Двенадцать месяцев года.

Она такая пышка, но Джону это скорее даже нравится. У неё даже имя, как сдобная булочка, посыпанная цветной кокосовой стружкой, - Присцилла. Тёмные волнистые волосы, блестящие, как в рекламе, ямочки на щеках, пухлые губки и задорный громкий смех. Она слишком громко кричит во время секса, нарочито громко – и хотя Джон знает, что она не специально, его это немного раздражает. И её смех на каждую его шутку – тоже раздражает. Иногда видно, что она не поняла, но всё равно смеётся, потому что жизнерадостна по натуре. Джон знает, что она не против остаться жить с ним, но она не настаивает, а он не предлагает, и всё так и ограничивается ежедневными гостями – и ежедневным сексом, как по расписанию. Потом она собирается, а иногда они смотрят телевизор (лицо у Присциллы становится при этом совсем глупое, словно её выключают, и Джон старается не смотреть на неё, но всё равно смотрит, как завороженный) и едят йогурты. Это их внутренняя шутка, хотя Джон уже не помнит, кто первый пошутил на эту тему, но теперь они ели йогурты с разными вкусами, залезали ложками в чужой йогурт, смешивали их, смеялись, Присцилла слизывала йогурт с носа Джона, не переставая смеяться, и горячий воздух при этом волнами барабанил по его губам. Джону ужасно нравилась её грудь. Просто голая – дынная, здоровая, с крупными тёмными сосками – и под тёмным свитером крупной вязки, и даже под чёрным пуховиком с искусственным серебристым мехом на капюшоне. Её грудь и живот – они были такими тёплыми, добрыми, ему было спокойно, когда он их видел, когда прикасался к ним, как к тёплой гальке. Когда Присцилла приходила, из его маленькой дешёвой квартирки на окраине Лондона уходила тишина. Девушка приносила с собой шорох пакетов и свой громкий раздражающий смех, запахи еды и своих навязчивых мускусных духов, и даже если Джон не хотел с ней говорить, он всё равно вставал и шёл к ней, потому что в ней была жизнь. Хотя ему хорошо было и одному. Освободилось много времени, и он мог часами гулять по Лондону, осматривая окрестности, много читать, смотреть любимые фильмы, а то и просто валяться на кровати, что он обычно и делал. Первые дни после переезда, когда ещё не было Присциллы, он в основном спал и лениво смотрел в экран ноутбука, наблюдая за движущимися персонажами сонным взглядом, а потом снова спал. Может, даже слегка приболел, хотя не лечил простуду – та со временем прошла сама. С Присциллой он познакомился в местном супермаркете – они выбрали одно и то же молоко, а потом один и тот же хлеб, и рассмеялись этому, как удачной шутке. Джон проводил её домой, а через неделю они уже почти встречались – а, может, и встречались. День за днём, по одному и тому же расписанию. Иногда он просыпался с утра и лежал с закрытыми глазами, без желания вставать, думая, что ему приготовить для Шерлока, а потом вспоминал, что они больше не живут вместе, и в нём что-то рвалось с тихим бумажным шелестом. Всё, это пройденная глава жизни. Люди совершенно спокойно расходятся и разъезжаются, и незачем это драматизировать, это не монолог из Шекспира, тем более они всё выяснили. Они взрослые люди, и они не смогли наладить свои отношения. Такое бывает. Теперь эти неоторванные листочки на календаре – это новая жизнь Джона Уотсона. Не «жизнь без Шерлока Холмса», а «жизнь с новыми интересными людьми и событиями». Вот, к примеру, он познакомился с Присциллой. Что тоже очень и очень неплохо, хотя, конечно, её смех и её крики: «О, Джон, ещё…» - раздражали. Ещё Джон заметил, что не может проводить с ней совсем уж много времени. Если они встречались с утра, и она сидела у него до вечера, он просто сходил с ума от раздражения. Ему хотелось то ли выкинуть её из окна, то ли броситься вон из квартиры, и только секс немного спасал ситуацию – щепотка гнева в сексе совершенно нормальна, её почти не отличишь от страсти. На исходе второй недели на Джона упал кирпич. Это было единственное существенное событие за эти две недели. Кирпич развалился на три больших куска и кучу осколков, отскочивших от брюк и ботинок Джона, и он отшатнулся и посмотрел наверх. На крыше никого не было. Он было рванул на автомате забраться на крышу и посмотреть, нет ли там чьих-то следов, но остановил себя. Всё это осталось в той, прошлой жизни. А это… Это просто случайность. Может, дети балуются. Может быть, просто кто-то оставил на крыше кирпич и… Джон просто отмахнулся и пошёл дальше, а дома забросил штаны в плохонькую стиральную машинку, чтобы стереть с них следы кирпичной крошки. Ещё три дня всё было спокойно. Присцилла изводила его каталогами с одеждой, посудой и косметикой, которые принесла неизвестно откуда. Она выуживала эти блестящие и противно пахнущие духами журналы из своей пухленькой крокодиловой сумки, листала их с громким шелестом – и сокрушалась, что эти цвета ей не подойдут, этот запах слишком сильный, этот слишком резкий, этот слишком банановый, а вот тут нет её размера, и… Джон молча пил чай и смотрел в окно. Когда она ушла, он обнаружил, что она забыла мобильник. Он схватил мобильник, наскоро накинул на себя что-то - и кинулся за ней. Присцилла всегда ходила медленно, и ещё был шанс перехватить её на остановке через двор от его квартиры… Но на этот раз перехватили самого Джона. От тени дома отделилась чёрная фигура – и резко и с силой ударила его прямо в глаз. Джон ахнул и постарался ударить в ответ, но вторая фигура выкрутила ему руки – и его ударили в живот. От боли перехватило дыхание, он вывернулся и укусил держащего его сзади человека. Тот взвизгнул от боли и выпустил Джона. Силы были явно не равны. Двое наступали, Джон отходил. Из тени вышел третий человек… Трое. Трое против одного. Джон было открыл рот, чтобы закричать что-то вроде «Помогите!» - но в этот момент услышал за своим плечом звук взводимого курка. Трое в чёрном попятились назад – видимо, у них не было с собой оружия. Джон обернулся… И увидел стоящего за своей спиной Шерлока. Видимо, он выскользнул из тени стоящего у дома дерева – вечер был тёмным, а кто-то накануне разбил почти все фонари во дворе. Какое совпадение. Шерлок, не отрываясь, смотрел на нападавших, потом скомандовал: - Быстро в дом. - И ты со мной, - сказал Джон. Шерлок поджал губы: - Хорошо. Иди. Они прошли к дому, а троица в чёрном молча стояла там и смотрела на них. Только закрыв дверь, Джон почувствовал, насколько сильно у него всё болит. Ойкая и держась за живот, он доковылял до кровати и свалился на неё. Шерлок неуверенно зашёл в комнату и молча встал рядом, постукивая пистолетом по бедру. В квартире было тихо и темно, и было странно видеть здесь Шерлока, если учесть, сколько раз Джону приходилось вычёркивать это имя из своих мыслей. Странно, но… Но очень хорошо. - Лёд принеси из холодильника, - сказал Джон. Шерлок молча пошёл в кухню. Джон, морщась, сел, принял у него пакет со льдом и приложил к глазу. - Ну… Я пошёл? – нетерпеливо спросил Шерлок. - Куда? – удивился Джон. Они молча посмотрели друг на друга. Казалось, Джон слышал в этой тишине дыхание Шерлока, и это было неловко. - Шерлок… - Джон… - в тот же момент сказал Шерлок, и они оба замолчали. Невозможно продолжать отношения, которые обречены не сложиться. Бесполезно удерживать человека, которому это не нужно. Рано или поздно этот карточный домик так или иначе развалится. - Иди, - сказал Джон, и это «иди» было таким тяжёлым и большим, что заполонило всю комнату, и придавило их обоих. Шерлок коротко кивнул, вышел из комнаты… Джон видел, как он замер в коридоре… Повернулся. Медленно вернулся в комнату и, не глядя на Джона, сел на кровать рядом. Джон хотел было посмотреть на него, но Шерлок сел со стороны подбитого глаза, так что они просто сидели, не глядя друг на друга. - Поцелуемся в честь воссоединения? – спросил Джон буднично. – Или и так сойдёт? Он не видел лицо Шерлока, но чувствовал, как тот коротко улыбнулся. - И так сойдёт, - сказал Шерлок. Они перевезли вещи Джона за утро, а всю ночь не спали: Шерлок читал вслух и комментировал оставленные Присциллой каталоги, а Джон валялся на кровати и никак не мог перестать смеяться. Просто лежал на кровати, глядя на потолок, и смеялся до икоты. С Присциллой он расстался вечером. Она плакала, как маленькая девочка, сжимая в руке свой поцарапанный мобильник, который Джон с утра с удивлением нашёл там же, где выронил. А Джон стоял перед ней, не зная, что сказать или сделать. Плакала она так же громко, как смеялась. И так же долго. Джон пришёл домой злой на себя, опустошённый, и сразу же отправился готовить ужин. Нарезая овощи, кроша их на мелкие кусочки, он чувствовал, как привычная обстановка и знакомые запахи успокаивают его. Даже то, как Шерлок гремел своими колбами в гостиной, казалось ему умилительным. Подумать только, ведь Джон почти начал новую жизнь, почти отказался от всего этого… Из-за чего они так крепко в очередной раз поссорились, что Джон тогда в ночь собрал вещи и съехал? Впрочем… Какая разница. - Холмс! – крикнул Джон. – Иди есть! Был предпоследний день февраля. Они ели жареные овощи, болтая о пустяках, и тайком смотрели друг на друга с неприкрытым удовольствием. Всё наконец-то было на своих местах, но им обоим не хотелось это обсуждать. Да и что тут было обсуждать: они были здесь, рядом, и всё было хорошо. Вот и всё.