L'Assasymphonie

Зависть. Хибари гложет откровенная зависть. Он — сильнейший Хранитель. Внешне вышел тоже ничего, только вот его многие боятся. Кёя завидовал одному человеку, который казался ему чуть ли не самым счастливым на свете. Гокудера Хаято. Блондин, статный красавец, Правая рука Десятого босса преуспевающей мафиозной семьи Вонгола. Женат. Замечательно играет на фортепиано. А Кёе иногда кажется, что каждым движением смычка по струнам он ломает свою скрипку. Хибари быстрым шагом направлялся к кабинету Гокудеры. Зачем ему это надо было — непонятно. Наверное, он хотел раз и навсегда разобраться с подрывником, как минимум, всадив ему в лоб пулю. — О, Кёя, — искренне удивился Хранитель Урагана, когда он вошёл в кабинет. С каких пор Хаято стал называть его по имени — не ясно. Одно Кёя понял точно, — это страшно бесит. — Уважение где? — недовольно фыркнул Хибари. — Ну, прости. Иногда Хаято напоминал Хибари Дино. Его бывший учитель бесил его до скрежета в зубах одним своим видом. Так и Гокудера своими извинениями заставил Кёю сжать руки в кулаки, чтобы не сломать первую попавшуюся вещь. — Ненавижу тебя, — шипит Кёя под нос. Хаято откидывается в кресле. — А ты чего хотел, а? — сделав вид, что не расслышал, спрашивает Гокудера. — Да ничего. Что я могу хотеть? — Кёя расположился в соседнем кресле, — Что? Что такой как я может хотеть? Может, личной жизни, а? Гокудера подавился. — Если ты про это, то, первое, я нормальной ориентации, второе, у меня есть жена. — Не про это я. В комнате повисла тишина. — Кёя, — тихо позвал через какое-то время Хаято и, дождавшись реакции от собеседника, продолжил, — Ты же играешь на скрипке, да? Хибари кивнул. — Я один раз слышал твою игру... Она просто замечательна. Я жажду сыграть с тобой в дуэте. — В дуэте, говоришь, — безразлично сказал Хибари. — Да, в дуэте, — Гокудера улыбнулся, — Как тебе моё предложение? — Зачем? — Ради интереса. — Можно раз попробовать. — А сейчас можно? — Ты, вроде, занят, — Хибари оценивающе посмотрел на кипу бумажек на столе подрывника. Глаза Хаято зажглись, как у ребёнка. — Бумажки и подождать могут. Есть у меня на примете одно заброшенное здание неподалёку отсюда. Там стоит огромный рояль... — Придержи коней. На улице дождь. — Тебя волнует погода, Облачко? Хибари фыркнул. — Вот и славно, — улыбнулся Хаято, — Хватай скрипку и пошли. Шли они недолго — как и сказал Гокудера, здание находилось неподалёку. Большое, в сумерках его стены казались покрытыми каким-то грязно-серым камнем. Хаято открыл массивные двери неведомо откуда взявшимся ключом. Холл был таким же большим. В воздухе витал аромат пыли и некой затхлости. — В этом доме лет эдак десять назад произошло убийство, — сказал Хаято, закрывая за Хибари дверь, — Дружили когда-то два весьма талантливых музыканта — пианист и скрипач. Пианисту везло во многом куда больше, нежели скрипачу. Однажды, когда друзья играли дуэтом, скрипач, у которого что-то не клеилось в тот день, не выдержал того, как замечательно играет его друг, и убил пианиста. — Гокудера ухмыльнулся и скрылся в соседнем дверном проёме, подав Хибари знак рукой следовать за ним, — Что случилось со скрипачом — неизвестно. Его нашли где-то на верхних этажах мёртвым. Полагают, что сердечный приступ. Ходят слухи, что в этом здании ещё слышится перелив скрипки и пение фортепиано, и что каждые скрипач и пианист, зашедшие вместе в этот дом, живыми уже не выйдут. — Подрывник кончиками пальцев прошёлся по белоснежной крышке пианино, стоящего в центре зала, и с улыбкой посмотрел на Хибари, — Не могу сказать, что я в это не верю. Хочу проверить. — Ценой жизни? Как глупо. Хибари пробежался взглядом по огромной, но почти пустой комнате, лишь пианино, покрытое белым лаком, невысокий стул перед инструментом, да белоснежные прозрачные занавески на высоких окнах. Над потолком висела огромная люстра. — Увы, играть придётся без света, — проигнорировав фразу боевого маньяка, сказал Гокудера, садясь на стул, — А может, духи смилостивятся над нами и зажгут лампочки, которых нет, — Хаято рассмеялся. — Что играть будем? — спросил Хибари, доставая скрипку из футляра. — Знаешь сонату Моцарта con variazion, та, которая играется анданте? Молчание. — Ну, плавно, — пояснил Гокудера со вздохом, — Соната Моцарта, вариация для скрипки и фортепиано. Con Variazion. — Что-то помню. — Славно. Гокудера открыл крышку и прошёлся длинными пальцами по клавишам, и фортепиано запело. По комнате раздалось эхо. — Начинай, — кивнул Хибари. — Знаю, — улыбнулся Хаято и, прикрыв глаза, начал играть свою партию. Исполнение Гокудеры было настолько прекрасным, что Кёя чуть не пропустил свой момент для вступления. Продолжая играть, он чувствовал, как терял сознание, но твёрдо стоял на ногах. Просто комната перед глазами мрачнела. Перед глазами мелькало зеркало, стоящее в самом дальнем углу комнаты. Хибари удивился, как мог не заметить его. Но его ошарашило другое. В отражении он видел себя и Гокудеру... нет, не так. Отражения были похожи на них обоих, как две капли воды, за двумя исключениями. Хаято в зеркале имел ярко-алые волосы, а Кёя — светлые. И Хибари стоял за Гокудерой, а не перед инструментом. "Je ressens de violentes pulsions j’ai l’impression de glisser vers le fond" — послышалось в голове. Яркая вспышка.