сырая земля, ветки, мелкие камушки и какие-то колючки очень неприятно впились в правый бок. Я попробовал переместиться в более удобное положение, но при первом же движении все тело отозвалось мерзкой, ноющей болью. Попытался приподнять голову – перед закрытыми глазами тут же завертелся тошнотворный калейдоскоп. Замутило. Я еле успел приподняться на локтях до того, как рвотные позывы достигли своего пика и желудок таки избавился от скудного ужина и остатков алкоголя. Стало немного легче, но самую малость и то ненадолго. Утерев рот и посмотрев на руку, я в ужасе увидел начавшую подсыхать кровь. Ощупав лицо еще раз, убедился, что кровь из носа. Отлично – сотрясение. Пока не особо понимая, что же произошло, медленно протянул руку к голове, прощупать в том месте, где болело особенно сильно – пальцы ощутили слипшиеся от крови волосы и небольшой подсыхающий рубец. Шок прошел несколько секунд спустя и за ним тут же накрыло понимание и паника. Разбил голову! Мог умереть! Телу резко стало не хватать воздуха. Дрожащими руками я вцепился в свое же горло и захрипел, не в силах сделать вздох. «Дыши! Просто дыши! Уже все позади! Ты жив. Ранка небольшая и уж точно не смертельная. Небольшие ушибы по всему телу и сотрясение не могут тебя убить! Дыши!». Мысленно повторяя эти простые слова снова и снова, я более-менее смог унять не успевшую разрастись истерику. Победив в этой внутренней борьбе мне удалось заставить мысли течь более спокойно, рациональность выиграла у безумия. Какой там нынче счет? Забыл, устал считать… По правде, на данный момент это вовсе не важно. Важно другое: нужно напрячь зрение и осмотреться. Что произошло? Как поступать дальше? Передо мной возвышался крутой склон метров пять в высоту, обросший редкой дикой растительностью. На его дне протекала мелкая, вялая речушка, наверное, дальше впадающая в Оману, становясь чем-то большим и значимым, но теряя свою, хоть и мелочную, с неприятным запашком, но все же суть. От более близкого знакомства с ней меня предостерегло старое, дряблое, но широкое дерево. Врезавшись в него – а до того прокатившись с горки, пересчитывая все корни и камни, – тело болело и саднило. Синяков и царапин не счесть. В некоторых местах порвалась рубашка. Хорошо, что хоть плотные штаны и ботфорты защитили ноги, хоть после кросса через лес и падения те все равно болели… Стоп. Падение! Нет. Никакое это не падение! Меня толкнули! Ноах! Вереница событий молнией пронеслась в голове, вызывая придремавшее, но столь привычное чувство – злость! Однако её быстро сменила обида, непонимание и растерянность. Как он мог?! Зачем он бросил меня?! Я мешался. Без меня он бежал куда быстрее. В груди зародилось некое, доселе неизвестное чувство, сердце защемило, вновь мешая дышать. Предательство! Он говорил, что никогда не бросит, не обидит, что защитит… Но на деле просто взял и, буквально, выкинул, вышвырнул из своей жизни! Из-за этих мыслей в глазах мерзко защипало и задрожали плечи, как будто я собираюсь… Нет! Я не буду плакать. «Какой смысл кричать и плакать? Ты тут совсем один, никто тебя не услышит и не поможет!». В голове прозвучал голос, который, я думал, уже совсем позабыл. «Не смей кричать! Заткнись! Хватит плакать!». Увлажнившиеся глаза тут же высохли, только дрожащие руки еще немного выдавали мое подавленное состояние, но усилием воли и эта слабость была устранена. «Прекрати рыдать!» – я практически почувствовал пощечину, которая всегда сопровождала эти слова, а, бывало, и что похуже. «Все! Хватит себя жалеть! Нужно поскорее выбираться отсюда, и, возможно, я смогу догнать Ноаха и как следует ему отомстить». Попытка себя приободрить не увенчалась успехом, так как я просто не представлял, как мог бы «отомстить» Ноаху. В голове вырисовывались картинки с выпотрошенным и расчлененным телом, но удовлетворение они не вызывали, только еще больше нагоняли тоску. Дальше сидеть на месте было бессмысленно, так что я постарался пересилить себя и, опираясь о ствол дерева, медленно поднялся. Ноги плохо держали, а головокружение так никуда и не делось. Можно было бы вспомнить лечащее заклинание, но мысли путались и сил хватало только на то, чтобы удерживать себя в вертикальном положении. Так, а теперь надо двигаться вперед, вернее, вверх. Задрав голову и осмотрев предстоящий мне путь, я тихо застонал. Но деваться было некуда, надо карабкаться. Закусив губу и стараясь игнорировать боль, я начал движение. Склон был довольно крутой, но разнообразный кустарник и древние корни помогали медленно, но уверенно взбираться наверх. Выходило это практически ползком. Найти упор для ноги, подтянуться за выступающий корень, вновь найти упор, и так далее, повторяя движения снова и снова. Преодолев треть пути, я заметил крупный, торчащий из почвы булыжник, испачканный кровью. Видимо, об него я и ударился головой при падении, потеряв сознание и бесчувственной куклой покатившись далее вниз. Стараясь не думать об этом и не поддаться панике вновь, я закрыл глаза, посчитал до десяти и продолжил движение. Не хватало еще сорваться и получить новые увечья. Вот так, шаг за шагом, делая небольшие перерывы, я наконец-то достиг кромки оврага. Далее путь преграждал колючий кустарник, местами сломанный и помятый. В памяти всплыло, как через него я и полетел вниз. Миновать колючки, ползя по склону со стороны, заняло бы еще уйму времени – он разросся практически вдоль всего оврага, – поэтому пришлось покрепче сомкнуть глаза, втянуть голову в плечи и, игнорируя мелкие порезы, пройти сквозь него. Из кустарника я буквально выпал, потом еще долго стоя на коленях и боролся с подступающей тошнотой. Я сделал это. Выбрался! Время уже перевалило за полночь, луна ярко освещала лесную тропу и обступившие её деревья. Но то, что лежало на самой тропе, я почувствовал много раньше, чем увидел, подняв голову. Развитая едва ли не за год способность чувствовать смерть уже давно меня не подводила. С её помощью я мог, просто идя по лесу, собирать или откапывать мертвую живность и заранее определять, не будет ли пустой выбранная могила. И сейчас, как только я упал на колени, тут же почувствовал – рядом лежит мертвец. Мертвых, если у них нет хозяина-некроманта, бояться нет смысла, поэтому я поднял голову более с любопытством, нежели опасением. «Это же… Нет…» – первую пришедшую мысль мозг тут же отклонил. Это не может быть правдой. Ноах бросил меня и сам убежал к своим дружкам в Стольц. Наверняка сейчас весело попивает пиво и рассказывает всем, как ловко оторвался от преследователей. Почему-то сейчас эти мысли не раздражали и не поднимали волны гнева, и даже не потому, что это было натуральное вранье, ведь в тот момент я пытался искренне в это верить, просто она было многим лучше чем та, самая первая мысль. Продолжая себя обманывать, я сошелся на мысли, что это один из наемников. Да. Ноах каким-то чудом убил его и побежал дальше. Нужно просто подойти… «Давай же! Чего ты медлишь? Вставай на ноги, подойди и посмотри! Убедись, что это не он! Ну же!» Странно, но у меня в жизни еще не было более сложной ситуации, чем эта – просто встать и подойти. Это же так просто. Отнявшиеся от страха ноги были совсем другого мнения. «Лельентил! – внутренне обратился сам к себе, – Встань и убедись что это наемник!». Наконец-то поддавшись властному голосу, я с усилием смог подняться. Теперь дело за малым – надо подойти. Один шаг, второй, третий. Когда луна четко осветила пепельные кудри, я, не в силах смотреть на это, опустил глаза и теперь, считая шаги, следил за движением своих ног. Шестой, седьмой, восьмой… Когда вместо твердой почвы ботфорт вступил в бурую, практически черную, вязкую жидкость, я остановился и с заминкой поднял голову. До тела оставалось пару шагов, но я не хотел их преодолевать, как и не мог более себя обманывать. Ноах лежал на животе, с повернутой в сторону от меня головой. В спине его зияла большая кровавая рана, нанесена широким клинком, судя по положению тела, со спины, погиб мгновенно. Рядом в крови валялась мандолина. Я как завороженный подмечал детали, уже по привычке составляя текст для записи. Я как мог сдерживался в мыслях, но в груди вновь поднялось то странное, щемящее чувство. В один миг я лишился чего-то очень ценного, незаменимого. Образовавшаяся пустота ныла от боли и жалости. «Это всего лишь человек… Да, он помог мне… Да, с ним было приятно, весело, комфортно, тепло… Но, ведь, всего лишь…». Чувствуя, что я вот-вот готов упасть от вновь начавшегося головокружения, я сел практически там же где и стоял, в лужу крови. Одиночество. До встречи с Ноахом оно никогда мне не претило, меня окружали только ненавистные эльфы и я всегда был рад избежать их общества. Но пожив с человеком, ощутив, каково это, быть окруженным заботой, весельем, всегда быть выслушанным и получить совет, да чего там, просто ощущать, что ты кому-то небезразличен, разве это не было настоящее… счастье? А что теперь? А теперь, этот улыбчивый, добрый, столько сделавший для меня человек лежит посреди темного леса, в луже собственной крови, бледный и с каждой минутой холодеющий. Я физически не мог заплакать, хоть нервная система и вопила о том, что нуждается в этом, но с каждым порывом в мыслях вновь и вновь всплывало: «Заткнись! Не смей рыдать!» Слезы никогда не приносили облегчения, только боль, даже несмотря на то, что прошли многие годы, я до сих пор её помнил и боялся. Не имея возможности оплакать близкого человека, я как мог отвлекал свои мысли. Подвинулся ближе к телу и приложил испачканную в крови руку к его щеке. Примерно двадцать минут. Я еще никогда не имел дела с настолько свежими покойниками, и это было непривычно. Всего двадцать минут смерть отделяла его от жизни. Тело начинает изменяться и постепенно уничтожать само себя, но пока это совсем не заметно. Не совсем понимая, зачем это делаю, я быстро начертил простейшие руны на лбу Ноаха, замораживая плоть. Так он дольше не будет меняться. Тело стало быстро замерзать и покрываться инеем. Я, спохватившись, не без усилий перевернул его на спину и зафиксировал голову так, чтобы она смотрела вверх. Успел как раз к тому моменту, как она стала абсолютно неподвижной. – Боги, зачем я это делаю? – произнес я вслух и закрыл лицо руками. Мне нельзя было останавливаться, нельзя задумываться, нельзя жалеть Ноаха и тем более себя. «Но я не могу без него!», – жалобно заныл тонкий голос внутри. Все ты можешь… Сколько лет ты жил без него, сможешь и дальше, не смей давить на жалость! Жизнь на этом не обрывается! У тебя есть цель! Ты должен следовать ей! «Я знаю, я все понимаю, но почему… Почему же тогда мне так больно?». Я не хотел копаться в себе еще глубже и отвечать на этот вопрос. Ответ был где-то на поверхности, протяни руку – и тут же схватишь, но я не хотел его, так как с ним будет еще больнее. Я положил руку на замерзшую кисть Ноаха. Раньше я боялся его рук, прикосновений, теперь же они не предоставляли опасности. Я испытал странное наслаждение от возможности просто прикасаться к нему, подолгу, не боясь внутренних голосов и истерики. Мимолетные прикосновения, оплеухи, шлепки – все это было не так, до того момента, как я переборол небольшой барьер внутри себя и позволил ему спать рядом, каждую ночь сжимая его руку в своей. Ничего более приятного в своей жизни не испытывал. Я думал, что начинаю меняться, что впредь смогу контактировать и с другими людьми. Но, стоило представить на месте Ноаха кого-либо другого, паника вновь сжимала горло, и даже воображаемое прикосновение дарило боль. «Надо же, а ведь ты почти исцелял меня, но почему оставил, не доведя дело до конца?». Поглаживание мертвой руки немного помогало, я смотрел только на неё и пытался думать о том, как же поступить дальше. Возвращаться домой небезопасно, те люди не нашли меня, значит, будут искать дальше по лесу или ожидать там. Я прокручивал в голове варианты, но то и дело вновь мысли возвращали меня к моему барду. Пытаясь придумать способ остаться невредимым, мысли путались и возвращались к воспоминаниям, к тому моменту, когда ворвались наемники. Но и там не задержались. Тот самый момент перед вторжением незнакомцев. Мои щеки опалило румянцем, хотя перед кем тут смущаться? Перед трупом человека, которому я чуть не позволил поцеловать себя? Хотя почему «чуть»? Я ведь позволил. Я хотел этого. Боги… Как же я этого желал! Я бы мог списать все на дурманящий алкоголь, атмосферу или чарующий голос Ноаха, но алкоголь рассеялся, я больше не в уютном доме и я больше никогда не услышу его голоса, а желание поцеловать его никуда не делось. Мысль о том, что я утратил свой шанс и НИКОГДА не смогу ощутить тепло его рук, не услышу его прекрасного голоса, не буду прятать улыбку от его шуток и комплиментов, не смогу ощутить вкус его поцелуя, вновь вывела из равновесия. Меня согнуло пополам. Я почти окунулся лбом в засыхающую кровь и завопил в беззвучном крике. Кричать нельзя, особенно от боли, а именно её я и ощущал… «– Прекрати! Прекрати сейчас же! Ты мешаешь мне сконцентрироваться! Мне было одиноко и я просто хотел, что бы мама взяла меня на руки, но она куда-то ушла и в доме остался только занятый какой-то работой отец. Не зная, как еще можно выразить свои чувства, я плакал, вначале совсем тихо, а потом все громче и громче. Отцу это не понравилось. – Да заткнись же ты! – он схватил меня за руку, поднимая на ноги, делая мне больно, отчего я заплакал еще сильнее. – Зачем. Ты. Все. Время. Ноешь? – с расстановкой, сквозь зубы прошипел он. – Тут только я тебя слышу и уж поверь, от того, что ты ноешь, ничего не изменится, ты только больше меня раздражаешь! Еще хоть один звук и я тебя накажу! Тогда мысль о том, что меня не покормят, поставят в угол или отшлепают, как это делала мама, пугала меня не так сильно, как сжимающий мою руку отец. Страх и обида не давали успокоиться и слезы все так же текли градом. – Ах, значит, так? Ну хорошо, будем считать что ты сделал свой выбор. И не говори потом, что я не давал тебе шанс! Ха-ха, если научишься говорить, конечно же… Маленькая, глупая свинка.» Внезапно проявившееся воспоминание тут же заставило справиться с душевной болью. Меня поглотил старый страх, преследующий на протяжении всей жизни. Страх быть наказанным. Обычно взрослые плохо помнят свое детство и уж тем более младенчество, да и я не мог бы вспомнить многие моменты своей тогдашней жизни, окружающие меня вещи, события, лица родителей… Но я прекрасно помнил руки отца. Большие, с длинными тонкими пальцами, все время испачканными чернилами. Для меня они были просто огромны и безумно опасны. Они не умели прикасаться так, чтобы мне не было больно. Они всегда были грубы, а если в них появлялся какой-нибудь инструмент или вещь, то смертельно опасны. Я до сих пор не мог избавиться от тех жутких воспоминаний. От картины моих маленьких переломанных пальчиков – их было легко ломать и с каждым можно было это сделать на свой манер. От чувства, что тебе толстой белой ниткой зашивают губы или веки. От вечных побоев. От толстых иголок, впивающихся в кожу и забирающих мою кровь... Позже я понял, что это не было частью наказания, это было нужно ему для исследований, но на тот момент я ничего не понимал, и вскоре даже просто занесенная рука говорила о том, что я «очень шумный, много плачу, кричу, меня следует наказать». Сейчас, будь у меня возможность встретиться с отцом, я бы с радостью убил его, и делал бы это долго и мучительно. Воспоминаний о матери у меня почти не осталось. Она всегда была где-то далеко, не видела или делала вид, что не замечала того, что делал отец – но мне хватало тех фактов, что мне рассказал о ней мне, подросшему, Лирмель, чтобы желать жестокой расправы и ей тоже. К счастью или сожалению, за меня это сделал опасный ритуал, который они готовили для того, что бы вновь призвать Лифа в наш мир. Больные на голову фанатики. Лирмель не успел спасти их, но зато вырвал из лап материализующегося заклятия главную жертву – меня. Я так ни разу и не поблагодарил его за это, да и не очень-то моя жизнь улучшилась с того момента, как он меня спас. Он не пытал меня, не мучил, не ставил на моем теле странные эксперименты – но и не был хорошим родителем, мог накричать, дать затрещину или потрепать за ухо, если я вел себя неправильно или, по его мнению, подозрительно. Но на тот момент уже даже занесенная ладонь приводила меня в настоящий ужас, а легкое прикосновение к коже приносило боль, возможно, воображаемую, но покалеченный мозг отлично справлялся с тем, чтобы она для меня была самой настоящей. Я не мог защищаться, кричать или плакать, от этого всегда становилось только хуже, но Лирмель об этом не знал. Он думал, что я заторможенный, отстающий в развитии или ритуал все же задел меня и полностью лишил эмоций. Позже, он разобрался в чем дело, но тогда уже было поздно заботиться обо мне и налаживать дружеские отношения. Тогда я его уже ненавидел. Что же чувствовал ко мне он, так и осталось загадкой. Проживая вдали от Лирмеля, я все больше задавался мыслью, сколько он для меня сделал, а за последние месяцы вообще подумывал наведаться в родную деревню, проведать Карим и попросить у него прощения. Не ощущая каждый день на себе его раздраженный взгляд, я стал понимать, что должен быть благодарен ему. Кто еще из эльфов смог бы взять на себя ответственность приютить и вырастить такого ублюдка, как я, плод греха и темных ритуалов. Лирмель, абсолютно не смущаясь моего юного возраста, рассказывал, какими эльфами были мои родители и чего добивались, наверное, в надежде, что я не повторю их жизненный путь. Они были фанатиками культа возрождения Лифа, первыми из эльфов, которые почувствовали, что эльфийское божество покинуло своих детей. Заклинания и ритуалы продолжали исправно работать, ведь их суть была прописана в устройстве этого мира, но создавать новые и согласовывать их силу с божеством стало невозможным. Как и продолжать род. Все реже и реже стали появляться на свет новые эльфы. В последнем выпускном классе набралась только горстка учеников, к тому же с очень большой разницей в возрасте: сто двенадцать лет, сто два, девяносто шесть и так далее, примерно до семидесяти четырех – и я, сорокапятилетний эльф, который не то что не может заканчивать обучение, даже приступать к чему-то практическому, по старым временам, не имеет права. До моего появления двадцать девять лет в деревне не рождалось детей и еще сорок пять – после, и наверняка уже больше никогда и не будет. Мое появление на свет не было одобрено всевышним, закреплено ритуалами брака и не сопровождалось чувством любви, оно было неестественным. Мои родители не хотели ребенка для того, зачем его заводят остальные пары, ими двигал дух исследования и возможность заполучить ингредиент для еще более сложного и темного ритуала, дабы Лиф обратил свой взор на покинутую землю. Им нужна была жертва. Никто из деревни не взял бы меня к себе, но для Лирмеля жизнь ребенка была важнее, чем принципы и ненависть к моим родителям. Чего нельзя было сказать об остальных жителях. Мне никогда не уставали напоминать, что я не такой, как все, ненужный, лишний в их мире. «– Эй, ребенок, а это правда, что говорят, будто ты не чувствуешь боли? – уже почти взрослый на вид эльф, выше меня на две головы, подошел поближе и совсем не нежно ткнул пальцем в мою оголенную руку. Был жаркий летний день, и я уже пожалел, что не надел накидку или хотя бы рубашку с длинными рукавами. – Неправда… Не трогайте меня, пожалуйста, – чуть слышно сумел выдавить я. Такое количество окружающих меня эльфов пугало. Они все были выше, старше и сильнее на вид. Взрослые. С большими «взрослыми» руками. Эльф, теперь уже мой одноклассник, улыбнулся не очень-то и теплой улыбкой: – Что ты там такое бормочешь? – Право, как котеночек! Милашка, – всплеснула руками эльфи, стоящая немного поодаль. – Интаэль, чего ты так с ним грубо? Такой малыш милый, а ты… – Вот именно что малыш! Неужто ли учитель Лирмель привел его сюда, чтобы посмеяться над нами? Новый ученик? Серьезно?! Больше похоже на подопытную свинку. По крайней мере, док Мильентель много интересного об этом звереныше рассказывал… Эльфи насупилась и дала легкий подзатыльник своему однокласснику: – Та что с тобой не так? – возмущенно прошептала она, – он же все слышит!... – А я согласна с Интаэлем, – подала голос еще одна эльфи, – ему не место среди нас! Если Лирмель и привел его, то только для практических занятий, как я думаю. Вы посмотрите на это чучело. Одни мозги лечить не перелечить. Эй! Мальчик, как там тебя? Чего в пол уставился? Хоть бы в глаза смотрел, когда к тебе обращаются. – Не трогайте меня… – чуть более слышно смог выдать из себя я. Было страшно. Они, такие высокие, сильные. Они обязательно сделают больно. Я не хочу этого! Видимо, от меня ждали хоть какого-то ответа или реакции на фразу старшей девочки. Я не знал, что ответить, да и не очень-то вслушивался, что они там говорили между собой. Я просто хотел, чтобы меня не трогали. В резко наступившей тишине я украдкой посмотрел на всех этих эльфов сквозь застилающие глаза волосы. Большие. Взрослые! Опасно! Один шаг назад, два… Поскорее бы дядя Лирмель вернулся, мне страшно. – Эй! Да куда это ты? – тот эльф, что обратился ко мне первым, пресек мою попытку и схватил за руку чуть выше локтя, не давая двинуться дальше. – Мы же знакомимся! Имя-то твое можно узнать? – Его зовут Лельентил, – тяжело вздохнул и закатил глаза эльф, сидящий поодаль, – Инт, чего ты к нему прицепился, его и так все в деревне знают, да и Лирмель представил… Где же его носит? Отстань от ребенка. Да, чучело дикое, не спорю, но это не повод так к нему цепляться. И вообще, я бы на твоем месте побоялся его трогать. Вечно околачивается в запретных частях леса, пропадает неделями… Жуткое создание, – эльф скривился и с усилием отвел взгляд. – Я просто хочу с ним поговорить, не мешайся, Микс! Так вот, имя свое произнести можешь? Меня захлестнула паника. Его рука, как капкан, сжимала мою. Он ни на миг не ослабевал хватку. Внутри я плакал, кричал «Опусти! Мне больно! Отпусти немедля! Пожалуйста!», но снаружи даже не смел поменяться в лице. За слезы наказывают, этот урок я запомнил навсегда. Практически ровным голосом я ответил: – Меня зовут Лельентил, отпустите, пожалуйста. Удовлетворившись моим ответом, эльф таки разжал руку, на которой уже начал проступать лиловый синяк. С интересом его разглядев, он обратил внимание и своих товарищей: – Смотрите, и правду говорят, он и не пискнул от этого. – О, Лиф! Зачем ты это сделал?! – возмутилась первая эльфи, её глаза от ужаса округлились, и она уже было бросилась мне навстречу (от чего я отшатнулся в сторону), но была остановлена третьим находящимся в комнате эльфом. – Ниариль, да хватит тебе! Ты разве не видишь, это действительно интересно, – и, к моему ужасу, направился прямиком ко мне, присел на одно колено и с интересов всмотрелся на оставленный его товарищем синяк. – Как думаешь, он совсем ничего не чувствует, там, жар, холод, или только боль? – поинтересовался он у Интаэля. – Мне, кажется, Лирмель привел его сюда как раз для того, что бы мы это выяснили. Очень интересный случай. – Бесспорно, но для начала надо бы проверить болевой порог, вдруг он просто очень высокий. – Согласен. – кивнул эльф и достал из складок мантии остро заточенное перо. Я все это время не мог поднять глаза и взглянуть на них, больших, страшных. Хотелось бежать и скрыться в лесу. Но дядя Лирмель приказал ожидать его тут, а если ослушаться, то вновь будет больно. От внутренней борьбы и созерцания своих ступней меня отвлек болезненный укол все в ту же многострадальную руку. Глубоко в душе пронесся крик, паника, а снаружи я только поднял взгляд и увидел, как острое перо впивается в кожу. – Пожалуйста, прекратите, – ровный и спокойный голос, главное не выдать, что я вот-вот готов расплакаться. – Что? Малыш, я не слышу, что ты там пищишь, можно погромче? – почти дружелюбно ответил старший эльф. – Пожалуйста, не надо, – чуть более громко, попытался я. Боль становилась все невыносимее. – Что? – эльф нахмурился, явно вновь не расслышав. – Пожалуйста! – уже с напором и немного с ужасом в голосе (за который я тут же себя обругал), еще раз попробовал я. – «Пожалуйста» что? – и на этих словах, он придал больше усилий и проткнул мою кожу. Капля крови заалела вокруг пера, спокойно торчащего в моей руке, набралась массы и скатилась по его стволу. На миг, весь мир замер вокруг этой капли, я, как будто замедлив время, смотрел на её путь, как она окрасила красным цветом первые, самые короткие волоски опахала, пробираясь до следующих и далее, окрашивая и их. «Я же просил! Я просил прекратить! Почему они не слушают меня? Почему мучают? Зачем?! Что я им такого сделал? Я просто вошел в класс! Я не должен плакать»… Я просто не могу… Эмоции тугим клубком свернулись в моей груди. «Я же не сделал ничего плохого! Меня незачем наказывать! Значит…» Клубок сделал пару оборотов вокруг своей оси, укрепляясь и сжимаясь все сильнее и сильнее… «Значит…» не в силах более сдерживаться, он подобно взрыву, размотался, выплескивая наружу все то, что я так упорно держал в себе… «ЗНАЧИТ – ЭТО ОНИ ПЛОХИЕ! ЭТО ИХ НАДО НАКАЗАТЬ!» Я не помнил, как так получилось, что в моей руке оказалась книга, до этого спокойно лежащая в сумке, как я со всей силы, на которую было способно мое слабое тело, ударил, стоящего передо мной и мучающего меня эльфа, по лицу. Он схватился за разбитый нос и я ударил его еще раз, и еще, и еще, еще, ЕЩЕ… Я бил до тех пор, пока одна из эльфи в ужасе не закричала, а сзади меня не схватили сильные руки и потащили назад, но я успел еще раз, на прощание, пнуть обидчика ногой. «Так тебе и надо! Я не сделал ничего плохого! ТЫ заслужил это!» Позже, когда Лирмель отчитывал меня – сразу после уже привычной оплеухи, – он сокрушался: что я, исчадие Хеллантрума, что мне стоило просто попросить прекратить или так и сказать, что они делают больно, что не стоило прятать свои эмоции, и если бы я хоть расплакался, тогда, после того, как меня оттащили, то это могло бы просто сойти за самозащиту. Но на моем лице не было и следа жалости, обиды и тем более слез. Только чистая ярость застилала мои глаза. Я хотел сделать ему больно! Он заслужил это! И теперь меня абсолютно не волновало, что обо мне говорят и как ко мне относятся, главное было то, что теперь они боялись ко мне прикасаться – при случае, я сам могу сделать им больно!…»

* * *

Я не хотел никуда уходить от тела, бросать его на произвол судьбы и оставлять на съедение диким зверям. Я не хотел, чтобы он менялся. Лучше бы он навсегда остался таким же, хоть и мертвый, но все равно красивый и рядом, я смогу смотреть на него, любоваться на мягкие, всегда ухоженные и блестящие волосы, приятное округлое лицо, пухлые губы и совершенно девичьи, густо обрамленные ресницами, глаза. Жаль, что он больше их не откроет – болотно-зеленые, большие, широко распахнутые, – и не взглянет на меня. Мог ли я когда-либо подумать, что подобное существо, не вписывающееся ни по одному параметру в мое представление красоты, сможет заставить собой любоваться. Обычно я украдкой, изображая, что занят чем-то своим, бросал взгляды в его сторону. Мне нравилось наблюдать, как он управляется с готовкой, ловко и быстро, как играет на мандолине, удивительно, как такие крупные и совсем не изящные руки так красиво порхали над струнами, нежно зажимая их и заставляя издавать звуки. Все что он делал, было естественно, просто и красиво. Я пропустил тот момент, когда понял, что и самого его считаю привлекательным, он пришел слишком плавно и ненавязчиво, когда я не был готов дать отпор, замкнуться и начать выискивать изъяны в своем соседе. Даже его, показавшееся поначалу чересчур объемным, тело теперь вызывало только теплые ассоциации и желание потрогать. Прекрасные воспоминания теплой рекой омывали мое сознание, но, как обычно бывает, выходя из теплой воды, тебя всегда обжигает холодным, яростным воздухом. Я поднял глаза на застывшее маской лицо дорого мне человека. – Что мне сделать, чтобы ты отпустил меня? – голос дрожал. Я понимал, что сейчас выгляжу как настоящий сумасшедший, выпрашивая разрешение у покойника, дабы оставить его. – Ты можешь идти... – Только вот идти мне некуда! Без тебя в Стольц мне не пробраться! И обратно в дом нельзя! – Ты можешь вернуться в родную деревню, всего два дня пути... Я закрыл лицо руками и отрицательно помахал головой. – Почему нет? Ты изменился, ты можешь наладить отношение с Лирмелем. Он не такой как остальные эльфы, подарит защиту, несмотря на искромсанные волосы, не бросит. «Я не хочу этого!» – сил вести диалог с самим собой больше не осталось, – «я не могу тебя бросить тут, вот так...» «Так забери меня с собой». Я нервно рассмеялся от своих же мыслей. «Разве что ты пошагаешь следом, мой дорогой друг...» Внезапно смех резко оборвался. Я застыл, удивившийся своей же мысли. «А ведь... действительно». Я, стараясь держать себя в руках, медленно опустил взгляд на Ноаха и попытался абстрагироваться от своих чувств к нему, посмотреть на него совсем другим взглядом, увидеть только тело, мертвое тело! Совсем свежее, не испорченное болезнями и гниением, с работающими мышцами и практически полностью сохранившимся мозгом. Идеальное тело! Ведь я МОГУ сделать так, чтобы вновь встретиться с ним взглядом и даже получить тот злосчастный поцелуй, я могу вновь услышать его голос и отведать безвкусной стряпни, я могу сделать так, что бы он вновь был рядом и теперь уж постараться, чтобы не потерять вновь! Я тут же воодушевился от одной этой мысли и стал механически прокручивать в голове, что может понадобиться и как должен проходить процесс. Мысленно дойдя до одного момента, я спохватился и задрал голову, ища глазами луну. Час или два ночи. Время еще есть. Эвигет заберет его только со всеми тенями, что прогонит с земли солнце. Тело погибло, мозг не работает, но в нем еще осталась личность, воспоминания, привычки и чувства. Мне должно хватить знаний и реагентов, чтобы превратить его в вампира! Я готовился к этому все время, начиная с прошлой осени, собирал ингредиенты, рисовал нужный магический круг, даже растил органы на замену. Все это я готовил для себя, но пока банально не мог исполнить ритуал над самим собой, ну и чего греха таить, еще было много пустых страниц в моих знаниях и никаких гарантий. Я не мог так рисковать своей жизнью, а Ноаху… Ноаху уже все равно. Это его последний шанс задержаться тут со мной, на земле. Но между желанием вскочить и тут же начинать действовать или бросить тело тут, ища дальше свой путь самостоятельно, стал один немаловажный элемент. Эльфийские волосы. Мои волосы, все это время лежащие в надежном, защищенном заклинаниями месте. Я хранил их для себя. Мне было не сложно раздобыть все реактивы вновь, даже не пожалел бы времени для выращивания органов… Но второй косы у меня не было. Я замялся, борясь с противоречием. Я очень хотел, чтобы Ноах вновь был живым, но и от своей мечты отказываться не собирался. Всегда можно найти хоть какой-то компромисс. Я, усердно вспоминая, постарался прикинуть длину своих волос. В косе им не хватало несколько сантиметров, чтобы касаться земли. Если делить пополам и вычесть длину волос, оставшуюся на голове, то выйдет по семьдесят сантиметров. Коса густая, значит, этого должно хватить лет на двести спокойного существования. А за такой срок можно найти еще уйму способов пополнить жизненную энергию, не говоря уже о том, что если у меня все получится, то её можно будет добывать просто из человеческой крови. Подобный расклад меня вполне устраивал. Кивнув самому себе, я, полный решимости, уже не сомневаясь ни на миг, поднялся на ноги – и тут же в мой план закрался еще один неприятный факт. Голова кружилась, а колени дрожали. Я с тоской взглянул на замороженное тело Ноаха прикидывая, как же дотащить эту, хоть и симпатичную, но непомерную тяжелую тушу до дому. За этой мыслью тут же последовала следующая, еще более неприятная: как мне справиться с оставшимися наемниками? При воспоминании о них в груди вновь вспыхнуло чувство злости и желание расправы. Убить их! Уничтожить! Разорвать на части! Пускай издохнут в муках! На удивление, решение проблемы нашлось намного быстрее, чем я боялся. Немного успокоившись, я стал более остро ощущать окружающую реальность, и уже которую минуту отчетливо слышал еще один труп, не так уж и близко, но вполне отчетливо, он как маяк сверкал перед моим взором в лесу. Далекий, но очень крупный. Как минимум волк-людоед. Подобное зверье мне доводилось встречать только на страницах в книжках. И теперь Эвигет оставила мне это тело именно в столь нужный момент. «Спасибо, о великолепнейшая из богов!» Как бы я не хотел оставлять Ноаха наедине, но надо было отлучиться. Используя свои скудные знания в защитной и бытовой магии, я, скрипя мозгами, с горем пополам начертил рядом с телом отпугивающие руны. Эта привычка фильтровать из знаний все «ненужное» уже который раз меня подводила. Но хуже, чем вышло с этой чертовой книгой, просто не придумаешь. То, что она оказалась маяком, я уже не сомневался. С появлением наемников, как по веянию волшебства, нашедших нас, это стало очевидным. Будь я более внимательным на занятиях по нелюбимым, скучным предметам, этого бы не произошло… Дорога до цели у меня отняла не более четверти часа. Мертвое тело, так ярко подсвечиваемое моим взором, оказалось дальше, чем я предполагал, а, значит, и крупнее. Когда я вывалился из очередных зарослей, успев до этого пару раз зацепиться в темноте за что-то каблуками и ушибить без того больную ногу, то наконец-то смог увидеть существо уже своим, не магическим, зрением. Это был действительно огромный медведь! Он горой лежал среди многовековых деревьев, обкоцаных, зияющих трещинами и царапинами. Некоторые из них, самые ветхие, были повалены или разбиты в щепки. Судя по количеству крови вокруг, попадающейся на глаза тут и там, медведь был явно не один. Я немного напряг способность и смог увидеть сквозь сияние огромной туши еще несколько, беспорядочно разбросанных. Волки. Не огромные людоеды, самые обычные, чуть крупнее сторожевых псов. Стая столкнулась с огромным монстром и не собиралась отступать, решив защищать самок, оберегать территорию или еще боги знают на что положить свою жизнь. Глупые создания. Я подобрался к громадной туше вплотную. Если бы у меня была возможность ощущать запахи, то сомневаюсь, что мне бы это так запросто удалось. Он пролежал тут неделю, а то и больше. Мухи уже отложили в его ранах и вспоротом зубами брюхе (видимо, им кто-то уже пытался лакомиться) личинок. Опарыши мерзко копошились во всех не защищенных мехом и кожей участках. Каждый волчий укус теперь представлял собою весьма неаппетитную картину. Исследовав вспоротое брюхо медведя, я убедился, что ткани его стали совсем мягкими. С одной стороны хорошо, мне не понадобится скальп для своих целей, а с другой – такое тело долго не продержится. Пара часов – это максимум, на который я сейчас способен, притом, что в этот раз я не собирался экономить на ресурсах. Убедившись, что мышцы на лапах и спине зверя все еще в более-менее приемлемом состоянии, а не готовые тут же сползти с костей, я закусил губу и с корнем выдрал тонкую прядь из длинной челки. Дальше, не тратя время на раздумья, запустил руку в брюхо зверю. Позвоночник удалось нащупать, только засунув руку почти по самое плечо, по которому уже начали заинтересованно ползти белые личинки. Я не боялся насекомых, только раздраженно смахнул их. Ощутив пальцами ребристую кость и как можно сильнее растянув образовавшийся проход к ней, я просунул туда и вторую руку, с зажатой в ней прядью. Прикрепить её к кости оказалось делом проблематичным, я работал вслепую, на ощупь, обливаясь потом, боясь выронить волоски и начинать все заново. У меня было не так уж много времени до рассвета для бесконечных проб и ошибок. Наконец-то справившись с этой задачей, я вытащил руки, забывшись, утер ладонью лоб, после чего ругнулся, но делать со своим внешним видом ничего не стал, не до этого. Осталось начертить магическую формулу и прочитать несколько заклинаний. Чтобы подчинить это тело и заставить его передвигаться – этого будет достаточно.

* * *

– Да чтоб тебя!... – я в очередной раз ринулся вытаскивать несчастного зверя из ловушки. Наемники ставили сетки и узлы, орентируясь на мой вес, так что камень, который должен был поднять сеть со мной в воздух, все так же продолжал висеть на веревке, не добравшись до земли. Медведь же, издал печальный звук и тупо уставился отсутствующими глазами, на оплетенные сетью ноги – поднять она его не смогла, но запросто сбила с толку. Управлять этой махиной оказалось не так уж и просто. Мозг был сильно поврежден, так что мне приходилось контролировать практически все. Размер зверя помогал ему игнорировать разнобразные препятствия, такие как кусты, мелкие деревья, булыжники… Все это он просто перешагивал или сносил, а вот движения посложнее, такие как перелезть поваленное дерево, уже приходилось делать за него самому, неприятно копошась в его кисельном разуме. Особенно сковывал движения Ноах, которого медведь, как ребенка, нес в своих передних лапах. Все еще замороженное тело никак не хотело принимать какую-либо другую позицию, кроме «бревна», а насильно оттаивать его было бы слишком рискованно. Я орентировался в этом лесу не так хорошо, как мой бард, поэтому уже четверть часа отчаянно пытался найти путь домой. Благо, процесс упрощали разнообразные ловушки – они явно намекали, что я иду по верному пути. Наемники точно решили, что будут ждать меня именно в доме, ведь так не надо будет бегать туда-сюда – выпытать, где находится коса и, возможно, прихлопнуть меня на месте, не оставляя лишних улик. У людей и вампиров запрещено убивать эльфов, по их меркам это страшный грех, но я прекрасно понимал, что этих головорезов не остановит мой статус ребенка божества – у них есть четкий приказ. Через несколько минут местность стала более узнаваемой, хоть я и вышел совсем не с той стороны, откуда мы шли в самом начале бегства. Древний колодец маячил перед глазами как насмешка над моими топографическими способностями. Все мои стратегические мысли, основанные на местности, коту под хвост. Я подавил желание схватить ближайший камень и запульнуть его в неповинное сооружение. Прикрыл глаза, досчитал до десяти и убедил себя, что отсюда тоже можно незаметно подкрасться к оккупированному дому... Даже, если ты гигантский медведь. «Все, хватит медлить!» Я приказал медведю опустить Ноаха на землю в густые заросли бурьяна. Сам бережно прикрыл его широкими листьями и аккуратно осмотрел, проверяя, не оставил ли зверь отметин своими динными когтями. Теперь дело осталось за малым. Я подошел к застывшей туше и начертил на земле рядом с ней простой магический круг, встал в него и отдал приказ медведю двигаться дальше. Круг упрощал процесс контроля над разумом, больше раскрывая его потенциал и позволял дать волю его инстинктам. Зверь тут же ожил, встал на все четыре лапы и, несмотря на очень потрепанный вид, весьма бодро затрусил в сторону дома. Будь у него в сохранности глаза, я бы мог увидеть ими происходящее, а так придется понадеяться только на его инстинкты. Что-что, а убивать он умел, большего от него и не требовалось. Когда зверь убежал вне досягамости зрения, я попытался расслабиться. Сел в середину круга, скрестив ноги, уперся ладонями в колени и полностью состредоточился на его ощущениях. Он не мог видеть и чувствовать боль, а обонянием не обладал я сам. Приходилось довольствоваться смазаными образами, слабыми тактильными ощущениями и на слух, что поначалу сбило с толку и требовало времени для привыкания. Пришлось как можно плотнее зажать свои уши руками и сконцентрироваться на том, что слышит медведь. Шуршание, топот ног, ночные звуки леса, шум ветра.. Все это не то. Когда я уже было подумал, что что-то напутал и медведь банально побежал не туда, кое-что произошло. Голоса! Они заметили его! Крик, лязг металла, ночь взорвалась звуками в моей голове. Я взвыл, разжал руки, но легче от этого не стало. Шум и голоса никуда не делись. Пришлось вновь зажать уши, чтобы хоть не мешать их с окружающими меня на самом деле. У медведя было разодранно горло и реветь он не мог, а вот первый попавшийся в его лапы наемник очень даже мог. От его предсмертных визгов и хрипа в голове неприятно зашумело, но в душе я наконец-то испытывал настоящее удовольствие. Звук хрустящих костей, отрываемой плоти, их страх наполнял зверя, даруя ему воодушевление и новые силы, а мне восполняя мечты о мести. Моментами я чуствовал, как плоть медведя протыкает железо – мерзкое чувство, хоть и безболезненное. Второй наемник дался не так просто, как первый. Изворотливый, ловкий, его мельтешение раздражало, пару раз медведь, поведясь на его хитрость, протаранил деревянные стены сарая. А второй из оставшихся в живых весьма метко метал в мертвое тело кинжалы. Новая волна ярости захлестнула и меня, и подчиненный труп, а, возможно, это было наше общее, единое чувство. Животное даже при жизни было практически бесстрашно. Но люди, которые не бегут от одного его вида, а еще и сверкают своим жалящим оружием, приводили в замешательство. Значит, злость тут только моя. Ну и ладно, главное, что я могу ею делиться и направлять. Я уже немного привык к этому телу и управлять им стало намного проще. После очередного кинжала, попавшего прямиком в голову, я приказал медведю упасть, что он нехотя, но все же исполнил. Его нутро рвалось в бой, он хотел вновь бежать за жертвой и рвать её на части, но с этими ребятами надо было действовать хитрее. Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем я услышал шаги, аккуратно подходяшие к медведю. - Что за хренотень?! От куда он вообще взялся! Посмотри, какой урод! - Он уже давно дохлый, – ужаснулся один из них. «Ну же, давайте еще немного поближе, неужели никто не хочет тыкнуть мечом в мишку?» – нетерпеливо думал я. Ждать пришлось недолго. Обмениваясь бессмысленными репликами, наемники все-таки приблизились вплотную. Я ждал этого сигнала! Как только холодная сталь весьма грубо тыкнула в морду зверя, я тут же отпустил его, готовый вновь наслаждаться криками и хрустом костей.

* * *

Тело мертвого медведя оказало ещё одну услугу: бережно уложило Ноаха на могильную плиту (которую сам Ноах неизвестно каким образом и за какой промежуток времени умудрился притащить для меня во двор и установить на выставленных рядами бревнах, изображая разделочный стол) и был отправлен мною восвояси. Лишать его подаренной жизненной энергии я не хотел, пускай еще порезвится в лесу, вдруг встретит своих убийц и сможет устроить матч-реванш. Я был удивительно весел в этот момент. Разбросанные части наемников по огороду Ноаха очень воодушивили. Увидев их в первый момент, я нервно рассмеялся и смеялся до тех пор, пока не понял, что это банальная истерика. Пришлось в который раз за эту ночь вновь брать контроль над собственным разумом. Распрощавшись со зверем, я, стараясь не задевать взглядом оттаивающее тело на плите, побежал в дом и стал быстро выискивать нужные мне предметы. Набор для вскрытия, реагенты, перегоную установку, насос, готовые органы... Дом был перевернут вверх дном, его явно обыскивали, вываливая все ящики и сундуки. Либрума некроманта там, где я его оставил, не нашлось. Собрав все нужное и в несколько заходов вынеся это на двор, я отправился за косой. Пользуясь ночным зрением, я не нуждался в освещении и в подвал спустился, не тратя время на поиски фонаря. Уже минуя последние ступеньки лестницы, я почувствовал мертвеца в нашем подвале. Губы растянулись в довольной улыбке. Как Ноах не противился ставить самые опасные замки на сундук, в котором я спрятал косу, но на практике это оказалось весьма полезным. Последний из наемников, который остался в доме, вместо того, чтобы преследовать нас, погиб намного раньше своих более воинственных собратьев. Я столкнул с сундука опаленное тело, прочитал кодовые слова и без проблем открыл крышку. Пришлось тут же зажмуриться, привыкшие к тьме глаза заслезились от яркого света, который излучали волосы. Не имея связи с хозяином, они лучились, переполненные своей же энергией, ищущей выход для магии. Я не без брезгливости взял их в руки и придирчиво осмотрел. Так и есть, почти полтора метра, для нас двоих хватить должно с лихвой. Когда я уже собирался уходить, внезапно кое-что вспомнил и обернулся к опаленному мертвецу. Его обыск не дал никаких результатов. Я спрятал косу под рубашку и вновь осмотрел погреб более удобным зрением. Осмотревшись, я нашел то, что хотел. Когда наемник принялся за этот сундук, то, видимо, отложил либрум на одну из ближайших полок, дабы тот не мешался. И правильно поступил, я не был уверен, что заклинание, спалившее человека, пощадило бы книгу.

* * *

Луна уже очень настойчиво подкрадывалась к трехчасовой отметке. Мне понадобилось немного времени для установки всех реактивов и приборов, самодельных или найденных в залежах мага. Даже установка небольшого медальона с памятью отняла от силы минут пять. Магический круг, находящийся в нем, быстро разжегся вокруг могильной плиты и теперь раздражающе сверкал ядовито-зеленым свечением и мешал сконцентрироваться. Я же, как полный идиот, уже которую минуту стою, и буравлю взглядом потрепанные бриджи Ноаха. Занесенная рука со скальпелем так и застыла в нескольких дюймах от шва. Стянуть мягкие сандали и разрезать рубашку было очень просто, а вот взять и полностью его обнажить оказалось намного сложнее. Чем дольше я медлил, тем сильнее смущался и сам на себя злился. Уже только тот факт, что меня волнует его нагота, выводил меня из себя. Да какого дэйна! Мне приходилось лицезреть уже десятки тел, на этом же каменном «столе» и не одно из них не вызывало во мне и капельки смущения. Я привычными движениями срезал с них остатки одежды и никогда даже особо не задумывался, женщина передо мной или мужчина, если это, конечно же, не влияло на эксперимент. Порой их тела были настолько изуродованы гниением или болезнями до смерти, что я, не проведя вскрытие, не мог определить пол существа на первый взгляд. Да и не только мертвецы не привлекали меня... Я никогда не испытывал смущение перед молоденькими, стройными эльфи – что неудивительно, ведь я просто презирал все свое окружение, – даже не испытывал никакого эстетического удовольствия от подобной «красоты», а когда случайно наткнулся на самозабвенно целующуюся парочку в зарослях парка, то испытал только искренее отвращение и желание тут же проблеваться. Единственным существом, которое я считал действительно привлекательным, была Карим. Но привлекательным не в том плане, в котором можно было бы подумать. Я считал её красивой, величественной, изящной и грозной. Её красота была мощной и для меня непорочной. Я не испытывал к ней интерес, как мужчина к женщине. И кто бы мог подумать, что Ноах, такой смешной на первый взгляд, округлый и мягкий, непутевый, сможет вызвать во мне доселе неизвестное. Изначально, в начале знакомства я смущался только потому, что до этого никто и никогда не высказывал ко мне подобный интерес. Я был сконфужен, унижен столь мерзкими намерениями, задыхался от страха и, сам не понимая почему, яростно краснел. Я был готов заплевать его ядом и вырвать эти наглые глаза, что столь бесстыдно пожирали мое тело. И в тоже время это было... интересно. Что он сделает в этот раз? Что скажет? Попробует ли вновь ко мне притронуться?! На этой мысли весь энтузиазм обычно и сдувался. Мне становилось больно лишь от одной мысли, а когда он все-таки нарушал личное пространство, то вызывал такие волны ненависти, что впору было бежать от меня, а не навязываться вновь. Но шли дни, и он вновь и вновь доказывал, что не сделает больно. Я все так же ловил на себе его взгляды, комплименты, был сполна одарен заботой и уютом, а вот попыток сблизиться он больше не делал. Сам я в любой момент мог подойти к нему и притронуться, потрепать за волосы, положить руку на плечо или прикоснутся к лицу, и с каждым разом я с ужасом понимал «мне этого мало!». Мне был необходим хоть какой-то толчок с его стороны, так как самому попросту не хватало смелости. Сколько раз я застывал рядом с ним, буравя взглядом его кисть, крупную и такую же опасную на вид, как и другие, но все же она отличалась, ведь она принадлежала Ноаху, доброму, нежному и уже практически родному. Мне хотелось взять его руку в свою и подержать хоть пару мгновений, мне казалось, что так я смогу заглушить душащие голоса в голове. Но так и не решался. Как же я был благодарен ему за то утро, когда проснулся в его объятиях. Поначалу в мыслях уже привычно назрела паника, я был слишком слаб и попытка вылезти из-под его рук не увенчалась успехом, так что оставалось только следить за дыханием и выслушивать наставление голосов о том, что плакать и кричать точно не стоит. Прошла минута, вторая... Я смог справиться с удушьем и убедить тело, что – это Ноах! Он не причинит вреда, не сделает больно. Лежащая перед лицом кисть как всегда пугала, но испуг вскоре сошел на нет и теперь в голове зародилось более сильное чувство – любопытство. Тогда я просто зажмурился и не торопясь положил свою руку сверху. Как будто укрощая страшного зверя, провел пальцами по его костяшкам вверх до ногтей и вновь вниз, задевая короткие волоски. Это было... приятно. Последующая сцена с его пробуждением чуть не стоила мне парочки ребер, но я, сам себя удивляя, не отступил и абсолютно не засмущался пробудившегося человека. Новые знания и ощущения оказались сильнее голосов в голове. Ноах даже не подозревал, насколько это для меня важно – я прекрасно контролировал свои эмоции, делая вид, что все как обычно, хотя в душе ликовал, что смог пересилить себя. Держа во сне его руку, я чувствовал странное и доселе неизвестное чувство комфорта и умиротворения. Но после были и неприятные моменты такого близкого с Ноахом знакомства. Я ведь уже упоминал, что доселе никогда не испытывал никаких романтических или плотских чувств к другим существам. Я настолько свыкся с этой мыслью, да и Карим говорила, в период моего беспокойного взросления (которое, судя по всему, все еще протекает) и понимания, что я отличаюсь от остальных еще одним пунктом, что такое вполне возможно и нормально. Не у всех существ обязательно существует тяга к размножению. Но этот человек и тут нарушил мое понимание себя. Не очень-то приятно просыпаться посреди ночи и осознавать, что спящее, возбужденное тело, недвусмысленно прижавшееся сзади, определенно желает тебя, а ты, сгорая от стыда и пытаясь хоть как-то отодвинуться немного подальше, запоздало понимаешь, что так же возбужден. Самым ужасным в этой ситуации было раздражающее противоречие. Мне еще никогда в жизни так остро не хотелось чужих прикосновений, тем более в столь интимных местах. Я понимал, что стоит мне обернуться, разбудить Ноаха и попросить, как он даст мне всего, чего бы я не пожелал и это было бы восхитительно приятно… наверное, но уж точно приятнее скомканных снов и мокрых простыней. Но, несмотря на желание, я лежал, боясь шелохнуться, ощущал ягодицами горячую плоть соседа и был готов заорать и выкинуть его вон из постели – и в тот же миг понимал, что сейчас не смогу выдать и звука. От одной мысли, что я хочу(?), чтобы Ноах ко мне прикоснулся там, горло сжимали воображаемые руки. Еще пара мгновений – и возбуждения как не бывало, оставался только липкий страх, и сил хватало только на то, чтобы заставлять себя дышать. Позже по такому же сценарию прошло еще несколько ночей, все из них я не спал и потом долго еще удивлял Ноаха более отвратным, чем обычно, настроением. Пока мысли не завели меня совсем уж в лютые дебри и не заставили реагировать организм по привычному уже кругу «противоречия», я взял все свое мужество в кулак, оттянул пояс бридж и, закрыв глаза, быстро провел скальпелем по шву. Вскоре ткань на обоих штанинах была вспорота. Я перестал ломать комедию и с усилием выдернул нижнюю её часть, а после небольшой заминки – и верхнюю. Я очень сильно старался не смотреть туда, продолжать, как ни в чем не бывало, работать дальше. Только вот это было не так уж и просто, мне доводилось видеть чужие достоинства только у трупов, и Ноах обошел все виденное мною ранее с огромным отрывом. Даже немного диспропорционально по отношению к телу. Я заскрипел зубами, вспоминая мерзкую книжонку с чужими именами: «Что ж, по крайней мере, теперь понятно, на что велись все эти людишки. Как же… Стишки… Ага, конечно!» Проткнул вены иглами с гибкими трубочками на концах, которые присоединялись к сложному механизму. Включившись, он глуховато крякнул, выпустил пару магических искр из поршней и стал откачивать уже ненужную мертвому телу кровь. Я, все так же стараясь не замечать крупное достоинство Ноаха, провел такую же операцию и с венами на внутренней стороне бедра. Машинка умиротворяюще гудела и размеренно двигала лопастями, контролируя давление. Пока она делает свою работу, мне нужно приступать к своей. Скальпель как всегда идеально наточен, сверкает в свете луны и переливающегося магического круга под нами. Точный, ровный надрез, начиная от верха грудной клетки и заканчивая низом живота. Используя зажимы, растянул кожу, по возможности убрал мешающую жировую ткань и взялся за круглую пилу с магическим зарядом для её работы. С её помощью вскрыть грудную клетку было совсем просто, особенно в сравнении, как бы долго я мучился с обычной ручной пилой, а время для меня было ценно. Момент открытия грудной клетки всегда самый завораживающий и волнующий. Люди, насколько одинаковыми бы ни были внутри, все равно очень отличались друг от друга. Цвет, форма, немного расположение. И дело даже не в болезнях или разложении, все равно в каждом теле я всегда находил нечто интересное. Ноах и тут меня не разочаровал. Красивые, здоровые органы, хоть и стремительно теряющие свой насыщенный красный цвет, все равно были блестящими, плотными и гладкими на вид. Только раскромсанное сердце не радовало глаз. С него я и начал. Аккуратно зажимая каждую вену и артерию, я не спеша, аккуратно, отсекал его от тела. Когда оно уже полностью оказалось в моих руках, я заинтересованно посмотрел внутрь, проверил клапаны и, не найдя ничего интересно, без сожаления кинул его в приготовленный заранее таз, наполненный отваром из иллисов. Его место должно заменить другое. На удивление, мне абсолютно не было жалко отдавать свое сердце Ноаху. Положив его в образовавшуюся полость, я не без улыбки заметил, что ему идет. Сердце извивалось и жадно глотало воздух сокращающимися отростками артерий. – Потерпи немного, еще не время, – зачем-то обратился к нему я. Наверное, я уже отвык от того, что мне может быть не с кем поговорить. Живя рядом с Ноахом, я произнес вдвое больше слов, чем за всю свою предыдущую жизнь. Насос уже давно справился со своей задачей и теперь гонял разогревшуюся кровь по своим отсекам, не давая ей остывать. Самое время влить туда нужный отвар. Я долгое время бился над формулой жидкости, которая могла бы заменить мертвецу кровь. Готовые формулы и состав, предоставленные в учебниках, меня не устраивали. Получаемая жидкость была чересчур густая и плохо циркулировала по венам, по мелким капиллярам же не текла вовсе. От того мертвецы выходили бледными, холодными и нездоровыми на вид. Мне же нужно было тело, максимально приближенное к живому, как у вампира. Хоть они и бледны, но больше от того, что вынуждены работать ночами и редко видят солнечный свет. Мой состав был по всем параметрам лучше. Единственный его минус был в том, что жидкость выходила не красной, а медово-медной. Я открыл небольшой клапан на крышке машинки и влил туда ранее заготовленный флакон. Через стеклянные стенки можно было увидеть, как золотистая жидкость вступает в реакцию с мертвой кровью, меняя её на глазах. Убедившись, что все идет как надо, я сам себе кивнул и вернулся к телу. Теперь надо было так же аккуратно и точно заменить печень и почки. Остальных органов у меня пока не было, но не страшно, если тело проработает некоторое время и на своих оставшихся. Менял я их только из практических соображений. Искусственные органы прочнее, неинтересны для паразитов и болезней и, в случае ранения, заберут намного меньше энергии жизни у косы для своего восстановления. Те органы, что у вампиров отличались от человеческих – пищеварительная система и те, что использовались для переработки крови, – я пока был не в состоянии даже осознать, не то что вырастить в колбе. Для этого требовалось, как минимум, вскрыть и хорошенько изучить хотя бы одного, а лучше несколько разных вампиров. Мозг же заменять я вообще не имел права. С его потерей я потеряю и личность Ноаха, а пустая, хоть и идеальная болванка тела, мне ни к чему. Итак, все органы на своих местах, жидкость, которая заменит кровь, нагрета до своего предела и мерно булькает, циркулируя меж клапанами, все мелкие недочеты и внешнюю подготовку я уже сделал. Пришло время для главного ингредиента. Я взял косу в руки, последний раз придирчиво её осмотрел, сложив пополам, уперся острым кинжалом в образовавшийся сгиб и разрезал. Одну часть надежно завязал в месте разреза и отложил как можно дальше от магического круга. Вторую же еще раз взвесил в руках и, тяжело вздохнув, стал укладывать в тело, чтобы она как можно плотнее прилегала к позвоночнику. Это было не так уж и просто – не стоило сильно перемещать аккуратно лежащие по своим местам органы. Засунуть её под легкие оказалось вполне возможным, а вот опускаясь ниже и путаясь в кишках, я уже начал обливаться потом и вслух поносить все, что только приходило в голову. Закончив с этим делом, я жадно отдышался и сходил к умывальнику. Перед вскрытием я хорошенько вымыл руки по плечи, лицо и даже шею, не жалея на себя мыла и спирта, теперь же подобную неприятную операцию пришлось провести еще один раз. Вернувшись относительно чистым, я все перепроверил и решил, что пора приступать к завершающей фазе. Теперь надо было действовать максимально быстро. По хорошему, мне вообще надо было бы заручиться поддержкой хотя бы еще двух помощников, но чего нет, того нет. Я открыл вентиль на разогревшейся машинке и медовая жидкость стремительно понеслась по трубкам в тело. Я, стараясь не дергаться, четкими и быстрыми движениями снимал зажимы со всех крупных вен и артерий, что были закреплены вокруг новых органов. Как только отверстие освобождалось от зачарованной стали, подвижные «щупальца» сердца тут же находили нужные отверстия и воссоединялись с ними. И весьма вовремя – по ним уже потекла жидкость и стала стремительно заполнять собою сердце, готовое к своему первому настоящему удару. Я успел проделать все эти действия и с другими органами. Сняв последний зажим, я взглянул на оживающий организм и на несколько мгновений не смог отвести взгляд. У меня получается! Переполненный гордостью за самого себя и понимая, что моя задумка не блажь и у меня действительно получится вернуть Ноаха – и это понимание здорово придавало сил. Теперь надо было привнести в этот вампирский ритуал немного эльфийской магии. Я протянул руку и остановил её как раз на середине грудной клетки в десяти сантиметрах от тела. Другой же рукой я стал вырисовывать на тыльной стороне ладони нужные символы и проговаривать их вслух. Коса, почувствовав знакомую магию, ярко засверкала и как будто расширилась, вздулась, но после еще парочки рун улеглась на место, и сквозь образовавшиеся просветы я увидел, что она плотнее прижалась к позвоночнику. До этого расслабленное тело внезапно напряглось и спина, ранее лежащая пластом на камне, выгнулась небольшой дугой, повторяя правильное положение здорового позвоночника. Я невольно вздрогнул, испугался, когда внезапно, голова Ноаха сильнее задрала подбородок, вытягивая шею до неприятного хруста. Но тут же до меня дошло: все в порядке, просто коса добралась до конца позвоночника и соединилась с мозгом, теперь она с телом практически одно целое. Завершив ритуал отдачи, я остро почувствовал, что меня стало меньше. Все это время волосы считали меня хозяином, но я не придавал этому значения. Теперь же я точно почувствовал утрату – не так, как если бы мне оттяпали руку, но все же ощутимо. Странно, но я не печалился по этому поводу, больше испытывал облегчение, снятие тяжелого груза с плеч и уж точно не сожаление. Я успевал завершить ритуал, поэтому, не торопясь и очень стараясь, пытался красивыми стежками зашить Ноаха. Выходило у меня из рук вон плохо. Практиковаться в этом деле я не любил, так как после вскрытия и получения нужных знаний интерес к телу у меня обычно пропадал, и зачастую я уничтожал его и вовсе не зашивая. Теперь же надо было сделать так, чтобы было плотно, прочно и красиво. Вышло три шва: один огромный вдоль всего тела, один на груди, в месте ранения сердца и еще один на спине, по той же причине. Тело было готово! Искусственное сердце исправно гоняло жидкость по организму и справилось бы со своей задачей еще на протяжении нескольких дней без подпитки извне. Но мне нужен был не один работающий некоторое время орган, Ноах нужен был мне весь полностью. Тело готово, пора приступать к возвращению личности. * * * Это был страшный сон. Страшный в своей реальности. Говорят, что во сне ты не можешь чувствовать боли, но я чувствовал. Еще как чувствовал! За что? Почему так? Грудную клетку выворачивало наизнанку, ребра ломились под натиском огненного цветка, который стремился наружу. Кровь кипела, пузырилась, но ни одна капля не достигла земли, все пожрал огонь. Что это такое? Куда делось умиротворение, тишина и тепло? Почему мое тело взорвалось дикой болью? Крупные слезы стекали по щекам и тут же испарялись, лицо застыло в дикой гримасе боли, я не мог выжать из себя и звука, а так хотелось кричать, вопить, звать на помощь или умолять прекратить все это. А цветок, как огромное невиданное создание, продолжало сжимать органы, выдирать корни из плоти, в безумных конвульсиях двигать своими прекрасными, округлыми и плотными на вид, лепестками, чтобы скорее покинуть мое тело. Чем больше выходило лепестков, тем становилось легче, но и хуже одновременно. Как будто он забирал всего меня с собой, оставляя пустую холодную оболочку. Щемящая, пустая дыра на месте горячего цветка. Нет! Так неправильно, не бросай меня! Пускай будет больно! Я стерплю, только не бросай! Пожалуйста! Изо рта не вырвалось и звука, но я знал, что он слышит, он чувствует мою панику и отчаяние. Вот он уже практически весь показался, такой же огненный, но уже не обжигающий, тело стало резко холодеть без его огня. Последние отростки кореньев вырывались из черной дыры грудной клетки. Силы покидали. Разум стал дробиться и разламываться на тысячи осколков, напоминая мрачный, монохромный калейдоскоп. Последнее, что я увидел перед тем как полностью потерять себя, было прекрасное женское лицо и голос: – Спасибо, я позабочусь о ней, – холодные губы богини коснулись моих и в тот самый миг я наконец-то провалился в забытье.

* * *

Первое, что я почувствовал при пробуждении, был холод. Немного полежав и проанализировав ситуацию, я пришел к выводу, что лежу на чем-то твердом, каменном и немного влажном, причем лежу голым и абсолютно неприкрытым. От осознания подобного медлить с пробуждением стало как-то неловко. Я резко распахнул глаза, попробовал подскочить и тут же повалился назад. Тело не слушалось. Чьи-то руки уперлись мне в плечи, не давая вновь попробовать подняться. В первый миг мне показалось, что я ослеп. Глаза были широко распахнуты, но я ничего не видел. Когда я уже хотел в панике сказать об этом, чернильная мгла перед глазами стала понемногу рассасываться, и вскоре я различил силуэт эльфа на фоне предрассветного неба. Попытался позвать его, но с губ не сорвалось и слова, горло отказывалось подчиняться. – Ноах! Ноах! Ты меня слышишь?! Ты помнишь меня? – надорванным голосом закричал мне в лицо эльф. Шум его голоса очень неприятным эхом отозвался в голове, я болезненно поморщился и с усилием смог выдать только слабый хрип. Лель, так внимательно всматривающийся в мое лицо, был бледен и напуган. Плечи его были напряжены, а впивающиеся в мои предплечья руки сильно дрожали. Я не хотел пугать его еще больше. Взял всю свою волю в кулак, яростно прокашлялся и смог совсем хрипло и тихо произнести: – Лель... Хватка его ослабилась и эльф плавно изменился в лице. Глаза его округлились, губы немного дрогнули, брови непривычно поползли вверх, а взгляд увлажнился. Стоп. Это что-то явно новое и абсолютно нетипичное, не собирается же он… Не успел я додумать свою мысль, как из глаз эльфа потекли крупные, блестящие слезы. И тут же за ними последовал первый всхлип, а дальше, уже абсолютно не сдерживаясь, Лель зарыдал в голос. Я, ошеломленный столь невиданным зрелищем, совсем растерялся, не в силах придумать, как же действовать в такой ситуации. Мозг пытался подобрать слова утешения и не находил их. А эльф плакал так, как будто никогда не плакал прежде, содрогался в рыданиях, выпускал все то, что так упорно держал внутри. Сквозь всхлипы и содрогания, он, как будто оправдываясь передо мной или самим собой, сбиваясь, бормотал: – Я не плачу... Не плачу... Это не считается... Это от счастья... Я не плачу! Тело сориентировалось быстрее, чем мозг. Руки сами потянулись к жалкому, растерявшему все маски, эльфу. Обнять, утешить, погладить по голове. Подвижность понемногу возвращалась, но не так быстро, как хотелось бы – я смог только немного приподнять спину и дотронуться ладонью до руки Леля. Но этого оказалось достаточно. Как будто это прикосновение вывело его из оцепенения. Заплаканный, продолжающий всхлипывать, он бросился мне на грудь, повалив обратно на холодный камень. – Получилось... Живой, на самом деле... живой... Я не плачу! – тихо, сбиваясь на каждом слове, зашептал он. Тонкие руки обхватили мою шею, длинные пальцы зарылись в ворох кудряшек на макушке, стали перебирать их и неосознанно массировать кожу головы. Я тихо застонал от внезапного удовольствия. В то время, как руки Леля делали нечто невообразимое с моей прической и ощущениями, его голова покоилась у меня на плече, и доводила до мурашек горячими всхлипываниями в шею и слезами, падающими на ключицы. Я мог так лежать целую вечность, но спустя минуту эльф прервал эту идиллию. Поднялся на локтях и, смотря мне прямо в глаза, со странной серьезностью в голосе, произнес: – Ты мне кое-что должен. Я не успел даже удивиться, порыться в памяти, что же я там задолжал или просто спросить. Лель, больше не говоря ни слова, вновь опустился на меня, приблизил свое лицо к моему и поцеловал. Совсем легкий, невинный, почти детский поцелуй, прикосновение губ и несколько секунд контакта. Даже мой первый поцелуй был более раскован и страстен. Но почему-то именно это легкое прикосновение, столь невинное и внезапное, вызвало во мне настоящую бурю. Я был смущен и сбит с толку, в глазах потемнело, а внизу живота сладко заныло. Лель больше не пытался что-либо сделать, просто следил за моей реакцией и краснел. Как только я немного пришел в себя, то понял, что от меня чего-то ждут. Я, стараясь не давать оценку своим действиям, протянул руку и, задевая раскрасневшиеся уши эльфа, что вызвало у того слабый стон, положил руку на его затылок и вернул лицо обратно. Я в точности повторил его поцелуй, легкий и приятный. А потом еще раз и еще. Когда эльф уже совсем расслабился и уже сам стал задерживать прикосновение губ, я, уже не боясь спугнуть его, поцеловал более раскованно и влажно. Нежно смял его нижнюю губу, щекотно провел языком по верхней, он же, неумело отвечал и тоже пытался повторять за мной и делать приятно. Мне даже не пришлось жестами просить его разомкнуть зубы, его рот был заманчиво приоткрыт, пробуя на вкус новые ощущения. Проникая языком, я на один момент испугался, что вот сейчас-то он точно испугается и отступит, но Лель не испугался, только удивленно приоткрыл глаза, но вскоре зажмурил их вновь, полностью отдаваясь моей власти. Он практически лежал на мне сверху, прижимаясь тонкими бедрами к моим, и я отчетливо чувствовал его возбуждение, свое же собственное тело просто вопило о том, что хочет больше! Прямо здесь и сейчас! Уже полностью отключив весь здравый смысл, я, не разрывая поцелуя, схватил Леля за талию и, легким движением, подмял его под себя. Теперь, оказавшись сверху я дал волю рукам, и заглушив слабый писк эльфа более глубоким поцелуем, залез под его рубашку, наслаждаясь гладкостью кожи и выпирающими косточками под ней. Лель не упирался и даже не попытался возмутиться, но на поцелуй отвечать перестал. Я, не сильно расстроившись, решил исследовать его прекрасную белую шею. Покрывал поцелуями, вылизывал и, не оставляя следов, легонько покусывал. Лель, сдерживая стоны яростно сжал зубы и руку на моих волосах. Было немного больно и еще более восхитительно. Когда я уже собирался перейти к изучению его волшебно чувствительных ушей, и в то же время положил руку на горячий пах эльфа, вызывая уже неприкрытый стон, рука на затылке сжалась еще сильнее и совсем не нежно дернула мою голову вверх. -Ноах! – сильно задыхаясь смог выдать он. Я встретился затуманенным возбуждением взглядом с глазами эльфа и прочитал в них неподдельный ужас. – Тихо, тихо, все хорошо, – как можно более успокаивающе и ласково произнес я, – я не сделаю тебе больно, обещаю. Черты эльфа немного расслабились, он сделал судорожный вздох, как будто до этого не дышал вовсе и опустил взгляд вниз. Лучше бы он этого не делал. – Ох... нет! – попытку к бегству пришлось пресечь, вовремя схватив собирающего скатиться с камня эльфа. – Нет, нет, НЕТ! Отпусти меня! ОТПУСТИ! – надрывая голосовые связки, завизжал он. Мне ничего не оставалось, как разжать руки и дать ему отползти на край могильной плиты, свесить ноги, и зарывшись лицом в руки, тяжело отдышаться. Я был сконфужен, предельно возбужден и разочарован. Я не знал, стоит ли успокаивающе прикоснуться к эльфу, заговорить с ним или просто подождать, пока истерика пройдет. Пока я путался в мыслях, то смог отвлечься и осмотреться, и с каждой новой подмеченной деталью, возбуждение пропадало, будто и не было, а мозг все больше переставал верить в реальность происходящего. – Лель... Что... Что тут произошло? Эльф ответил не сразу. Когда я уже хотел вновь задать вопрос, боясь, что он просто не услышал, Лель повернул ко мне голову и, пряча глаза в растрепанной челке, произнес: – Тебя убили наемники, я нашел тело, притащил его сюда, с теми ребятами разобрался, а тебя оживил, – совсем обыденно, как будто перечисляя список покупок проговорил он. Я впал в ступор. На осмысления информации мне понадобилось минут пять, не меньше. Я просто смотрел в пространство перед собой и прокручивал в памяти события последних часов, которые мог вспомнить. Да, так и есть. Меня убили. Я даже в подробностях помню как и где. И, что самое страшное, я помнил, что было после. По телу прошелся неприятный озноб, и я в панике схватился рукой за грудь, боясь найти там черную пустоту. Вместо пустоты, я увидел два больших шрама, уже заживших и удивительно старых на вид. Один там, где меня проткнул клинок, и второй... Я не знал что ужаснее – тот факт, что это действительно та дыра, из которой вылезала моя жизнь, или что меня вскрыли, выпотрошили и зашили вновь. Я был в ужасе. В голове роем носились сотни мыслей и вопросов, которые я хотел задать Лелю и самому себе, но самый главный из них был: – Зачем ты это сделал? – «Зачем выдернул меня из теплого покоя, отнял душу и швырнул её к ногам Эвигет? Кто тебя просил?». – Ты... Ты не смог удержаться перед тем, чтобы проэкспериментировать со свежим телом, которое подкинула тебе судьба? Лель дернулся как от пощечины, резко развернулся ко мне всем корпусом и, уже не пряча глаз, яростно ответил. – И это вся твоя благодарность?! – За что я должен быть благодарным? За то, что на неизвестный срок, сколько там может протянуть зомби, ты вытащил меня обратно, не заботясь о том, что вновь умерев, я навеки останусь в чертогах Эвигет, служа ей?! Лель! Не все так яро её обожают! Не все мечтают о вечной службе! Ты отнял мой покой! Ради чего? Еще один удачный эксперимент? Потому что со мной удобно? Почему?! – я, сгорая от чувств, начал кричать испытывая боль и обиду. Это была моя жизнь и моя, хоть и внезапная, смерть. Как он мог, так просто взять и распорядиться ею? Лель вновь задрожал, кусая губы и подбирая слова. Его взгляд увлажнился, но он смог справиться со слезами и почти ровно мне ответить. – Нет, Ноах, я просто не мог иначе... – Только не говори, что тебя заставили, – устало вздохнул я. – Нет, я не хотел делать из тебя зомби, я хотел сделать вампира. Это не эксперимент! Я сделал с тобой все то же, что в будущем хотел провести над собой... Помнишь то сердце, что так нравилось тебе? Теперь оно твое, – Лель немного подвинулся ко мне и приложил руку к меньшему шраму на груди. – Я отдал тебе половину косы и полностью от нее отказался, теперь она тоже твоя, безвозвратно. Прости, Ноах, но больше у меня ничего и не было... Только мои знания, инструменты, коса и ты... А без тебя все померкло и перестало быть значимым. Я понимаю, насколько это эгоистичный поступок. Я сделал это только ради себя. Я просто не хотел оставаться один, – голос его затих, а глаза, по мере произнесения слов, вновь спрятались за челкой. Моя внезапно вспыхнувшая злость поутихла. Я понимал, что со мной сделали нечто ужасное, непростительное, но я не мог долго злиться на своего эльфа даже за такое. К тому же, если то, что он сказал, правда... – Лель. Ты просто привык ко мне... Привык бы и к кому-то другому. – Нет, – устало покачал головой, – нет, только ты. Не могу без тебя. И вообще! Что за цирк? Я твой призыватель, создатель! Ты должен повиноваться мне, а не задавать такие вопросы! Не смей никогда бросать меня! Никогда! Ты останешься со мной навеки! Когда кончится магия в косе, я уже смогу сделать из тебя полноценного вампира и научу пить кровь! Ты дождешься того момента, как я и стану вампиром, и тогда... Тогда будет уже неважно. Мы все равно будем вместе на служении у Эвигет! Вечность! – его глаза фанатично сверкали, а внезапно вспыхнувшая ярость пугала, но суть его слов перекрывала все то безумие, что он излучал. – Лель, – тихо обратил его внимание, – так ты... Ты влюблен в меня? – это все меняло, абсолютно! Странная истерика эльфа поутихла и скалиться он перестал. Лель вновь ушел в себя, ища ответ или подбирая слова. – Наверное, да... – с максимальной серьезностью ответил он. – Я не знаю, каково это... И вряд ли книги мне об этом подробно расскажут. Но если ты считаешь, с моих слов, что я влюблен, то я не вижу смысла отрицать это... В таких делах я лучше доверюсь тебе, – с небольшой заминкой он продолжил. – Тогда, перебирая книги, я не знал, что ответить тебе, я не был уверен и больше испуган. Хотя, ты наверное и так все тогда понял, раз полез целоваться. Тут он запнулся и, пытаясь прикрыть в волосах краснеющие на глазах уши, отвел от меня взгляд. «Он… Он признался мне в любви!» мне сперло дыхание от навалившихся чувств. – Прикройся, пожалуйста, – смотря в сторону, сквозь зубы процедил он. Я заторможено осмотрел свое нагое тело, пару раз моргнул, силясь начать реагировать более быстро, перевел взгляд на окрестности и не найдя даже клочка ткани, абсолютно не смущаясь, свесил ноги с плиты усаживаясь рядом с Лелем. – Мне нечем прикрыться, – заключил я. – У тебя есть руки, в самом-то деле, – теряя терпение, громче произнес он. – Если ты будешь продолжать все так же соблазнительно краснеть, то рук не хватит, что бы прикрыться, – абсолютно честно и внезапно весело ответил я. Лель, явно теряя терпение, простонал сквозь зубы, резко повернул ко мне голову и клешнями перехватив мои готовые к исследованию руки, срываясь на каждом слове, произнес: – Ноах, пожалуйста, не надо! Я серьезно! – Но тебе ведь было приятно... – Спорное заявление. – Да ты ведь прямо сейчас возбужден. – Неправда! – Пфф, Лель, ну мы же тут не маленькие, я все прекрасно вижу, – и кивнул в сторону его предательски обтягивающих штанов. Лель не стал терять лицо, отпуская мои руки и смущенно прикрываясь, только расстроено покачал головой и продолжил. – Это неважно. Пройдет... – Я знаю как сделать так чтобы прошло быстрее! – соблазнительно предложил я. – Ноах, да послушай же ты меня! – чуть ли не взвыл он. – Пожалуйста, давай оставим все как было! Да, я люблю тебя! Ничего во мне, кроме осознания этого, не поменялось! Не трогай меня без разрешения, я умоляю! Что-то в его голосе заставило меня сбавить радостный напор и уже более серьезно продолжить. – Ты можешь объяснить, что не так? Я слишком груб? Страшен? Тебе нравится вести? Ну так это вообще не пробле... – Дело не в тебе, – прервал меня Лель, – дело во мне, и пока я не могу это перебороть, а тем более самостоятельно. Но... но если ты не будешь давить, если будешь помогать справиться, то возможно... когда-нибудь... – на последних словах он совсем замялся и некомфортно заерзал на месте. То, что он хочет меня, было настолько очевидным, что я даже не находил, что ответить и как это можно понимать. Но поступила прямая просьба, и с Лелем в этом деле нельзя было шутить, поэтому я просто тепло улыбнулся его растерянности, нагнулся к лицу и спросил: – А целовать-то можно? Эльф жадно посмотрел на мои губы, быстро кивнул и, не дожидаясь моей реакции, сам легонько чмокнул, но тут же отвернулся, вскочил с плиты и, отойдя на пару шагов, сказал через плечо: – Но не так, как ты делал это на плите! Это слишком... – Возбуждает? – разочарованно предположил я. – Именно! Ты-то, конечно, можешь пойти и как обычно уединиться в бане, но я до такого опускаться не намерен, так что давай не будем доводить до подобного, – совсем обыденно произнес он. Мысль о том, что все это время он знал о том, как я «терпел» его общество, сильно смутила. Я застенчиво кашлянул в кулак и теперь уже и сам был не прочь прикрыться. Стоит сходить в дом и поискать одежду. На этой мысли мой взгляд зацепился за неприятные ошметки тел, валяющихся в моем огороде и рядом с сараем. По остаткам одежды было видно, что это те самые наемники. Интерес, как же Лель с ними справился, быстро заглушил более волнующий вопрос. – Лель, что мы теперь будем делать? Ну, в плане... Нам нельзя теперь тут оставаться. О нашем местонахождении известно и сюда пришлют новых людей, уже лучше подготовленных! – Я знаю... и... Вообще-то, я надеялся, что у тебя окажется какой-нибудь козырь в рукаве. Желательно в нескольких городах отсюда и с кладбищем неподалеку... – задумчиво произнес он. Я напряг свою память и попытался найти похожее место. – Свидетели нашего проживания допустимы? – Нет. – Тогда надо будет попросить помощи у Этерна и взять лошадей. Путь далекий, а ты наверняка не захочешь расставаться со многими своими вещами. Лель окинул взглядом раскинутые рядом с плитой инструменты и придирчиво осмотрев их, заключил: – Только с некоторыми из них. – Хорошо. Тогда план таков: я одеваюсь, хватаю как можно больше отвлекающих амулетов и бегу в город. Ты остаешься здесь, собираешь все нужное и ждешь меня с Этерном, он поможет замести следы. – Но... – Я быстро! Честное слово, – я подошел вплотную к начинающему волноваться эльфу, легко чмокнул его в нос и вприпрыжку умчался в дом, оставив Леля недовольно его потирать. Когда я, нагруженный мандолиной, которую Лель не забыл захватить из леса, и разнообразными заклинаниями, уже был готов бежать через лес, то приостановился и оглянулся. Лель все так же стоял на том самом месте, где я его оставил и, сжимая в одной руке кусок своих волос, смотрел на постепенно алеющее на горизонте небо. Я не стал его окликать, боясь, что тогда он взбрыкнется и настоит на том, чтобы идти вместе. Я решительно развернулся и последовал плану.

* * * *несколько недель спустя

* – АААААА! Голова! Его голова! Лель! Он мертв! МЕРТВ!!! Что мне делать? Что делать? Что делать?! – Прекратить вопить, – прижимая руками уши, подсказал мне Лель. – Но.. но.. Но ведь... – Успокойся! Это далеко не первый мертвец, которого нам доводилось видеть... – Но это Я убил его! Я не хотел! У него голова отлетела! – Да сдалась тебе это голова! Уймись! И вообще сядь! – Лель! Я не хотел этого делать! Я просто хотел его вырубить! Как же так вышло? И как ЭТО остановить?! Рука, которой я стукнул неудавшегося воришку, распухла и даже выросла в размере. Плоть пульсировала и увеличивалась на глазах. Кожа вскоре не выдерживала такого натиска и лопалась во многих местах, но тут же срасталась обратно. Было не то чтобы безумно больно, но весьма неприятно и очень страшно. Подошедший вплотную Лель с интересом уставился на мою руку, задумчиво почесал подбородок и потыкал в неё пальцем. – А ты не пробовал перестать паниковать и просто подумать о том, чтобы она стала нормальной? – Н-н-нееет... – почему-то начал заикаться я. Лель еще несколько секунд испытывающе на меня посмотрел, щелкнул пальцами перед моими глазами и прикрикнул. – Ну, так давай! Чего тупишь?! Я сконцентрировался, закрыл глаза, чтобы перед взором не маячил труп со сбитой кулаком головой и месиво, недавно бывшее моей рукой, и попробовал сделать так, как велел Лель. – Вооо! У тебя все получается и нечего было так вопить. Я приоткрыл один глаз и увидел, что Лель таки прав. Рука на глазах сдувалась, неприятно сокращалась кость, да и страшные когти почти тут же пропали. Когда конечность приняла свой изначальный вид, я с облегчением выдохнул. – Хвала богам! И что это такое было?! – в ужасе спросил я. – Скорее всего, это вина косы. Без точного осмотра и вскрытия наверняка сказать не могу. Слово «вскрытие» мне совсем не понравилось. – А может, можно и из книг узнать... Ну, раньше ведь эльфийские волосы часто в некромантии использовались. Лель закатил глаза. – Ноах, поверь, никто в здравом уме никогда бы не всунул в труп ТАКОЕ количество эльфийских волос. Так что мне предстоит узнать это самому! – его глаза ярко загорелись зеленью и воодушевлением. Он, едва не пританцовывая, ходил вокруг меня и с интересом разглядывал, как будто видел впервые в жизни. Я же, отойдя от шока, вновь обратил внимание на покалеченное тело мертвеца. – Лель, мне кажется, тебе не стоило меня поднимать, – я сглотнул подступивший комок, – я опасен! Если такое еще раз повторится... – То это будет просто замечательно! – перебил меня он. – Нет! Это опасно! А если я так же не рассчитаю силу по отношению к тебе? – Оу, поверь, этого не случится. Во-первых, я твой хозяин, я не шутил тогда, а во-вторых, ты серьезно считаешь, что захочешь ударить меня в приступе ярости по лицу?... – Нет, что ты! Но, но вдруг? Вдруг я не смогу себя контролировать? – Твои мозги совершенно точно в порядке, мы уже прошли уйму тестов. – Это не отменяет того факта, что я монстр! – последнее я произнес с болью и обреченностью в голосе. Лель, перестав валять дурака, нахмурился, взял ладонями мое лицо и, больше не смеясь, сказал: – Ты не монстр. Ты потрясающий! И с каждым днем удивляешь меня все больше и больше. Даже думать о подобном не смей. Если ты боишься, то знай, я всегда в состоянии остановить тебя. Его мелодичный голос успокаивал и вселял надежду. Лель, несколько мгновений внимательно смотрел в мои глаза, все же нашел в них то, что искал и расслабился следом за мной. Он убрал руки с моего лица, переместив их на талию и заключил меня в объятия. Мне нельзя было обнимать в ответ, так что я просто облокотил свою голову об его и замер, наслаждаясь теплом живого тела. – Но вскрыть тебя все же придется... Если не ради науки, так ради замены некоторых органов. Я тебя немного не до конца доделал, – как бы между прочим заметил он. Лель не видел, как округлились мои глаза, и как сильно напряглись руки в остром желании обнять крепко-крепко и лучше где-то в области пониже спины. Я бы сейчас с удовольствием послушал его задушенный писк и полюбовался на красные уши. Но тогда угроза провести вскрытие, могла бы прийти в действие чуть ли незамедлительно... Подобная маленькая месть такого точно не стоила. И у нас же еще целая вечность впереди, всегда успеется... ( Иллюстрации к главе https://pp.vk.me/c624718/v624718232/745/6Or6P41TF0g.jpg https://pp.vk.me/c629331/v629331232/15d53/aRDDn-ljpi0.jpg )