Уличная магия 3: Турнир

Следующим утром я просыпаюсь немного раньше обычного из-за тихого стука – любопытная птичка решила проверить, нет ли чего вкусного на нашем подоконнике. Забавно, но мой организм до сих пор не может привыкнуть к тому, что не нужно каждый день подскакивать и мчаться на работу. Что не нужно идти куда-то, открывать лавку, часами корпеть над непослушной древесиной, иногда выгрызая из пальцев занозы и подставляя затылок жаркому солнцу. Не так давно это было частью моих повседневных дел, и теперь я просыпаюсь от любого незначительного шороха. Зато имею удовольствие понаблюдать за глубоко спящим Саске. В отличие от меня, у сволочи никогда не было проблем с биологическими часами. Даже завидно немного. Помнится, до эпизода с поездкой на море, утром бы грызлись по поводу и без. Не могу не радоваться тому, что всё изменилось. Теперь это время для размышлений. Спокойное. Безмятежное. Тихое. Вчера Учиха крепко вымотался. После подвала ему пришлось решать, как и когда мне лучше сделать операцию, что тоже не способствовало обретению внутренней гармонии. Так как мы решили разобраться с этим безотлагательно, придется нам обоим собраться с силами и как следует постараться. Зато потом все будет хорошо. Саске чуть слышимо сопит, дышит медленно и глубоко. Лицо невероятное. Любоваться им немного мешают темные пряди на щеке, и я аккуратно убираю их – не касаясь кожи, подцепив волосинки подушечками пальцев. Зачем-то на глаз определяю длину потревоженной пряди. Очень скоро растущая из головы Заклинателя проволока будет задевать плечи. И мне это нравится, длинные волосы делают его упрямое лицо мягче. Прикоснуться хочется так сильно, что я едва не начинаю скулить от желания, как собака. Сделать хоть что-нибудь, хоть укусить за нос. Слишком сладко спит, слишком открытый, слишком доступный. Это все равно, что топтаться рядом с мышеловкой и разглядывать соблазнительный кусочек приманки. Гадство… Конечно же, мое терпение лопается. Но вопреки желанию оставить на безмятежном лице кровавые отметины, касаюсь губами жестких ресниц, поднимаюсь по веку вверх, к виску. Целую лоб, затем глажусь о кожу, почти как кот. Чувствую себя сопливой девчонкой, которой вдруг захотелось розовых нежностей, но ведь даже враголюбовники могут позволить себе такое хоть иногда? – Я уж было решил, что меня похитил какой-то нежный извращенец. Узумаки, ты сдурел? – Я не похож на нежного извращенца? – ну всё, задача выполнена, вулкан разбужен, поэтому по обыкновению наваливаюсь на Саске всем весом. – Внешне ты напоминаешь человека, с которым я имею несчастье на протяжении четырех лет жить бок о бок. Только ведешь себя странно. – Если я делаю это редко, не значит, что я веду себя странно… Невольно увлекаюсь этой небрежной игрой, сую ладонь под одеяло и поглаживаю горячий бок засранца. Затем оглаживаю тонкий край ребер, согрев руку в жаркой впадинке. Саске молчит, видимо, прислушиваясь к ощущениям. Самой большой странностью во всем этом является скорее то, что я до сих пор не огреб коленом под дых или подушкой по морде. Податливая покорность Учихи придает смелости. Ласки кажутся почти невинными, даже когда я осмеливаюсь перейти на соски и тягучими движениями касаюсь кожи вокруг них. Опять же, хочется укусить, ущипнуть, оставить след, причинить мимолетную боль, но я сдерживаюсь. Возможно, обходиться с этим телом ласково – еще хуже, чем устраивать сексуальные пытки, ибо это напрочь выбивает господина Дырявое Плечо из зоны комфорта. – Наруто? – ну вот, началось. Саске не скрывает тревожные нотки в голосе и пытается поймать мой взгляд, но я не смотрю и даже забираюсь под одеяло, дабы не спалиться раньше времени. В безмятежные поглаживания вступает язык, и под тяжелой тканью разворачивается настоящее представление – я пытаюсь залезть везде, где можно и нельзя, старательно глотая смешки и улыбки. Целую ключицы, не забывая обводить знакомые линии пальцами, выглаживая каждый сантиметр, словно что-то потерял в этой коже и старательно ищу пропажу. Прерываюсь только на то, чтобы отвести руку от своего лица или перетянуть сдернутое одеяло обратно. – Да что… такое? – Учиха нервничает и об этом мне подсказывает сладкое биение под губами. Ускоренное, живое, горячее. Игнорировать вопросы становится опасно, терпение Саске тоже отнюдь не железное, поэтому я отвлекаю его легкими касаниями в самом низу живота. Мышцы напряжены – мне есть чем заняться. Его дыхание сбивается, но стонов не слышно. Упрямится, как всегда. – Наруто… – Успокойся, – шепчу в живот и под одеялом, но он слышит. Наверное, именно послушание разжигает во мне такой дикий азарт. Перехожу на ноги и опять без укусов, без боли. В каждом прикосновении только томная нежность, и откуда ее столько взялось? Я разливаю ее по жилистым бедрам, выцеловываю коленки, лодыжки – особенно косточки, глажу поджатые пальцы. Просто помешательство. Мне нравится так сильно, что я готов провести за этим занятием несколько дней, но, боюсь, это чревато сотрясением мозга. На самом деле хороший удар может прилететь уже сейчас, когда я дохожу до чувствительной области ступней. Саске ненавидит щекотку, так что тут приходится действовать с максимальной осторожностью. Лишь обследовав каждый сантиметр длинных ног, возвращаюсь к горячему твердому члену. Учиха сдавленно стонет от первого же касания, от простого поцелуя. Но я хочу еще немного его помучить, поэтому сначала уделяю внимание дорожке жестких волос и яичкам. Уже через минуту чувствую пальцы Саске в моих волосах – крепкий злой захват по идее должен заставить перейти к делу, но я слишком увлечен, чтобы слушаться. Даже сиплое «пожалуйста» меня не подкупает. Зато когда я все-таки приступаю к самому интересному, то наградой мне становится жалобный и протяжный стон, полный удовольствия. Я неслабо вспотел из-за жара тел и кожа Саске тоже быстро покрывается испариной. Как ни странно, он не задает темп. Уже понял, что сейчас меня не заставить и не сдвинуть с места. Наверное, с утра это слишком, но я не могу удержаться от желания доставить ему удовольствие – только если позволит. Использовав немного слюны, осторожно касаюсь сжатого ануса. Саске вздрагивает, но ничего не делает, и я принимаю это за согласие. Только снова никуда не тороплюсь – долго поглаживаю, прислушиваюсь к отзывчивому телу. Первый палец входит с трудом, медленно, под аккомпанемент стонов сквозь зубы. Я не собираюсь трахать его сейчас, а то пришлось бы тратить на разминку не меньше получаса, но почему бы немного не поиздеваться? Стоит немного надавить – Саске подкидывает бедра, толкается мне в рот. Из-за второго пальца он шипит, как змея, но не пытается меня прервать. Это единственная боль, которую приходится причинить, и я извиняюсь за нее активными ласками, нежностями, тягучими касаниями языка. Он сам не так давно предлагал мне себя, не так ли? Только вот подзабыл, наверное, что это непросто. Я довожу его все такими же, ласковыми, нежными движениями. Это почти жестоко – у каждого из нас свой стиль пыток. Только от моих силков синяков не остается… Вскрик звенит в ушах и на языке разливается терпкая горечь. Я сглатываю, опять чувствуя себя до идиотского счастливым. По уши влюбленным фанатом, не меньше. И только потом позволяю ему вызволить меня из тканевого кокона. О, черт, ради этого взгляда и выражения лица стоило все это устроить! – Доброе утро, – хриплю, наконец, позволив себе рассмеяться. Смахнув с лица прилипшие пряди, Саске внимательно вглядывается в мои глаза. Садится. И серьезно шепчет: – Иди, пей свои таблетки и возвращайся. Горящий взгляд опускается вниз, на мой член. Не могу вспомнить, по какой причине на нас двоих из «одежды» только повязки на плече Учихи, но это как минимум забавно. – Сейчас я не буду тебя... надевать. Тебе надо сначала попривыкнуть. И вообще, может мне не повредит немного воздержания?.. – посмеиваюсь, буквально впитывая взглядом довольное, румяное и чуть сонное лицо. Вот же красивый, чертяка. Даже утром, даже лохматый, даже обкончавшийся минуту назад! – Повредит, это точно. Что случилось-то? – А должно? Чтобы тебя погладить, мне нужен повод? – встаю, кивнув на повязки. – Как плечо? – Завязывай кудахтать над моей раной. И вообще… теперь это называется погладить? – Ну, в основном да… Саске целует меня в щеку и ухмыляется. – Доброе утро, Наруто. В следующий раз я так тебя поглажу, что ты не сможешь ходить два дня. – Зануда! Вот и делай тебе после этого приятное! Учиха треплет мои волосы, и мы встаем вместе, чтобы завершить пробуждение в душе. Наверное, странно вести себя так спустя четыре года совместной жизни. Но на самом деле, я считаю, что все зависит от людей. От чувств, которые они испытывают. От желания любить и быть любимым. *** Так бывает, что по какой-то причине то, что необходимо сделать за несколько недель, получается всего за пару дней. То ли вдохновение, то ли удачное время, то ли какая-то другая магия, но что-то явно вмешалось в процесс подготовки к нашему совместному мероприятию. Идеи посыпались, как из бездонного мешка. За несколько вечеров мы разобрались с львиной долей концертной программы, размахивая друг перед другом чертежами и руками. Точнее, кто руками, а кто одной рукой, но суть не меняется – мы наконец-то начали работать. Мне пришлось отрываться от этой увлекательной возни только для того, чтобы прискакать на обследование или сдать анализы. Даже операция на сердце, вроде бы серьезное и волнительное событие - становится фоном для творчества. И, слава богу, все страхи и волнения по этому поводу просто не имеют возможности воплотиться во всей своей красе, не могут помешать нам творить. Куренай-сан оформляет документы быстро и без заморочек, правда, с настроением у нее явно бардак – врач кажется очень грустной и невозможно уставшей. Но, несмотря на это, операция проходит без проблем, а мое восстановление после кажется почти феноменальным. Только за эту долгую неделю в больнице я в полной мере ощущаю себя живым, счастливым, довольным жизнью и всеми ее проявлениями. Может быть, именно это влияет на мое здоровье. А может и сильнейшее желание поскорее покинуть стены неприятного места. Я же не старик какой-то, чтобы проводить все время в больнице, верно же? Лишь две вещи портят настроение: необходимость каждые два часа подзаряжать насос и непривычные, немного болезненные ощущения в груди. Иногда я отчетливо ощущаю что-то лишнее и твердое, хотя по идее такого быть не должно. Куренай-сан говорит, что это психосоматическое и что мне надо перестать думать о своем сердце. Саске таскает в больницу свою стряпню, по-шпионски пряча вкуснятинку между половинками яблок. Если бы кто-то увидел, с каким заговорческим лицом он меня кормит, то, наверное, уже никогда не смог бы воспринимать Учиху всерьез. Всё идет своим чередом и когда уже кажется, что ужасы позади, случается нечто странное – мне звонит Джирайя и просит не говорить Саске об этом звонке, но привести его в штаб, как только закончится период восстановления после операции. Голос старика надломленный и слишком серьезный. – Вы хотите, чтобы я все-таки проник в структуры? – без задней мысли усмехаюсь, рассматривая осенние деревья за окном. – Помнится, кое-кто не хотел подпускать меня слишком близко. – Вопрос очень серьезный. Ты должен быть рядом с Саске, но я не хочу, чтобы он знал о случившемся заранее. – А что произошло?.. – Думаю, тебе лучше самому… самому услышать. Ты поймешь. Только ты и поймешь. В трубке раздается шорох. Затем звучит приятный, низкий голос, с легкими бархатистыми нотками. Абсолютно незнакомый и ни на что не похожий. – Узумаки Наруто, верно? – Да. Кто это? – недоуменно выдыхаю, откинувшись на подушку. Но ответ заставляет меня подскочить и, дрожащими руками перехватив аппарат, сесть прямо. Невозможно… это невозможно! – Мое имя… – собеседник выдерживает паузу, будто собираясь с мыслями. – Учиха. – Неужели… ты… – Учиха… Итачи.