Инферно

Это было серое утро многомиллионного мегаполиса. Холодные капли дождя моросили по асфальту, прогоняя прохожих и опустынивая улицы столицы. Москва задыхалась от такого количества людей и машин, ей была нужна чистка, глобальная бойня во спасение воздуха и земли для детей. Златоглавая и белокаменная давно превратилась в город сточных вод, дешевых наркотиков и продажной жизни. Здесь не живут, а выживают. Старший майор Федор по фамилии Дядя курил на лестничной клетке у окна. Столица давила приезжими и беззаконием, но хуже было то, что правительство полностью проплачивало все внутренние дела так, что нельзя было подкопаться. Вот и сегодня закрыли дело об изнасиловании школьницы в Западном округе. Все улики были против насильника, но деньги творят чудеса – и вот уже свидетели ничего не видели, а доказательства таинственным образом пропали. — Гнилой город, — затушив бычок об обшарпанный подоконник, майор достал из рюкзака скудный обед. Жена ушла от него год назад к какому-то мажору из клуба, оставив в пыльной трешке мужа и аквариум с рыбками. На толстом куске хлеба вяло растекался кусок докторской колбасы, уже малость скользящий в руках. Ничего, организм, проспиртованный водкой и недельными супами, с легкостью перенесет такое. — Неправильно вы, товарищ Федор, бутерброд едите, — из ниоткуда вынырнула хрупкая маленькая девушка в полосатом свитере и с тонкой растрепанной мышиной косичкой. За спиной висела вязаная сумка, из которой торчали уголки книг и каких-то бумаг. Весь вид незнакомки вызывал если не отвращение, то неприязнь. Федор привык к элегантным властным женщинам с хорошей фигурой и дорогими духами, а такие серые мышки всегда удивляли его. Как девушка может быть такой нескладной и не следить за собой? Хоть бы волосы покрасила, а то эта серая мочалка ничего, кроме жалости, не вызывает. — Чего тебе? — девушка, засопев, поправила очки: видимо, не пришелся по вкусу грубый ответ. — Колбасой вниз вкуснее будет, — она поправила рукава, которые явно были длиннее положенного. — Слышь, мелкая, иди своей дорогой, — огрызнулся Федор. — Вы колбасой вверх держите, а надо колбасой вниз. Так вкуснее будет, — она поправила сваливающиеся с носа очки. — А ты откуда меня знаешь, мелкая? — но бутерброд все же перевернул. Во вкусе ничего не изменилось. Все тот же сухой хлеб и колбаса – только теперь ее несвежесть ощущается еще сильнее. — А я в вашем отделе всех знаю. Я раньше в кадрах работала, так мне всех как на ладони было видно. А так Союзов назначил меня вместе с вами на дело о расследовании Простоквашинского маньяка. Фёдор откусил еще кусок. Отлично, первое серьезное дело дали расследовать – и вместо опытного напарника подсунули какого-то зеленого сержанта. В деревне Простоквашино близ Коломны уже который месяц терроризирует окрестности маньяк, убивая все новых и новых жертв. Следствие ничего не дало, так что теперь их отправляют на место преступления следить, так сказать, из засады. — Ну и чего тебе от меня надо? Собрала шмотки и улепетывай место разведывать, — девушка обиженно нахмурилась, поправляя сумку, больно уж тяжелую для такого мелкого тела. — Полковник предупреждал, что у вас скверный и наглый характер, но я не собираюсь мириться с эгоистом, неправильно жующим бутерброд. Я поеду туда с вами. Федор невозмутимо завернул остатки бутерброда в пакет и, кинув его в ближайшую мусорку, быстро шагнул к девице, кладя ей руку на голову. — Тебя, мелкая, как звать-то? Девушка недовольно шарахнулась в сторону, стряхивая с себя руку. — Аня я, — Федор недовольно поморщился. Совсем зеленая. — Старшим по званию нормально можешь представиться? - Девушка нехотя приложила ладонь к виску. — Сержант Матроскина, прибыла для исполнения приказа генерала Союзова, — она помедлила, не опуская руку. — Разрешите обратиться, майор Дядя? Он на ходу кивнул, разворачиваясь и шагая по лестнице на улицу, так что девушке пришлось его догонять. Улица пустая и влажная. Запах сырого асфальта нагоняет тоску по дому в родном Воронеже. — Товарищ Дядя. Разрешите, я буду обращаться к вам неформально? — он кивнул, доставая из кармана ключи и отпирая старенький Форд. Родная машинка пахла сеном и навозом. Спасибо Матушке за прошлые выходные и за дачу, на которую они возили все это. Немного стыдно перед девушкой, но ничего, привыкнет: в работе полиции мало приятного. Девчонка без приглашения шлепнулась на переднее сиденье, чем вызвала у Федора раздражение: он не привык возить всяких сержантов на месте, где когда-то сидела жена. Пусть и шлюха, но жена, и это место останется для будущей половинки. — Федор, у вас больше нет бутербродов? — она еще и наглая. Он отрицательно кивнул, выезжая со двора на оживленную Дмитровку. Поток машин, прорываясь через пелену дождя, уносил людей во все концы города, и только серый фордик несся на окраину в Алтуфьево к панельной девятиэтажке, видавшей виды в далекие восьмидесятые. — А ваша жена не будет ругаться, что я с вами? — он опять отрицательно кивнул, стараясь не злиться. Просто тупая сержантка. Просто очередное ущербное задание в этой гнилой работе. — Ты нахрена в машину села? — колеса мягко затормозили возле подъезда. — Я думала, мы сразу на задание, — она виновато посмотрела в окно, понимая, что сделала что-то лишнее. — Значит, еще бензин на тебя тратить, — констатация факта. — Живешь где? Девушка молчала, словно не слышала вопроса. Федор разозлился и закурил в салоне, забивая запах навоза горьким жженым табаком. LD не самое лучшее, но денег совсем нет. — Я спросил, где ты живешь, блаженная? — она обиженно резко обернулась и тихо зашипела. — В общаге я живу на восьмисотлетке, доволен? Нечего у меня собирать, все свое ношу с собой. Еще одна жертва столицы. Все, кто едет в Москву, думают, что здесь живется лучше, а вот нихрена. Этот город пожирает всех, ломает и не дает вылезти на свет, давя всю индивидуальность в первые же дни пребывания. Замкадью здесь ничего не светит. — Сама откуда? — они зашли в темный подъезд. Лампочки ЖЭК давно не менял, денег нет. В лифте стойкий запах мочи и горелые кнопки — опять малолетние ублюдки с восьмого этажа балуются. Пока они ехали, старенький лифт дребезжал всеми частями, готовый в любой момент сорваться в шахту. Но нет, на девятом этаже двери все же открылись, выпуская на грязную лестничную клетку мужчину в старом пиджаке и нелепую бабенку в полосатом свитере. — Из Ульяновска. Хотела поступать на врача, но не поступила. — Федор хмыкнул про себя. Из нее врач, как из него модель. — У вас всегда на этаже такой свинарник? Даже у нас в общаге чище, — он пожал плечами. Не рассказывать же девчонке, что в одной соседней квартире живет наркоман со старой слепой матерью, а во второй — многодетная семья с родителями-алкоголиками и беременной тринадцатилетней старшей дочерью. — Заходи, — язычок замка со щелчком ушел в сторону, и девушка прошла вслед за мужчиной в темный коридор. На вешалке одиноко болталась зимняя куртка, из обуви – драные тапки и коньки, в углу одиноко валялся резиновый шлепок. — Ноги вытри, идиотка, — девушка молча вернулась к грязной тряпке у входа и несколько раз провела по ней подошвой. Федор, закинув ботинки в угол, пошел на кухню и проверил холодильник. Ничего нового. Прокисший кефир и банка огурцов. Даже пельменей нет. — Полковник сказал, для нас дом есть в деревне этой, - девушка неуверенно села на табуретку, не рискуя класть локти на липкую, местами оплавленную клеенку. — Очередная дыра. Они зажмотятся даже свет оплатить, так что готовься жрать тушенку вилкой из банки, — девушка осторожно выудила из протянутой банки огурец и захрустела им, кивая в знак согласия. ОВД плевать на подчиненных, им лишь бы забить карман тугими пачками рублей, прикрыть свои толстые задницы и вечером получить от тупых клуш порцию секса за деньги. Шлюхи готовы сосать чьи угодно члены, если им за это платят. Входная дверь хлопнула, и спустя минуту в кухню вплыла высокая блондинка в белом полушубке. От нее устойчиво пахло ванилью – что, собственно, неудивительно. Федор прекрасно знал, что одно ее колечко стоит нескольких его зарплат. — Федечка, солнышко, — мужчина брезгливо отвернулся от поцелуя. — Милена, я думал, мы закрыли вопрос: квартиру я не отдам, — собственно, бывшая супруга с этим вопросом не первый раз прибегает. А с какого хрена он должен отдавать квартиру, оставшуюся от бабушки, левой бабенке, не вложившей в нее ни копейки? — Но Федечка, у меня очень плохо с деньгами, — он окинул норковую шубу взглядом и лишь хмыкнул. Плохо с деньгами у тех, кто дырявую обувь заливает "Моментом" и носит еще несколько лет, а эта бабенка явно ни в чем не нуждается. Ничего не стоит насосать у своего мажора на новую побрякушку. — Мил, уйди с глаз, пока не выставил, — Федор положил руку на плечо девушки, и та раздалась матерной тирадой и стонами, словно он ее ударил. Матроскина недовольно кашлянула, привлекая к себе внимание. — Ой, Федечка, ты кота завел? А я-то чувствую, вся квартира провоняла, — бывшая супруга одарила сержанта томным взглядом и тут же утратила к ней всякий интерес. — Феденька, Пусечка же имеет связи: ты бы подумал – да по-хорошему квартирку бы отдал, а то глядишь, и сам будешь парашу выносить. Напоследок одарив бывшего супруга улыбкой, Милена выплыла с кухни. Федор раздраженно ударил кулаком по столу. Давно надо забрать у твари ключи, да вот все некогда. Матроскина сидела, зажавшись в углу, и молчала, чувствуя себя некомфортно оттого, что стала свидетельницей семейной ссоры. — Чего молчишь? Вон пакеты, пошли вещи собирать в твое Простоквашино. — Федор хрипло усмехнулся. Тогда это казалось ему делом на пару дней.