Уличная магия 3: Турнир

Интересно, будь душа осязаемой и материальной, можно было бы снять с нее оболочку? Заживо, без предупреждения и без какой-либо подготовки? Подцепить острым стеклянным крюком и содрать кожу, игнорируя крики, просто потому, что кому-то так захотелось? Я верю. Ведь мир постоянно убеждает нас в том, что это реально почувствовать. А то, что проявляется в чувствах, не может быть иллюзией. Безумие. Вот что я вижу в непроглядно-темных глазах Саске, когда он отнимает сотовый от уха. Видеть больно, больно невыносимо, но слышать – еще хуже, еще кошмарнее. Потому что его голос звучит как расстроенный музыкальный инструмент, который никто и никогда не сможет настроить снова. – Джирайя звонил. Итачи поймали. – И Кибу, – добавляю я. Реакция и шок у нас одинаковые, но чувствуем мы по-разному. Как будто и не жили вместе последние четыре года. Хочется сказать что-то еще, спросить, обнадежить, но голос не слушается, а тело становится ватным. Мне это знакомо – однажды я уже смог выжить, обратившись куском мяса между двумя бетонными плитами. – Мы едем в штаб, – давясь бессильной злостью, предупреждает Учиха. Я даже не пытаюсь что-то сказать – сейчас это опасно. Не хватало попасть в аварию по дороге к Джирайе. Что я могу сделать? Пойти сразу в Синтагму? Или сначала надо разобраться в том, что происходит? Было бы отлично, если бы паника и лихорадочно бьющееся сердце не мешали думать. Эмоции приходится давить мыслями о том, что Данзо не идиот, а шахматист. Он не стал бы никого убивать просто так, ради веселья или развлечения. У всего этого есть какая-то цель. Фигура должна быть поймана в ловушку, снята с доски, а не уничтожена. Но как только эта идея формируется в убеждение, я вспоминаю, что есть другие игроки – вроде Хаку, Хидана или Кисаме. Убийцы и ублюдки, способные вести собственную партию на стороне. Устройство истерически пищит – чтобы его заткнуть, мне приходится зажать в ладони динамик. Это не помогает, тогда я дрожащими пальцами выдергиваю из выемки аккумулятор. – Черт возьми! – рычит Саске, проскочив на красный. Как правило, он водит аккуратно, но сейчас правила дорожного движения – последнее, о чем он способен думать. Наша машина влетает в повороты и перескакивает с полосы на полосу, но слава богу, Саске хватило ума выехать на «дорожные» улицы, где много подземных переходов и пешеходных нет в принципе. – Не торопись, мы не сможем никому помочь, если попадем в аварию! – Почему это произошло сейчас?! – Потому что самое время, – отвечаю как можно тише. – Первый ход… сразу шах и мат. Дальше я ничего не осознаю – преследую Саске на автомате, полуразумным роботом, механической ищейкой. Знакомый двор, полупустая парковка, лифт, дверь, взъерошенный Джирайя. Обмен фразами между ним и Саске, состоящими, в основном, из обвинений и оправданий. Я даже не пытаюсь вникнуть в суть воплей – не до того, а успокаивать обоих – пустая трата времени. В штабе уже собралась «штурмовая» компания: бешеная Карин, Суйгецу и парень, имя которого я благополучно забыл. Учихи тоже тут: Мадара и Обито, как всегда, сидят с ноутбуками и что-то лихорадочно печатают. Еще на полу сидит девушка с яркими малиновыми волосами и быстро листает фотографии в планшете. – Что у нас есть? – закончив спорить с Джирайей, следом за мной в зал влетает Учиха и без приветствий берется за дело. Его страх и с трудом сдерживаемую злобу чувствует каждый, так что народ сразу вникает, что лучше обойтись без лишних вопросов. – На Итачи был жучок, – первой отчитывается малинововолосая. – Он в Синтагме. – Ну, конечно, где же еще! – Я взломал камеры наблюдения, сейчас просматриваю архив за последнее часы, – непринужденно подхватывает Обито. – Пленников двое, Инузука Киба и Учиха Итачи. Их развели по разным этажам, оба двигались «якобы по собственной воле». Сейчас они находятся там, где нет камер наблюдения. Итачи в подвале. Предположительно, ранен. – Что с Кибой? – не своим голосом спрашиваю я. Обито бросает в мою сторону настороженный взгляд. – Инузука на седьмом, в «мраморной». Это комната предназначена для пыток. Вместе с ним наверх поднимались двое: Хаку и Забуза. Данзо присутствовал, но два часа назад уехал на личном лимузине. – Можно как-то узнать, что с ним сделали? – на слабых ногах опустившись в кресло, пытаюсь надышаться и взять себя в руки. Я не должен поддаваться ярости. Не должен. Не должен! – В прошлый раз Кабуто оставил в пыточной микрофон. Судя по крикам, множественные ушиб… – продолжает Обито, но Саске прерывает его на полуслове. – Хватит. Как думаешь, он сможет идти сам или понадобится помощь? – Скорее всего, повреждений много. Нужна помощь. Обито говорит полуживым голосом автоответчика. И я тоже чувствую себя ни живым, ни мертвым – наполовину. Лишь бы штука под моим сердцем не вышла из строя. Лишь бы, лишь бы… У меня слишком много дел, чтобы сейчас свалиться Саске под ноги! – Его жизнь в опасности, – сухо тянет Суйгецу. – Надо выдвигаться немедленно. Только нас не хватит на двоих, остальные за пределами города – придется вытаскивать их по очереди. К Инузуке надо продираться через главный вход, только вот, там слишком тихо. Это ловушка. – Инузука в опасности, но мы не знаем, что с Учихой, – Карин опасливо обходит Саске. – Вполне возможно, что его тоже пытают. Это очень в духе Синтагмы – заставлять нас делать выбор. – Сначала… – Саске нервно трет лоб. – Сначала мы… – Не будет никакого выбора, – вклиниваюсь я, рывком поднявшись на ноги. – Я пойду за Кибой. Вы – за Итачи. – Ты останешься здесь и никаких альтернатив. – Даже не надейся. Мне плевать, что ты там себе решил. – Наруто, черт тебя раздери! – Учиха срывается на крик. Ребята вздрагивают и переглядываются, Обито чуть-чуть отодвигается от нас к дальнему углу помещения. – Ты останешься здесь, даже если мне придется тебя связать! – Повторю еще раз. Мне плевать, что ты там решил. Я не собираюсь куковать в штабе, когда ты подвергаешь себя опасности, а Киба и Итачи в лапах у этих уродов. Меня там ждут, и не надо делать вид, что ты не знаешь об этом! – Да неужели? – Саске дергается в мою сторону, однако Суйгецу вовремя хватает его за плечо. – Так и есть. Учиха вырывается, смахивает волосы с лица и зло шипит в сторону остальных. – В машину. Сейчас же. Ребята без вопросов покидают зал, а мы тратим драгоценное время на какие-то дурацкие разборки. Неужели нельзя хоть раз довериться мне? – Именно потому, что тебя там ждут, я не могу позволить тебе пойти. – Саске… – Прости. Он снова делает это мгновенно. Даже не так – молниеносно. Короткий удар в живот выбивает из меня дух и вялое сопротивление становится бесполезным – Саске совсем не боится причинить боль и попросту сильнее. Через некоторое время я очухиваюсь у батареи, прикованный наручниками. Боль постепенно отступает, а этих недоделанных героев уже и след простыл. Только Джирайя сидит неподалеку в кресле, сгорбившись и уткнувшись взглядом в пол. – Поговорим? – тоскливо спрашивает он. Но я не собираюсь затевать диалог. У меня нет времени на болтовню... Саске никогда не был нежен в попытках меня защитить, но всё это уже перебор. Если бы он верил мне, то не делал бы подобных глупостей. Значит, не верит, доверять не может, слушать не желает. Значит, я этого не достоин. Пытаюсь высвободить руку раз-другой. Бесполезно. Слышал, можно вытащить сустав большого пальца и освободиться – только получится ли в первый раз, да еще и без подготовки? – Наруто, даже если ты освободишься, я тебя не выпущу. Я не самоубийца. – Я вырублю тебя и выбью дверь. Если надо – спущусь по пожарной лестнице. – И не посмотришь на то, что я старик? – Нет. Боль в запястье кошмарная – за минуту я умудряюсь стереть кожу до крови. Джирайя вздыхает, качая головой. – Не надо так, себе навредишь и не сможешь исполнять фокусы. – Я не привык сдаваться на полпути. Всего одно усилие. Я могу – знаю, что могу. Выбить этот чертов палец одним ударом. Кибе сейчас намного хуже, чем мне… Пошарив в кармане, вытаскиваю единственный подходящий предмет – сотовый. Сломается, плевать, куплю новый. Замахиваюсь и бью прежде, чем Джирайя успевает подняться. Вспышка боли обдает ладонь огнем и на какое-то время взгляд заволакивает звездочками шока. Не получилось… Еще раз. – Да стой же! – он все-таки ловит мою руку в воздухе. – Ты что, с ума сошел?! Наруто! – Выпусти меня, Джирайя. Иначе будет хуже – в ярости я не лучше, чем Саске. А ты ведь не самоубийца, правда? Нехотя, скрипя зубами и матерясь себе под нос, он все-таки расстегивает наручники. У меня есть пара секунд подумать, что делать дальше. Тело терзает нервной дрожью, поэтому подняться на ноги удается не с первого и не со второго раза. Но очень скоро движения опять подхватывает автопилот, я надеваю куртку, сую ноги в ботинки, как будто не случилось ничего страшного. Как будто мне совсем не больно. – На какой машине они уехали? – Взяли рабочую, там все оружие и… господи, Наруто, прошу тебя, остановись, – Элифес предпринимает последнюю попытку как-то повлиять на мое решение. – Своим вмешательством ты можешь все разрушить, понимаешь? – Я не могу сидеть здесь, сложа руки! – отвечаю я уже на лестнице. И старику не остается ничего другого, кроме как бессильно смотреть мне в след. Надо будет потом замолвить за него словечко или придумать какую-нибудь более драматичную историю о побеге из штаба. *** Хорошо, что Саске – не единственный обладатель ключей от машины, иначе пришлось бы ловить такси. Садиться в таком состоянии в чужое авто было бы по меньшей мере глупо. Меня бы привезли в психушку или еще куда, но только не в место назначения. Не знаю, что и как собираюсь делать. У меня нет ни оружия, ни прикрытия, ни плана, ничего, что могло бы упростить задачу. Есть только ярость – заточенная и отполированная до невозможной остроты, ярость, которую я должен был принять, как данность, сто лет назад. Не сопротивляться. Поддаться тьме будет правильно. Иначе я потрачу силы на борьбу с самим собой впустую и бесцельно, а мне есть с кем бороться, помимо себя нелюбимого. И первый на очереди – Хаку. С этим гадом не сладить словами или насилием. Он не человек. Он стихия. Тут поможет только одно – сила того же уровня. Я уверен, что всё это его план. Заставлять нас делать выбор придумал совершенно точно не Данзо. Это крестики-нолики, а не шахматы. Крестики-нолики с бесконечно длинным полем... Двери Синтагмы, как ни странно, приглашающе распахнуты, мол клуб готов принять всех желающих. Но это впечатление оказывается обманчивым – внутри, на входе и на первом этаже нет ни одной живой души. Ниндзя из меня и вправду хреновый. Пробираюсь не боясь, что меня могут увидеть, в наглую, напролом. А что? Если и увидят, то мое появление ни для кого не станет сюрпризом. – Вот и звезда вечера, – едкий голос цепляет у самых лифтов. – Я уж подумал, что ты струсил и отправил своих пешек делать всю грязную работу. Хидан подпирает плечом дверь, ведущую на лестницу. Изуродованное ухо прикрыто волосами, теперь он зачесывает всю белесую копну на один бок. – Хочешь меня остановить? – Нет, что ты. Скорее наоборот, – он кидает мне что-то, и я рефлекторно ловлю предмет в воздухе. Пистолет. Иерихон. По тяжести легко определить, что обойма полностью забита пулями. – Почему? – Интересно, чем все кончится. И, может быть, ты пощадишь старину Хидана и сделаешь своей правой рукой? Кто знает. От радужной перспективы работать с Хиданом меня передергивает, но ураган эмоций всё еще остается под контролем автопилота. – Я могу убить тебя прямо сейчас. – Будет печально, – хмыкает он. – Но не так уж удивительно. Я давно работаю на Данзо и смерти не боюсь. Кстати, у тебя классный голос – пожалуй, отдам эту запись Кисаме, он сделает отличный микс. Трек так и назовем: «Я могу убить тебя прямо сейчас». – Что?.. – Я записываю всё, что слышу. Кстати, спасибо за тот раз – получилось просто отлично. А теперь иди-иди, Хаку уже заждался. Хидан сам вдавливает кнопку лифта. И ждет, посмеиваясь, пока я зайду внутрь. – Я могу убить тебя… туц-туц… – слова догоняют меня в маленькую щель закрывающихся дверей. Тут-то и приходит опустошение. Злости больше, чем хотелось, но зато большая часть меня готова ко всему. Даже к тому, что Киба уже мертв. Но реальность оказывается снисходительнее – он жив, хоть и едва дышит. Растянут, словно кукла, в уродливой конструкции между двумя трубами. Слабый. Истерзанный. Киба поднимает глаза на шум распахнувшихся дверей. Когда он видит меня, брови изламываются в страдании. Все его тело уродуют следы побоев, на коже алеют крупные пятна и порезы. Сильнее всего повреждена левая нога – видна кость и по лодыжке стекают крупные кровавые дорожки. Мне плохеет, но прохлада в голосе Хаку быстро приводит в чувство. И возвращает решимость. – Я думал, что он умрет раньше, чем ты явишься. Рука с пистолетом поднимается совсем не автоматически – осознанно. Это я способен сделать самостоятельно, без помощи рефлексов. Хаку сидит на небольшом полупрозрачном ящике, до отказа наполненном пыточными инструментами. В шоколадном свитере под горло, весь шикарный, напыщенный, драматично-пафосный. Не преступник, а картинка с баннера салона красоты. Только пристальный взгляд Кибы не позволяет мне выстрелить. И еще... где-то должен быть подвох. Из дальней двери появляется еще одно действующее лицо. Судя по всему, этот огромный мужик и есть Забуза – чувствуется, что он самый опасный человек из синтагмийского сброда убийц. Хищное животное на длинном поводке. Он весь перепачкан в крови. Нет никаких сомнений, что все раны на теле моего друга нанесены его руками. Я перевожу ствол. Тихий смех Хаку действует как удавка – лишает возможности дышать и думать. – Быстро доходит в стрессовой ситуации. Ты молодец. Ублюдок соскальзывает со своего трона и обходит всю постановку по кругу, медленно, размеренно, так, что каждый шаг бьет по мозгам. – Я хочу вас познакомить. Это мой лучший слуга – Момочи Забуза. Момочи, это тот-самый-Узумаки-Наруто-сама. Наш будущий господин. – Иди к черту. – Обычно Забуза выполняет мои приказы. Калечит людей по выходным, собирает расходный материал, учит новеньких... – Я знаю, чем ты занимаешься на самом деле. Оставь свои нотации для Данзо и отпусти Кибу, иначе я пристрелю вас обоих и освобожу его сам. – Что ж ты такой нетерпеливый, Бонни? – Хаку в два шага оказывается за моей спиной, прижимается близко, заставляя глотать ярость и теряться, нервничать. – Я так старался, чтобы сделать этот разговор возможным, а ты пытаешься воспротивиться. Дослушай – тебе будет интересно. – Тогда освободи его и говори. Я не хочу никого убивать. – Ты меня не обманешь. «Не желающий» не стал бы наставлять на человека оружие. Не надо пушить хвост перед своим другом – думаю, он и так знает, кто ты на самом деле. Верно, Киба? – Наруто… не слушай… его… Один удар – крик Кибы врезается в нервы раскаленным колом. Забуза молча отводит руку с какой-то тонкой острой палкой. – Погоди стрелять. Ты еще не знаешь самое интересное. Момочи-чан – мой лучший слуга. Но плечо твоему драгоценному Клайду он прострелил по собственной воле. Понравился след от пули? – Замолчи… – Еще раньше, до того, как поступить в мое распоряжение, Момочи-чан был фигурой Данзо. Лучшей – потому что убивал так, что никто не мог догадаться, в чем дело… загадку решали просто – это болезнь. Обыкновеннейшая. – Нет… – Лично мне понравилась история о том, как прекрасная Хабанеро просила оставить сына в живых. Хотите послушать, Бонни-сама? – окончание фразы Хаку произносит неслышимо, шепотом, прямо мне на ухо. Я ошибался. Дейдара не так уж плох – его мотивы были искренними и простыми. Я так ошибался… – Наруто?! Грохот двери и родной голос заставляет замереть и удержать палец на курке – на секунду. Всего на миг. Хаку отходит в сторону и недовольно смотрит за мою спину. Не знаю, не вижу, не понимаю, как и когда Саске оказывается неподалеку. Но его голос проникает внутрь, словно воздух, с каждым новым вдохом. Естественно. Необходимо. – Пожалуйста, опусти пистолет. – Это он. Он… сделал это с Кибой, стрелял в тебя и… он… убил… – Наруто, пожалуйста. Ты... не такой. – Откуда ты знаешь?! В зале тихо – только позади раздается звук тяжелого дыхания. Видимо, кто-то из команды Учихи тоже тут. Торопились. Бежали. – Это не выход. Чужая смерть ничего не исправит. – Зато предотвратит будущие ошибки! Шаг. Еще один. Саске загораживает Забузу собой, дуло пистолета почти упирается ему в грудь. Какие-то жалкие сантиметры между Учихой и смертью. Его темная рубашка и пальто в грязи. Видимо, пришлось подраться, чтобы освободить брата из темницы. – Отойди. Прошу тебя, Саске, отойди. – Что ты вообще здесь делаешь? Его лицо я хотел бы видеть в последнюю очередь. Глаза, полные боли, в особенности. Впервые в его взгляде я не могу уловить что-то еще. Только боль, концентрированное страдание. И опустить оружие тоже не могу. Всё это слишком. Уже чересчур. – Просто. Уйди. С дороги. – Нет, – Учиха медленно стискивает пистолет пальцами и подходит в упор. Прижимается к оружию уязвимо, открыто. Грудная клетка вздрагивает рвано, словно у раненого. Его тоже колотит, как и меня, но решимости продолжить говорить хватает. – Если хочешь кого-то убить, то ты знаешь, что делать. Я в первую очередь виноват в том, что случилось с Кибой. Я виноват во всем. И уже давно готов так умереть – пожалуй, это был бы лучший вариант из всех возможных. – Что… – Если ты сможешь нажать на курок, то мне нечего больше… мне незачем здесь быть. Если ты можешь – значит, мы уже мертвы. Мы оба. Ты убьешь меня раньше, чем выстрелишь в человека. Я плачу? Или смеюсь? Разве можно так сильно и глубоко ранить одними словами?.. Саске точно плачет. Совершенно точно, но на его лице нет и следа истерики. Всё та же кошмарная, тихая боль. Несколько долгих минут мы смотрим друг на друга взглядами пленников на эшафоте – прощаясь, умоляя, надеясь на что-то. Как будто другой человек может изменить ситуацию, может волшебным образом остановить топор палача и сломать кандалы силой мысли. Руке холодно от стали пистолета. Я помню, что это значит: «Ты мне не хозяин». Почему же тогда не получается остановить это и опустить оружие? – Ты ведь ненавидишь меня, правда? – Саске ловит ртом воздух и говорит так, будто в горле застрял осколок стекла. – Я приму это. Я приму всё. Только не иди у них на поводу, умоляю тебя. Моя рука разжимается и иерихон падает вниз. Может быть, кандалы мы взломать смогли… Но от топора палача так просто не отделаться. – Я разочарован, Бонни-сама. Оказывается, вы всего-навсего домашний питомец? Забуза, план Б, – звук шагов затихает, и наши с Саске взгляды снова схлестываются в болезненной агонии. – Убить собачника.