Mon nom est Sebastien

В пластиковом стакане плескалось ужасное на вид и на вкус, отдающее кислым не доваренное кофе из автомата. Я держала его в руках, грея пальцы, и больше не думала ни о чем. Холод больницы был единственным на этой планете способом заткнуть боль, сквозящую внутри всего моего тела, от головы до пят. Согнувшись, прислонившись скривленной спиной к ледяной белой стене, я сидела на полу и молча смотрела в кофейную жижу. Мимо проносились носилки, люди, маленькие дети, и то и дело мельтешил Дэвид, не слезающий с телефона. Звонила Канада, звонили парни, звонил весь мир. Он был натянутой струной, холодным лезвием ножа, и я мечтала, чтобы он просто выбросился в окно, лишь бы не чувствовать того, что сидело глубоко внутри. Врача не было долго. Очень. С того момента, как Себ, задыхаясь, попросил вытереть кровь с его рубашки, прошло порядка девяти часов. Картина измученных небесно-голубых глаз, в бессилии поднимающихся к небу, под истошный крик Бувье и метания моего брата не желала выходить из головы. И я не думаю, что она смогла бы. Я буду всю оставшуюся жизнь помнить, как держала Себа Лефебра, свою любовь, двумя ничтожно тонкими руками, шепча, что помощь будет совсем скоро; наблюдая, как, не прощаясь, в окно выходят его силы. - Джефф. - Подавленно отчеканил Дэвид, неуверенно зашагав к Стинко. Он осматривал коридор, лавируя между пациентами и докторами. На лице - болезненная маска равнодушия. Руки железно стиснуты в кулаки. - Врачи говорят, у него рецидив. Моими внутренностями, отвратительно чавкая, питался страх. В сердце вгрызались миллиарды острых зубов, жадно рвали пищеварительный канал и выворачивали легкие наизнанку. Я и забыла, что значит дышать спокойно и ровно. Джефф прислонил кулаки ко лбу и жадно захватил губами воздух. - А как же... Как же ремиссия, Дэвид? Как же... Это невозможно. Врачи говорили, что признаки болезни исчезли с корнем. - Корень есть всегда. - Я ответила. Дэвид виновато закусил нижнюю губу, и мне так захотелось ударить его. А лучше избить, за все виноватые в мою сторону взгляды. Мы с Себастьяном встречались несколько лет до того, как произошло что-то, оставившее на мне аккуратно выжженное клеймо. Я сопровождала группу в туре, представляясь рабочим персоналом, чтобы не вызвать шума и не нагнать на мужчин и их фанатов тумана. Нас привезли в помещение без окон, заставив ночевать и готовиться к концерту прямо там. К концу дня Себастьяна схватил ужасный кашель, и нам пришлось вызвать скорую. В скорой он едва справлялся с желанием откашляться внутренними органами. Я держала его, обнимая за спину и грудь, в сидячем положении. В любом другом случае он захлебнулся бы кровью. Диагностировали рак легких. Метастазы обошли его стороной, и после некоторого курса химиотерапии и одной-единственной операции, нам с улыбкой на лице сообщили о том, что признаков болезни больше не наблюдается. Но посоветовали не принимать это за божественное спасение, ведь обычную ремиссию не отменял ни один онколог. Всегда был риск рецидива. И он случился. Джефф провел рукой по голове, и уселся на стулья около меня. Я благополучно их проигнорировала, когда выйдет врач, я должна сидеть твердо, чтобы не падать. - Себастьян... - Он спрятал лицо в ладони. И сдавленные, приглушенные рыдания заставили монстров поглощать все мои органы с большей силой. - Джефф, не при Пьер... - Дерозье потянулся к Стинко, желая приобнять его за плечи, но вовремя встретился с моим уничтожающим взглядом. Мне двадцать четыре года. Меня бросили. Я неудачница. И я совершенно ничего не могу сделать для мужчины, лежащего в трех метрах от меня, для мужчины, с которым меня разделяет одна лишь дверь. Для мужчины, каждый вздох которого все это время сопровождался страхом о возврате болезни, потому что он хотел дышать. И он был достоин это делать! Я с ужасом осеклась. По рукам прошлась волна электрического тока, и я выронила стакан кофе на идеально выдраенный белый пол. Все оглянулись с презрением. Я вскочила, превозмогая боль в груди, и бесшумно зашагала в сторону выхода. Я поняла, что я уже хороню его. Взрыв, произошедший внутри, когда я столкнулась с кем-то грудь к груди, привел меня в чувство. Испарился запах больницы, исчезло ощущение боли, и по венам с артериями поползла самая настоящая пустота. Все, составлявшее меня, обратилось вакуумом. Я напоминала барабан. - Пьер. - Пьер. Мы стояли друг перед другом, не пряча глаз. - Себастьян? - Заперто. - Джефф? - Дэвид и Джефф. - Чак? - На телефоне. Все застыло. Тело ломало. Мы с Пьером так сильно желали сделать хоть что-то, что в воздухе чувствовалась мощь, будто мы вот уже пять лет только и делали, что копали воздух лопатами. Мы были так беспомощны и жалки. Я остановилась в его карих, пустых глазах, как и вся жизнь, которую он прожил. Несмотря на то, что сердце Себа все еще билось. - Пьер! Пьер и Пьер, идите сюда! - Джефф размахивал руками, топчась в луже кислого кофе. Схватив меня за руку, Пьер словно выстрелил в сторону палаты, из которой, мирно покачиваясь, выходил врач. - Он прооперирован. - Холод. Холод. - Это все, что пока в наших силах. У вашего друга рак легкого, и с рецидивом он метастазировал. - Ку-да? - Голос Дэвида сорвался со скалы в самую бездну, и его ноги подкосились. Джефф схватил его тогда, когда врач, устало вздыхая и потирая переносицу, поставил диагноз всем нам одновременно. - Метастазы обнаружены в бифуркационных, трахеобронхиальных, паратрахеальных лимфатических узлах, - доктор обвел нас взглядом. - Мне очень жаль. - Это третья стадия рака, - прошептала я. Пьер ослабил хватку, но придержал меня за плечи. - К сожалению. - Мужчина спрятал ручку в нагрудный карман и сложил руки на груди. Я усмехнулась. Себ бы в три счета раскусил его эмоции. Но пустота не отходила. Себастьяна здесь не было. - Нет, - Дэвид закрылся ото всех руками и медленно попятился к стене. - Нет. - Он звонко ударился спиной и осел, словно кучка пепла от сигареты. - Нет, Себастьян, нет... - Сколько вы дадите ему? Мы обернулись на голос. Чак Комо, губы которого были вытянуты в линию размером с волос, смотрел четко на человека, от которого зависела жизнь Лефебра. Все затаили дыхание. Дерозье продолжал закрываться руками. - С такой клинической картиной у него нет и месяца. Я даю вам, и ему... Четыре недели. Если вы решитесь перевозить его в Канаду, это значительно сократит срок. - Н-Е-Т! - Истошно завопил Дэвид, взрываясь рыданиями. Он бился коленями об пол, зарывался в руках и одежде, боясь показать лицо. Плакал, словно никогда до этого не сталкивался со смертью близкого человека. Я освободилась от Пьера и туго сжала его корпус руками. Он трясся внутри моих объятий, пока самый тяжелый на свете препарат, именуемый смирением, не добрался до его сердца. Себастьян Лефебр - человек, которого я любила, только что был похоронен его самыми близкими людьми.