Уличная магия 3: Турнир

Утром меня выманивает из сна восхитительный запах жареного мяса. С кухни доносятся звуки бурной деятельности, сквозь новенькие жалюзи пробивается рассеянный солнечный свет, на душе тепло – жизнь абсолютно и безоговорочно прекрасна. Наверное, я уже никогда не смогу с былым удовольствием есть полуфабрикаты или еду быстрого приготовления. Вкусовые сочетания, которые создает Саске, нельзя даже сравнивать с фальшивыми усилителями вкуса. В последний раз даже любимая лапша из коробки показалась мне мокрыми нитками, плавающими в бульоне. Что поделать, если учиховский рамен – это поистине царское блюдо? После первой же попытки подняться на ноги становится ясно, что любые тренировки сегодня отменяются. Мышцы болят невыносимо, притом те, о существовании которых я даже не догадывался. Как эта зараза еще и нож держать может? И, вот зуб даю, наверняка он одухотворенно вальсирует со своими приправками по всей кухне. Дабы убедиться в своем предположении воочию, осторожно крадусь по коридору и замираю подальше от входа, так, чтобы видеть прямую спину с милым белым бантиком – работа на побережье приучила Учиху к фартуку, шапочке и заколочкам. Да, как я предполагал, процесс идет полным ходом. То он овощ разрезает в воздухе, то что-то пробует на вкус, то замирает, размышляя о чем-то своем, домохозяюшкином. – Ты так и будешь там стоять? – спустя пять минут вопрошает Учиха, очевидно, ощущая чужое присутствие и взгляд затылком. А может и задницей, фиг поймешь. – И где мой торт с сексуальным стриптизером? – Я не похож на сексуального стриптизера? – он оборачивается, ухмыляясь беззлобно и тепло. – Иди сюда. – Знаешь, что… наряд не очень неподходящий. Когда я приближаюсь, Саске мягко касается щеки губами, потом проводит кончиками пальцев – медленно, тягуче. От него пахнет едой: зажаркой, приправами, зеленью. Коротко говоря, домом. Когда ваш возлюбленный самый лучший повар на свете, иначе и быть не может. – С днем рождения, – шепчет он, мельком заглядывая в глаза. – Подарки будут позже. – Стриптиз же? Ну, колись. – Могу устроить антистриптиз. – Это как? – Раздеть тебя. Медленно и под музыку. Прокатит? – Вот же сволочь. Ну хоть бы раз пошел на поводу, а. – Узумаки, я делаю это регулярно, так что заткнись и иди напяль футболку. А то я чувствую некоторое желание что-нибудь в тебя засунуть. – Фетишист, – припечатываю я, подставляя обнаженное плечо под жадный поцелуй. – И извращенец. И собственник. И вредина, и вообще. – Да-да. Если ты закончил, дуй отсюда. Дыхание коротко опаляет руку, и Саске снова впадает в свой кастрюлько-сковородковый транс, полностью игнорируя мое присутствие. Приняв освежающий прохладный душ и подзарядив насос, все-таки прислушиваюсь к совету мастера теней. А то как-то не хочется весь свой день рождения проваляться с болью в причинном месте, под строгим надзором и насильственной опекой. Как только я заканчиваю с шортами, в спальне материализуется Учиха с гигантским длинным свертком. И сунув подарок мне в руку, делает шаг назад. – Откроешь сейчас? – А ты думаешь я дотерплю до вечера? Сдурел? – Да уж, глупая мысль, – сложив руки на груди, Саске спокойно ждет. Судя по его уверенности в себе, подарок отличный, просто шикарный. Нет, даже еще лучше. Когда мне удается, неаккуратно подцепив уголок цветной праздничной обертки, добраться до внутренностей, тело охватывает приятное волнение. Обалдеть, это же самый настоящий меч факира! Еще и не простой – сделанный по заказу, с гравировкой, специальными выемками для асбестовой веревки. По всей длине инкрустирован камнями. Я не очень хорошо в этом разбираюсь, но голубой цвет с тонкими золотистыми прожилками отлично смотрится на холодном стальном полотне. Рукоять удобно ложится в руку – он весь сделан под меня, даже впадинки на ручке идеально совпадают с кончиками пальцев. – Потрясающий… – Мне напомнил Экскалибур. – А что здесь… в гравировке? – «Возлюбленный», – и отвечает ведь непринужденно, зараза, репетировал, что ли? – Санскрит. Меч, символ ненависти и войны, с таким названием, на мой взгляд – очень в духе наших отношений. – Как романтично. – Вовсе нет. Он хмурится и смотрит чуть неуверенно. Тогда я, наконец, расплываюсь в самой довольной улыбке из возможных. И, поудобнее обхватив рукоять, падаю на кровать со своей новой шикарной игрушкой. – Я вас оставлю? – фыркает Учиха. – Саске, это невероятный подарок. У меня даже нет едких слов, представляешь? Немыслимо же… – О, ради этого стоило ночью вымерять твои пальцы. Я смеюсь практически до слез, как обычно в ярких красках представив его, с бешенным взглядом и линейкой… почему-то в зубах. – Наруто, это еще не всё. Оставив меч в покое и кое-как собрав свое тело в кучу, подхожу близко-близко, чтобы поцеловать, но Саске непринужденно ускользает от ласки. Я понял – ему надо собраться с силами, чтобы сказать что-то важное. – Мы с тобой уже сто лет вместе, да? Так долго… – он вздыхает и берет мои руки в свои. Странновато-серьезный, немного нервный. – Сто лет? У тебя что-то с математикой, чувак! Эй, ну что ты так набычился? Хочешь сделать мне предложение? – посмеиваюсь, а Саске смотрит так, будто во мне сосредоточен весь смысл его жизни. – Почти. Когда я замираю, пораженный, на безымянном пальце левой руки словно из воздуха образуется нечто металлическое, холодное. Саске не дает мне отвлечься, гипнотизирует этим своим уникальным взглядом магистра ужасов, и я медленно осознаю, что этот подарок – в разы важнее. – Мы уже сто лет вместе. Я хотел бы, чтобы так было всегда. Но никто не знает, как далеко нам придется зайти. Я хочу, чтобы ты всегда помнил о том, что есть человек, у которого из-за тебя помутилось в голове и никак не размутится обратно. Хочу, чтобы ты помнил, что все началось с колоды карт, а закончиться может в любой момент. Хочу, чтобы ты знал, что у меня нет никого ближе тебя, Узумаки Наруто. Серьезный голос, насквозь пронизанный чувствами и любовью, сменяется привычно-ехидным, как только мои глаза становятся влажными. – Поэтому предлагаю тебе свою почку и ногу, пожалуйста будь моим. – Пошел ты, ублюдок, – бормочу я уже куда-то Учихе в шею, не зная, то ли ржать, то ли реветь взахлеб из-за всего этого кошмара. – Саске… Лишь обняв его, я могу посмотреть на украшение: изящное кольцо из белого золота, без излишеств, с красивыми узорами по краю. Наверняка там тоже что-то интересное написано, Саске ведь не может без пафосного символизма. И я обожаю эту его черту. Саске гладит мою спину там, где сквозь ткань можно прочувствовать узорчатый шрам в виде трех игральных карт. И мы имеем счастье слушать, как пищит несчастная зарядка на полочке у кровати. – Успокойся, – он целует меня куда попало, куда получается, то в ухо, то в висок, то в глаз, специально отвлекая от переживаний, навеянных сказанными словами. Я не хочу, чтобы это заканчивалось. У меня ведь тоже нет никого ближе и важнее, черт подери. – Спасибо. Ты всегда дарил отличные подарки, но в этом году превзошел сам себя. Сердце щемит и, наконец-то, я могу поцеловать Саске как следует. Непринужденное касание быстро переходит в требовательное, злое. Укусы и ласка, как всегда, вперемешку, беспорядочно, привычно. Сладко. – Пойдем поедим? Праздничный обед, все дела. – Просто признай, что ты все это время думал о еде. Я тут распинаюсь, несу какую-то чушь, а ты как всегда! – Я достаточно многофункционален, чтобы меня хватало на всё. – Обжора, – фырчит Саске, но интонации слишком уж довольные, чтобы я поверил оскорбленному виду. *** Она такая бледная. Совсем-совсем. Почти фарфоровая кукла. И янтарные глаза в обрамлении густых темных ресниц выглядят нестерпимо яркими на фоне светлой, матовой кожи. Мудрые, спокойные, внимательные. Понимающие. – Привет, – тихонько выдыхаю я. – Привет, – так же неслышимо произносит Хаюми. У нее на руках самым спокойным сном в мире спит ребенок. После короткого кивка подхожу ближе и медленно сажусь на стул для гостей, стараясь не создавать ни одного лишнего шороха. Она такая красивая… Маленькая, просто крошечная. Малюсенькие розовые губы чуть приоткрыты и светлые ресницы подрагивают, видимо, девочке снится что-то необыкновенное. Магия жизни, как она есть, во всей своей непорочной, чистой красоте. – Я решила назвать ее Наруко, – серьезно говорит Конан, и когда я испуганно поднимаю взгляд, добавляет: – Она дрыхнет, как слон – пушечным выстрелом не разбудишь. Так что не делай такое лицо. – Извини. Мы усмехаемся друг другу. Напряжение полностью рассеивается. – Я благодарна тебе, Узумаки. Кто бы мог подумать, что всё так обернется. – Я не сделал ничего особенного. – Сделал. Ты был. Этого достаточно, чтобы человек изменился и поверил в чудеса. Теперь я это знаю. – Было бы замечательно, если эти слова оказались правдой. – Слушай, у тебя ведь день рождения? – осторожно поддержав дочку одной рукой, Конан убирает каштановую прядь за ухо. – Ага. Недалеко мы с Наруко ушли, забавно даже. – И Саске тут? – Он решил дать нам время побыть вдвоем. Ну, то есть, втроем. Он лучше других знает, как это важно. Наруко просыпается, а я замираю каменным изваянием, как последний дурак. Большие глаза неопределенного, темного цвета смотрят неосознанно и пристально, оттого человек, ими обладающий, кажется еще таинственнее. – Пробудилось, чудовище, – фырчит Конан. – Никогда бы не подумала, что мне будет в кайф таскать на себе мешок с костями. – Ты такая очаровательная мамаша, – не могу не подколоть я. – Обычно говорят «моя девочка проснулась» и «никогда бы не подумала, что так здорово быть мамой». – Я же не героиня сопливой мелодрамы, – отмахивается эта необыкновенная женщина. – Сосать будешь, Наруко? Смотри, а это тот самый мужик, из-за которого у тебя такое идиотское имя! Ему сегодня… тебе сколько? – Двадцать пять. – Ему сегодня двадцать пять! А тебе еще ноль! Завидуй молча. Пока я пытаюсь отсмеяться в ладонь, Конан дает своей малышке грудь. Естественно, мадам этот процесс ни капельки не смущает. Ну… а я уже неоднократно видел ее обнаженной. – Мы решили отправить вас на побережье. Так будет лучше для семьи – Данзо об этом месте ничего не знает. Мне хочется, чтобы вы были в безопасности. – Ты же знаешь, что я отвечу. – Что мы идиоты. – Да. Но я согласна. Теперь у меня есть слабое место. Намного слабее, чем Кабуто или ты. Если с ней что-то случится, я вряд ли поднимусь на ноги снова, это будет конец всему. – Верно. Именно поэтому вы должны спрятаться на время, пока шумиха не утихнет. – Я и Наруко – мы уедем, но Кабуто должен остаться. – Конан… – Он единственный хороший врач у Джирайи. И не спорь со мной. – Нет, я буду спорить. Он ведь только-только стал отцом. Дай ему возможность насладиться этим, прошу тебя. Наши взгляды сталкиваются в немой борьбе. Конан поджимает губы и качает головой. – Нет. – Почему? – Если Саске будет ранен, а Кабуто окажется на другом конце страны, и из-за этого оборвется жизнь, что ты скажешь тогда? Фантазия живо рисует мне бледное лицо, пустой взгляд, направленный в никуда и холодные ладони с невозможно тонкими пальцами. Я отгоняю видение усилием воли, но оно возвращается снова, настырное, наглое. – Это наши проблемы, Конан. Мы сами виноваты в том, что происходит и готовы расстаться с жизнью в любой момент. Тем более всегда остаются обычные врачи. Сейчас я жив и здоров, верно? – Может быть… Сталь разогрета, можно ковать дальше – я берусь за дело со всей самоотдачей, на какую только способен. – Уверен, среди людей Джирайи есть еще кто-то, способный держать скальпель. Тем более я не хочу, чтобы Кабуто подвергал свою жизнь опасности, когда у него растет дочка. Кстати, ты бы видела, как он истеричил, когда мы сидели в общем зале… – Прекрати, – Конан отворачивается и быстро стирает слезинку тыльной стороной ладони. – Черт, ненавижу тебя за это. Я была уверена, что мое решение непоколебимо. – Не реви, ребенка напугаешь, – строго комментирую, осторожно положив руку ей на плечо. – Не переживай. Мы выкрутимся, обещаю. Ах да, я же принес тебе одну хреновину… Вытаскиваю из сумки небольшой мешочек, полный разномастных жемчужин, нанизанных на нитку. – Пускай это будет оберег от дяди Наруто. Конан с любопытством вытаскивает край нити, вертит в пальцах. – Это жемчужины? – Да. Я сам их вырастил на побережье. Хотел пришить Саске на фартук, но вот, нашелся вариант поинтереснее. – Они все разные. – Я экспериментировал. Повесишь над кроваткой – уверен, ни один монстр к Наруко не подберется. Наконец, Конан улыбается искренне, от уха до уха. – Там хоть мебель есть? – Конечно. Всё, что нужно. И морской берег в придачу. Через дорогу, на другой стороне улицы, отличная закусочная, где работал Саске. А! Буду благодарен, если ты заглянешь в лодочную мастерскую к Ируке-сану, передашь от меня привет. – Мы будем ждать вас в гости, – кивает она, бегло коснувшись моей руки. – Спасибо, Наруто. За все. Правда. – Не благодари. Мы обязательно приедем и съедим ваши запасы. – Оба, – прохладно добавляет она. – Живые, целые и невредимые, понял? – Обязательно. Когда я поднимаюсь, чтобы уйти, Конан вдруг приостанавливает меня. – Дай палец. – Зачем? – Заткнись и дай. Я протягиваю указательный палец. Хаюми подсовывает мою руку «мешку с костями». Хватательный рефлекс работает отлично – Наруко тут же сжимает новый объект пальчиками. Она уже наелась и смотрит по сторонам в поисках чего-нибудь интересненького. Пока я стою, как истукан, обалдев от ощущений, Конан откидывается на подушку и смеется. – Вот и стой так. А я посплю немного, ага? И смотри аккуратно, она у меня силачка, руку на раз-два сломает. – Мамочки. – А то. Через несколько мгновений малышка отпускает мой палец, но прикосновение остается на коже нежным фантомом. – Поздравляю, кстати. – Спасибо, – расчувствовавшись, целую Конан в лоб. И она спокойно позволяет мне это, словно так и должно быть в нашей маленькой корявой семье. Всё в порядке. Ухожу я, с удивлением обнаружив в своем сердце давно забытое ощущение материнской близости. Мягкое чувство – спокойное, безмятежное. Саске ничего не говорит, даже заметив на моем лице странную смесь боли и любви, в чистейшем ее виде. Как только мы садимся в машину, достаю из сумки телефон. Два пропущенных от Гаары. Саске молча заводит мотор, пока я вслушиваюсь в протяжные гудки. Как только они обрываются, и надломленный голос едва связывает буквы в слова, тело цепенеет и холод растекается от сердца, вниз, по коже и позвонкам, смывая спокойствие тонкими ледяными лезвиями. – Киба… пропал. Похоже, началось.