Мышь Вселенной 25

Я обращаюсь к тебе, Господи, с одной невинной и наивной просьбой — докажи мне, что ты есть. Носок ботинка уперся в голубоватый влажный рельс, и кто-то сзади коротко дернул за руку. Ударило тугим холодным ветром проносящегося мимо поезда. Освещенные окна слились в длинную светлую полосу. Обернувшись, я увидел спасителя – он брезгливо вытирал пальцы о куртку, словно замарался или получил слабый разряд тока. Чертов мир меня предал: подкрался незаметно поезд, притащив за собой секунду смертельного риска и металлический грохот, подкрался сзади парень из Мэндера. Я ослеп и оглох? Верните реальность – меня спас парень из Мэндера? Реальность вернулась быстро. Он пнул меня, еще дрожащего и ослабевшего, под колено, ноги подкосились, и мордой я полетел в рельсы, а руками зарылся в промерзший щебень. Больно, но лучше, чем оставить на путях кишки и раскрошенные зубы. Дешево отделался. - Эй, блядь. Он обернулся и подождал, пока я встану и подойду ближе особой раскачивающейся походкой, всегда означавшей только одно: мы будем драться, сучонок, ты видишь это по моим глазам, распрямленным плечам и по факту – я из Генджера, и это известно всем заводским в радиусе пятидесяти километров. - Ну и? – сказал он, дождавшись меня на осыпающемся склоне. Об рельс я все-таки приложился, но поздно это заметил. Кровь начала заливать мне правый глаз, а левым я вижу так хуево, что вместо противника наблюдал что-то вроде слабо подсвеченного чучела. Отличное начало для драки. Я протер глаз, кровь склеила мне ресницы, потекла куда ни попадя и закапала с кончика носа. Пока я пытался продрать глаза, парень из Мэндера приподнял ногу и отпихнул меня, оставив грязный отпечаток ботинка ровно посередине пуза. Я отвалился на спину, отдохнул, глядя в мутное беззвездное небо. Рана на лбу, чуть выше брови, саднила и дергалась, будто там засел нервный кузнечик. Лежать было даже хорошо: в спину, правда, упирались камни, под куртку задувал ледяной ветер, а в животе обосновался хороший такой кирпич, потеснивший внутренности, но лежать было все-таки хорошо – спокойно как-то. Чет, вот как его зовут. Этого парня из Мэндера зовут Чет, и он первый демон Боца. Я часто видел его раньше и пару раз сталкивался при обстоятельствах, близких к драме: в первый раз его пиздили, а я отирался рядом, во второй пиздили меня, и я точно помню его в окружившей меня толпе. Помню – у него короткие красные иглы и обычно одет он, как и мы все – в тесную кожаную куртку с воротом, упирающимся в подбородок – под нее надеваются короткие черные майки, и если припечет, чертова кожа липнет к твоей собственной, как пользованный презерватив, и в такие же тесные джинсы, от колена собирающиеся в тугие толстые складки. Его лицо ничего мне не напомнило, потому что обычно его не видно – он носит маску, переделанную из респиратора химзащиты, и даже выкрасил ее в алый цвет. Я не узнал его потому, что ничего этого на нем в этот раз не было: волосы вымытые, вместо кожанки мягкая куртка с кармашками и под ней вроде бы даже рубашка, и никакой маски – странное у него без маски лицо… Разница между парнями Мэндера и Генджера невелика и заключается лишь в том, что они против нас, а мы против них, и если встретил кого-то, с кем не ночевал на родном заводе, значит, это душный гондон Мэндера. Говорят, я человек без гордости. Это так. Меня не волнует, что он так со мной обошелся – был в своем праве. Если бы не полилась кровь, я бы тоже попытался его опрокинуть, но не вышло, не сложились звезды-звездочки в мою пользу. Ладно. Главное – под поезд не попал, выдернул он меня из-под поезда… Нащупав в кармане булавку и вспомнив, куда и зачем я перся, я побрел по насыпи вниз. Чета уже нигде не было видно – свалил, не стал добивать. Может, тоже торопился по делам, которых у парней вроде нас так много, что порой не хватает девяти ночных часов. Поначалу забавляло, а теперь начинает бесить: не гулять идешь, а будто на работу. То сделай, туда заверни, там появись. Вечно бегаешь туда-сюда и жопу некогда прислонить, и все потому, что то там, то сям вспыхивают стычки и разборки: то кальки не поделили, то бабу, то на улице не смогли разойтись, то еще какая-нибудь хуйня. И всему этому конца-края нет и смахивает все это на чопорные визиты вежливости, только со знаком минус. Сегодня-с мы набили вам ебало, а завтра вы придете наше бить… а если не придете, опять мы придем, чтобы закрепить результат. Короче, бесконечная возня, никакой личной жизни. Сунув руки в карманы, я шел по переулкам, привычно огибая зоны повышенной опасности, куда в одиночку соваться смысла не было. Обходил и драки, которые обычно слышно издалека, и так старался дойти до завода без приключений, что в итоге заполз почти под самые окна длинного, с хренову реку длиной, дома, и шагал вдоль него до тех пор, пока какая-то падла не выплеснула на меня сверху что-то теплое и воняющее тухлятиной. Как можно так поступить с человеком, который полчаса назад налаживал связь с Господом? Оскорбительно. Меня всегда это раздражало: идешь себе, полон дум и душевных переживаний, слепок яйцеклетки Вселенной, кончик иглы, на котором устроилась тысяча ангелов, и все они пляшут вальс… и обязательно кто-нибудь либо доебется, либо вот мусором обдаст. Озверели вы, люди, вот что я вам скажу. Не приходило ли вам в голову, что прежде чем метать мусор, желательно бы поинтересоваться: не погружен ли ты в душу свою, парень? Не погружен ли ты в нее так, что не видишь вокруг ничего, и только бредешь, еле переставляя ноги бренного тела? И услышав ответ «да», вы должны посторониться и вежливо пропустить, спрятав мусор за жопу. Это обычная человеческая солидарность, понимание, если хотите. Ну а если нет никаких дум, то швыряйтесь, чем хотите. Чертыхаясь, я выбрался на тускло освещенную дорожку и нарвался на патруль бесов. Обычное дело – я сам когда-то патрулировал район и правила знал. На меня смотрели трое – с явным узнаванием во взглядах, с нерешительностью: действовать как обычно или пропустить? Решили не пропускать. Из тройки выделился парень с глазом, по которому кто-то явно прошелся заточенной пряжкой ремня, и оттого этот глаз съехал куда-то в мякоть щеки, перевернулся и оброс комковатым мясом. - Стой, - с оттенком дружелюбности сказал он и пожал плечами, мол, сам понимаешь… - Стою, - согласился я, смахивая с рукава жирные капли протухшего бульона. - Кого из наших знаешь? Я промолчал. Парни за спиной проверяющего тоскливо переминались с ноги на ногу. - Лезвие знаешь? Мита знаешь? Крейдера знаешь? Каина знаешь? Из четырех названных имен одно было вымышленным, одно принадлежало ублюдку из Мэндера. Дурачок бы поспешил ответить, что всех знает и находится под покровительством и защитой каждого. Я кухню эту давно и прочно знал, но не было у меня настроения им отвечать, поэтому стоял и молчал, глядя то на перекошенную шрамом морду проверяющего, то на длинные тени, лежащие у его ног. Проверяющий подождал немного, потом сказал неуверенно: - Риплекс, дело есть дело. Ты сам в патрулях ходил… За его спиной зашептались и тоже подали голос: - Тебе помочь чем? Кривоглазый тоже вдруг обратил внимание на мою рассеченную бровь и обрадовался. - Кого наказать? – деловито осведомился он. – Сейчас пойдем или рейд собирать? Я подумал немного и отрицательно покачал головой. Одно дело – лично разобраться с Четом, другое – натравить на него этих мелких бесов, горящих желанием выслужиться. Во втором случае и сам мудаком прослывешь, и кашу можешь такую заварить, что потом не расхлебаешь. Бесы явно расстроились и снова начали переминаться с ноги на ногу. - На вашу долю дел хватит, - утешил их я и потопал дальше. Они меня не удерживали. Запахи смешались: ржавое железо, мазут, кислая химия. Над прямыми и плоскими крышами домов висела мятная луна, изрисованная пыльными узорами. Силуэт Генджера приближался, выплывая из-под луны тушей доисторического обитателя морских глубин. Труп старого завода возлежал на окраине, выброшенный на берег цивилизации. Десятки вышек угрожающе кренились. Путаница колючих проволок и комья желтоватой стекловаты – выбрызнутая из тела завода плоть и кость, его мельчайшие клетки – рамы и арматура, металлические прутья и короба; его обгоревшая система жил – рельсы с чередой вагонеток. От взгляда на рельсы меня слегка тряхнуло. Неразрушимая внимательная тишина. Я пошел вдоль вагонеток, оставляя легкие отпечатки подошв в тонкой цементной пыли, кое-где пробитой каплями засохшей крови. В красной ободранной коже завода со скрипом раскрылся проем, и я вошел в него, оказавшись под сводами цеха, укрепленного толстыми балками, словно ребрами. Наверху кто-то напевал. Песенка дурацкая, детская, но жуткая в повторе местного страшного эха: оно не раздавалось гулко, а мерзко пришептывало вслед за тобой, словно невидимый карлик с выбитыми зубами. Крейдер пел: - Глотку перерезали ему, и на свалке тело закопали… Карлик вторил, пришептывая: - Закопали… - Мертвый в дом пришел он и сказал: «Мама, разве вы меня не ждали?» - Не ждали… - прошептал гнусным голоском карлик. - Мать ему тогда и говорит: «Мы сынок, конечно, тебе рады…» - Только денег нету на гранит, только денег нету на ограду! – подхватил другой голос, сильный голос Мита, умельца драть глотку. Карлик поперхнулся и загудел. Я поднимался по лестнице, считая узкие шершавые ступени. - Ты с отцом нас больше не тревожь – возвращайся ты назад в могилу… Эти песенки никогда не меняются: в них постоянно убивают и умирают, предают и посылают на хуй, а в конце обязательно звучит мораль, наставляющая беса или демона на путь истинный: в песнях обычно советовалось отомстить, наказать или грохнуть, чтобы не терять честь и гордость. Хреновые рифмы резали мне слух – я-то знаю, что такое настоящие стихи, - но все же в этих песенках было что-то привлекательное даже для меня; все их знали и пели. Я не исключение, бывало, тоже подвывал. Мит, увидев меня, приветственно поднял два пальца, но песню допел. В конце мертвому парню предлагалось угондошить своих родителей, утащить их на свалку и сообща закопаться, чтобы семья воссоединилась. - Кто тебя потрепал? – угрюмо сказал Крейдер. Перед ним на развернутом листе железа стояла череда мятых баллончиков, и он вытирал пальцы о серую тряпку. - Потом, - сказал я, разглядывая баллончики. – Оранжевый есть? Крейдер кивнул и показал. Я поплевал на обе ладони, подставил, и он вылил мне в них порцию густой яркой пены. Потерев руку об руку, я выставил себе иглы по-новому – прежние примялись и полиняли, а волосы у меня уже порядочно отросли, и я терпеть не мог, когда они болтались без дела. Иглы получались отличные – высокие и плотные, пена быстро подсыхала и твердела, а смешанная со слюной держалась дольше, чем полагалось. - Замути-ка мне, - сказал Мит, подставляя голову. У него были короткие светлые волосы ежиком, и иглы получались так себе, не иглы, а иголки, но я все равно старательно растер ему по башке пену и вытер руки о тряпку. Ладони остались липкими и оранжевыми, и я их попытался вылизать, но мерзкий химический вкус быстро отбил охоту наводить чистоту. - Принес? – спросил Крейдер, вспомнив о нашем уговоре. Я вынул из кармана булавку. - Толстая? – с сомнением спросил Крейдер. - Я такими же раньше бил. - Смотри сам, - согласился Крейдер, забрал у меня булавку и поджег под ней короткое пламя зажигалки. – Сядь сюда, поближе. И не дергайся. Мит облизнулся и пристроился за моей спиной – любопытный, падла. - Так и будешь таращиться? - Ты же не хуй бьешь. Возразить было нечего. - Ты бы снял кольца, - посоветовал Крейдер, продолжая калить булавку, - мешать будут. Я пощупал языком теплый влажный металл моих колец – два с правой стороны губы, одно гладкое и тесное, второе шершавое и посвободнее. Не хотелось мне с ними возиться, да еще и грязными руками. - Бей слева – не будут мешать. Крейдер пожал плечами, обошел меня кругом, примеряясь, и сказал: - Голову запрокинь. И пасть не захлопывай раньше времени. - Ага, - сказал я и открыл рот, запрокинув голову. Надо мной навис любопытствующий Мит, и Крейдер отодвинул его в сторону одной рукой. Сухие жесткие пальцы провели по моей губе, нащупывая точку, потом деловито пробрались в рот и ощупали губу и изнутри. Крейдер наклонился, глаза у него стали внимательными. - Ему пробили… четыре дырки… - снова напел он. - И он скончался от сифака! – подпел Мит. Блядь, подумал я, и сжал пальцами расползающуюся обивку старого табурета, - стало больно, очень больно, но терпеть я умел и потому только задышал почаще, через нос. Крейдер глянул мне в глаза и одобрительно кивнул. - Осталось застегнуть, - сказал он через вечность и принялся что-то вертеть у меня во рту. Наконец-то послышался легкий металлический щелчок – булавка, прошив мою губу, замкнулась. - Ну? – спросил Крейдер, убирая руки. Я потрогал языком еще горячую металлическую нитку. - Бубнить опять буду, - неразборчиво ответил я. - А ты молчи, - сказал Крейдер, поворачивая мою голову к окну и любуясь своей работой. – Зачем тебе разговаривать? Он потрогал ранку на моем лбу и спросил: - Так кто тебя отделал? - Упал, - односложно сказал я, страдая от боли в губе и надеясь действительно помолчать хотя бы пару часов. Мит задумчиво задумчиво пощупал ухо, словно ища на нем свободное место для пробоя, не нашел, и вздохнул. - Очухивайся, Риплекс, - сказал он, - у нас дела-делища. - М-нэ, - ответил я. - Наш торжок с Шестой линии принялся впаривать кальку Мэндеру. - Который Буббит, - уточнил Крейдер. - Который Буббит, - повторил Мит. – Жадный он, не нужно было через него канал проводить… теперь вот – и как ему без почек жить? Он снова задумался, состроив скорбную морду. Иногда мне казалось, что Миту и впрямь кого-то жалко, но это была дешевая иллюзия – ему не было жалко никого, даже себя, и потому он так часто переходил черту. - Проще говоря, - подытожил Крейдер, сгребая баллончики с пеной в рюкзак, - Буббит нашу кальку сбывает Мэндеру и считает, что никто не догадается. Бесы подтянутся на Шестую через полчаса – Мэндер наверняка постарается отстоять торжка и прибрать его к рукам. - М-ня… - Ты с нами пойдешь? – спросил Мит. – Разговоров там не потребуется. И я пошел. Повлекся по призыву судьбы и ночи, то и дело проводя языком по распухшей губе и снова провалившись в думы-думушки. Давай поговорим начистоту, Господи. Ты что-нибудь обо мне знаешь? Мы приперлись на Шестую и зависли у подъезда торжка, который был заранее оповещен о необходимости отхватить пиздюлей, и потому все никак не решался выйти, но нас это не тревожило. Буббит знал, что если не наберется смелости и не выползет, мы запросто сломаем дверь его квартиры, и можно будет складывать новую песню о трагической гибели семьи жадного ублюдка, впаривавшего кальку кому не следует. Он обязательно выйдет, деваться ему некуда. Бесы поджидали уже давненько – они сбежались первыми, и теперь стояли плотной бормочущей толпой, перекидываясь короткими фразами и обмениваясь сигаретами. Их было человек сорок, и изредка подтягивались новые небольшие группки. Среди них я узнал незадачливый патруль с Кривоглазом во главе. В эту ночь им все-таки выпала возможность отличиться. Я пригляделся к бесам: все они были одеты в эти наши курточки с прямыми воротниками и высоко подшитыми карманами, отчего руки в них можно было держать, только растопырив локти в разные стороны; в джинсы, хорошо закрепленные ремнями. Только ботинки у всех были разные: попадались и кеды на дутой тяжелой подошве, и короткие военные «груши», и спортивно-уличные «пинки» со шнурованной высокой поддержкой и высунутым почти на полметра «языком» - такие мне тоже нравились, но носил я обычно не их, а жесткие «танки» с титановыми вставками в носах и титановой чашкой на колене. Шнуровались они аж в четыре ряда, со всех сторон, и дополнительно закреплялись целой обоймой ремней. Их было проще неделю носить, не снимая, чем снять и надеть хотя бы раз за день, но зато сносу «танкам» не было, и они очень здорово защищали ноги – но только спереди, как я уже убедился в эту ночь. Вооружены наши бесы были тоже хорошо, грамотно вооружены: цепи, обмотанные вокруг плеч, тускло поблескивали; пальцы хрустели в перчатках со вшитыми подшипниками, легко вращались в руках умельцев короткие и длинные голубоватые металлические трубки с залитой свинцом серединой. На мне тоже болталась цепь, но скорее для виду, чем для пользы. Драться мне не хотелось – берег свежий пробой. Среди толпы я разглядел и несколько боевых малышек: у всех на головах громоздились разноцветные пучки и гнезда, вместо джинсов они носили короткие кожаные шортики, натягивая их на яркие плотные лосины. Малышки пользовались особым оружием: за спиной, в подшитой к вороту петле, свернут был длинный хлыст, на кончик которого привязывалась увесистая гайка. Лица малышек ярко выделялись в темноте: мода на белоснежную пудру и растянутые помадой до ушей клоунские рты задержалась надолго. Мордочки у большинства были симпатичные, а одна выглядела просто дьяволицей, так туго замотав волосы на затылке, что уголки глаз приподнялись к вискам. Я даже подумал – подойти, что ли… но вспомнил, что еле бормочу, и задвинул эту идею. Мит и Крейдер шагнули в подъезд, намереваясь поторопить напуганного торжка Буббита, за ними по короткому жесту потопали пять-шесть бесов. Я остался стоять в сторонке. Мне было не до воспитательных бесед, да и хотелось поторчать на улице – воздух стал неожиданно свежим и приятным, наверное, ветер нагнал его с Вселенной 24, где до сих пор растут деревья, а летом даже высаживают цветы. Если мне не изменяет память, некоторые из них таращатся на мир разноцветными глазками даже в это время, в поздний конец осени. Стойкие ребята эти осенние цветочки. Пока я размышлял о цветочках, ко мне пробрался Кривоглаз и пара его балбесов, одинаковых, как яйца. - Дело будет серьезное? – важно спросил он. Я молча облизнулся. - Уделаем, - утешил один из балбесов. – У Мэндера сейчас неразбериха, им будет сложно. - Неразбериха? – переспросил я, старательно выговаривая «р», и прозвучал, как генерал на броне: «Неррразззбе-ррриха?» - Некоторые люди говорят, что от Боца сваливает его первый демон. - Чет? Куда? В голове не укладывалось. Куда можно свалить? К нам, в Генджер? На хрен он нам сдался. Или снова в бесы и патрули? Отдельно от правил жило только старшее поколение – наши родители. Они тихо гнили в своих небезопасных квартирках и тихо воспитывали нас – бесов и демонов ночных улиц, а некоторые из нас, в свою очередь, уже обзавелись собственными детьми и принялись обучать их порядкам и законам, и подрастала нам на смену пока еще малочисленная и сопливая, но уже все понимающая братия. Я хочу сказать, что выйти из порядка невозможно – просто некуда. Не бывает такого, чтобы кто-то добровольно куда-то вышел. Такой человек не пройдет ни один патруль, его никто не защитит и не поддержит, и ни один торжок не продаст ему кальку. - Говорят, он многим недоволен и есть еще недовольные, - уклончиво сказал балбес, - и потому они это… того. Я знал Боца, и тоже был бы им недоволен, если бы пришлось постоянно ошиваться поблизости. Этот парень краёв ни в чем не видел, и по этой же причине я не стал бы с ним связываться и свое недовольство выражать. Балбес порылся в карманах и протянул мне смятую пачку с «Биннерс» - лучшими сигаретами этого года. Я сигарету взял и сунул в правый угол рта. - И чего ты мелешь? – прошипел Кривоглаз, глядя куда-то мимо меня. – Вон он, Чет, никуда не делся… Теперь я узнал его без всяких. Он выставил красные короткие иглы, напялил маску, сделанную из респираторов химзащиты, валяющихся на наших заводах в избытке. Такие маски отлично защищают от удара в зубы, но никто, кроме Чета, не носит их постоянно. Чет сменил мягкую рабочую куртку на обычную нашу кожанку, а спортивные «пинки» на такие же «танки», как и у меня, но он где-то урвал модель с шипами, торчащими по бокам подошвы, а мне таких не досталось. По обеим сторонам от него шагали демоны Боца: Ледынь – никто не мог выговорить его настоящее имя, и звали, как придется, - то Лёдом, то Льдом, то Леднем; и Каин, оба с неопределенным выражением лица, и я сразу понял, отчего – за ними довольно неспешно и угрюмо волочились штук двадцать бесов, самых мелких и невдалых, как будто специально среди дебилов набирали. Они и оружием не торопились светить, хотя я видел и блеск цепей, и металлических дубинок, но какой-то скрытый был этот блеск, неубедительный. Плохи этой ночью дела Мэндера, подумал я и обернулся: на втором этаже у подъездного окна маячили какие-то тени. Судя по тому, что Мит и Крейдер задержались, Буббит все-таки выполз, и сейчас сдавал под расчет весь оставшийся у него запас кальки. Дело, значит, ложится на мои сильные плечи, вот оно как. Я даже навстречу шагнул, и Каин, высокий и черный парень в мотоциклетном шлеме, с готовностью повернулся ко мне. Ледынь глянул нерешительно, а Чет невозмутимо отправился дальше, оставив меня за своей спиной, и остановился перед нашими бесами. - Демоны есть? – спросил он глухо, но отчетливо. Бесы все, как один, повернули бошки ко мне, будто они ромашки, а я утреннее солнышко. - Я тебя и не заметил, Риплекс, - снисходительно сказал Чет, делая вид, что прозрел и сожалеет о том, что с размаху дал под зад моей безукоризненной репутации. Это был заход к одному из негласных правил: если на твоей стороне нет перевеса, постарайся сохранить своих бесов в целости и сохранности, а сделать это можно одним-единственным способом, и он меня к нему вел прямой дорожкой. У меня была причина с этой дорожки свернуть: чувствовал я в себе небольшой надломчик, трещинку с волосок, через которую устрашающими темпами испарялась моя уверенность в себе. Несколько часов назад Чет уложил меня на обе лопатки, как курицу в духовку, и я все еще не оклемался. И он тоже это чувствовал, и потому бесстрашно подходил все ближе и ближе, пока не уперся лбом в мой лоб – для этого ему пришлось наклониться. Не поверите, но от него пахло то ли шампунем, то ли одеколоном. Я смотрел в его глаза – пережженные кальками, они были не розоватые, как пуза новорожденных мышей, а мелово-белые в черную крапину – так перегорает радужка карего цвета. У меня сожжен был только левый глаз, и то не окончательно: осталась от прежней зелени какая-то неопределенная почти салатовая муть, а правый держался молодцом и оставался зеленым, как и полагалось. Глаза – важный показатель. Судя по всему, Чет так же двинут по калькам, как и мои папочка с мамочкой, да и все старшее поколение, не научившееся жить во Вселенной 25. Такое редко бывает среди младшего поколения: мы здесь выросли и не нуждаемся в иллюзиях, но Чет, видимо, в них нуждался… За моей спиной шумно пыхтел Кривоглаз, бесы замерли, и в тишине с треском раскрылось окно второго этажа, оттуда по пояс высунулся Мит и проорал: - Ты супергерой, Чет?! Решил сплясать с Риплексом и прикрыть задницы своих ублюдков? «Ублюдки» недовольно зашевелились. Их хоть и было меньше, но они все же чего-то стоили, и приготовились это доказать. - Перемах! – объявил Мит и захлопнул окно. Наши бесы и бесы Мэндера, услышав его, тут же растянулись в кольцо вокруг меня и Чета. Каин с Лёдом тоже отступили. Мы остались стоять в центре, и пока бесы не принялись орать и греметь, успели еще перекинуться парой фраз. - Можем спокойно разойтись, - сказал Чет, - сбережешь свою задницу. - На каких условиях? – спросил я, терзая зубами булавку, чтобы дефект речи казался моей прихотью. - У Буббита оплаченные Мэндером кальки. Отдаете их – расходимся. - Отсосёшь. Ничего больше я ответить не мог. Чет сам должен был понимать, насколько идиотскую затею он мне только что предложил. Эти кальки – наши, - и дело не в деньгах, а в том, что это наш канал, и я его налаживал, и я его провел на территорию Вселенной 25, и в мои планы не входило делиться кальками с Мэндером, сколько бы они за них ни платили. Он все еще прижимался лбом к моему лбу, и я смотрел в его глаза снизу вверх. Между нами стало теплее, потому что оба мы дышали тяжеловато – он из-за маски, а я - потому что дышал раскрытым ртом – так легче было. - Пе-ре-мах! - Пе-ре-мах!!! - Пе-ре-мах!!! Бесы быстро поймали ритм и к выкрикам добавили дробный, тяжелый стук: металлическими дубинками об асфальт или просто тяжелыми подошвами ботинок – для этого они выставляли вперед одну ногу и с силой припадали на нее. От таких сходок, бывало, асфальт разбивался в крошево. Они перемешались: где наши, где не наши, уже не разобрать. Это и был единственный выход из тяжелой для Мэндера ситуации: если дерутся демоны, бесы держатся в стороне и не цапаются между собой. Правило, сохраняющее нам уйму людей, - их все-таки нужно беречь, ресурс ограниченный и восстанавливается долго. Мит наметанным глазом сразу понял, к чему Чет ведет, и объявил перемах, а я-то надеялся отвертеться… Мне пришлось за секунду перекроить себя: ну да, он меня завалил, но я был напуган и слаб, а теперь-то что меня останавливает? Ровным счетом ничего. И я ударил первым, одновременно сдергивая с плеча цепь, уложенную правильными кольцами в выемках ремней. Ударил и тут же разбил себе руку о твердые обводы маски – Чет даже не попытался увернуться, зная, что из этого выйдет. Даром все-таки мои старания не прошли: он пошатнулся, а я одинаково хорошо действую обеими руками, поэтому поберег правую, а левой, обернутой у запястья плотными металлическими кольцами, ударил снизу, под его подбородок, туда, где маска прилегала плотно, но была тонкой, как кожа дешевых ботинок. Он потерял два шага, и я попер вперед, не давая опомниться. Моя проблема в защите: я плохо обороняюсь и плохо держу удар, меня легко отключить. Пока Чет позволяет мне нападать, все карты-козыри в моих разбитых руках. Но нашла коса на камень: он быстро закрылся, выставил перед собой скрещенные руки, плотно прикрытые щитками под тканью куртки, и только изредка отмахивался короткими ударами, которые в боксе называют джэбами, и каждый из них попадал в цель. Я огреб и в нос, и в ухо, и даже по многострадальной губе, отчего тут же залился пузырящейся кровью. Дело привычное. Мне достаточно было одного хорошего шанса – и шанс этот можно поймать, пока Чет зажался в агрессивной обороне. Он внимательно следил за моими ногами, но никак не мог уловить закономерность движений: Мит не зря сказал «сплясать с Риплексом», он знал, на что похожи мои драки. Я прыгал туда-сюда молодым козлом, ни на секунду не останавливаясь, вертелся кругом, мельтешил и не давал противнику сосредоточиться. Чет мог сколько угодно стучать мне по лицу, но пока не мог поймать меня на одном месте, удары получались чувствительными, но смазанными – такими не опрокинешь. Наконец ему надоело, он раскрылся и начал давить, сдуру решив, что цепь на мне болтается только для красоты. Она и впрямь давно уже болталась, царапаясь об асфальт, и я поймал момент, быстро подтянул ее, свернул петлей и поймал Чета под колено. Хотите проверить, как это действует: найдите какого-нибудь дурачка и повторите прием, если вам не жаль дурачкова затылка. Удержаться на ногах шансов мало, в драке – никаких. Чет попытался, но не смог. Завалился на спину, приложившись головой об асфальт с таким звуком, с каким из грузовых вагонов поездов выбрасывают на платформу ящики с плотными брикетами киселя. Мне показалось, я услышал влажный пум-п его мозга, плюхнувшего об черепушку. На секунду самому нехорошо стало. Господи, ответь мне: ты знаешь, что такое боль? Бывает ли тебе по-настоящему больно? Я хочу сказать, не так больно, когда в душе что-то ворочается и свербит, а когда в башке взрывается завод соляной кислоты? Бесы примолкли, а я опустился на одно колено и протянул руку, чтобы расстегнуть чертов респиратор. Мне казалось несправедливым – сегодня Чет спас меня, и нехорошо будет, если я в ответ его прикончил. Отстегнув маску, я наклонился ниже и услышал затрудненное жесткое дыхание. Лицо Чета залила белизна почище, чем белизна мордашек наших напудренных малышек. Выступила мучительная гримаса, сжатые губы почти не выделялись, ударившись в какую-то блеклую синеву. Он смотрел перед собой, но явно ничего не видел – зрачки странно расширились, распахнутые глаза застыли, как мраморные. Крови не было – я проверил, проведя рукой по асфальту. - Отсосал, - коротко, почти шепотом сказал я, и он меня услышал, потому что медленно, с трудом облизнулся. В это время кто-то из особо азартных бесов не удержался и сунул в зубы ближнему своему. Толпа заколыхалась, сначала нехотя, а потом забурлила, как крутой кипяток в кастрюле. Я услышал суховатый, с хрустящим звонким надломом, голос Лёда – он что-то орал, пытаясь навести порядок. Каин торопливо протиснулся вперед и тоже присел на корточки над Четом. Мы оказались слишком близко, и я ощутил давление его ненависти, поэтому поднялся и отошел от греха подальше. Не хватало мне еще в этот вечер сцепиться со всеми демонами Боца по очереди. Отойти-то я отошел, но сразу влип в очередную передрягу: на меня навалился какой-то бес, тяжелый и жирный, как засаленный ватный матрас, и вцепился мне в шею. На него, оценив ситуацию, прыгнул сзади Кривоглаз, размахивая толстым металлическим прутом, и засветил ему этим прутом чуть повыше уха. Матрас отвалился, Кривоглаз споткнулся и врезался головой мне в живот, спаситель хренов. Блядство, подумал я, ну теперь пошла жара… и никто это не остановит. Снова открылось окно второго этажа, и через подоконник медленно, пронзительно визжа, перевалилось скрюченное тело. Оно темным пятном мелькнуло в воздухе и брякнулось на дорожку перед подъездом, заерзало, отвратительно хрипя. В окне показался Мит. Поглядев вниз, он сплюнул и объявил, широко улыбаясь: - Вот и все! Он выглядел, как блядский ангел - красивый и свеженький, лицо у него было такое, что глаза против воли к нему липли, словно пчелы на намазанную медом тарелку, и фонарь подсветил его сбоку, расписав желтый нимб над его головой. Кто-то в азарте еще махал дубинками и прыгал, но большинство замерло, опустив руки. Буббит корчился на дорожке, похожий на червяка, на половину тельца которого поставили тяжелый ботинок. Он нелепо дергал плечами и вертел головой, а ноги лежали ровно и неподвижно. Всего три метра высоты. Ему просто не повезло.