Уличная магия 3: Турнир

Сон – особое состояние человеческого сознания. Незащищенное, уязвимое. Ты словно раскрытый морской гребешок – достаточно кольнуть иголкой, чтобы повредить чувствительное нутро. Нет времени захлопнуть створки, нет возможности пошевелиться. И кричать тоже не получается. Еще это единственный способ достучаться до подсознания. Что-то вроде одной из множества стадий человеческого созревания, во время которой происходит распределение информации по ячейкам памяти. На самом деле всё до смешного просто. И, одновременно, ужасно сложно. Как известно, одной из самых важных составляющих личности являются воспоминания. Детали. Ощущения. Образы. Всё это влияет на нас больше, чем мы думаем. Больше, чем хотелось бы. Иногда достаточно всего одного мгновения, одного сказанного вскользь слова, чтобы маленький осколок человека осел в памяти и своей колкой гранью начал рыться в голове… Менять важные установки. Разрушать робкие идеи. Кромсать детские мечты. Я назвал его «Посредник» – и это знакомство началось неожиданно для нас обоих. Просто я провалился в темноту, а он поймал, подставил руки. Рефлекторно, пытаясь защитить себя самого. У Посредника спокойный взгляд, бархатистый голос и уверенный тон. Его образ узнаваемый и навязчивый, но несколько неполноценный, как будто кто-то вылил воду на рисунок – идея осталась, но цветное марево красок криво поплыло по холсту. Мы не знакомимся друг с другом. Просто начинаем диалог, как будто так надо, как будто не произошло ничего необычного. Подумаешь, боль добралась до мягкого нутра устрицы. В конце концов, такое случается каждый день. – Всё вернулось на круги своя. Что же ты не рад? – Я не хотел, чтобы так получилось. Я не хотел ранить Саске. Всё случилось само… так быстро… я ничего не успел понять. – Ничего не случается само, Бонни. Он мягкий. Мягкий, гибкий, текучий, постоянно перемещается, не дает мне сфокусироваться. Словно неуловимая тень, её призрачное отражение на глади тихого озера – не попадается на глаза, реагирует быстрее, чем я успеваю подумать. – Есть вещи, которые человек не в силах изменить, как бы ему не хотелось. – Всё это – просто оправдания. Скажи мне, ты счастлив? Чьей жизнью ты живешь сейчас? – Меня зовут Узумаки Наруто. Я – иллюзионист. Я… – Чудовище? Неожиданно его голос разбивает металлический лязг. Крошево мыслей оседает на моих висках, больно обжигая вены, отдаваясь пульсацией. Это новый сон? Или меня просто лихорадит? Цепи. Нет, дело не в металле, меня пугает не звук и не холод, не старые страшилки. Это самая кошмарная, самая уродливая конструкция в мире. Точнее не конструкция… структура. Меня с детства ужасала ее замкнутость, предопределенность. Так же сильно, как безысходность, бессилие, отсутствие цели и центра. Цепь – это символ бесполезности и слабости. – Саске-Саске-Саске… – Посредник одаривает меня своей бесцветной, неискренней ухмылкой. – Как много места он занимает в твоем разуме, подумать только. Кстати говоря, у меня есть теория, что Саске наконец-то разглядел в тебе «слишком много себя». Теперь он будет бежать. Бежать без оглядки, как можно дальше, потому что считает это... «нечто» опасным. Где-то совсем рядом раздается звон и скрип, словно надломленное дерево пытается устоять под порывами сильного ветра. Я иду на звук – с головой погрузившись в неприятные ощущения, в больной и обжигающе-ледяной поток отчаяния. От этих чувств ни выдохнуть, ни вдохнуть. Невидимые губы синеют от недостатка воздуха. В самом конце коридора я натыкаюсь на ломкий, жуткий силуэт. Учиха распят в уродливой конструкции из труб, лицо пустое. На нем нет ничего, кроме губ и кожи, натянутой на череп. И вместо рук почему-то торчат окровавленные ветки. «Лучше бы нам было умереть» – хрипит ужасное существо, и я просыпаюсь. Без крика, даже не вздрогнув, просто распахнув липкие веки и уперевшись рассредоточенным взглядом в потолок. Когда я пытаюсь осмотреться, внутренности скручивает всполохами боли. С третьей попытки мне удается прощупать ребра сквозь плотный корсет и чуть-чуть повернуться. Чертовски больно. Но не это самое страшное. Я чувствую себя настолько одиноким и пустым, что даже в космосе, в пространстве до краев наполненном вакуумом, больше живого. И нужного. Небольшой террариум – единственный источник света в комнате. Внутри расположился Орочимару, свернувшись вокруг ветки крупными белыми кольцами и щупая воздух тонким белесым язычком. А гадёныш подрос. Разжирел. И я даже рад его видеть. Кроме меня и кишки, в помещении никого. За дверью мертвая, неестественная тишина, как будто кто-то выкрутил регулятор звука в ноль. Лежать без движения невыносимо, поэтому я сажусь, сдавливая тягучий шарик ушиба внутри, через боль и дискомфорт. Постель скрипит под весом и через несколько ударов сердца в помещении появляется сонный, растрепанный Кабуто. – Да что же вы такие неугомонные? – поправив очки, ворчит он. – Как Киба? – спрашиваю, и не узнаю собственный голос. Я наорался на всю жизнь и сорвал всё, что только мог сорвать. Наверное, теперь всегда буду хрипеть и дребезжать, как старая повозка. – Я сделал всё, чтобы сохранить ногу, но пока он не сможет уверенно ходить. Кость не пострадала, мышцы сильно повреждены. Понадобится очень много времени, чтобы их восстановить. Как только он пришел в себя, то позвонил своему другу... Гааре, же? Сейчас они оба в операционной. Пауза повисает в воздухе тяжелой, грузной тучей. Чтобы хоть как-то ее развеять я задаю первый пришедший на ум вопрос. – Как думаешь, Данзо причастен ко всему этому? От одной мысли, что Киба из-за моих ошибок не сможет нормально ходить, горло и легкие сжимает стальными тисками. Кажется, я тут и умру. Задохнусь, захлебнусь ненавистью к себе. Что я могу сделать? Как всё это исправить? – Боюсь огорчить – сейчас мы имели несчастье сыграть с Хаку один-на-один. Данзо не имеет к этой ситуации никакого отношения. Не его стиль, слишком очевидные дыры. Прежде чем подставлять себя, своих людей и всех остальных, Данзо разрабатывает план. Это может занять месяцы, или даже годы. Я еще никогда не видел такой откровенно-наглой структуры. Хаку мог просчитаться по всем фронтам… но, знаешь. Сейчас не самый лучший момент для таких разговоров. Кабуто подходит ближе и кладет руку в перчатке мне на плечо. Сжимает неощутимо, мягко. По-дружески. – Наруто, ляг, пожалуйста. Я уже перезарядил твой насос, но у тебя трещина в ребре. Да и всё остальное не в лучшем состоянии. Хотя, если честно, я думал, всё будет намного хуже. Учитывая, что вы дрались чуть ли не насмерть, тебе еще повезло. – Где сейчас Саске? – спрашиваю опасливо, боясь услышать что-то... боясь услышать правду. В последнее время от нее одни проблемы. – Уехал с Суйгецу и Итачи несколько часов назад. Прости, но я не знаю, куда именно. – Как он? – Оправится через недельку-другую. Ну, физически. Спрашивал, что с тобой, и я ответил, как есть. Так что, извиняй. Саске выглядел… уставшим. Ну, оно и понятно, только вот я никогда бы не подумал, что он способен полностью потерять над собой контроль. Еще я рассказал ему свои предположения насчет Хаку. О твоих шрамах умолчал. Следом за Кабуто в комнату неожиданно заходит Гаара. На бледном лице искрой-росчерком проявляется грустная, тоскливая улыбка. – Простите, я услышал голос. Киба уснул, поэтому… можно я поговорю с Наруто? – мягко просит он, и Кабуто кивает, пропуская светотехника вперед. – Если понадоблюсь, зовите. Он выходит, и несколько минут мы молчим, растерянно разглядывая друг друга. Глаза Гаары наполнены тоской, обидой, неуверенностью, но я чувствую, что он не держит на меня зла. Или просто еще не знает всей истории целиком? Если честно, больше всего я боялся, что они отвернутся от меня, узнав всю правду. Близкие, родные люди, моя неполноценная семья – куда я без них? Кто я без них?.. – Как ты себя чувствуешь, Наруто? – …тебе честно? – Можешь соврать, но я и так вижу, что ты никакой. Что случилось? – Я... снова все разрушил. Уже в который раз… не смог сопротивляться одному ублюдку и подставил всех под удар. – Эй… ты же не собираешься впадать в крайности? – Пока не знаю, Гаара. Может быть, сейчас нет другого выхода. – Наруто, ты говоришь так, словно собираешься застрелиться, как только я уйду. Мне не нравится это твое псевдоспокойствие. Если ты переживаешь насчет Саске – вы обязательно помиритесь. Ты же знаешь, это дело времени. Наконец, он аккуратно садится на край постели. А потом и залезает с ногами, ложится рядом, обнимает как можно аккуратнее, стараясь не причинить боли. – Если бы только всё было так просто, – я сжимаю руку Гаары в своей, и он снова улыбается. – Он сказал, что мне было бы лучше умереть. Самое смешное то, что он прав. Но если я сдамся, это будет конец всему. – Саске на эмоциях наговорил тебе всяких глупостей и на самом деле он так не думает. Наверняка уже сожалеет о том, что сказал. Похоже, больше я не могу держать моих друзей в неведении. Подвергать их опасности и молчать при этом – как-то чересчур низко. – Гаара, я по уши в дерьме. Настолько, что мне никогда не отмыться, даже если придется снять с себя кожу. Вы все в опасности – все, до единого. Я не хочу, чтобы ты или Киба были втянуты в это снова. – Наруто? – Сабакуно приподнимается на руке, пытаясь всмотреться в мои глаза, но я промаргиваюсь и на всякий случай отворачиваюсь. – Не говори так, словно ты совсем один, прошу тебя… И тут Гаара начинает гладить меня по голове. Аккуратно, нежно, как маленького ребенка, который ушиб пальчик. Тогда мои до предела натянутые нервы не выдерживают. Хватит. – Я… думал, что поступаю правильно. И верил в это. Со мной что-то происходит, Гаара, что-то такое, с чем никто не сможет помочь. Хаку вскрыл всё самое плохое, что есть внутри меня, вытащил это наружу и дал проявиться. И теперь… – Этот твой Хаку мог сделать что-то подобное с любым, Наруто! В каждом человеке есть плохое и хорошее. И где грань – это решаешь только ты, так ведь? Не первый раз я слышу подобные слова. Хотя, нет, пожалуй, эти мысли принадлежат и мне тоже. Только вот как я могу верить, после всего? Получается, я сам решил поднять оружие на Саске? – И что я должен почувствовать, увидев моего парня в постели с лучшим другом? Голос Кибы заставляет нас обоих вздрогнуть и подорваться. Когда боль раскаленным колом пронзает грудь, я сжимаю зубы и заставляю себя поднять взгляд – это не так важно, как Инузука здесь и сейчас. Он стоит, прислонившись плечом к косяку и удерживая вес на одной ноге. Перебинтованный с шеи до ног, в синяках, но глаза горят невыносимо ярко: лихорадочным, счастливым блеском. Какой же он настоящий и искренний сейчас – это просто страшно. Как будто на нем ни кожи, ни мяса не осталось. Одни чувства. – Как насчет присоединиться? – мягко смеется Гаара, и Киба ковыляет к нам, чтобы с шипением сесть на край и развалиться поперек моих ног. Совсем как собака. – Узумаки, твою же налево, что ты натворил? Какого лешего, а? И тогда я начинаю говорить. Да так, словно ждал этого всю свою жизнь. Я рассказываю им все. От начала и до конца: как связался с Дейдарой, как во всем этом замешан Саске, что происходило раньше и что произошло вчера. Рассказываю о том, как сильно Хаку влияет на меня, о том, что он теперь словно сидит у меня в голове и выжидает подходящего момента, чтобы нажать на спусковой крючок. Рассказываю про Данзо, про стычки, про нежеланный навязанный титул черного короля. Даже про то, что во всем этом круговороте дерьма в первую очередь виноват я один. Хотелось бы в некоторых местах обойтись без Учихи, но очень скоро я понимаю, что это невозможно. Он уже неотделим от меня, слился с сердцем, проник всюду, заполнил каждый уголок моей жизни. И сколько шрамов ублюдок оставил на каждом участке – подумать только! Сам же ставит, и сам же потом зашивает – маньяк-психопат-швей-моторист… Куда он смылся и какого черта? Почему всё должно быть именно так, через задницу, через шипы и минное поле? Почему нельзя доверять друг другу, почему нельзя обойтись без черни, без предательств?.. Как только я замолкаю, пытаясь перевести дух после долгого рассказа, внутри вскипает злость. Под одеялом жарко – я пытаюсь выкрутиться и осторожно спускаю ноги с края постели, благо Киба переполз поближе к Гааре и освободил мои лодыжки. В висках все еще пульсирует и меня охватывает чувство бессмысленности, бесполезности, никчемности. Раньше я без труда отмахивался от цепей отчаяния всеми своими ментальными силами. Черт... Нельзя опускать руки. Нельзя сдаваться. Я справлюсь, всегда справлялся. С Саске или без, с друзьями или без них. Всё обязательно наладится. «Ты правда в это веришь?» – ехидно шепчет Посредник. – Я… понятия не имел, что все настолько серьезно, – неуверенно начинает Гаара. – Ты рискуешь жизнью. Ради чего? – Ради нее и рискую. Я привязан к своей мечте, Гаара. Если я не буду бороться за нее, то кто будет? – А если ты проиграешь? – тихо интересуется Киба. – Тогда я вряд ли успею расстроиться. Хорошо звучит. Лгать нельзя, но я и так был слишком откровенен. Киба не знает самого главного – так даже лучше. Я должен победить Хаку. Сначала того, что посередине, потом настоящего. Просто должен. Прежде чем бросаться на поиски Саске, чтобы набить ему морду еще раз. Прежде чем решится судьба концерта. Прежде чем Киба снова сможет нормально ходить. И, кажется, с этой победой мне придется поторопиться.