L'Assasymphonie

Зависть. Алауди всегда душила зависть при виде Джи. При виде своего улыбающегося любовника. Его игра приводила в восторг не только Клауда, что временами раздражало. Они оба были музыкантами, вполне себе талантливыми. Только вот везло Джи больше. Гонорары, девушки, слава... Кто сказал, что никто не любит пианистов? — Алауди! — красноволосый кинулся на шею своему любовнику. Клауд, намеревавшийся достать скрипку и поиграть, опешил от таких пылких приветствий. — Как я тебя давно не видел! — радостно верещал Арчери. — Ага, — Алауди нетерпеливо ударил ладонью по плечу пианиста, так как ощущал, что без воздуха больше не протянет. Джи отстранился. — Ну, как у тебя дела, а? — Арчери отошёл к своему инструменту, проведя пальцами по крышке. — Да так, сорвались гастроли, бросила девушка, — Клауд фыркнул, — Короче, всё как обычно. А у тебя? Джи, улыбаясь, радостно посмотрел на любовника. — А я вот, наоборот, с гастролей, — Арчери уселся на стул и размял кисти, — Уста-ал. По тебе истосковался. Клауд сделал вид, что не услышал, и достал из футляра скрипку, про себя отметив, что пора ей поменять струны. — Не парься ты из-за девушки, — откинулся на спинку стула Джи, — У тебя ведь есть я. — Кто сказал, что меня это трогает? — хмыкнул Алауди, кончиками пальцев проведя корпусу скрипки. — Выглядишь ты как-то опечаленно, — Клауд уловил на себе сочувствующий взгляд пианиста. — Твоя воля считать, хорошо мне или плохо про себя. Я же себя настолько свободным давно не чувствовал, — скрипач положил скрипку на плечо. — Хочешь дуэтом? — с улыбкой спросил Джи. — Ну да. Как десять лет назад, когда мы только учились играть. — Моцарт, con variazion анданте? — Давай. Алауди нравилось смотреть, как длинные пальцы Джи бегут по клавишам. Чтобы не отвлекаться, он закрыл глаза. Звук фортепиано, чистый и глубокий, слился с переливом скрипки, даруя небольшое душевное спокойствие. Однако Клауд не хотел признавать, что Джи играет лучше него. В висках стучало, казалось бы, какой-то демон, приспешник Левиафана, собрав воедино всю немалую зависть скрипача, шепчет на ухо Алауди: "Убей Джи, и твоя жизнь будет лучше, ты будешь счастлив, он во всём виноват". Клауд сосредоточен на музыке, водя смычком по струнам, но в один миг демон одерживает победу.

"J’ai l’impression de glisser vers le fond..."

Алауди выпустил из рук скрипку, та с шумом упала вниз и развалилась на множество кусков. Джи, не обращая внимания на шум позади себя, играл дальше, касаясь кончиками длинных и изящных пальцев величественных клавиш. Клауд злился всё сильнее. Перехватив смычок покрепче, он медленно подкрался к Арчери и поместил ленту ему на горло, проведя по коже. Джи перестал играть, уронив свои кисти на клавиши, и повернулся к Клауду лицом. — А... Алауди? — во взгляде шок. Клауд будто не замечает этого и, уронив смычок, схватил красные длинные волосы. Перехватив покрепче, он заставил пианиста столкнуться носом с клавишами. Джи не предавал особого значения действиям Алауди до тех пор, пока он с силой не уронил его на клавиши. Эхом по комнате раздалась какофония. Арчери обессилено застонал, чувствуя, как по коже из носа стекают теплые струйки крови. — Что ты делаешь, Алауди?! — задергал руками пианист. Клауд перехватил правую руку Джи и отвел на девяносто градусов указательный палец. Арчери закричал, силясь вырваться из хватки Алауди, но тщетно. Клауд перевернул Джи на спину, случайно свалив пианиста со стула. По белоснежной коже, перекликаясь с красным орнаментом татуировки на правой щеке, стекала алая кровь. — Больно? — поинтересовался Алауди, слизывая с правой щеки кровь. Джи еле слышно застонал. По щекам обоих текли слёзы. "Зачем я это делаю?" — гудел в голове Алауди вопрос. Руки Алауди с силой перехватили шею пианиста. Из горла Джи раздалось шипение, и он, закатив глаза, упал на клавиши затылком. Опять эта невозможная какофония. После идеальной мелодии она кажется ещё ужаснее. Клауд отпустил Арчери из хватки и непонимающе смотрел на остывающее тело, то и дело переводя взгляд на окровавленные белые клавиши фортепиано. — Что... что я наделал? — Алауди упал на колени, размазывая по щекам слёзы. "Сложно догадаться?" — раздался в голове голос Джи... Сколько Хибари находился в прострации, якобы представляя себя на месте Алауди, не ясно. Он не заметил только, как Хаято перестал играть, с шумом опустив крышку фортепиано, и медленно подошёл сзади. — Алауди... — услышал Кёя позади себя и обернулся. Гокудера ударил Хибари вазочкой, до того момента стоявшей на фортепиано, по голове. Брюнет упал на колени, чувствуя, как по левой щеке медленно течет, пульсируя, кровь. — Что ты делаешь?! — прошипел Хибари, проклиная себя за то, что забыл тонфа. — То же, что и ты, — хладнокровно сказал Хаято, вновь ударяя Хибари по голове. Бил наотмашь, куда попадёт, не обращая внимания на вялое сопротивление Кёи и на то, что от вазы остались лишь осколки. Пришёл в себя Гокудера лишь тогда, когда хранитель Облака лежал на полу, а всё его лицо было залито кровью. Отбросив окровавленные остатки вазы в сторону, Хаято приподнял тело Хибари. — Что... Что я сделал?! — немой ужас. Молния осветила помещение, раздался гром. Хаято не заметил, как по щекам начали стекать слёзы. Его тело трясло, на лице сама по себе появилась безумная улыбка. Пианист провел окровавленными пальцами по своим щекам. Сбросив с колен труп, Гокудера, истерично смеясь, поднялся наверх. Следующий гром перекрыл выстрел, оборвавший жизнь Гокудеры Хаято.