12 сентября 1598 года, весёлый дом Умэракуэн
Тени, причудливо переплетаясь, пробегали по стенам, украшали странным узором скупо расписанные сёдзи, наполняли комнату смутным шумом и шорохом. Прохладный ветерок доносил из сада сладкий аромат цветущей сливы, порой швыряя на пол комнаты горсть-другую легких розовых лепестков. У полуоткрытой створки фусума сидел, приобняв длинный меч, красивый мальчик лет пятнадцати в черно-сиреневой одежде с трехлапыми птичками на гербе. В саду цветущие белые и розовые сливовые деревья мешались с по-осеннему алыми клёнами и золотом плакучих берёз. Внутри, за длинным рядом составленных друг с другом низких столиков сидели благородные гости. Две изящные девушки, причесанные и одетые по старинной столичной моде, разливали сакэ и подносили господам еду и трубки-кисэру. Всего собравшихся было человек десять-пятнадцать... впрочем, нет: человек среди собравшихся было только двое. И один из них сидел, сторожа вход. Второй человек — женщина лет двадцати в бело-желтом, осенних цветов, дзюнихитоэ — сидела по правую руку от хозяина вечера — рыжеватого мужчины лет сорока со спокойным, немного печальным лицом. На нем была кираса с шестью иероглифами, складывающимися в слова “великая удача”. Поверх неё он накинул тёмно-красное хаори с всё теми же трёхлапыми птичками на гербах. Пока он только молча смотрел на собравшихся, теребя в пальцах позолоченный веер, и изредка взглядывал через плечо на свою спутницу, словно спрашивая: «Видишь? Что скажешь?». Она лишь опускала ниже голову и тихо хмыкала. Наконец, он заговорил — медленно и задумчиво: — У Небесной Наоборотной Принцессы было четверо детей: Ёма, Они, Тэнгу и Юки-онна. От них пошли все мы — четыре великих рода ёкаев. Дети богов — Нуэ, Кицунэ и Тануки — пришли на нашу землю из земли Хань и были приняты как наши братья и сестры. Старые, забытые боги приходили к нашим дверям — и мы принимали их как дорогих гостей. Нашими друзьями и хранителями были колдуны-оммёдзи, которым ведомы тайны Пути, и девы-жрицы, которым ведома Истина. Мы царили на этой земле — можно ли с этим спорить? Ответом ему была тишина. — Значит, нельзя. Хорошо же! Но теперь пришли новые времена. Токугава объявил, что мир принадлежит людям и Будде, а нам ли не знать, что это значит. Дом Тоётоми ещё держится, но уже готов пасть под ударами проклятого северного честолюбца. Нас погонят с наших земель, у наших детей отнимут их имена и их предков, мы сами станем лишь полузабытыми тенями — вот что нас ждёт. И я не могу этого допустить! — он хлопнул по ладони сложенным веером. — Я не могу видеть, как нас изгоняют из наших домов, как будто это они в них хозяева, не могу думать о слёзах наших женщин и горе наших детей! Он отчаянно оглядел своих слушателей — и увидел горящие тем же огнём боли и ярости глаза. Хрупкая женщина, закутанная в белое покрывало, из под которого виднелся лишь подол вышитого лилиями кимоно и крашеные бледно-алым кончики длинных пальцев, негромко сказала: — Но на что мы можем надеяться, Ята-гарасу? Мой отец и весь мой клан — даже они отвернулись от нас. Не лучше ли нам сложить оружие и попытаться договориться с людьми? Может быть, они согласятся оставить нас в покое? Земли нам ведь не слишком нужны, пусть себе забирают... — Ошибаешься, Гараша, — каркнул старый ворон Симадзу. — Людям не земля нужна. Им нужно спокойствие и твёрдая уверенность: день или ночь — всё принадлежит им и никому другому. Они не успокоятся, пока хоть один из нас жив и свободен. Женщина под покрывалом тихо и грустно вздохнула. — И всё же... на стороне Иэясу мой клан и клан наших врагов, клан Кэйкаин. Исход битвы ведь предрешён, не так ли? — Лучше погибнуть, сражаясь, чем умереть на плахе, зная, что на неё ты привёл себя сам, — сердито отозвался они из клана Юкимура, известный как Санада Гэндзиро. — Мы должны хотя бы попытаться. Пока еще жива супруга Хидэёси и его сын, жива и наша надежда. — Да, Ёдогими унаследовала дар своей матери в полной мере, — согласился тихий мужчина-широхэби, тоже прятавший лицо под покрывалом. — И в ней течёт кровь владыки Киёмори, не стоит забывать. Но много ли может даже столь высоко стоящая и столь мудрая, но всё же женщина? В мире смертных женщин невысоко ценят. — Для этого есть мы, Отани-кун, — хозяин вечера чуть склонился в сторону змея. — И мы не дадим госпожу Ёдо в обиду. — Постараемся не дать, — педантично уточнила юки-онна в белом монашеском платке. — Гарантии победы у нас нет, не забывайте. — Пока на нашей стороне вы, госпожа... — молодой речной дракон аж захлебнулся своей мыслью. — Да, Кагэтора, Наоэ-кун конечно чуточку слишком восторжен, но ничего не поделаешь: ты вполне способен выиграть и на худших условиях игры, — кивнул морской чёрт Тёсокабэ, отчаянно рыжий и невероятно, почти по-девичьи, красивый парень. — Кагэкацу, — мягко поправила его юки-онна. — Теперь я откликаюсь на имя Кагэкацу. Или, полагаешь, оно мне не подходит? Я вот тоже думаю: может, наконец, выбрать женское? — Тебе подходит любое имя, и ты это знаешь, — оборвал куртуазную беседу Симадзу. — Скажи-ка, Ята-гарасу — что это за человеческая девица сидит рядом с тобой? Ята-гарасу, по имени Исида Мицунари, повернулся к своей спутнице: — Представься. И заодно повтори свой доклад. Та склонилась в земном поклоне и негромко сказала: — Ваша покорная слуга зовётся Мотидзуки Яэ. Так случилось, что я, скромная храмовая танцовщица, была удостоена чести перемолвиться с самой госпожой Оэё, и вот что, мне почудилось, я поняла из слов благороднейшей: Токугава Иэясу сводит своих сыновей с дочерями клана Гокадоин. Ибо лишь кровь ребенка, рожденного в течение десяти лунных месяцев после нынешнего осеннего равноденствия и от крови Абэ-но Сэймея, принесёт победу нашим врагам. — А если такой ребенок будет не один? — быстро уточнила юки-онна. — Если такой ребенок будет не один, то победу принесёт кровь младшего из возможных детей. Ваша покорная слуга дерзнула узнать, не увенчались ли труды господ Токугава успехом, и одна добрая женщина поведала мне, что Гокадоин Юиюи зачала от господина Хидэтады. — Даже если от этого зависит наша участь, я не позволю тебе бесчестить мою жену, Мицунари! — гневно воскликнул желтоглазый волк Хосокава. Из-под белого покрывала донесся хрустальный смешок. — Но совсем не обязательно меня бесчестить, Тадаоки-сама! В нашем клане довольно иных, более надёжных, способов делать детей. Отани шурхнул по полу хвостом, подпёр им подбородок. — А почему Токугава не... — Должно быть, он не потрудился спросить. А мой отец всегда предпочитает самый простой путь, и потому попросту подложил под эти отродья Диабло моих невинных родственниц. Богомерзкая и отвратительная это затея. Даже если бы мне потребовалось согрешить с Исидой-самой, я бы пошла на это просто ради того, чтобы предотвратить задуманную мерзость!.. — Твоя доблесть удивительна, — серьёзно кивнула юки-онна. — Так же, как и твоя преданность принятой вере. Должно быть, тебе тяжело сейчас — даже просто порвать с отцом для столь любящей дочери больно, а уж идти против него... — Сказал господь наш, сын Дэуса Ясо-сама: оставь отца и матерь и следуй за супругом в горе и радости, — тихо ответила Хосокава Грация. — И он же сказал: если глаз твой вводит во грех — вырви его, если рука твоя жаждет дурного — отсеки её. Я лишь выполняю его завет. Это меньшее, что я могу сделать. Однако, Исида-сама, надо поспешить: до равноденствия всего лишь десять дней, и семь из них нужны для проведения отряда. — Я должен что-нибудь сделать, не так ли? Грация кивнула и ещё плотнее закуталась в покрывало, словно чего-то стыдясь. Помедлив, она поманила к себе мужа и что-то шепнула ему на ухо. Тот гоготнул, но озвучил: — Для обряда требуется: глиняный горшок, могила человека, ставшего ёкаем, семя предполагаемого отца, молоко нерожавшей человеческой женщины, кровь моей жены и кровь юноши, не знавшего ни мужчины, ни женщины. Они, ворон и морской чёрт с трудом сдержали смешки, а вот юки-онна сердито нахмурился и потребовала не смущать бедную женщину. — Ей и так нелегко в компании такой грубой солдатни, как вы. А тут еще и столь низменные материи обсуждаются! — Семя и горшок — не проблема, — задумался Исида. — Кровь... Гараша-доно даст свою, а вот молоко и этот юноша... и могила ещё! — Могилу можете использовать мою, — раздался голос из одного из дальних углов. Все невольно вздрогнули, потянулись к оружию: ещё миг назад, они готовы были поклясться, там никого не было. — Спокойно. Я не враг вам, потому что мой отец не друг Токугаве, — сказал хозяин дома. — Так что используйте мою могилу. Девочки вам покажут. Надеюсь, они хорошо справляются со своей работой? — Великолепно, Умэвака-доно, — поклоном поблагодарил его Мицунари. — Наша благодарность... — Я знаю. Не стоит, любой дворянин на моём месте поступил бы так же, — и древний дух слился с тенями так же легко, как недавно выступил из них. — Остаются женщина и девственник, — ворон Симадзу задумался. — Положим, подоить-то можно и какую-нибудь крестьянку... хотя поди найди дойную, но нерожавшую, но вот кровь... Эй, Гараша-тян, а сколько лет должно быть этому девственничку? Та что-то пробормотала в покрывало. — Ась? — Не меньше тринадцати, — расшифровал Тадаоки. — И он не должен быть увечным или даже просто некрасивым. — Да где мы такого возьмём?! — возмутился они Юкимура. — Это Япония, а не ваша Святая Земля, Гараша! — Сказано, конечно, слишком грубо, — вздохнула юки-онна, — но по сути верно. С женщиной ещё были бы шансы, но мальчик... — Положим, с точки зрения простого подсчёта вероятности, подобное дитя должно существовать, — прошуршал змей Отани. — Но едва ли вероятно найти его в течение ближайших трёх дней... — Простите недостойного! — и снова в разговор вмешался голос со стороны, но этот был с веранды. Почти тут же в комнату сунулся и сам мальчик. — Это ещё кто? — нахмурился Отани. — Подарок Ёдогими, — объяснил Исида. — Он родился в день смерти Нобунаги. Какой-то гадатель сказал, что на мальчишке почил дух Мори Ранмару, вот Ёдо мне и решила удружить. — Дух Ранмару? А забаавно. И что же носитель духа Мори Ранмару хочет нам сказать? — Да, говори, как тебя там... Кэраи. — Еще раз простите, но недостойному пятнадцать лет от роду, и недостойный ещё не сдвигал изголовья ни с мужчиной, ни с женщиной. Недостойный понимает, что молит о слишком большой чести, но он был бы счастлив отдать свою кровь для столь благого дела и во имя посрамления козней Диабло! — Однако! — воскликнул Исида. — Счастлив буду исполнить твою просьбу. Да, что тебе, Яэ? — спросил он, почувствовав легкое прикосновение к рукаву. — Матушка говорила, что есть простой способ заставить грудь давать молоко, даже если женщина ещё не рожала. Ваша смиренная Яэ напоминает, что она ещё ни разу не познала счастья материнства, и полагает, что она может достаточно быстро добыть недостающий ингредиент. Грация под покрывалом радостно хлопнула в ладоши. — Воистину, Господь наш Ясо помогает правому делу! Так не будем же медлить. Чем быстрее мы начнём, тем вернее наша удача.***
6 ноября 1600 года, Сэкигахара, ставка Западной Армии
— Мы ещё не проиграли, — сказал Отани как-то устало и почти отрешенно. Чудовищная рана — от правого плеча и почти до левого бедра — сочилась зеленоватой змеиной кровью. Голова его лежала на коленях лучшего, единственного друга, за которого он только что отдал свою жизнь. Исида Мицунари как-то беспомощно провел рукой по белым чешуйкам у него на щеке. — Мы ещё не проиграли! — повторил Отани настойчиво и почти сердито. — Пока кровь твоего сына не пролита... есть надежда. Неважно, сколько из нас погибло. Они выиграют, только если... Вестник в порванном кимоно крикнул от входа в шатёр: — Хосокава погибли! Грация убита собственными слугами! Ещё двумя из хоровода мёртвого владыки Хидэёси меньше. Мицунари хотелось тихо выть. — Шима Сакон и Укон мертвы! — Симадзу Тоёхиса... Они проиграли. Проиграли. Проиграли. Тайсэй — великий покой. Так Грация решила назвать дитя, которому было суждено быть живым гарантом того, что они — ёкаи, заклинатели, итако, мелкие боги — не проиграют борьбу за возможность выжить. Тайсэй был у неё в доме. Если слуги дома Хосокава предали свою госпожу, ребенок тоже должен быть мёртв. Как мёртв Отани, и не у кого даже спросить совета: что делать, как быть. Разве что, может, Уэсуги... но она далеко, не пробиться. А вестники один за другим выкрикивают всё новые имена павших. И предателей. Мицунари сел перед алтарём, спустил с плеч одежду. Надо было задуматься о предсмертном стихотворении: без него уходить из жизни не принято. Что же он может написать? — Простите недостойного... — Даже в такой миг не можешь забыть о церемониях? Что там? Кто ещё погиб? — Прибыла Яэ-но Цубонэ, господин. С ней молодой господин Тайсэй. «Неужели ещё не всё потеряно?». — Добрая весть! Наконец-то... Оба в добром здравии? — Насколько это вообще сейчас возможно, господин. Недостойный осмелился их провести в шатёр и предложить Яэ-но Цубонэ немного пищи и питья, дабы она могла подкрепить силы... — Да, молодец... Мысли пошли в сторону: как правильно, куда свернуть, как поступить сейчас? — Эта битва проиграна, — сказал он оруженосцу. — Что ты на это можешь сказать? — Недостойный осмелился бы заметить: дядюшка недостойного однажды изволил сказать ему, что выигрыш и проигрыш не считают по итогам одного хода, но по итогам всей партии... Недостойный всяко не тот, кто может давать советы владыкам, подобным господину, но он бы сказал: господин сражается не за власть в поднебесной, но за то, чтобы его народ мог жить свободно и спокойно, и... — Я понял, о чём ты. Даже если погибну я, останется моё племя, которое, быть может, обретёт мир и свободу, так? Оруженосец молча поклонился, касаясь лбом земли. — Ты прав. Одна смерть, одно поражение — они ещё ничего не меняют. Слушай мой приказ! Мицунари помедлил, прикрыв глаза и ища наиболее удачный вариант. Да, так будет лучше всего: — Сейчас ты и Яэ-но Цубонэ покинете поле боя. Бегите, куда хотите, скрывайтесь, как хотите, но Тайсэй не должен попасть в руки людям Токугавы. Если для этого придётся умереть — умри. Если для этого надо будет жить — живи. Что бы ни случилось, ты должен выполнить этот приказ. Ты давал мне вассальную клятву. Даже моя смерть её не отменит — ты понял? — Да, господин. — Ступай, — кивнул в сторону выхода Мицунари. — И поспеши. Юноша покинул шатёр. Исида Мицунари развёл тушь, взял кисть, бумагу — и написал первую строку своего дзисэй: — Гордящийся победой познает поражение, побежденный обретёт победу в веках...