Active

- Эй Дом. - Что? - Лови член ртом, ха-ха, - Мэтт щелкает пальцами и широко открывает рот в припадке смеха. Крис заходит и понимает, что если не убрать излишне активного фронтмена из комнаты, то кролики будут либо ебаться, либо царапаться. - Мэтт, сходи на сцену, выгуляй мозг. - Его остатки, - добавляет Доминик, поджимая губы. - Дрочи в кроватке. – И Дом поистине благодарен Крису за убийственный взгляд, который будто выталкивает надоедливого Беллами из гримерки. Его ну очень смешные шутки наводят на единственную возможную мысль, как последнее предложение, вставленное в вывод в самом конце, подводящее итог всему происходящему с ним за этот месяц. Сначала это были просто обгладывающие до костей взгляды, потом очаровательные и отчасти наивные намеки, в том смысле, что от единственного признака присутствия их Ховард должен бежать в постель, срывать с себя шмотки и раздвигать ноги; следующая остановка – детская обида, еще одна, конечная, естественно детская злость. Конечно, признак того, что мальчику нравится девочка, это то постоянство, с которым он дергает ее за косички, но терпение девочки тоже иногда заканчивается. Вместе с ушедшим Мэттом прошествовало мимо и нарастающее назойливое чувство злости, даже бешенства. Вместо него пришел куда более приятный позыв – сохранять во что бы то ни стало обычное спокойствие и быть выше всех этих смертных дел. Когда Крис достает коробочку с медиаторами и салфетки, Доминик взглядом умоляет его не уходить. Он знает, что Мэтт обязательно вернется, будет ебать во все другие возможные места, кроме самых очевидных, и заебет до того, что придется пьяным тащиться по городу в поисках отеля, потому что понять его в таком состоянии сможет далеко не каждый, пускай и знающий английский, таксист. А потом, в самой малой доле, может быть, а может и нет… может и почти что, вероятнее всего, да, Доминик завалится к Беллами в номер посреди ночи, и маленький засранец на следующее утро будет ходить с видом победителя, а Ховард согласно кивать головой, потому что спорить с несносным кривозубцем до смерти в его планы не входит. Но Беллами превосходит все ожидания, не заходя до самого саундчека. - Хватит заниматься анальными ласками с палочками, - кидает Мэтт в приоткрытые двери за минуту, и будто и не было тех девяноста с хвостиком минут, которые Доминик провел, копаясь в телефоне и покручивая палочки в пальцах без лишних мыслей, чтобы приобрести хоть какое-нибудь ничтожное равновесие. За одну секунду желание зарядить этими же палочками по голове, больно, чтобы все либидо вылетело через рот с восклицанием «какого хуя творишь», наваливается с трехмиллионным усилением, и Доминик только устало рычит, поднимаясь с дивана. Только идиот бы рассчитывал на то, что это небольшое, но все же тридцатилетнее существо отвлечется на свой инструмент. Беллами он как воздух, везде и всегда, его на всех хватит. И на усилок, и на пустой зал, и на гитару, и на Ховарда, и на мелькающего сзади техника, которому попалась самая неприятная часть внимания. Но Эндрю уже давно привык, поэтому не обращает внимания, мысленно отмахиваясь, как от назойливой мухи – не кусает вроде, но жужжанием кого угодно до ручки доведет. Мэтт сигналит Моргану, мол, будем играть Supremacy. Ну и что, что в самом начале должны были. Подумаешь, не подключился к процессору. Доминика веселит то, что он видит резинку трусов напряженно склонившегося Беллами, и в конце концов Мэтт непозволительно небрежно скидывает гитару и исчезает куда-то так же стремительно, как обычно и появляется. Ховард все еще посмеивается, попивая спасительную воду. Перевозбудился, гениальный зад. Мэтта не оказывается в гримерке, и Дом уже непонятливо щурится, направляясь справить свои дела в предпоследнюю справа служебную дверь. Он щелкает выключателем, от этого никакого толка, потому что света так и не появилось. Тусклое отсвечивание из окна позволяет определить, где здесь писсуар, и Доминик слегка улыбается своим мыслям, расстегивая ширинку. Неужели Беллами, наконец, понял, что ему не дадут, и ушел в свой эмо-угол? Может, хоть одну песню напишет с чувством, толком и расстановкой, да еще и про своего барабанщика, которому, кстати, и без чертового секса на одну ночь, пускай и с полным энтузиазма сверх меры любовником, спина болит так, что даже регулярный массаж не спасает. Доминик поднимает взгляд на зеркало. Орет коротко, но так громко, что звенит в ушах. Поток покидающей его тело жидкости останавливается, оставляя в тишине и темноте. Нет, это не ебаное привидение и не смерть с косой, всего лишь бледное лицо Беллами в зеркале. - Блять, ебать твою гребаную жизнь, Мэттью всегда хуевые приколы Беллами! Добро пожаловать! Заходил посмотреть, как я сцу, присаживайся, будь как дома! Пивка принести? - Тихо, - Мэтт поджимает губы, - ты бы достоинства подобрал. Блондин быстро застегивается, тихо матерясь. - Ты мне просто скажи, какого хуя мне сделать, чтобы ты перестал творить хуйню, я сделаю все возможное, чтобы устранить проблему, - сарказм немного успокаивает разыгравшийся нервный спектакль, и Ховард закатывает глаза. – Еще и ебаного света нет. Беллами держится из последних сил, будто предсмертные хрипы издает, но потом все же достает из-за спины выкрученную лампочку, едва ли не сгибаясь пополам от смеха. - Псих, - Доминик направляется к выходу, но Мэтт опять проявляет чудеса подвижности, захлопывая едва приоткрытую блондином дверь. - Ебу за троих, - продолжает смеяться Беллами, успевая удерживать дверь. Доминик мог бы вырвать ее с петлями, настолько надоела сложившаяся по вине одного идиота дурацкая ситуация, но хочет, чтобы брюнет сам открыл дверь, тем самым банально услышав его. Но кто бы знал, как Ховарду надоело терпеть. Никто, наверное, кроме рыгающей на коврик для ног в ванной кошки, и в жизни не мог и не сможет выбесить Доминика. Поэтому он даже не делает попыток достучаться, отвечая на атаку запрещенными приемами. - Благоверная не дает? – он улыбается во все зубы, отставляя одну ногу, только что не упираясь руками в бока. Беллами молчит, молчание у него тоже выходит как-то неожиданно. - Никто не бежит раздвигать ноги перед бедным гением. Как же это печально, салфетки подать? – Доминик наслаждается эффектом ровно одну секунду, пока не прижимают к стенке, выбивая весь воздух из легких разом. - Салфетки себе оставь, пригодятся, когда дрочить будешь. - А тебе в лучшем случае подрочит Кейт, руки-то у нее наверняка золотые. - У тебя течка? – кидает Мэтт, сощурив глаза. – Ебаная ты сука. - Не тобой ебаная, сладкий пирожок. Дрожжи в тебе так и бурлят. Но кто-то возомнил себя слишком великим, чтобы снизойти рукой до члена. Ты еще не разучился трахаться? – нашептывает Доминик последние слова. – Думаешь, можешь получить что угодно? Ебись с процессором. Это, - он бросает взгляд вниз, на выглядывающий из-под рубашки ремень, - не твое. Смирись и сходи уже на свидание со своими умелыми, цепкими, - Мэтт резко разворачивается, убирая руки, и распахивает дверь, а Доминик уже повышает голос ему вслед, - быстрыми, сильными, ненасытными пальцами! Выглянувший из уборной Пит только бровью дергает, а Доминик ерошит волосы, пытаясь собраться. Получается практически сразу, но вот хрена с два Ховард теперь будет находиться в одной и той же комнате с этим идиотом. Конечно, мозолить ему глаза – бесценно, но когда все было так просто? Потому что Доминик тоже этого хочет. *** Мэтт готов разносить все, что попадается под руку, но терпит, спокойно пьет водичку, игнорируя прилив дикого возбуждения. Физическое и ментальное смешивается, образуя один не вмещаемый в его тело поток кипящей лавы. Крис опять разговаривает с Келли по телефону, улыбаясь сам себе в углу, закинув ноги на столик. Доминик так и не появляется, чтобы одним своим похуизмом возмутить его больное желание еще больше. Больное, потому что колет невидимыми иголками нервные окончания так, что хочется орать. Впервые за месяц Мэтт разносит гитару о сцену, затем она направляется по предсказуемой траектории, но падает в паре метров, вызывая ехидную улыбку на понятно чьем лице. Почему из всех утомительных своей назойливостью мыслей его тревожит именно эта? Заставляет выворачиваться наизнанку, вести себя как чертова девочка с ПМС, и это абсолютно не облегчает ему жизнь. Ему плевать, сколько раз он говорил себе, что ему не нужно делить постель с человеком, чтобы находиться в достаточно близких духовно отношениях, но чертово тело решило иначе. Когда после последних сборов единственный их путь – до кровати, в обнимку с парой бутылок воды, Крис зорко следит за обоими, пока они развалились на удобных сиденьях друг против друга, и пресекает насмешки с самого первого их слова и хмурится на обоих. Мысли Мэтта превращаются в какой-то определенный момент в театр фантазий – Доминик так же раздвигает ноги, цепляя пальцами левой руки соски, когда ему горячо отсасывают, уверенно заглатывая. Или когда подхватывают под бедра, приподнимают, чтобы можно было обласкать пальцами все самые любимые места, прежде чем… - Контролируй свой спермотоксикоз, - Ховард щелкает пальцами у него перед лицом. – Приехали. - Не творите хуйни, - говорит Крис, покручивая карточку от своего номера в руках. – Доброй ночи. И это «доброй ночи» звучит с нажимом. Крис может вставить мозги, если посчитает нужным, поэтому Беллами инстинктивно перекидывается с Ховардом взглядами, а потом оба вдруг улыбаются, понимая, что старые привычки не убить и трактором в землю не вдавить. - У меня много чего в мини-баре, - Мэтт улыбается, заходя в лифт. Доминик нажимает нужный этаж, становясь ровно напротив, у другой стены. - Пьяным я тебе тем более не дам. Только денег на билет, а то вдруг Кейт соскучилась. Глядишь, и перепадет чего. - Давно я так не потел, - говорит Беллами то ли с намеком на концерт, то ли на что-то иное, от чего у Доминика по рукам бегут мурашки. Сказать «да» значит поддаться. Не факт, что до бессознательного состояния напиваться, но… - Да. Беллами вопросительно вздергивает бровь, как раз когда раздается противный писк сверху, оповещающий о прибытии на нужный этаж. Потом смеется. - Слоупок. - Душ я приму у себя. Не надо следить, чтобы я не поскользнулся, - бросает Доминик, быстрым шагом направляясь к себе. «Ну-ну», думает Мэтт, усмехаясь. Освежиться было бы не лишним. Он, честно говоря, надеется на разговор. Хотя если бы Ховард начал приставать, ведь это первое дело, какое вообще может у него появиться в состоянии довольно сильного опьянения, сил у самого Мэтта не нашлось бы, именно на то, чтобы отказать ему, а не на… Выпьем, поговорим, увещевает себя Мэтт, стягивая шмотки. Залазит в душ и расслабляется под нагревшейся водой. Если Ховард намочит волосы, то он их помоет, дурацки открывая рот в процессе, а потом будет укладывать, и тогда его точно можно не ждать. Беллами прикрывает глаза, но образ Доминика, с приоткрытым от незначительного удовольствия ртом, все изгибы его тела, обласканная солнцем кожа явственно возникают видениями в глазах. - Да ты блять издеваешься, - он глядит вниз. Стыдно должно быть, вроде взрослый человек, а встал как у шестнадцатилетнего на фотку смазливой одноклассницы. Вот уж нихуя, думается ему, не уступит он перед мнением Ховарда. Да, оно рациональное и правильное, но отстоять свою точку зрения для Беллами важнее. Поэтому, поморщившись, он с готовностью врубает холодную воду на полную, открывая рот в немом крике, шипя ругательства. Давненько было, привет-привет, ледяной душ. Зато когда Доминик заходит в открытый на радость всем желающим зайти номер, Мэтт паинькой сидит на диване, читает какую-то книжку. Ховард приятно удивлен, неужели мозги проснулись? Но уже через пару стаканов рома с колой становится ясно, что нет, они, кажется, все-таки впали в летаргию. - У тебя идиотские принципы, - говорит Мэтт, подливая обоим рома. - Да что ты говоришь, - отвечает Доминик с улыбкой. – Да хоть не мания трахнуть того, кто этого не хочет. - Как будто впервой, - Мэтт закатывает глаза, делая три обжигающих глотка. - Полегче, герой, - Ховард отбирает у него стакан, но все к черту летит на свежую рубашку. – Блять. - Стоило переводить пятьдесят грамм рома, чтобы просто вылить на тебя, - фыркает Беллами. Сквозь рубашку, однако, отчетливо проступает сосок, и он чертыхается про себя со всей возможной страстью. С лица Доминика не слезает улыбка, и Мэтта это начинает медленно выводить из себя. - Да что ты? А если поменять приоритеты? – Ховард смеется, опрокидывая бокал на Беллами. - Какого хуя, - выдает тот, - холодно же блять. - Зато стоять не будет, как у пятиклассника. Мэтт пихает Дома на пол, наваливаясь сверху, хватая за запястья. - И без тебя спина болит, идиот хренов, - стонет Ховард, но брюнет глядит на него темными глазами. – Слушай, блять, выеби свою руку и успокойся. - Если я и буду ебать кого-то, то тебя. - Да что ты, - выплевывает в неподвижное лицо Мэтта Ховард. - Или ты можешь выебать меня. - Да неужели. Температуру мерил? У тебя последняя стадия приступа лихорадки. Брюнет будто не слышит уже, что ему говорит Доминк. - Можешь блять взять меня в плен, в плен своего тела, - Беллами сглатывает, глядя на бугорок соска под мокрой тканью. – Ебать меня так, что я почувствую себя неловким школьником. Как будто об этом ничего не знаю. Слова, вылетающие изо рта Мэтта, имеют будто гипнотическую силу, вызывают картинки яркими вспышками в голове. Как Доминик будет заглатывать раз за разом, взбираться наверх и трахать своим телом до потери пульса, заставляя беспомощно цепляться пальцами за что только попадется, и знать, что никогда его «дама сердца» и прочих органов не заставит его кричать так. - Ты же так любишь сосать, заглатывать, будто родился для этого, жадно лизать его, как долбанный леденец. Доминик притягивает его за шею к себе, проклиная весь алкоголь в мире и колу в придачу. - Иди в ебаную постель, - шипит он. Мэтт вскакивает, будто просто сидел до этого на полу, а не переводил алкоголь на свежие рубашки, и скрывается за дверью. Дом стягивает рубашку, кидая ее куда придется, и она приземляется на столик, поверх опустошенных стаканов.