Инферно

— Вы же из милиции? — спросила бабка, открывая калитку. — Ильинишну, соседку мою мужики на болоте нашли. Мы-то уж думали, что сгинула она неделю назад, а сегодня утром Ваня, муж он мне, пошёл в лес за дровами. У нас печка уже второй день не топлена, а за околицу носу высунуть все боятся, так напугал нас энтот маньяк… Майор слушал бойкий говор старухи, стараясь отфильтровать важную информацию от ненужных подробностей в виде упоминания расстроенной сестры и самогонного аппарата брата Кости. Аня же тем временем шла за ним, цепляясь холодной ладошкой за рукав и вздрагивая от каждого шороха. Калитка скрипнула на давно не смазывавшихся петлях и с трудом открылась, прорывая на земле покосившимся боком борозду. Странно, а кажется, что ее только покрасили, ну, эту, калитку — краска совсем даже не потрескалась. Да и дом казался странным — темные массивные бревна, чуть покосившаяся крыша, темные глаза окон — огромный старый дом со своей судьбой насупился в сырой земле и недовольно смотрел на чужаков. — … совсем плоха теперь наша Ильинишна! — причитала старушка, провожая Дядю со спутницей в избу, полы которой были застелены разноцветными ковриками. Она открыла тяжёлую дверь в комнату, и полицейский увидел бледную старушонку, лежащую на диванчике, который был не намного младше её. Несчастную окружали полтора десятка человек, предлагающие каждый свой способ излечения Ильинишны. От стоящей духоты и шума у майора закружилась голова. Демонстративно прокашлявшись, он попробовал привлечь к себе внимание. Толпа затихла и недоверчивым взглядом смерила Дядю с головы до ног. Макушка Ани торчала где-то за его спиной — девушка не решалась зайти в душную комнату, пропитанную запахом старого человека и потом собравшихся. — Попрошу всех покинуть комнату! — ультимативно заявил он, показывая «корочки». Толпа ропща, но вышла из помещения, недовольно косясь на майора. — Понаехали тут, раньше где были? — Молодые и наглые, в наше время… — Говорила я, что Ильиньшна с КГБ связанна, а вы мне не верили! Глянь, это же не милиционер, а оборотень самый настоящий! — Дура старая, это все за ее серьгами охотятся, сейчас скажет они ее и того… Аня покачала головой. Сколько же глупых мыслей было у людей в головах, а ведь страшнее не сами мысли, а что люди в них свято верили. Когда последний человек переступил порог, Дядя Фёдор захлопнул дверь и подошёл к лежащей старушке. Аня тенью проследовала за ним. Сев на скрипучий табурет, полицейский поглядел на Ильинишну. Бледная старушка лежала, глядя в потолок. Бледная, сморщенная. Аня было поправила покрывало, да то съехало, обнажая кости, затянутые в ситцевую старую ночную сорочку. Ни груди, ни мяса — ребра да впалый живот. Взяла её горячую руку — пульс есть. — Не померла еще, не щупай, — бабка цепко уставилась на Аню, да так резко, что та, отшатнувшись, пробормотала извинения себе под нос, отводя глаза и цепляясь для защиты за плечо майора. Хотя не ясно было, как оно могло спасти здоровую молодую девку от лежачей бабульки. — У Ильинишны имя-то и отчество есть? Бабка перекрестилась: — Откуда сынок, она ей-скок лет уже Ильинишна. Деревня, одним словом. — Какого числа вы отправились в лес? — майор обратился к лежащей бабуле.— Можете быть со мной совершенно откровенны: я майор полиции и прибыл сюда, чтобы разобраться с серийным убийцей. Бабушка тяжело вздохнула и взяла дрожащими руками пиалу с водой. Хоть Матроскина и боялась, что больная разольёт её, Ильинишна, медленно сделав пару глотков, сама поставила пиалу на прикроватную тумбочку. — Так когда вы отправились в лес? — повторил майор вопрос. — Щас, дай-ка вспомню, — начала старушка. — Было это дня три назад. Ну да, как помню, три. Позавчера пошла я по клюкву на болото, осень же, варенья хотела сделать на зиму. Там и ногу подвернула, старая, кости не те уже. Пролежала я дня три. Три, сынок. В первый день ползти пыталась, да силы не те. На второй солнышко вышло, я уж силенки-то собрала, до сухой земли добралась, а то бы потопла да не нашли. Питалась одною клюквою. Хорошо тепло оделась, ватник от мужа добротный остался, а то бы умерзла вусмерть сынок. Сегодня слышу — ходит кто-то, ну я из последних сил кричать стала. А это Ванька, сосед мой за дровами пошёл. Он-то меня из лесу и вынес. — Что-то тут не сходится, — шепнула на ухо Фёдору Аня. — Та бабушка говорит, что пропала она неделю назад, а тут всего лишь три дня. Майор кивнул: Аня была права. Он вспомнил слова какого-то деда, встреченного у колодца несколько дней назад: «Целую неделю про вас ни слуху, ни духу». Один раз — случайность, два раза — система? — Где болото находится? — спросил майор. — Да там, за водокачкой, — махнула рукой старушка. — При союзе там часть военная была, а теперь одно лишь болото. Я туда всегда ходила. — Ничего странного не замечали? Незнакомых людей или нехарактерные явления. Бабушка поморщилась. — Ночью задремала я, устала, нога болела сильно, да может в бреду привиделось али надышалась я… В молодости, помню, как-то работала в институте здесь неподалеку, еще тогда власть у советов была… — Давайте об этом потом, — грубо прервал ее майор. — Что вы видели? Бабушка насупилась обиженно. — Почудился мне во тьме почтальон наш Печкин, словно искал кого-то. Я его кликала-кликала, да не реагировал он, по болоту прошел и скрылся в лесу. Я уж подумала, приснилось. Аня и Федор переглянулись. В головах у них был один вопрос — а не то ли это болото, где не так давно они едва не распрощались с жизнью. Девушка, было, прикрыла глаза, продумывая сказанное, как резко дернулась, наклоняясь с жаром в голосе к бабушке: — Вы про институт говорили! Расскажите, пожалуйста! — майор непонимающе коснулся плеча сержанта, но та покачала головой, мол, не вмешивайся. — А что говорить-то?! Институт-то весь расформировали незадолго до развала союза. А занимались там изучением новых пород в животноводстве. Я как раз в нём десять лет со скотиной всякой работала. С кролями, в основном. Ну, чтоб не подохли кроли в подвалах этих. — Подвалах? — уточнила Матроскина. — Ну, не то чтобы подвал, типа бомбоубежища было. Там я этих кролей и разводила. Для опытов. Всякие вакцины на них пробовали, облучали под аппаратами всякими. Я уж точно не скажу. Моё дело — чтоб кроль здоровый был. Потом меня в ветакадемию на повышение квалификации отправили. Учили с птицей работать. Там я с Юлькой подружилась. Она, как специалист, повыше меня была, но, как человек, абсолютно открытый. Потом оказалось, что мы на одном объекте работать будем. Я после учебы продолжила за подопытными следить, а Юлька эта над галками и воронами опыты ставила. А потом уж и сюда перебрались, как устаканилось усе, с Коломны ходюл автобус, да укачивало меня в нем по жаре, да в холоде. А тут и дом мужа покойного был, Игнат хороший мужик был, тож тута работал с нами, токма я в подвалах, а он по лесам ходил, чет все выискивал…. — Она говорила что-либо про суть экспериментов? — Матроскина чувствовала, что разгадка почти в руках. — Хто, Юлька-то? Да не особо. У них там секретность ого-го какая была. Не зря, наверно, наш институт целый батальон охранял, — пожала плечами Ильинишна. — Она любила очень рассказывать про начальника своего. Фамилия у него такая… Каланча, да, Женя Каланча. Я и сама с ним разговаривала, он молодой тогда был, но серьёзный. Прям ходячая энциклопедия. Симпатичный, черт, был, — щеки бабки окрасил молодой румянец. Майор сидел с выпученными глазами, слушая рассказ старушки о её увлечении к научному сотруднику. В голове беспорядочно роились мысли: о Печкине, болоте, искривлении времени. В такой ситуации даже старушечьи бредни могли дать вескую зацепку. — Как-то разговорились мы с ним, по поводу экспериментов наших. Он и решил показать нам лабораторию свою. Экскурсию провел нам, показал приборы свои, излучатели. Но больше всего мне запомнились галки, которые говорить умели. И не как попугай, а почти осознанно. Как ребёнок малый. А одна зыркнула на меня так, что сердце в пятки ушло. Ещё показал установку одну, «Солнышком» называлась. Надел себе на голову шлем с проводками и включил машинку эту. Галки в клетке вмиг галдеть перестали. А он смотрит на них, как удав, глаз не сводит. Вдруг птицы ни с того, ни с сего взяли и на одну жёрдочку перелетели. Потом начали шелуху да перья, что по клетке разбросаны, в одну кучку складывать. У нас с Юлькой глаза по пять копеек стали. Не иначе, как он их силой мысли такие фокусы вытворять заставил. Дядя глубоко вздохнул. Оказывается, старушке нравился заклинатель галок. В иной ситуации, он послушал бы эту историю, но сейчас она казалась совершенно неуместной. Матроскина, видя нервозность командира, положила руку ему на плечо: «Мол, не дрейфь, Федя, все будет хорошо». Майор лишь развёл руками. Старушка Ильинишна тем временем отпила ещё воды и устроилась поудобней. Видимо, воспоминания о советской молодости, когда солнце было теплее, трава зеленее, а люди добрее, придали ей бодрости. — Еще он нам мозги в баночках каких-то показывал. Говорил про ноосферы, сингулярности и прочие научные термины, в которых сам черт ногу сломит. Если простыми словами, то пытается передавать мысли на расстоянии, как я поняла. Видать, на галках и тренировался. Единственный недостаток был у него — выпить чего хорошего он был охотник. Пока завхоз спирт списывал «на эксперименты», Женя дорогой коньяк с командиром части пил. И ладно, если только с ним: он с Печкиным, почтальоном местным спелся. У него находился иногда коньяк армянский, так он его с этим Печкиным прям в лаборатории и глушил. Услышав имя почтальона, майор посерьёзнел. — И часто они так выпивали? — спросил Дядя. — Не очень. Коньяк-то почтальон из посылок брал. А со временем спиртное стали к нам посылать всё реже и реже. Горбачев, черт его дери, сухой закон еще ввёл. — Как думаете, мог ли Каланча что-либо рассказать Печкину о сути экспериментов? — Майор чувствовал, что почти взял быка за рога. — А хрен его знает, о чем они говорили там, — хмыкнула Ильинишна. — Женька-то мог по-пьяни тем более. Хоть подписывай приказ о неразглашении, хоть не подписывай, всё об стену горох. Бабушка глубоко вздохнула, сложив руки на животе, глядя как Аня делает пометки в старой тетради. — А в 1987 году у нас пожар случился. Я тогда на первом этаже галок своих проверяла. Вдруг слышу: крики какие-то на улице. Выбежала, а там дымища, что мама дорогая! Каланча с почтальоном все закопченные сидят, вокруг них медсестра крутится. В бункер потом еще солдатики спускались, вытащили с командиром своим кой-какое оборудование и бумаги. — Ученый с почтальоном был, говорите? — уточнил Дядя, у которого при упоминании Печкина дёргался глаз. — Да с Почтальоном, с Печкиным этим. Тогда я его в предпоследний раз видела. Говорят, умер он в тот же день. А на следующее утро нам начальник объявил, что институт закрыт и подлежит расформированию. Меня хотели отправить на Украину, под Чернобыль. Там они как раз свои какие-то лаборатории открывать хотели. Большие деньги обещали, квартиру в Киеве. Я насилу отказалась: тогда два года с катастрофы прошло, радиации хоть пруд пруди. Мне моё здоровье поважней всяких квартир будет. Так и живу с тех пор здесь, ветеринаром работаю. И мне прекрасно на всё хватает. У кого корова доиться перестала, у кого свинья захворала или те же кроли падать стали; так все ко мне идут. Но всё равно трудно было. Сразу после закрытия института была у нас эпидемия какой-то заразы. Сколько я болезней знаю, а всё равно не могу понять, от чего столько людей умерло. Никаких симптомов не было. Надька, соседка моя пошла по воду да прям с ведрами в руках и скончалась. Много тогда народу полегло. А те, что живы остались — уехали подальше от Простоквашино. Юлька та же на объект в Чернобыле перевелась не думая, после того, как она в гостях одна живая проснулась. Пошла она тогда к Щукиным на день рожденья, ну и на ночь осталась. Утром просыпается — все трупы. Спали все в одной комнате, так что угореть не могли, пили все вместе, так что точно не отравление. Вскрытие ничего не обнаружило, но вся деревня на Юльку косо смотреть стала. За глаза душегубкой называли. Видать, оттого она и уехала в Чернобыль. Майор смотрел в одну точку, изо всех сил пытаясь разгадать ребус: что есть Печкин и как его обезвредить. Эксперименты с телепатией и галками, научный сотрудник Каланча с его тягой к спиртному, дружащий с ним Печкин, который не брезговал вскрывать чужие посылки с коньяком и отправка в Чернобыль сотрудников закрывшегося НИИ спутались в один клубок. Тот факт, что Печкин находился вместе с Каланчой во время пожара в лаборатории, указывал на тот факт, что, скорее всего, почтальон косвенно, но является причиной аварии. Но почему нельзя было возобновить работу лабораторий? Что должно было заставить руководство ученых не просто свернуть эксперименты, но еще и убрать дорогу к лабораторному комплексу? И что вызвало массовую гибель людей тогда? Почему не произвели эвакуацию населения? И чем продолжили заниматься в Чернобыльской зоне? — Спасибо, — сказал Дядя, слегка шевеля губами, — мы, пожалуй, пойдём. — Выздоравливайте поскорее! — добавила Аня, выходя из комнаты. — И вы милки не хворайте, давно у нас детачек не было, понянчить бы хоть чужих на старость лет. — Кажется, Аня споткнулась о табуретку синхронно с запнувшимся пунцово-бледным майором. Ну, бабка. Слов нет. Не обращая внимания на сидящих на кухне знакомых и друзей Ильинишны, дружно распивающих настойку, майор подошёл к столу и налил себе полную кружку, залпом опустошив её. В сложившейся ситуации, как гласила поговорка, без пол-литра не разберёшься. Аня села на лавку, сжав виски ладонями и закрыв глаза. Осколки мозаики вставали на свои места, складываясь если не в картину, то в намек на ее сюжет. « — Шарик, а что это за эксперимент, о котором вы говорили? — спросила после ещё часа езды девушка. — Пытались усовершенствовать мозг животных до уровня человеческого. Но что-то мне подсказывает, что одними лишь галками дело не ограничивалось. Эксперименты с птицами были признаны удачными, и даже в „Правде“ 1987 напечатали заметку о разумных воронах профессора Калугина, которые читали стихи и открывали замки. Вот только меньше чем через год эксперимент был неожиданно свёрнут, а лаборатория закрыта. Совпадение? Не думаю. Кроме того, некоторые учёные в это же время переехали из Простоквашино в Славутич — это на Украине, — где их следы теряются» Правда была страшной. Девушка обхватила себя руками. Воспоминания пребывания у старушки в доме, там же ночевка и могилы, Печкин на болоте, монстр, рвущийся в избу. « — А что за НИИ? — Вот этого я вам точно не скажу. Но сестра Михалны, царствие ей небесное, вышла замуж за одного из учёных. Грит, лекарства для скота разрабатывают. Шоб жырней был и болел меньше. Химики, етить их!» — Аня, — майор присел, беря ладони девушки в свои руки и заставляя посмотреть на него, — мне следует тебе рассказать кое-что. Пауль работал в одной из западных фармацевтических корпораций, занимающихся разработкой не только лекарств, но и биологического оружия, продавая его правительствам и террористическим организациям. Во времена СССР часть ученых работала здесь, в Простоквашино. Ему известен лишь приблизительный район местонахождения входа, но точных координат узнать не удалось. Ты понимаешь, Ань… Она кивнула, поднимая заплаканные глаза на Федора: — Все складывается, — ее голос был охрипшим. — Они что-то создали или нашли. Это что-то — Печкин. Все складывается. Он убивает, он искривляет время. Остатки деревни — это ученые из НИИ, которых он не отпускает. Он охраняет какую-то тайну. И нас он отсюда не отпустит, если мы не найдем это и не уничтожим. И галки эти с кролями, и мужик тот, что ими командовал. И Галя, — девушка всхлипнула. — Если Печкин — порождение неудачного эксперимента в Простоквашинской лаборатории, то эксперименты, подобные тому, продолжили под Чернобылем в зоне отчуждения, поближе к атомной станции и подальше от чужих глаз. Аня непонимающе поглядела на майора. Она слышала, что на территории Чернобыльской зоны встречаются всевозможные аномалии гравитационного поля и малоизученная наукой фауна. Про эту местность лишь пару раз говорили на федеральных каналах, в репортаже о российском военном контингенте, охраняющем зону отчуждения со стороны Белоруссии. — Надо полагать, что после развала Союза лаборатории в Чернобыльской Зоне были проданы правительством Украины западным партнёрам, которые продолжили дело наших ученых, но в 2006 году один из экспериментов вышел из-под контроля и образовал уже аномальную зону, где имеют место быть искривления пространства-времени и всевозможных полей нашей планеты. Говорят, там водятся твари, способные подчинять своей воли человека на расстоянии. — Как тех галок? — спросила Аня. Майор кивнул. Вот тебе и фокусы с птичками. Заметив непонимающие взгляды гостей, переключивших своё внимание с настойки на взъерошенного майора, он поправил куртку и поспешил выйти на улицу, взяв Аню за руку. Ее била крупная дрожь. — Федя, мне кажется, я схожу с ума… Бабушка та, у которой вы меня нашли. Она с могилами разговаривала. Как с живыми. И ночью… Той ночью Печкин ломился. Она против него кол осиновый припасла. Дядя покрылся гусиной кожей, хотя у майора были дела и страшнее этого. Но одно дело бояться психа с обрезом, а другое ЭТОГО, у которого есть сила и о котором ничего не знаешь. Был ли Дядя тем человеком, что верил в мистику? До сегодняшнего дня нет, но другого объяснения не было. Он не знал, что именно произошло тогда в Чернобыле: неудачный эксперимент или ученые вызвали самого Сатану, но всё вело к тому, что Простоквашино начинает все больше походить на аномальную зону. Простоквашинская аномалия. Что было дано? Печкин мертв — Аня видела его могилу, об этом говорила старуха в доме из будущего, если можно так назвать; в настоящем Печкин жив и даже носит газеты. Все дороги ведут в болото. Аня, бабка, они с Паулем — вся чертовщина ползет оттуда, следовательно, искать нужно в том направлении. Оружие бесполезно, но есть галка, предки которой стали свидетелями зарождающегося зла. Жаль, что птица не может рассказать во всех подробностях те события. Хотя…

***

Пауль сидел за столом, держа рукой потяжелевшую от алкоголя голову. — Ну, удачи, тебе… хозяин. Я… пожалуй, ик! Пойду потихоньку. Надо обмозговать всё как следует, — пробормотал Шарикоф, пытаясь сохранить равновесие. Прапорщик усмехнулся, видя, как гостя разнесло от выпивки. — До дома-то дойдёшь? — спросил он. — Да, не бойтесь, — немец оперся о дверной косяк. — Нормально будет. Всё. Не в первый раз. Цэ не вмерло, блять.