Верное решение

Однажды, зайдя на кухню подкрепиться, Толстун застал там Ворчуна. Одного, и весьма сердитого. Причиной тому была очередная ссора с Бабушкой, они опять что-то не поделили. Потом, наверняка, разошлись по углам, то есть по разным углам дома. Чтобы не видеться. И Ворчун еще не отошел. Залюбовавшись резкими чертами насупившегося медведя, Толстун наступил ногой на кружку лежащую на полу, и едва не свернул себе шею. Выйдя из ступора, Ворчун подскочил к нему. - Аккуратней надо быть, Толстун! – прокряхтел Ворчун, помогая тому подняться. На какой-то миг их глаза встретились. Время остановилось и перестало существовать. Воздух замер, становясь плотным, словно желе. Взгляд карих глаз нежно скользнул по расширившимся фиолетовым зрачкам. Ворчун открыл рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли в горле. Потом он выпустил руку Толстуна, развернулся и ушел из кухни, оставив того печально смотреть ему вслед… День обещал быть самым обычным днем. Без приключений. Без парадов. Без детских глупостей, который так любил устраивать Малыш Гамми. И еще день был полон незавершенных дел, за которые стоило взяться. Взять хотя бы к примеру шкаф в библиотеке. Колдун уже не первый раз жалуется, что ему не куда складывать книги. Ворчун взял свои инструменты и пошел в библиотеку. По пути он еще раз поссорился с Бабушкой, и еще раз наткнулся на Толстуна. Во взгляде серого мишки было что-то печальное и по-детски наивное, что-то, что заставило сердце биться чаще. Он опять потерял способность трезво мыслить. И говорить – тоже. Но это быстро прошло, потому что в дверях он столкнулся с Бабушкой, которая несла целую кучу кастрюль. Кастрюли посыпались на пол, создавая невообразимый грохот. Все сбежались на этот шум, и застали кричащих друг на друга Бабушку с Ворчуном. И, конечно же, множество кастрюль, разброшенных по полу. Бабушка уверяла, что Ворчун никогда не смотрит, куда идет. А Ворчун в свою очередь заявлял, что она могла бы и подвинуться, видя, что он идет. Колдун попросил минутку внимания, и магией собрал все кастрюли, чем немного приуменьшил пыл ссоры. Он обнял Бабушку, и хотел обнять Ворчуна, но тот очень грубо его оттолкнул, сказав, что нежности – не для него. А потом развернулся и зашагал прочь. Разочарованно, Колдун заметил, что никогда не видел Ворчуна таким. Наблюдавшие за сценой Солнышко и Малыш согласились. Бабушка настаивала на том, что надо его наказать. - Ну, пожалуйста, сделай с ним что-нибудь, Колдун, - просила она, - заколдуй его как-нибудь… - Нет, Бабушка, ты же знаешь, это очень опасно. К тому же магия создана для добра, а не зла и мести. - Но, ты мог бы сделать что-нибудь для общего блага, - сказала Солнышко, которой тоже не понравился поступок Ворчуна. - Ну я не знаю… Надо посмотреть что-нибудь в Великой Книге Гамми. - Придумала! – воскликнула Бабушка, - Ты можешь сделать его «добрее»? Колдун замешкался, он пытался вспомнить, есть ли подобное заклинание. Его взгляд внезапно прояснился. А тем временем, Толстун сидел на кухне, и вяло ковырял ложкой черничное варенье. За этим занятием его застал Малыш Гамми. - Что делаешь, Толстун? – как всегда весело спросил Малыш. - Да так, ничего…, - кисло ответил Толстун. - Ты какой-то печальный, - заметил Малыш, - что произошло? Тебя Ворчун обидел? Толстун внутренне напрягся. - Почему ты так решил? Под таким пристальным взглядом, Малыш начал запинаться: - Ну понимаешь… он же… то есть он всегда такой вспыльчивый… знаешь… и я подумал, что он и тебя… ну это… обидел… Вот. Толстун опустил ложку в варенье, зачерпнул немного, и погрузил в рот. - Нет, дело не в нем. То есть, в нем. Но… Это слишком сложно, Малыш. Тебе этого не понять. Ты еще маленький… Да и вообще. Толстун зачерпнул еще одну ложку. - Нет, я не маленький, я пойму! – воскликнул Малыш Гамми. Ему так надоело, что его вечно принимают за ребенка. - Ну, расскажи мне, Толстун… ну пожааалуйста… Обещаю, что никому не скажу. Толстун посмотрел на него: - А с чего ты взял, что это тайна? - Ну, не знаю… Я на всякий случай. Толстун облизал ложку и опять погрузил ее в варенье. - Дело в том, Малыш, что на свете есть такие вещи, которые сам себе не всегда в силах пояснить. Не то чтобы рассказать это кому-то еще. Но, поверь мне, придет время, и ты все узнаешь. И, надеюсь, поймешь… Большой медведь вздохнул, и в этом вздохе Малыш отчетливо почувствовал некую тоску и отчаяние, и что-то еще… Что-то, от чего ему стало ужасно жаль Толстуна. Поэтому он подошел и обнял его как можно крепче. Потом пришла Бабушка, Колдун, Солнышко. Все они обсуждали какую-то «идею», которая очень подняла им настроение. А потом все сели обедать. И только Толстун отказался, сказав, что ему не хочется. - Уж не заболел ли ты, Толстун? – взволнованно спросила Бабушка. Да и все остальные были удивлены такому повороту событий. Чтобы Толстун и не хотел есть?! Такое не могло случиться, даже если бы началось землетрясение! Но он только шмыгнул носом, и как-то печально ответил: - Да, наверное, ты права, Бабушка. Пойду прилягу... Он встал из-за стола, и пошел к себе в комнату. Больше всего ему хотелось, чтобы никто его ни о чем не спрашивал. Он не был уверен, что сможет сказать правду. А врать он не умел, да и не хотел. К тому же, он опасался, что другие Гамми не одобрят его выбора. Он зашел к себе в комнату, и лег на кровать. Спать совсем не хотелось, и он предался своим воспоминаниям, о том, как однажды столкнулся с Ворчуном в кухне ночью. Он вспомнил, что и тогда его Ворчун оттолкнул, хотя ему уже начало казаться, что он вот-вот ответит. Но сегодня произошло что-то другое. Что-то более сильное, чем тогда. Что-то, от чего внезапно появилось чувство эйфории, перемешанное с обреченностью. И тут Толстун понял, в чем все дело. Он повернулся на другой бок, чувствуя, как на глаза наворачиваются непрошенные слезы... А Ворчун работал в библиотеке, заколачивая один гвоздь за другим. Он стучал как можно громче, пытаясь заглушить этим странное чувство, нарастающее в груди. Оно было совершенно не свойственно его характеру. Его сильной личности. Он просто не мог его чувствовать! Но он билось где-то рядом с сердцем, вызывая тревогу, блаженство, и – что самое невыносимое – страх. Ворчун пытался вышвырнуть его прочь целый день. Именно поэтому он оттолкнул Колдуна, когда тот пытался его обнять, именно поэтому наорал на Бабушку. Он не мог позволить, прикоснуться к себе… Он ощущал, мысленно, конечно, мягкую лапу Толстуна в своей, когда утром помогал ему встать. Чувствовал на себе взгляд его нежных глаз. Он сам был так близко, что едва не остановилось сердце, когда он взглянул в эти глаза. И тогда появился страх. Страх самого себя. Страх перед той ночью, когда Толстун не был таким уж застенчивым и наивным. Страх – когда губы коснулись его плеча. Страх – когда оторвалась пуговица, когда он сам едва не ответил на пылкие поцелуи собрата. Молоток выпал из его рук, гвозди рассыпались по полу. Ворчун почувствовал холод, дрожь. И далеко не потому, что внезапно отключили отопление. Он почувствовал все это, потому что понял. В это время в библиотеку тихонько пробрался Колдун. Увидев Ворчуна, сгорбившегося над кучей досок, он мысленно произнес волшебные слова, направив на него кончики пальцев. Чтобы проверить действия своего заклинания, Колдун вышел из укрытия и подошел к Ворчуну. - Ну, как тебе работается, Ворчун? – добродушно спросил маг. Ворчун повернулся. Его лицо выглядело так, словно его только что посетила гениальная мысль. Оно все светилось. И впервые за многое время Ворчун улыбнулся. - Хорошо работается, Колдун. Лучше всех! Колдун был едва ли не очарован действием заклинания. Он был рад, что послушал друзей. А Ворчун уверенным шагом направился в комнату Толстуна. Он точно знал, что следует сказать толстому мишке… «Я люблю тебя»